Продолжение 20

ВрИО палача с двумя подручными, скинув тулупы и оставшись в красных рубахах и шароварах с плетями за поясами, поднимаются на помост и проверяют крепость верёвок, давая время своим "клиентам" увидеть всё в подробностях. Затем конвой подводит их к позорным столбам и заставляет опуститься на колени. Секретарь суда громко, чтобы слышали все, зачитывает длинный и многословный приговор. Тишина вокруг поистине гробовая...

— ... По рассмотрении дела, произведённого Высочайше утверждённой Военно-Судной Комиссией, признать Александра Керенского, Николая Некрасова, Павла Милюкова, Александра Коновалова и Михаила Терещенко виновными в умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка, подготовке и организации мятежа...

Терещенко поднимает голову и смотрит в безучастное серое небо, Керенский по-прежнему индифферентен, Некрасов закрывает лицо руками, Коновалова начинает бить крупная дрожь... М-да, незабвенный Гучков здесь очень неплохо смотрелся бы! Может, и зря я подарил ему милостивую быструю смерть?.. Нет, не зря! Если бы он был жив, всё было бы на порядок хуже и кровавей!..

— ... и приговорить к лишению всех прав состояния, конфискации имущества, и казнить смертью через повешение!..

Звучит "На Кра-УЛ!", тишина разрывается барабанной дробью. От генеральской свиты отделяется один из офицеров и, подойдя к Милюкову, ломает над его головой подпиленную шпагу. Сумрак на мгновение разрезается магниевой вспышкой фотоаппарата. Палач с подручными подхватывают первого приговорённого под руки, заставляя подняться и, содрав с него пиджак и рубашку, одевают через голову бесформенный белый саван. Ещё секунда, и руки в длинных рукавах задраны вверх и продеты в кандалы на столбе. На шею вешается чёрная табличка "Государев преступник"... Потом наступает очередь второго... Третьего... Четвёртого... Последним к позорному столбу приковывается "Первая любовь революции" и "Солнце свободы России" Керенский... Снова вспышка магния...

Тягуче скользят секунды, медленно и неотвратимо складываясь в минуты... Две... Пять... Барабаны всё это время выдают своё рокочущее "трам-та-та-там"... Солдаты-арестанты съёжились и замерли, как кролики перед удавом... Наверное, каждый из них поневоле представляет себя на месте белых фигур в смертном одеянии у столбов... Десять минут... Всё!.. Снова наступает тишина, но ненадолго. Теперь дело за священником...

Батюшка подходит к каждому, тихо читает отходную и даёт поцеловать крест... Ещё живых покойников "труженики эшафота" заставляют поочерёдно подняться на помост и, накинув каждому на голову колпак савана, одевают петлю на шею. Вот теперь самый критический момент! Если кто-нибудь не удержит равновесия, или потеряет сознание, — вздёрнется по-настоящему!..

Скрип тормозов, из подъехавшего авто выпрыгивает фельдъегерь, несётся к Келлеру, козыряет и вручает запечатанный пакет. Фёдор Артурович вскрывает конверт, пробегает глазами по строчкам и передаёт бумаги секретарю. Тот снова выходит вперёд...

— Его Императорское Высочество Регент Империи Великий князь Михаил Александрович по прочтении доклада Комиссии изволил смягчить наказание приговорённым и заменить повешение расстрелянием!.. А тако же, учитывая чистосердечное раскаяние и готовность делом искупить вину, повелел заменить осужденным Павлу Милюкову и Михаилу Терещенко смертную казнь бессрочной каторгой!..

Ну да, Артурыч говорил, что с ними есть смысл ещё повозиться. Одного, учитывая авторитет у кадетов, склонить к работе под контролем, второй должен будет минимизировать эротически называемые займы господина Рафаловича во Франции. Через месяц-другой каторгу заменят ссылкой, поживут полгодика-годик в каком-нибудь Мухосранске, потом — Высочайшее дозволение вернуться и работать на благо Империи. А нет, — кедровые орешки до смерти собирать будут. Прецедент в истории имеется, Бессонов рассказывал про некоего поручика, который годиков пятьдесят назад за вредные идеи получил расстрел, который заменили каторгой, а через несколько лет был восстановлен в правах, вернулся в Питер, а под старость, в девятьсот шестом, даже был избран в Государственный Совет!..

Эшафот уже пуст, все вернулись к своим столбам. С Милюкова и Терещенко сдирают саваны и накидывают на плечи арестантские халаты с бубновым тузом на спине. Двое конвойных тащат их под руки к "позорной" телеге, похоже, Милюков невменяем, ноги бессильно волочатся сзади, он только изредка пытается ими перебирать. А Терещенко шустро бежит, наверное, считает, что опять под счастливой звездой из мамки вылез... Вот теперь — фокус номер два! Только бы он удался!..

Фёдор Артурович в сопровождении Кутепова подходит к арестантской роте, но обращается к конвою, только приехавшему с фронта...

— Ну что, солдатушки-бравы ребятушки?..Опозорили свои знамёна?.. Не вы!.. Они! — Генерал показывает рукой на арестантов. — То, как вы на фронте сражаетесь, я знаю! Германцы вон Волынский полк уже по жёлтой тесьме узнают, "Железным Региментом" прозвали!.. А теперь из-за вот этих... знамя — в цейхгауз и на расформирование?.. Чего молчите?..

— ... Ваше Высокпревосходитство, дозвольте! — Подаёт голос из строя, насколько я вижу, фельдфебель с полным набором Гергиевских крестов. — Нет на них наших погонов, не наши они!.. И не были никогда, тараканы запечные!.. Пущай их вот так же, как энтих!.. Преображенцы!.. Литовцы!.. Почто молчите?.. Так же решаете, братцы, али как?..

Выслушав одобрительный гул, Келлер поворачивается теперь к "революционерам":

— Слыхали? Вы — никто! Не хотели стать героями, будете дохнуть на каторге!.. Хотя!.. Нужен полувзвод добровольцев в расстрельную команду! Кто хочет жить — два шага вперёд!

О как быстро сообразили! Очень неймётся им купить свою жизнь ценой смерти других!.. М-дя, удался эксперимент. Из них теперь будем охрану лагерей делать. Не царской каторги, а какого-нибудь СЛОНа, созданного "кровавой гэбнёй". Я, правда, не знаю от слова "воопче", как там всё должно быть устроено, но надеюсь, что Артурыч с Павловым вспомнят "Архипелаг ГУЛАГ" ненаучного фантаста Солженицына...

Принесённые винтовки идут нарасхват. Мои "призраки" незаметно для посторонних глаз готовятся открыть огонь, если вдруг кто-то из расстрельщиков решит перепутать цели... Нет, по команде послушно выстраиваются в десяти метрах перед столбами...

— Товьсь!.. Цельсь!.. Пли!..

Нестройный залп останавливает мысли. Эхо мечется между равнодушных ко всему стен. Четыре фигуры безвольно повисают, привязанные к столбам... Через пару дней здесь будет ещё одна казнь. Потом ещё... Кандидатов на столбы много. Одних бывших генералов больше десятка. Алексеев, — ну тот и до расстрела может не дожить, совсем старикашку болячки одолели. Рузский, Гурко, Маниковский, Крымов, Теплов, Якубович, ещё куча им подобных... Энгельгардт, Барановский, Туманов. Бывший Великий князь Кирюха тоже своей очереди ждёт, мается неизвестностью...

Чёрный столб... Красная кровь на белом саване... И серое небо над всем этим... Хреновенький пейзаж...

*

Первопрестольная встретила нас явными признаками весны. И отсутствием того напряжённо-нервного ожидания ещё какой-нибудь пакости, которое давило на мозг в Питере. Фёдор Артурыч, скрепя сердце, оставил порулить несколько дней Петроградским округом любезно согласившегося генерала Маркова, и тоже приехал. Ибо накопилась куча вопросов, многие из которых нужно было решить вчера, если не ещё раньше. Самым главным из которых было — что делать с "полоном". Несостоявшийся "Хозяин земли Русской" не разжалованный пока ещё ВК Кирюха, Милюков и Терещенко прибыли с нами и были тут же помещёны в самые "комфортабельные" камеры батальонной гауптвахты. Дух которой, наверное, очень обрадовался новым гостям из-за редкого посещения другими прямоходячими двуногими и выставленным в их честь вооружённым до зубов и очень суровым караулом. И если со вторым и третьим особых вариантов не предвидится — психологическая обработка с применением новейших околомедицинских достижений академика Павлова, и затем ударный труд на благо Отчизны и Регента, то с неким гражданином Романовым Кириллом Владимировичем ещё тьма тьмущая неясностей. До сих пор не было прецедента, ну, за исключением княжеской междоусобицы тысячелетней давности, чтобы братья, пусть и двоюродные, друг другу кровь пускали. В масштабах империй — не вопрос, но вот лично приговаривать к высшей мере... Великокняжеский курятник и аристократИя этого не поймут. И, как бы их кудахтанье не было слишком громким... Хотя ВККВ первый начал и тут даже по Библии — око за око. Тем более, что смерть Аликс целиком и полностью на его совести...

С самого утра согласно Высочайшему повелению прибыл в Петровский дворец немного поработать офицером по особым поручениям. Пользуясь случаем, с удовольствием пообщался с Михалычем и остальными казаками-бодигардами, обратив внимание на их многозначительные улыбки. Гриша, проводив до дверей кабинета, напоследок шепнул на ухо, чтобы я ничему не удивлялся, чем вверг мою вечно сомневающуюся натуру в состояние перманентной паранойи.

— Ваше Императорское Высочество, подполковник Гуров по Вашему приказанию прибыл! — Рапортую спине разглядывающего что-то через окно Великого князя Михаила.

— Здравствуйте, Денис Анатольевич! — Регент поворачивается ко мне...

Хорошо, что мои орлы меня предупредили, а то бы лежать бедняге на ковре с вывернутыми ручками и орать "Спасите-помогите!!!". Внешность — не отличить, но!.. Взгляд чужой, голос чуть другой, интонации абсолютно незнакомые, держится немного напряжённо... Убираю машинально дёрнувшуюся руку от кобуры и, стараясь выдержать приличный тон, спрашиваю:

— Простите, любезный, я случайно дверью не ошибся? Где я могу увидеть Его Императорское Высочество?..

— Здесь, Денис Анатольевич!.. — Знакомый голос раздаётся одновременно со звуком открывающейся двери. — Простите за маленький розыгрыш!..

Поворачиваюсь навстречу Михаилу Александровичу, пожимаю протянутую руку и жду объяснений.

— До поры всё держалось в полнейшем секрете. От всех. Позвольте представить.. — Великий князь несколько виновато улыбается и, протянув руку, показывает на "самозванца". — Ротмистр Отдельного корпуса жандармов Александр Николаевич Егужин. Переведён в Москву из Николаевска-на-Амуре.

— Я так понимаю, что из-за феноменального сходства с Вами? — Задаю в принципе абсолютно ненужный вопрос. Так, для поддержания разговора. И пожимаю руку Михаилу Љ2.

— Да. В отсутствие Его Императорского Высочества должен изображать его персону в нужном месте в нужное время. — Блистает собеседник недавно ставшей модной фразой. — Если позволите, господин полковник, хотел бы позже встретиться с Вами и поговорить.

— Всегда к Вашим услугам! — Беседа, конечно же, пойдёт о том, каким макаром я догадался.

— Александр Николаевич, прошу Вас продолжить, а мы с Денисом Анатольевичем побеседуем в другом месте. — Регент ставит точку в словопрениях...

Вместе с Великим князем удаляюсь в небольшой кабинет. Пара кресел, диванчик, письменный стол с малахитовым чернильным прибором, шкафы с книгами. Окна задёрнуты плотными портьерами, но электрическая люстра даёт достаточно света, чтобы прочитать заглавия на корешках...

— Чуть позже мы отправимся в Институт, Иван Петрович и Фёдор Артурович ждут нас к обеду. А сейчас я хочу, чтобы Вы поприсутствовали при беседе с одним человеком. На случай, если понадобится помощь... Не мне, — ему... — Регент нажимает кнопку на столе и отдаёт распоряжение появившемуся Митяеву. — Григорий Михайлович, попросите привести Григорьева.

Гриша исчезает, а Михаил Александрович вводит меня в курс дела:

— Я приказал доставить сюда осуждённого генерала Григорьева, бывшего коменданта Ковенской крепости. Сегодня мы ещё поговорим об этом, но мне кажется, что я делаю правильный шаг. На сегодняшний день наша пенитенциарная система далека от совершенства. Я имею в виду наказания по политическим преступлениям. У меня нет никакого желания отправлять пойманных мятежников в ссылку, или на каторгу. Поэтому, помня ваши рассказы о так называемых "Ежовских лагерях", я хочу создать примерно такие же.

— Прошу извинить, но то, что рассказывалось — большей частью бредовые выдумки диссидентов. Неизвестно, как оно было на самом деле.

— Нет, массово расстреливать и, как Вы выразились, "стирать в лагерную пыль" никто никого не будет. Но расположить лагеря с осуждёнными поблизости от... Ну, допустим, — мест, где можно добыть, или делать что-то полезное... Мысль довольно правильная...

Никак Воркуту собираемся строить! Других проблем у нас нет?.. Хотя, мысль, действительно, правильная. Но несвоевременная...

— И я не хочу, чтобы вновь созданные... э-э-э... учреждения подчинялись Главному тюремному управлению. Поэтому ими будет руководить КГБ...

Кто-чего?!!.. Не понял, больно уж аббревиатура знакомая! Причём, все три буквы!..

— ... Отдельный корпус жандармов преобразовывается в Корпус Государственной Безопасности. И в его ведении будут находиться лагеря и тюрьмы с политическими...

Разговор прерывается вошедшим с докладом Митяевым:

— Ваше Императорское Высочество! Осуждённый Григорьев доставлен!

Повинуясь взмаху августейшей руки, Михалыч делает шаг в сторону и командует:

— Проходь!..

В кабинет входит изнемождённый старичок в наспех подогнанном по фигуре костюме, изумлённо озирающийся по сторонам. Великий князь решает не тянуть паузу:

— Здравствуйте, Владимир Николаевич!

Григорьев, подслеповато щурясь, молча смотрит на Регента, посему прихожу ему на помощь:

— Перед Вами Его Императорское Высочество Регент Российской Империи Великий Князь Михаил Александрович!..

— З-з-дравия жел-лаю, В-ваше Императорское Вы-ысочество!.. — Григорьев от неожиданности не сразу справляется с трясущейся челюстью. — Ч-чем я...

— Успокойтесь, Владимир Николаевич... Я распорядился привезти Вас сюда для того, чтобы восстановить справедливость. Рад сообщить Вам, что недавно созданная Военно-Судная Комиссия по моему указанию изучила Ваше дело и пришла к выводу, что Вы стали невольной жертвой...э-э-э... закулисных игр, затеянных некоторыми высокопоставленными особами. Поэтому приговор военно-окружного суда отменён... Вам возвращены дворянство, чин и награды, Ваше доброе имя реабилитировано...

М-да, видать, сильно он нужен Регенту, вон как новомодными словечками кидается, соловушкой разливается. О, шок — это по-нашему. На Григорьева смотреть жалко. Ещё немного, и хлопнется генерал без нашатыря. На ногах еле стоит, и глазки подозрительно блестят... И еле сил хватает руку поднять и перекреститься... Подхожу к столу, наливаю из графина в стакан воду и предлагаю готовому бухнуться на пол высокопревосходительству. Ему бы сейчас сто грамм, ну да за неимением гербовой... Как всегда, любая жидкость оказывает своё успокоительное действие, и у генерала прорезается голос:

— Ваше Императорское... Высочество!.. Я... Я не знаю, как... как благодарить Ваше Императорское...

— Полноте, Владимир Николаевич! Я рад исправить ошибку, сделанную не по моей вине, но всё же... Мои помощники изучили документы, в том числе и Вашу телеграмму о необходимости фланговых ударов по армии Литцмана, и распоряжение генерала Радкевича оставаться при штабе 34-го корпуса. И теперь он вместе с генералами Дорошевским, Сирелиуомс, Толубаевым и остальными причастными должны дать мне чёткий, ясный и недвусмысленный ответ — на каком основании Вас должны были арестовать, и почему Ваши аргументы тогда на заседании не были услышаны...