Продолжение 20

Камергер заканчивает оглашение, откладывает бювар и берёт ещё одну папочку, попухлее. Открыв её, подходит к Великому князю Михаилу.

— Полковник Кутепов, поздравляю Вас с чином генерал-майора. — Регент, взяв из папки погоны, вручает их адресату. — Благодарю Вас, Александр Павлович! Насколько я знаю, офицерское собрание Преображенского полка доверило Вам возглавить суд чести, что говорит о Вашей кристальной честности. И во время мятежа Вы остались верны присяге и не стали трусливо отсиживаться по квартирам, как иные гвардейские офицеры. В новом чине вакансии в полку для Вас не найдётся, поэтому мы решили назначить Вас комендантом Петропавловской крепости.

— Служу Престолу и Отечеству, Ваше Императорское Высочество! — Судя по тону, Кутепов несколько ошарашен произошедшими с ним переменами. А вообще — решение правильное. Верный офицер на очень нужной должности. Насколько я знаю, по значимости — третий человек в Питере после... теперь уже Регента и генерал-губернатора. И крепость легко переводится из декоративного в боевое состояние. Подкинуть пулемётов, пушек, сделать нормальную радиосвязь... В случае чего и до узников с арсеналом никто живым не доберётся, и спрятаться там можно, ежели приспичит...

— Старший лейтенант Воронов, поздравляю Вас с чином капитана второго ранга. — Михаил Александрович вручает следующую пару погон. — Павел Алексеевич, во время известных событий в Царском Селе, Вы показали себя с самой наилучшей стороны. Более того, сумели переубедить часть матросов, обманом вовлечённых в заговор.

Господин капитан второго ранга, Вы назначаетесь командиром сводного батальона Гвардейского Экипажа вместо капитана 1-го ранга Мясоедова-Иванова. Прошу подготовить соображения по замещению образовавшихся офицерских вакансий... Да, Великая княжна Ольга Николаевна пожелала стать шефом Гвардейского экипажа. Надеюсь, у Вас не будет возражений...

Оп-па, какие взгляды-молнии! Ну, вы ещё покраснейте, сладкая парочка!.. Ага, Ольга Николаевна немного зарумянилась, а Воронов держится... Интересно, а кто теперь всем Экипажем командовать будет вместо Кирюхи? Надо будет потом у Артурыча спросить...

— Капитан Гуров-Томский, поздравляю Вас с чином подполковника.

Делаю три шага вперёд, останавливаюсь, и Регент вручает мне мои новые погоны. Как и положено, рявкаю "Служу Престолу и Отечеству!".

— Вам, Денис Анатольевич, новой должности не предлагаю, зная Ваше желание не расставаться с батальоном. Генерал Келлер говорил мне, что у него была идея развернуть его в полк, но Вы оказались против.

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Выигрывая в количестве, проиграем в качестве. Второй состав батальона только сейчас дотягивается до уровня первого. Если набирать ещё людей, не хватит командиров и инструкторов...

Становлюсь в строй, видя удивлённое лицо полк... извините, уже генерала Кутепова. Это, в смысле, отказ от статуса полкового командира вызывает такие эмоции, или слово "инструктора"? Ничего, мне с Его превосходительством теперь тесно общаться придётся, наудивляется ещё...

По окончании церемонии нас с Фёдором Артуровичем останавливет знакомый уже "бодигард" вдовствующей императрицы Тимофей Ящик:

— Ваше Высокопревосходительство, дозвольте обратиться к его высокоблагородию... Вас просят в кабинет. Пойдёмте...

Стоявший рядом Келлер, с которым только хотел обсудить ближайшие планы, с понимающей улыбкой удаляется. А я вслед за казаком поднимаюсь на третий этаж, он доводит меня до нужной двери. В отличие от остальных помещений этот кабинет кажется строгим и даже аскетичным. И видно, что нечасто тут кто-то бывает и что на всём чувствуется аура предыдущего хозяина... Небольшой письменный стол, пара кресел, диванчик, два шкафа с книгами... Великий князь Михаил стоит возле окна и, задумавшись, смотрит куда-то вдаль и даже, кажется, неслышно разговаривает с кем-то видимым только ему...

— Ваше Императорское Высочество, капитан Гуров...

— Полноте, Денис Анатольевич, официальная аудиенция закончена. Вдовствующая императрица и я хотели поговорить с Вами приватно. Мы обсуждали с ней одну довольно... щекотливую тему, касающуюся всех нас. Я имею в виду носящих фамилию Романовы. Здесь, в личном кабинете отца этому разговору будет самое подходящее место. К сожалению, времени у нас мало, поэтому я буду говорить без обиняков...

Регент делает паузу, снова поворачиваясь к окну. Видно, что ему нелегко дались последние дни. Нахмуренные брови, складки у рта, взгляд стал жёстче и угрюмей...

— Денис Анатольевич, прошу понять меня правильно, сейчас я изложу личную просьбу... Правящие не могут позволить себе такую роскошь, как личная месть. Моя супруга и мой сын погибли. Я знаю, кто и по чьему наущению это сделал. Но суду подлежат только оставшийся в живых исполнитель, Барановский и Кирилл, которого прежде нужно будет лишить великокняжеского титула. Остальных даже ныне создаваемые трибуналы не признают виновными. А я хочу, чтобы кару понесли все!.. Может быть, это малодушно и недостойно... Впрочем, это — личное, простите... Когда-то в кабинете академика Павлова Вы говорили о том, что наказаны должны быть все независимо от юридических выкрутасов. И что в Вашей истории существовали некие "эскадроны смерти"...

— Прошу принять мои соболезнования, Ваше Императорское Высочество! Насчёт эскадронов — да, таковые были, правда, не в России, а в Латинской Америке. Нелегальные, или полулегальные военизированные организации, которые боролись с противниками правительств, действовавшими террористическими и партизанскими методами. Иными словами — удар на упреждение и возмездие за преступления. С этим я согласен целиком и полностью. Но помимо этого в их практике было много такого, что считаю несовместимым с честью офицера... Пытки, насилие над ни в чём неповинными людьми, шантаж, вымогательство...

Оборачиваюсь на звук открывающейся двери и вытягиваюсь по стойке смирно. Потому, как в кабинет входят вдовствующая императрица и Великая княжна Ольга.

— Я хочу ещё раз поздравить Вас, господин полковник. — Мария Фёдоровна очень серьёзна. — И прошу простить за то, что даже не дали времени привести форму в порядок. Я имею в виду новые погоны. Дело в том, что всё, что здесь и сейчас будет сказано, должно остаться тайным от всех... Вы уже два раза доказали свою честность, самоотверженность и преданность нашей семье. Я хочу просить Вас и впредь быть её стражем.

— Покорнейше благодарю Вас, Ваше Императорское Величество! — Стандартная фраза — всё, что могу выдавить из себя.

— Вы вправе отказаться, но сделать это должны прямо сейчас. Дело в том, что я хочу просить честного человека заняться бесчестным делом...

Кажется, я начинаю догадываться, откуда ветер дует и почему ВКМ завёл разговор об эскадронах...

— Можете распоряжаться мной как угодно. Я готов сделать всё для безопасности императорской Семьи!..

— Я начну издалека... Вы, конечно, знаете о крушении поезда императора Александра III... Мы все тогда чудом спаслись. Если бы не Саш... Его Величество, державший, насколько это было возможным, рухнувшую крышу вагона, погибли бы мы все, кроме Михаила и Ольги... Великой княжны Ольги Александровны... Расследование пришло к заключению, что виной всему было плохое состояние железной дороги. Это было сообщено для широкой публики, чтобы не вызвать волнений. На самом деле в вагоне взорвалась бомба. Её принёс помощник повара, который был связан с террористами из "Народной Воли". Он выставил часовой механизм на время нашего завтрака и отстал от поезда на предыдущей станции. Потом он бежал в Румынию, затем появлялся в Швейцарии и, наконец, осел в Париже. Там его заметил генерал Селивёрстов. Он долгое время заведовал Политическим отделением МВД, а, уйдя в отставку, жил в Париже. Генерал сообщил об этом в Петербург, а вскоре его нашли мёртвым. Поварёнок тоже был убит. Причём, накануне он сообщил журналистам, что готов раскрыть все подробности той катастрофы... Но убийцы не учли одного! Все бумаги генерала Селивёрстова были опечатаны и отправлены дипломатической почтой в Столицу. Там их тщательно изучили... Я не хочу вдаваться в подробности, но один верный человек предоставил мне убедительные доказательства того, что за покушением и убийствами стоял Великий князь Владимир Александрович... Связь поварёнка с революционерами была вторым дном, на котором должны были остановиться самые пытливые умы... Я открыла правду супругу, но он не хотел ни во что верить. Слишком был привязан к младшему брату...

После кончины императора Владимир постоянно пытался скомпрометировать Николая. Наиболее успешно ему это удалось в Кровавое воскресение. Будучи командующим Петербургским военным округом, он все обязанности переложил на начальника штаба. Но в тот день лично отдал приказ о жесточайшем вооружённом пресечении беспорядков. Несмотря на все возражения и уговоры...

После смерти Великого князя Мария Павловна, его супруга, продолжила интриги, видя одного из своих сыновей следующим императором. Результат её действий Вы видели своими глазами... Они все должны ответить!..

— Прошу меня извинить, но Великие князья тоже носят фамилию Романовы. И судить их может только император... — Меня уже агитируют! Я обеими руками "за", но слово должно быть сказано!

— Одного своего сына я потеряла из-за неизлечимой болезни! Сейчас теряю второго, Николай собрался принять постриг! Я не хочу потерять ни единственного оставшегося сына, ни девочек и Алексея, оставшихся по чьей-то злой воле сиротами! Они все должны умереть! — Вдовствующая императрица подходит к Михаилу и становится рядом, как бы закрывая от опасности. И я почему-то вместо пожилой женщины вижу разъярённую валькирию Дагмар Христиандоттир.

— Ваше Императорское Величество! Ваше Императорское Высочество! Я жду дальнейших указаний! — Раз уж здесь появились валькирии, то почему бы мне не стать их хирдманном-берсерком? Как там пели викинги — "Ветер попутный нам и смерти"?..

*

Через два дня Его Императорское Высочество Регент Михаил со свойственной венценосным особам непосредственностью через Келлера напомнил, что я до сих пор числюсь офицером по особым поручениям, и вот прямо в сей момент таковое и надо исполнить. Для чего явиться в Зимний сегодня к четырнадцати ноль-ноль без опозданий и при самом полном параде, то есть, нацепив на себя всё, что только можно.

Пришлось с сожалением прервать игру "Верю — не верю" с коммандером мистером Френсисом Кроми, которая заключалась в том, что британец изо всех сил пытался изобразить свою непричастность к заговору, а также свою уникальную бело-пушистость. А злой русский подпол никак не хотел верить его отчаянным фантазиям и постоянно докапывался до мелочей, в которых просвещённые мореплаватели с Острова привыкли верить друг другу на слово. В общем, попался тупой русский чурбан, который никак не хотел понять, что слово джентльмена является таким же убойным доказательством, что и найденная неопровержимая улика...

"Мон женераль" Фёдор Артурыч ещё раз осмотрелся в зеркале сам, затем придирчиво устроил мне персональный строевой смотр, и, наконец, предложил прокатиться до Зимнего вместе в генеральском автомобиле. А пока есть время, попить чайку и поговорить о некоем деле. Важном и для нас новом...

— А скажите-ка мне, любезнейший Денис Анатольевич... Насколько Вам дороги Ваши ордена? И как посмотрите на то, чтобы лишиться одного-двух?

— Силой отбирать будете, Ваше высокопревосходительство, или полцарства и принцессу в нагрузку предложите? Так я свою королевну уже нашёл. А полцарства если надо будет — отберём у кого-нибудь. Чьи сейчас Канары, к примеру?..

— Нет, я серьёзно. Павлов, кстати, персональный автор сей задумки, просил похлопотать перед Вами, мол, уважьте старика. Михаил Александрович тоже в курсе, хоть и сомневается в успехе. Но просил просто поговорить и не принуждать. А дело вот в чём...

Последовавшую за этим предисловием идею я обдумывал всю дорогу ко дворцу. Идиотская фантазия чёрного пиарщика с диагнозом "шизофрения в стадии хронического обострения". Но ведь может и выгореть!..

В кабинете Регента помимо меня были ещё двое штатских. Которые оказались министрами дел. Николай Николаевич Покровский — иностранных, Александр Дмитриевич Протопопов — внутренних. Ожидание было недолгим, минут через семь появился Великий князь Михаил, а ещё через минуту громко-торжественным голосом было возвещено о прибытии на аудиенцию полномочного посла Британской империи сэра Джорджа Бьюкенена. Коим оказался тощий, полностью седой старикашка с бывшими когда-то изящными усами и взглядом типичного англицкого джентльмена, надменно взирающего на мир через призму величия своей империи и себя любимого. В сопровождении, скорее всего, личного секретаря и переводчика. За восемь лет жизни в Питере не выучить русский язык — характерный штришок, однако...

После традиционно-протокольных приветствий и пожеланий долгих лет жизни, мудрого, долгого и просвещённого руководства такой великой страной, как Российская империя, Бьюкенен переходит к сути вопроса, заставившего его просить аудиенции:

— Ваше Императорское Высочество, Его Величество король Георг V выражает своё восхищение усилиями Вашего Императорского Высочества и верных Вашему Императорскому Высочеству войск по скорейшему восстановлению законного порядка и подавлению мятежа. Хочу выразить особую благодарность лично от себя за обеспечение безопасности посольства Британской империи во время беспорядков, произошедших в Петрограде.

Его Величество король Георг V также выражает уверенность, что все виновные в заговоре понесут ответственность, но, тем не менее, надеется, что в данном вопросе Ваше Императорское Высочество проявит себя, как справедливый и милосердный правитель.

Ещё одной причиной, заставившей меня просить аудиенции у Вашего Императорского Высочества, является беспокойство за жизнь подданных Британской короны, пропавших за последние дни. В первую очередь это касается служащих Бюро военного паспортного контроля Британской империи, которых мои сотрудники до сих пор не могут найти. Я, как представитель Его Величества короля Георга V, беспокоюсь за их судьбу и прошу дать указания к их немедленному розыску...

М-да? Беспокоишься? Ну, ничего, побеспокойся ещё немного. Как только закончат ребята с помощью Мистера Скополамина откровенничать, сразу вернём. Возможно. Даже целыми, а не по частям. Они уже много начирикали. Чуть-чуть осталось...

— ... Прошу передать Его Величеству королю Георгу V нашу искреннюю благодарность. — Регент совсем не по дипломатически скуп на слова. — Что касается подданных Британской короны, о которых Ваше превосходительство беспокоится, то нами уже дано указание и учиняется розыск данных лиц. Всё, что станет известно, будет незамедлительно доведено до сведения Вашего превосходительства.

— ... Ваше Императорское Высочество, могу ли я просить о конфиденциальной беседе? — Переводчик бесцветным голосом переводит фразу Бьюкенена.

— ... Хорошо. — Великий князь выдерживает паузу и обращается к министрам. — Господа, оставьте нас на время. Господин подполковник, останьтесь.

Протопопов и Покровский в сопровождении толмача исчезают за дверью, а Михаил Александрович переходит на английский:

— You can speak freely, don't be afraid. He doesn't know English. (Можете говорить без опасения. Он не знает английского.)

Делаю тупую, но решительную морду, всем своим видом показывая, что на вопрос "Ду ю спик инглиш?" всегда отвечал "Дую, але дюже погано"...

— Ваше Императорское Высочество. Я хотел бы говорить, как частное лицо, как Ваш искренний доброжелатель и человек, желающий России только блага... То, что я сейчас скажу, не является официальной точкой зрения Британского правительства. Но, тем не менее, Вам прекрасно известно, что и Ваш покорный слуга, и посол Франции мистер Палеолог поддерживаем тесные связи с аристократическими кругами Российской империи... Существует мнение, что прискорбный случай взрыва недовольства, вылившийся в вооружённый мятеж, явился следствием нежелания Вашего венценосного брата прислушаться к мнению общества, и, как частность — не совсем правильными действиями министра внутренних дел господина Протопопова.

— Последний был назначен моим братом на пост министра по рекомендации председателя Госдумы господина Родзянко. Между прочим, это свидетельствует о том, что Российский император, всё же, прислушивался к мнению общества, о котором Вы говорите. Более того, Его Величество король Георг V в личном письме моему венценосному брату дал данному господину весьма лестную характеристику.

— Если позволите, Ваше Императорское Высочество, я продолжу. Сейчас многие аристократы и члены Царствующего Дома возмущены содержанием под стражей Великого князя Кирилла Владимировича. Ведь эту меру вполне можно было бы заменить домашним арестом под честное слово.

Помимо этого заключение в крепость некоторых членов Государственной Думы, пользующихся популярностью у их коллег и общественности, также воспринято неодобрительно. Вполне вероятно, это может послужить поводом к продолжению волнений... Прошу понять меня правильно, я высказываю свои личные опасения, желая помочь... Принять правильное решение... Испокон веков истинное благородство августейших особ проявлялось в милости к своим врагам...

Ага, особенно у вас в мелкобритании. Королей, королев, да герцогов на плаху пачками таскали. И во время резни Алой и Белой роз друг другу с удовольствием кровушку пускали. Охрененная милость, блин, после победы казнить всех пленных от простого солдата до баронов и графьёв!..

— Помимо этого я хотел бы высказать, опять-таки, свое личное мнение о том, что принятие Конституции могло бы существенно снизить накал страстей в российском обществе... У нас...

— Довольно, Ваше превосходительство!.. — Великий князь начинает повышать тон. — Нет необходимости ссылаться на историю Британской империи! Ведь у вас само понятие Конституции эфемерно! Есть сборник отдельных законов, статутов и актов. И ещё — неписаные правила, зачастую довольно забавные. Один только поиск бочек с порохом в подвалах Вестминстера чего стоит!..

Как бы ВКМ не сорвался! Перед приёмом он просил меня подстраховать в случае чего. Типа, нервы и всё такое... Поэтому громко кашляю в кулак два раза, глядя туповато-виноватыми глазами на собеседников. Мол, извиняйте, дяденьки, остатками завтрака подавился...

Сигнал доходит до адресата, Михаил Александрович сбавляет тон, но теперь наступает самое интересное!..

— Оставим этот вопрос на потом. Сейчас меня интересует другое. Почему Вы, Ваше превосходительство, решили, что Вам позволено вмешиваться во внутренние дела Империи?!

— ... Я не понимаю Вас, Ваше Императорское Высочество!..

— Я имею в виду Ваши тесные контакты с заговорщиками. Не трудитесь возражать, у нас есть письменные показания данных господ о том, что Вы лично давали им рекомендации, имевшие, зачастую, силу приказов. Лавры Вашего соотечественника Уитворта покоя не дают? Так на дворе — не прошлый век, а я — не император Павел!.. Сейчас Вам будет вручена нота, постарайтесь в кратчайшие сроки отправить её в Лондон! И до прибытия ответа настоятельно советую Вам никуда из посольства не отлучаться... — Великий князь поворачивается ко мне и командует уже на русском. — Господин подполковник, пригласите сюда наших министров.

Открываю двери и вызываю на сцену следующих актёров. И Покровский, и Протопопов в курсе того, что должно произойти, но внешне невозмутимы, как два Чингачгука...

— Николай Николаевич, прошу Вас! — Регент уже спокоен и всё идёт по сценарию.

Покровский открывает кожаный бювар и зачитывает текст:

— Регент Империи Его Императорское Высочество Великий князь Михаил Александрович и Правительство Российской Империи требует объяснений от правительства Британской империи за действия сотрудников её дипломатической и союзнической миссий, выразившихся в подстрекательстве к свержению существующей самодержавной Власти, организации и личном участии в заговоре, ставившем своей целью совершение государственного переворота в Российской Империи и ведении диверсионной и шпионской деятельности.

Нам не хотелось бы верить, что действия вышеупомянутых подданных Британской короны носили официальный характер, посему мы предлагаем создать Специальную Следственную Комиссию, которая и должна была бы самым тщательным образом расследовать данные преступления против Российской Империи. С нашей стороны Министерство внутренних дел готово предоставить абсолютно все улики и признания преступников. Все действия комиссии будут широко освещены в прессе, дабы российская общественность, узнавшая о заговоре, не поддавалась влиянию антивоенных и, в частности, антибританских настроений.

Официальные извинения правительства Британской империи будут приняты, если сопроводятся практическими шагами по выполнению союзнических договорённостей, а именно:

— Выдачей Специальной Следственной Комиссии подданных Британской короны, уличённых в участии в заговоре, либо в оказании любого вида помощи заговорщикам;

— Отзывом из Ставки Верховного Главнокомандования, а также штабов Северного, Западного, Юго-Западного, Румынского и Кавказского фронтов представителей союзнических армий, вмешательство которых в работу штабов наносит ущерб управлению войсками;

— Неукоснительным выполнением в указанные ранее сроки поставок вооружений в полном объёме и надлежащего качества;

— Всемерной поддержкой прав Российской Империи по обладанию проливами Босфор и Дарданеллы, которая должна быть оформлена в виде официального договора между странами — участниками "Сердечного согласия";

Учитывая, что противозаконные действия заговорщиков нанесли нашей Державе огромный экономический, политический и военный ущерб, Российская Империя вынуждена поставить правительство Британии в известность о том, что планы совместных военных действий на 1917 год должны быть изменены с учётом этих обстоятельств. Настроение войск на фронтах ненадёжно, участились случаи антивоенной пропаганды и братаний с солдатами противника. Армия имеет недостаточную боеспособность и в этом году проводить наступательные операции не сможет. Меры по наведению порядка принимаются, но для этого требуется время. Поэтому Российская Империя вынуждена в летней кампании этого года ограничиться активной обороной...

Покровский, заканчивает читать и, закрыв бювар, передаёт его Бьюкенену. Тот несколько секунд молчит, выдерживая марку, или подбирая подходящие слова.

— Ваше Императорское Высочество! — Переводчик снова начинает отрабатывать свой кусок хлеба с куском масла. — Содержание ноты будет доведено до правительства Его Величества короля Георга V в кратчайшие сроки. Но прежде позвольте усомниться в действительном отношении подданных Британской короны к происшедшим беспорядкам. Вероятнее всего, эта мысль — результат деятельности каких-либо высокопоставленных чиновников, настроенных прогермански. Которые хотят разрушить наши дружеские и союзнические отношения и затем склонить Российскую Империю к сепаратному миру с Германией...

— Ваше превосходительство! Российская Империя не собирается нарушать союзнические обязательства и заключать сепаратный мир с любой из Центральных держав! Но и ждать от нас наступлений при таком положении дел в армии не стоит! А сложилось это положение не без помощи союзников! И вы, британцы, и французы привыкли считать нас дикарями, заставлять нас бросать в неподготовленные наступления тысячи русских солдат, чтобы оттянуть войска кайзера с Западного фронта! Этого больше не будет!.. Что же касаемо прогермански настроенных чиновников и их козней... Александр Дмитриевич, будьте любезны передать господину Бьюкенену материалы, с которыми Вы меня сегодня ознакомили...

Протопопов подходит к послу и протягивает ему ещё одну кожаную папку. Тот открывает её, непонимающе смотрит и, наконец, вопрошает:

— What is this?.. (Что это?)

— Это фотокопии допросов и чистосердечных признаний британских подданных, обвиняющихся в уголовных преступлениях и участии в заговоре. Я даже не буду говорить о бродягах, которых вербовали в портовых кабаках Лондона, Плимута, Саутгемптона и Дублина для "русского сафари на медведей"! Там, в папке, Вы найдёте признания, подписанные лейтенантом Райнером, капитаном Аллеем, коммодором Де Хевилендом и другими британскими офицерами!..

Ой, а чтой-то нашему англицкому другу и союзнику так резко взбледнулось? Мордочка белее седой шевелюры стала.

— Если у Вас больше нет вопросов, аудиенция окончена!..

Бьюкенену ничего больше не остаётся, как откланяться, с трудом изображая на лице оскорблённую невинность пополам с полным личного достоинства высокомерием к дикарям, имеющим наглость говорить вслух неприятную правду. Следом за ним, получив в качестве отмашки одобрительный кивок Регента, исчезаю из кабинета и я. Пока англичанина, не торопясь, будут вести парадным лабиринтом, быстренько по служебным лестницам на Дворцовую!..

Так, успел!.. Возле посольского авто уже собралась хорошо организованная "толпа случайных зевак", там же крутится пара репортёров, а фотограф уже выбрал нужное место для съёмки... А вот и Бьюкенен!.. Выскакиваю вслед и пытаюсь вежливо обратить на себя внимание:

— Джентльмены, минуточку!..

Первым оборачивается переводчик и, увидев спешащего к ним офицера, притормаживает посла. На лице которого появляетс торжествующая улыбка. Ну, как же, "племенной вождь" испугался последствий и зовёт белого сахиба обратно. Придётся тебя разочаровать...

— ... Простите за задержку, дело на пару секунд!.. — Протягиваю старику отстёгнутый крест Виктории. — Господин Бьюкенен, после того, что я сейчас узнал... Заберите!..

Очень вовремя щёлкает фотоаппарат, репортёры, начинают быстро строчить в своих блокнотах, толпа начинает одобрительно гудеть. Бьюкенен, которому перевели мою фразу, приходит в себя и теперь уже багровеет от возмущения. Но, всё же, протягивает руку за орденом... Который за мгновение до этого "случайно" выпадает из моей руки на брусчатку...

— Не смею больше задерживать! Честь имею, господа!..

Назавтра в нескольких газетах появились почти одинаковые заметки о том, что один из русских офицеров, пылая возмущением, прилюдно вернул английский орден послу Великобритании. Газеты задавались вопросом с чего бы вдруг такое явление имело место быть и строили осторожные предположения. Фотограф, сделавший снимок, почти озолотился, продавая его многим редакциям...

Через несколько дней уже другие репортёры в других газетах стали изобличать двуличную сущность союзников, до сих пор срывающих поставки оружия, патронов и снарядов без объяснения причин. А дальше пошло по накатанной, в прессе началась хорошо организованная и антибританская кампания, авторами которой являлись некие академик, генерал от кавалерии и двое подполковников из Отдельного корпуса. При, скорее всего, гипотетическом одобрении одного Великого князя и Регента. Единственное, что омрачило эти события — скоропостижная кончина посла Великобритании сэра Джорджа Бьюкенена от апоплексического удара. Приехал болезный, в посольство после аудиенции, походил немного, да и представился. Причём, табакерок рядом так и не нашли...

*

Вторая половина марта в Питере — не самое лучшее время года. Это по календарю весна, а так — леденящая утренняя мгла, низкое свинцово-серое небо, околонулевая температура и дующий везде и проникающий повсюду промозглый ветер с Невы напрочь развеивают расхожее мнение о "наконец-то очнувшейся от зимней спячки природе". И погода в полной мере соответствует происходящему сейчас во внутреннем дворе Головкина бастиона.

У стены возвышается построенная вчера виселица, на перекладине болтаются пять петель. Позади видны стоящие на земле пять гробов, набитых стружкой. Перед эшафотом врыты в землю пять чёрных столбов с кандалами. Порывы ветра настолько резки, что цепи иногда звякают, касаясь друг друга. Звучит, как погребальный колокол. Сначала будет казнь гражданская, затем и физиологическая.

Сегодня первая партия борцов с царским произволом, или, выражаясь правильней — мятежников, получат своё. В отличие от Англии никто им не будет говорить традиционную фразу о том, что они "будут повешены за шею и будут висеть так, пока не умрут, да сжалится Господь над их заблудшими душами". Просто подойдёт священник в чёрной траурной рясе с крестом и Евангелием, о чём-то пошепчется с будущим трупом, и — всё...

Только вот вешать никого не будут. Официально — милосердно заменят виселицу расстрелом. Реально — при всём желании питерские жандармы не смогли сыскать даже следов Сашки Филипьева, последнего палача Империи. В свое время бывший кубанский казак за убийство семерых человек был приговорён к бессрочной каторге, но за каждого повешенного сокращали срок. А после тысяча девятьсот пятого вообще отпустили. Да вот незадача — спустя одиннадцать лет не смогли найти. Скорее всего, или из-за специфики профессии приласкали чем-нибудь твёрдым по темечку, или упился вусмерть в каком-нибудь кабаке. Искать нового подходящего уголовника не стали. А с расстрелом кое-что придумали. Фёдор Артурыч вкратце посвятил в сценарий...

Ровной коробкой в оцеплении бывших однополчан стоят арестованные "революционные" солдаты запасных батальонов. Без ремней, без кокард, без погон. Кирпичникова и остальных заводил среди них нет, не по ним честь. Зато есть недавно ещё прапорщик, а ныне рядовой Ткачура, устроивший на улицах стрельбу для развлечения. Командирам лейб-гвардии Волынского, Литовского и Преображенского полков Регент отправил телеграмму — либо полки за участие в бунте лишаются гвардейского "титула" и возможно даже расформировываются, либо от каждого полка прибывает в Питер для участия в мероприятии полурота добровольцев. О чём и как будут говорить фронтовики с молодыми "тялёнками" догадаться нетрудно... Отдельно кучкуются два десятка барабанщиков, собранных "с бору по сосенке" для соблюдения ритуала. Ну, и мы тут, внешне неотличимые от других. Полувзвод диверсов. "Пожарная команда" командующего Особым Петроградским округом. Так, на всякий случай и во избежание...

Наконец-то действо начинается. Из подъехавших автомобилей вылезают генерал от кавалерии Келлер, новоиспечённый комендант Петропавловки генерал-майор Кутепов, небольшая свита, пара прокурорских, полицмейстер, судебный секретарь, врач, священник, фотограф и другие члены специальной комиссии по приведению приговора в исполнение. За ними с задержкой в полминуты появляются две телеги, на которых везут приговорённых. Пустые лица, бессмысленные глаза... С Керенским понятно, ему ночью вкатили хорошую дозу обезболивающего, чтобы снять почечную колику. Остальным тоже чего-то в чаёк накапали?..

ВрИО палача с двумя подручными, скинув тулупы и оставшись в красных рубахах и шароварах с плетями за поясами, поднимаются на помост и проверяют крепость верёвок, давая время своим "клиентам" увидеть всё в подробностях. Затем конвой подводит их к позорным столбам и заставляет опуститься на колени. Секретарь суда громко, чтобы слышали все, зачитывает длинный и многословный приговор. Тишина вокруг поистине гробовая...

— ... По рассмотрении дела, произведённого Высочайше утверждённой Военно-Судной Комиссией, признать Александра Керенского, Николая Некрасова, Павла Милюкова, Александра Коновалова и Михаила Терещенко виновными в умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка, подготовке и организации мятежа...

Терещенко поднимает голову и смотрит в безучастное серое небо, Керенский по-прежнему индифферентен, Некрасов закрывает лицо руками, Коновалова начинает бить крупная дрожь... М-да, незабвенный Гучков здесь очень неплохо смотрелся бы! Может, и зря я подарил ему милостивую быструю смерть?.. Нет, не зря! Если бы он был жив, всё было бы на порядок хуже и кровавей!..

— ... и приговорить к лишению всех прав состояния, конфискации имущества, и казнить смертью через повешение!..

Звучит "На Кра-УЛ!", тишина разрывается барабанной дробью. От генеральской свиты отделяется один из офицеров и, подойдя к Милюкову, ломает над его головой подпиленную шпагу. Сумрак на мгновение разрезается магниевой вспышкой фотоаппарата. Палач с подручными подхватывают первого приговорённого под руки, заставляя подняться и, содрав с него пиджак и рубашку, одевают через голову бесформенный белый саван. Ещё секунда, и руки в длинных рукавах задраны вверх и продеты в кандалы на столбе. На шею вешается чёрная табличка "Государев преступник"... Потом наступает очередь второго... Третьего... Четвёртого... Последним к позорному столбу приковывается "Первая любовь революции" и "Солнце свободы России" Керенский... Снова вспышка магния...

Тягуче скользят секунды, медленно и неотвратимо складываясь в минуты... Две... Пять... Барабаны всё это время выдают своё рокочущее "трам-та-та-там"... Солдаты-арестанты съёжились и замерли, как кролики перед удавом... Наверное, каждый из них поневоле представляет себя на месте белых фигур в смертном одеянии у столбов... Десять минут... Всё!.. Снова наступает тишина, но ненадолго. Теперь дело за священником...

Батюшка подходит к каждому, тихо читает отходную и даёт поцеловать крест... Ещё живых покойников "труженики эшафота" заставляют поочерёдно подняться на помост и, накинув каждому на голову колпак савана, одевают петлю на шею. Вот теперь самый критический момент! Если кто-нибудь не удержит равновесия, или потеряет сознание, — вздёрнется по-настоящему!..

Скрип тормозов, из подъехавшего авто выпрыгивает фельдъегерь, несётся к Келлеру, козыряет и вручает запечатанный пакет. Фёдор Артурович вскрывает конверт, пробегает глазами по строчкам и передаёт бумаги секретарю. Тот снова выходит вперёд...

— Его Императорское Высочество Регент Империи Великий князь Михаил Александрович по прочтении доклада Комиссии изволил смягчить наказание приговорённым и заменить повешение расстрелянием!.. А тако же, учитывая чистосердечное раскаяние и готовность делом искупить вину, повелел заменить осужденным Павлу Милюкову и Михаилу Терещенко смертную казнь бессрочной каторгой!..

Ну да, Артурыч говорил, что с ними есть смысл ещё повозиться. Одного, учитывая авторитет у кадетов, склонить к работе под контролем, второй должен будет минимизировать эротически называемые займы господина Рафаловича во Франции. Через месяц-другой каторгу заменят ссылкой, поживут полгодика-годик в каком-нибудь Мухосранске, потом — Высочайшее дозволение вернуться и работать на благо Империи. А нет, — кедровые орешки до смерти собирать будут. Прецедент в истории имеется, Бессонов рассказывал про некоего поручика, который годиков пятьдесят назад за вредные идеи получил расстрел, который заменили каторгой, а через несколько лет был восстановлен в правах, вернулся в Питер, а под старость, в девятьсот шестом, даже был избран в Государственный Совет!..

Эшафот уже пуст, все вернулись к своим столбам. С Милюкова и Терещенко сдирают саваны и накидывают на плечи арестантские халаты с бубновым тузом на спине. Двое конвойных тащат их под руки к "позорной" телеге, похоже, Милюков невменяем, ноги бессильно волочатся сзади, он только изредка пытается ими перебирать. А Терещенко шустро бежит, наверное, считает, что опять под счастливой звездой из мамки вылез... Вот теперь — фокус номер два! Только бы он удался!..

Фёдор Артурович в сопровождении Кутепова подходит к арестантской роте, но обращается к конвою, только приехавшему с фронта...

— Ну что, солдатушки-бравы ребятушки?..Опозорили свои знамёна?.. Не вы!.. Они! — Генерал показывает рукой на арестантов. — То, как вы на фронте сражаетесь, я знаю! Германцы вон Волынский полк уже по жёлтой тесьме узнают, "Железным Региментом" прозвали!.. А теперь из-за вот этих... знамя — в цейхгауз и на расформирование?.. Чего молчите?..

— ... Ваше Высокпревосходитство, дозвольте! — Подаёт голос из строя, насколько я вижу, фельдфебель с полным набором Гергиевских крестов. — Нет на них наших погонов, не наши они!.. И не были никогда, тараканы запечные!.. Пущай их вот так же, как энтих!.. Преображенцы!.. Литовцы!.. Почто молчите?.. Так же решаете, братцы, али как?..

Выслушав одобрительный гул, Келлер поворачивается теперь к "революционерам":

— Слыхали? Вы — никто! Не хотели стать героями, будете дохнуть на каторге!.. Хотя!.. Нужен полувзвод добровольцев в расстрельную команду! Кто хочет жить — два шага вперёд!

О как быстро сообразили! Очень неймётся им купить свою жизнь ценой смерти других!.. М-дя, удался эксперимент. Из них теперь будем охрану лагерей делать. Не царской каторги, а какого-нибудь СЛОНа, созданного "кровавой гэбнёй". Я, правда, не знаю от слова "воопче", как там всё должно быть устроено, но надеюсь, что Артурыч с Павловым вспомнят "Архипелаг ГУЛАГ" ненаучного фантаста Солженицына...

Принесённые винтовки идут нарасхват. Мои "призраки" незаметно для посторонних глаз готовятся открыть огонь, если вдруг кто-то из расстрельщиков решит перепутать цели... Нет, по команде послушно выстраиваются в десяти метрах перед столбами...

— Товьсь!.. Цельсь!.. Пли!..

Нестройный залп останавливает мысли. Эхо мечется между равнодушных ко всему стен. Четыре фигуры безвольно повисают, привязанные к столбам... Через пару дней здесь будет ещё одна казнь. Потом ещё... Кандидатов на столбы много. Одних бывших генералов больше десятка. Алексеев, — ну тот и до расстрела может не дожить, совсем старикашку болячки одолели. Рузский, Гурко, Маниковский, Крымов, Теплов, Якубович, ещё куча им подобных... Энгельгардт, Барановский, Туманов. Бывший Великий князь Кирюха тоже своей очереди ждёт, мается неизвестностью...

Чёрный столб... Красная кровь на белом саване... И серое небо над всем этим... Хреновенький пейзаж...

*

Первопрестольная встретила нас явными признаками весны. И отсутствием того напряжённо-нервного ожидания ещё какой-нибудь пакости, которое давило на мозг в Питере. Фёдор Артурыч, скрепя сердце, оставил порулить несколько дней Петроградским округом любезно согласившегося генерала Маркова, и тоже приехал. Ибо накопилась куча вопросов, многие из которых нужно было решить вчера, если не ещё раньше. Самым главным из которых было — что делать с "полоном". Несостоявшийся "Хозяин земли Русской" не разжалованный пока ещё ВК Кирюха, Милюков и Терещенко прибыли с нами и были тут же помещёны в самые "комфортабельные" камеры батальонной гауптвахты. Дух которой, наверное, очень обрадовался новым гостям из-за редкого посещения другими прямоходячими двуногими и выставленным в их честь вооружённым до зубов и очень суровым караулом. И если со вторым и третьим особых вариантов не предвидится — психологическая обработка с применением новейших околомедицинских достижений академика Павлова, и затем ударный труд на благо Отчизны и Регента, то с неким гражданином Романовым Кириллом Владимировичем ещё тьма тьмущая неясностей. До сих пор не было прецедента, ну, за исключением княжеской междоусобицы тысячелетней давности, чтобы братья, пусть и двоюродные, друг другу кровь пускали. В масштабах империй — не вопрос, но вот лично приговаривать к высшей мере... Великокняжеский курятник и аристократИя этого не поймут. И, как бы их кудахтанье не было слишком громким... Хотя ВККВ первый начал и тут даже по Библии — око за око. Тем более, что смерть Аликс целиком и полностью на его совести...

С самого утра согласно Высочайшему повелению прибыл в Петровский дворец немного поработать офицером по особым поручениям. Пользуясь случаем, с удовольствием пообщался с Михалычем и остальными казаками-бодигардами, обратив внимание на их многозначительные улыбки. Гриша, проводив до дверей кабинета, напоследок шепнул на ухо, чтобы я ничему не удивлялся, чем вверг мою вечно сомневающуюся натуру в состояние перманентной паранойи.

— Ваше Императорское Высочество, подполковник Гуров по Вашему приказанию прибыл! — Рапортую спине разглядывающего что-то через окно Великого князя Михаила.

— Здравствуйте, Денис Анатольевич! — Регент поворачивается ко мне...

Хорошо, что мои орлы меня предупредили, а то бы лежать бедняге на ковре с вывернутыми ручками и орать "Спасите-помогите!!!". Внешность — не отличить, но!.. Взгляд чужой, голос чуть другой, интонации абсолютно незнакомые, держится немного напряжённо... Убираю машинально дёрнувшуюся руку от кобуры и, стараясь выдержать приличный тон, спрашиваю:

— Простите, любезный, я случайно дверью не ошибся? Где я могу увидеть Его Императорское Высочество?..

— Здесь, Денис Анатольевич!.. — Знакомый голос раздаётся одновременно со звуком открывающейся двери. — Простите за маленький розыгрыш!..

Поворачиваюсь навстречу Михаилу Александровичу, пожимаю протянутую руку и жду объяснений.

— До поры всё держалось в полнейшем секрете. От всех. Позвольте представить.. — Великий князь несколько виновато улыбается и, протянув руку, показывает на "самозванца". — Ротмистр Отдельного корпуса жандармов Александр Николаевич Егужин. Переведён в Москву из Николаевска-на-Амуре.

— Я так понимаю, что из-за феноменального сходства с Вами? — Задаю в принципе абсолютно ненужный вопрос. Так, для поддержания разговора. И пожимаю руку Михаилу Љ2.

— Да. В отсутствие Его Императорского Высочества должен изображать его персону в нужном месте в нужное время. — Блистает собеседник недавно ставшей модной фразой. — Если позволите, господин полковник, хотел бы позже встретиться с Вами и поговорить.

— Всегда к Вашим услугам! — Беседа, конечно же, пойдёт о том, каким макаром я догадался.

— Александр Николаевич, прошу Вас продолжить, а мы с Денисом Анатольевичем побеседуем в другом месте. — Регент ставит точку в словопрениях...

Вместе с Великим князем удаляюсь в небольшой кабинет. Пара кресел, диванчик, письменный стол с малахитовым чернильным прибором, шкафы с книгами. Окна задёрнуты плотными портьерами, но электрическая люстра даёт достаточно света, чтобы прочитать заглавия на корешках...

— Чуть позже мы отправимся в Институт, Иван Петрович и Фёдор Артурович ждут нас к обеду. А сейчас я хочу, чтобы Вы поприсутствовали при беседе с одним человеком. На случай, если понадобится помощь... Не мне, — ему... — Регент нажимает кнопку на столе и отдаёт распоряжение появившемуся Митяеву. — Григорий Михайлович, попросите привести Григорьева.

Гриша исчезает, а Михаил Александрович вводит меня в курс дела:

— Я приказал доставить сюда осуждённого генерала Григорьева, бывшего коменданта Ковенской крепости. Сегодня мы ещё поговорим об этом, но мне кажется, что я делаю правильный шаг. На сегодняшний день наша пенитенциарная система далека от совершенства. Я имею в виду наказания по политическим преступлениям. У меня нет никакого желания отправлять пойманных мятежников в ссылку, или на каторгу. Поэтому, помня ваши рассказы о так называемых "Ежовских лагерях", я хочу создать примерно такие же.

— Прошу извинить, но то, что рассказывалось — большей частью бредовые выдумки диссидентов. Неизвестно, как оно было на самом деле.

— Нет, массово расстреливать и, как Вы выразились, "стирать в лагерную пыль" никто никого не будет. Но расположить лагеря с осуждёнными поблизости от... Ну, допустим, — мест, где можно добыть, или делать что-то полезное... Мысль довольно правильная...

Никак Воркуту собираемся строить! Других проблем у нас нет?.. Хотя, мысль, действительно, правильная. Но несвоевременная...

— И я не хочу, чтобы вновь созданные... э-э-э... учреждения подчинялись Главному тюремному управлению. Поэтому ими будет руководить КГБ...

Кто-чего?!!.. Не понял, больно уж аббревиатура знакомая! Причём, все три буквы!..

— ... Отдельный корпус жандармов преобразовывается в Корпус Государственной Безопасности. И в его ведении будут находиться лагеря и тюрьмы с политическими...

Разговор прерывается вошедшим с докладом Митяевым:

— Ваше Императорское Высочество! Осуждённый Григорьев доставлен!

Повинуясь взмаху августейшей руки, Михалыч делает шаг в сторону и командует:

— Проходь!..

В кабинет входит изнемождённый старичок в наспех подогнанном по фигуре костюме, изумлённо озирающийся по сторонам. Великий князь решает не тянуть паузу:

— Здравствуйте, Владимир Николаевич!

Григорьев, подслеповато щурясь, молча смотрит на Регента, посему прихожу ему на помощь:

— Перед Вами Его Императорское Высочество Регент Российской Империи Великий Князь Михаил Александрович!..

— З-з-дравия жел-лаю, В-ваше Императорское Вы-ысочество!.. — Григорьев от неожиданности не сразу справляется с трясущейся челюстью. — Ч-чем я...

— Успокойтесь, Владимир Николаевич... Я распорядился привезти Вас сюда для того, чтобы восстановить справедливость. Рад сообщить Вам, что недавно созданная Военно-Судная Комиссия по моему указанию изучила Ваше дело и пришла к выводу, что Вы стали невольной жертвой...э-э-э... закулисных игр, затеянных некоторыми высокопоставленными особами. Поэтому приговор военно-окружного суда отменён... Вам возвращены дворянство, чин и награды, Ваше доброе имя реабилитировано...

М-да, видать, сильно он нужен Регенту, вон как новомодными словечками кидается, соловушкой разливается. О, шок — это по-нашему. На Григорьева смотреть жалко. Ещё немного, и хлопнется генерал без нашатыря. На ногах еле стоит, и глазки подозрительно блестят... И еле сил хватает руку поднять и перекреститься... Подхожу к столу, наливаю из графина в стакан воду и предлагаю готовому бухнуться на пол высокопревосходительству. Ему бы сейчас сто грамм, ну да за неимением гербовой... Как всегда, любая жидкость оказывает своё успокоительное действие, и у генерала прорезается голос:

— Ваше Императорское... Высочество!.. Я... Я не знаю, как... как благодарить Ваше Императорское...

— Полноте, Владимир Николаевич! Я рад исправить ошибку, сделанную не по моей вине, но всё же... Мои помощники изучили документы, в том числе и Вашу телеграмму о необходимости фланговых ударов по армии Литцмана, и распоряжение генерала Радкевича оставаться при штабе 34-го корпуса. И теперь он вместе с генералами Дорошевским, Сирелиуомс, Толубаевым и остальными причастными должны дать мне чёткий, ясный и недвусмысленный ответ — на каком основании Вас должны были арестовать, и почему Ваши аргументы тогда на заседании не были услышаны...

— ... Простите... Я не могу выразить никакими словами, как я бесконечно благодарен Вашему Императорскому Высочеству... — Григорьева из ступора кинуло в словесное извержение, вон как заворачивает.

— Благодарность принята, Ваше высокопревосходительство. И давайте закончим упражнения в изящной словесности. Вас наверняка интересует, что же будет с Вами дальше? — Михаил Александрович переходит к сути вопроса. Надо же добавить человеку в бочку мёда ложку дёгтя. — Вы, конечно же, можете просить отставки, или направления в резерв... Но, боюсь, вакансии для Вас долго не найдётся. Эта война для всех была абсолютно неожиданной с точки зрения тактики и стратегии. Плотная долговременная оборона в несколько линий, колючая проволока, пулемёты и артиллерия поставили крест на доктрине маневренной войны. Так же, как и на крепостях, в которых Вы служили последние пятнадцать лет. Начальник штаба Варшавской крепости, комендант Очакова, Севастополя, Ковно... Ваши знания и умение наводить твёрдой рукой порядок могут пригодиться в другом деле. Но для этого я хочу получить Ваше согласие. Решение должно быть абсолютно добровольным. Поскольку и косых взглядов, и презрения со стороны так называемой либеральной общественности, и разговоров за спиной будет достаточно.

— Ваше Императорское Высочество! Я готов выполнить любое Ваше повеление! — Григорьев буквально в секунду превращается в другого человека. Нервное, почти предынфарктное состояние изнемождённого старичка куда-то улетучивается, и перед Регентом стоит уже генерал от кавалерии, готовый выполнить любой приказ. Или почти любой. Потому, что подоплёки он не знает. Но это — дело нескольких секунд...

— Вас уже ознакомили с последними событиями в Столице?.. Как Вы понимаете, прощать вину бунтовщикам никто не намерен. Но... В мятеже принимали участие солдаты, втянутые обманом и агитацией. По закону я должен их покарать, однако, каторгу и расстрелы из них заслужили единицы. И посылать их на фронт я не хочу. Фронтовики тех полков, чьи запасные батальоны бунтовали, отказались от них, просили не марать чести полковых знамён... С другой стороны, расследования продолжаются и, более того, проводятся ревизии в тыловых и снабженческих организация. Тот же Земгор активней всех участвовал в мятеже, но когда только сенатор Гарин начал проверки, оказалось, что махинации там проводились с огромным размахом. И эти люди не собирались останавливаться на достигнутом. Им и власть нужна была для того, чтобы удобней было грабить и простой люд, и Империю. Поэтому я считаю, что тюрьмы, или каторги им будет недостаточно. Я хочу, чтобы они своим физическим трудом возместили хотя бы часть того ущерба, который нанесли. Сколько простых солдат погибло из-за их неуёмной алчности!.. Поэтому мною подписан указ о создании промышленно-трудовых лагерей. Готовы ли Вы возглавить создаваемую структуру?.. Не боитесь "замарать" честь мундира?.. Ведь, в конце концов, и фельдмаршал Миних в своё время командовал Рогервикской каторгой...

— ... Готов, Ваше Императорское Высочество!.. — Генерал выдерживает малюсенькую паузу из вежливости. — Но имею одну просьбу...

— Слушаю Вас, Владимир Николаевич. — Регент внимательно смотрит на Григорьева, ожидая продолжения.

— Когда я должен приступить к выполнению обязанностей? Могу ли я повидаться с семьёй?..

— Конечно же! Ваших близких уже оповестили и они не далее, как завтра утром должны прибыть в Москву, в Институт академика Павлова. Где я и Вам настоятельно советую провести пару недель, дабы пройти медицинское обследование и поправить пошатнувшееся здоровье. По всем вопросам, касающимся дальнейшей службы и организации лагерей можете обращаться к моему офицеру по особым поручениям подполковнику Гурову. Он пока также будет в Институте, и Вы сможете легко его найти. — Регент изящно переводит на меня все стрелки...

Генерал оказался настырным и въедливым, как голодный клещ, и не стал откладывать на завтра то, о чём можно узнать сейчас. Сразу по приезду в Институт, едва устроившись в гостинице и пройдя первичный вояж по местным эскулапам, он в прямом и переносном смысле выдернул меня от любимого, но редко посещаемого семейного очага, для разговора. Поскольку этим было недовольно аж три самых лучших человека на планете (я сам, Дашенька и Машуня), то пришлось очень кратко дать понять дедуле-энтузиасту, что не он один жаждет общения с самыми близкими людьми, а заодно загадать загадку — где золотая середина между понятиями "гуманность" и "искупление вины". А также рассказать про такую вещь, как бригадный подряд. В том смысле, что если бригада не выполнила план, то пайка урезается всей бригаде. А там пусть выясняют отношения и сами делят кому сколько. Окончательно же получилось отделаться от назойливого и любопытного старичка только с помощью прискакавшего снимать мерку портного. Который обещал в течение суток "построить" новый генеральский мундир...

*

На этом причины для недовольства не закончилось, но их хотя бы можно было считать уважительными. Михаил Александрович вдруг решил провести срочное и секретное совещание в расширенном составе. Расширенном — потому, только что приехал, но очень скоро должен вернуться обратно в Питер приглашённый лично академиком генерал Потапов. Причём посыльный, скотина такая, прибежал именно сразу после того, как я пообещал своей милой и ненаглядной супруге, что сегодня я выйду из дома только в случае наступления конца света. И то, только для того, чтобы полюбоваться закатом. Цивилизации...

Вскрыв конверт и прочитав записку, объясняю Дашеньке, что опять должен ненадолго исчезнуть, и получаю вопрос в лоб "Как называются отношения между двумя мужчинами, когда один из них по первому зову второго должен бросить любимую женщину и бежать на рандеву?". Причём, сопровождаемый очень ехидной улыбкой. М-да, женская логика местами просчитываема, но по определению полностью непостижима. Я, конечно, догадываюсь, что несмотря на почти моментальную передачу новостей из северной Столицы Иваном Петровичем, моя лисичка-сестричка места себе не находила, пока я там "воевал"... Приходится объяснять, что такие неприличные и извращённые отношения в данном случае зовутся "службой" и "субординацией", и что скоро я точно уже буду дома. Надолго...

Ко всему прочему меня же и попытались сделать крайним. Когда примчался в кабинет к Павлову, там все уже попивали кофеёк и ждали опоздавшего (Регент, разумеется, не в счёт) и поэтому — по определению провинившегося. Быстренько со всеми поздоровавшись и тупо проигнорировав язвительные усмешки, буркнул в ответ на излишне любезное предложение Павлова испить кофею что лучше сделаю это дома, и чем быстрее, тем лучше, и приготовился внимать и слушать.

Ждать пришлось недолго, Михаил Александрович появился через полминуты, отмахнулся от наших "здравжелаев", поскольку сабантуй намечался в формате "Без галстуков" и объявил наше заседание открытым, тут же перейдя к первому пункту:

— Итак, господа, теперь можно сказать, что Февральская революция не состоялась. Мятежники не добились ничего и теперь ждут своей очереди на приведение приговора в исполнение. За исключением особого случая. Имя которому — Великий князь Кирилл Владимирович. То, что он свершил, согласно законам Российской Империи карается смертной казнью через повешение. Но Великие князья находятся вне юрисдикции обычного суда, в каждом конкретном случае решение принимается главой Царствующего Дома.

Поэтому я, из-за родственных отношений не считая себя вправе решать единолично, предлагаю всем присутствующим составить Тайный трибунал, который и впредь будет решать подобные вопросы.

— Михаил Александрович, разрешите мне более подробно объяснить, как видится работа нашего Трибунала. — Подаёт голос Павлов. — А то я уже вижу нехороший блеск в глазах одного подполковника...

— Который обусловлен абсолютно не тем, о чём Вы, Иван Петрович, подумали. — Сразу перехожу в наступление, которое, как известно, — самый лучший способ обороны. — Более того... Ваше Императорское Высочество, я хочу напомнить одну недавнюю беседу в Аничковом дворце. Я ответил согласием на предложение, но не желаю быть слепым исполнителем чьей-то личной воли. Поэтому любую ликвидацию я и мои люди будем проводить только по вынесении приговора подобного трибунала...

— Вот именно об этом, Денис Анатольевич, я и хочу всем поведать. — Академик становится серьёзным. — Во-первых, считаю, что Регент не должен быть в составе Трибунала. И в этом Его Императорское Высочество меня поддерживает — Правитель должен утверждать приговор, либо нет, но не участвовать напрямую в суде. Во-вторых, нас — пять человек. Каждый имеет право голоса и каждый же отвечает за свой участок работы. Генерал-майор Потапов — сбор информации о судимых персонах по линии военного ведомства и заграничных агентов, подполковник Воронцов — сбор информации внутри Империи, это — Отдельный корпус жандармов и Департамент полиции. Подполковник Гуров — физическое проведение акции. Я и генерал Келлер — юридическое обоснование и работа с общественным мнением, то, что вскоре англосаксы назовут "паблик рилейшнз".

Причём, в работе Трибунала я предлагаю пользоваться принципом "либерум вето", взятом из практики польских сеймов. Если один из нас в силу тех, или иных причин будет не согласен с решением остальных, приговор считается недействительным.

И работать Трибунал будет не только в отношении представителей Фамилии... Пётр Всеславович вчера доложил мне о подготовке убийства сенатора Гарина из-за ревизии Центрального Военно-промышленного комитета в Петрограде. Помимо этого обнаружились интересные факты о покушении на жизнь генерала Поморцева, одного из наших перспективных ракетчиков. Если вы помните, он разработал процесс фабричной выделки кирзы, применение которой грозило большими убытками ряду фабрикантов, имевших военные заказы. В частности — господину Второву, возглавляющему синдикат "Военпоставка". В окружении Второва есть... то бишь, была команда "ликвидаторов", решавших для хозяина скользкие вопросы.

— И где эти умники сейчас? Я так понимаю — уже на полпути в мой батальон? Было бы интересно пообщаться с ними. А вдруг что подскажут дельное, в работе нашей полезное. — Пытаюсь притормозить Павлова. Если в его голосе слышится лекторский тон, то это — надолго. Вместо академика отвечает Пётр Всеславович:

— Боюсь, Денис Анатольевич, что — нет. Вы же не станете поить анисовой водкой вражеских часовых... Эти господа использовали в основном один и тот же метод. Ненужного человека накачивали водкой с кумарином. Анисовая — чтобы заглушить вкус и запах. Потом — пара не особо сильных ударов по голове, и любой врач с чистой совестью поставит диагноз "апоплексический удар". С генералом, правда, они действовали по другому... Я взял грех на душу, и почти все они скоропостижно скончались от того же диагноза. Рассказав перед этим всё, что нас интересовало...

— Если Вы, Денис Анатольевич, хотите приобщиться к этому делу, для Вас есть подходящая кандидатура. Некий господин Максим Осипович Эпштейн, один из юристов Второва. До этого работал на Карла Тиля. Помог Второву в 1904-м осуществить захват фирмы у бывшего хозяина, тот с горя скончался...

— Опять кумарин?

— Не знаю. Возьмёте Эпштейна, поинтересуйтесь... На полученные деньги купил доходный дом в Москве, позже — ещё один.

— Когда можно начать?

— С завтрашнего дня. Но прошу учесть, что время ограничено. У Вас в запасе — неделя-полторы. Почему — Михаил Александрович объяснит позже. — Павлов снова играет в председателя. — По составу и принципам работы Трибунала есть вопросы? Все согласны?.. Замечательно. Тогда на повестке дня — кандидатура Великого князя Кирилла Владимировича. Он обвиняется в нарушении присяги Государю, организации заговора против Императора и Регента. Виновен в смерти графини Брасовой и Георгия Брасова, косвенно — в смерти императрицы Александры Фёдоровны... У кого-либо есть вопросы, сомнения в виновности данного человека?.. Нет?.. Ставлю вопрос на голосование. Вердикт Трибунала — смертная казнь. Кто — против?.. За?.. Единогласно... Подполковник Гуров! Привести приговор в исполнение! Время и место — на Ваше усмотрение, но не дольше трёх суток.

— Господин подполковник, сегодня я подписал указ о лишении его титула Великого князя. Повешение заменить расстрелом, перед этим — гражданская казнь. Это — принципиально. Пусть остальные знают, что неподсудность закончилась. Время приведения приговора в исполнение и место захоронения сообщать родным запрещается! — Регент добавляет немного "пикантности". Наверное, это — действительно личное. Око — за око. Смерть — за смерть... Но если бы моих... Не приведи Господь, тьфу-тьфу-тьфу!!! Всю семейку Владимировичей кончил бы! И прах — по ветру!..

*!!!

— ... Подписаны ещё два указа. Первый — о реорганизации Отдельного корпуса жандармов в Корпус Государственной Безопасности. Возглавлять его пока будет граф Татищев, до сих пор он справлялся. Все офицеры, желающие служить в Корпусе должны пройти самую тщательную проверку. Иван Петрович, поможете с полиграфами?.. — Михаил Александрович, дождавшись утвердительного кивка Павлова, переходит к следующему вопросу. — Второй указ — о создании Управления промышленно-трудовых лагерей. Его возглавит генерал от кавалерии Григорьев, приехавший с нами. Первое, чем он должен будет заняться — Тихвин-Волховским проектом, для тех, кто ещё не в курсе — подготовка к промышленной выплавке алюминия. Мы с Вами, Иван Петрович, обсуждали это.

— Да. Я привлёк к работе Мордвинова, это — местный краевед, и отставного военного инженера Тимофеева, который в прошлом году привозил образцы пород в Глиняную секцию. Геологический комитет и Академия наук откомандировали в наше распоряжение доцентов Искюля и Васильевского. Первый — химик, второй — опытный геолог-полевик. Профессор Федотьев из Петроградского Политехнического тоже дал согласие на работу с нами... Сложность в другом. Около трёх месяцев назад там организовано акционерное общество "Тихвинская огнеупорная глина". Учредители — местный помещик Унковский... — Павлов делает паузу, заглядывая в свой "склерозник". — Уездный предводитель дворянства Буткевич, председатель земской управы Швахгейм и несколько фигур помельче. Они пока что настроены весьма решительно.

— Пётр Всеславович, возьмите на заметку. Всех, особенно земца, проверить по своим каналам, может быть и всплывёт что-то. — Регент на секунду задумывается. — Сталь и алюминий должны быть в руках государства, а не частных лиц...

— Я думаю, им можно предложить сорок девять процентов прибыли, контрольный пакет останется за нами. Не дураки, поймут, что сами не осилят. А лепить кирпичи из редкой руды мы не позволим. — Академик перелистывает страничку в блокноте. — Предварительные переговоры по турбинам и остальному оборудованию ведутся со шведской фирмой ASEA. Нам удалось привлечь к этой работе Генриха Осиповича Графтио. Первый проект для Волховской ГЭС он разработал в 1902-м году, в 14-м модернизировал его под более мощные турбины...

— Прошу извинить, но всё моментально стало известно германцам. — Подаёт голос Потапов. — Сомневаюсь, что они к такой новости отнесутся спокойно.

— Сие обсудим чуть позже. С этим вопросом — всё?.. Хорошо. Тогда, Николай Михайлович, Вам слово. — Павлов, прям, как на каком-то симпозиуме командует.

— Вот здесь собраны материалы по шпионажу лишь некоторых предприятий в пользу Германии и Австро-Венгрии. — Потапов кладёт перед собой толстую папку. — Пока что мы разрабатывали две группы фирм. Первая — бывшие предприятия пангерманского Электрического синдиката. Московское, Киевское, Русское и прочие общества электричества. Особое место — "Общество электрического освещения 1886 года". Они, уже практически не таясь, шлют через упомянутую Швецию доклады в бюро Куна при Германском генеральном штабе. Решение о ликвидации фирмы предлагалось давно, но усилиями некоторых персон постоянно откладывалось.

— Вы можете назвать этих персон? — В голосе Регента слышатся металлические нотки.

— Так точно. Бывший председатель Совета министров Горемыкин и граф Буксгевден, супруга которого в девичества носила фамилию Сименс.

— Пётр Всеславович, это — по Вашему профилю.

— Горемыкин — действительный тайный советник 1-го класса... — Воронцов напоминает некоторые нюансы российской юриспуденции.

— У Корпуса Госбезопасности будут все полномочия! — Михаил Александрович раздражённо повышает тон. — Эти предприятия будут реквизированы в казённую собственность!.. И в первую очередь — та фабрика, о которой Вы, Николай Михайлович, докладывали! Расскажите остальным в двух словах!

— Речь идёт о целлюлозной фабрике "Вальдгоф". Впервые обратили на неё внимание в связи с делом полковника Мясоедова. Против членов правления были найдены явные улики в сношениях с Германским генеральным штабом. Директора и служащие-немцы были высланы в Сибирь, было выбрано новое правление и "Вальдгоф" продолжила работу, поставив в названии "русское акционерное общество". Как недавно обнаружилось, фирма выплачивает своим ссыльным половину их прежнего жалования. Можете представить поселенца, имеющего до пятнадцати тысяч рублей в год? В дополнение к этому двое конторщиков, германцев, успевших принять российское подданство, зачастили в Стокгольм, где наши агенты засекли их при посещении германского посольства...

— Фабрика должна стать казённой! Необходимо провести тщательное расследование с подробным освещением в газетах!

— Я беру на себя прессу и формирование общественного мнения, а Петру Всеславовичу лучше скоординировать свою работу с Николаем Михайловичем. Наверное, нужно создать сводную следственно-оперативную группу, куда войдут офицеры КГБ и ГУГШ. — Павлов спокойным тоном распределяет обязанности, на что Потапов и Воронцов согласно кивают.

— Николай Михайлович, параллельно пусть работают по тому списку, что Вы озвучили... — Регент, многозначительно улыбаясь, переходит к следующему вопросу. — Теперь о планах летней военной кампании. По согласованию с союзниками мы собираемся проводить Босфорскую десантную операцию. К которой будем усиленно готовиться... И проводить не будем!..

— Ваше Императорское Высочество! Взятие Проливов считается основной целью этой войны! — Келлер от неожиданности начинает картавить сильнее обычного. — Почему же?...

— Фёдор Артурович, я прекрасно понимаю Ваши чувства, но... У нас просто нет и не будет сил для этого. Французы, усиленно подталкивавшие румын к боевым действиям, добились своего. Румыния приносила больше пользы, будучи нейтральной, но господа лягушатники искусно сыграли на чрезмерном тщеславии румынского короля. В итоге армия Румынии моментально разбита, а наш фронт тут же удлинился более, чем на тысячу вёрст, и туда были кинуты все резервы. Мы, конечно, сможем высадить десант, захватить плацдармы, но удержать их не получится. Вдобавок, всё снабжение — морским путём мимо враждебного румынского и болгарского побережья...

— Фёдор Артурович, позвольте спросить, зачем, собственно, нам нужны Проливы? Про "водрузить крест на Святой Софии" я знаю. А помимо этого?

— Свободный проход в Средиземное море! Устройство военно-морских баз! Противодействие Гранд-флиту! — Келлер перечисляет свои требования.

— Давайте по порядку. Проход в Средиземноморье? Будет по итогам войны. Турцию заставят поменять режим Проливов. Наши корабли смогут свободно проходить. Но, боюсь, что те же британцы также смогут свободно попадать в Чёрное море. Устройство баз? Где? Куда ни плюнь, попадёшь в Юнион Джек. Противодействие Гранд-флиту? Чем? Тремя линкорами против двух десятков?..

— Фёдор Артурович, выслушайте Ивана Петровича. — Великий князь пытается примирить спорщиков. — В Ваше отсутствие у нас с академиком Павловым был очень интересный разговор. По результатам которого я уже отдал некоторые распоряжения.

— Так вот, наша задача — вывести Турцию из войны. И вместо лихого "кавалерийского" наскока на Босфор планируется крейсерская война на коммуникациях противника. Я предложил создать специальную флотилию, или эскадру... Не знаю, как там у флотских это называется, морской стратег из меня никакой. В состав этой, ну пусть будет, эскадры должны входить все подводные лодки Черноморского флота, плавбаза для их обслуживания, один, или два авианесущих корабля...

— А что, у нас уже и авианосцы имеются? — В голосе Келлера сквозит неприкрытый сарказм, генерал так увлёкся спором, что, не подумав, ляпнул иновременное слово, вот у Потапова бровки-то взлетели...

— У нас, Фёдор Артурович, имеется воздушная дивизия Черноморского флота, четыре авиатранспорта, на каждом — по восемь летающих лодок... На чём мы остановились?.. Ага... Далее, корабль-носитель минных катеров. В качестве последних предлагается использовать малотоннажные суда флота с установкой на них торпедных аппаратов.

У турок два основных маршрута: Босфор-Констанца для перевозки военных грузов и "угольный" Босфор-Зонгулдак. Вот и представьте, что в непосредственной близости от них появились вышеперечисленные корабли в сопровождении пары крейсеров и нескольких эсминцев...

Понятно, откуда ветер дует! Наш гениальный академик предлагает нечто типа авианосной ударной группировки создать!.. Блин, какая-то мысля краем проскочила, оченно-оченно интересная!.. Так, вспоминаем... АУГ... Корабли — колонны — кильватер... Нельсон — линия — линейный корабль — белоснежные паруса... Паруса!!!.. "Одиссея капитана Блада"!!!.. Пираты!!!.. Сомали!!!..

— Иван Петрович, извините, что прерываю, у меня жизненно важный вопрос! — Радостно улыбаюсь оторопевшему академику. — Если, конечно, сочтёте важными рассуждения маленькой сухопутной крыски... Что дешевле, торпеда, или ящик взрывчатки?.. На кого будут охотиться все Ваши лодки, гидропланы и торпедные катера? На грузовые пароходы с максимальной скоростью грустной черепахи? Нет, я не против, если будет скоростная цель — вперёд и с песней! Моё предложение — вместе с минными катерами, или вместо них найти катера с пушечно-пулемётным вооружением и возможностью нести десант. Два-три катера остановят любой пароход. Если тот будет чем-то отстреливаться, поможет "старший брат" эсминец. Если нет — заход с двух бортов, абордаж, "стоп — машина", туркам — сорок пять секунд на спуск шлюпок, открыть кингстоны, или что там у них, если нет — ящик тротила на днище, поджечь шнур и — ходу! Забортная водичка, попав в котёл, доделает начатое...

— И где Вы, Денис Анатольевич, найдёте очень специфически тренированных людей для этого? — Ёрничает Павлов. — Опять в своём батальоне?

— Отнюдь. Для этого лучше всего подойдёт батальон Гвардейского Экипажа под командованием кавторанга Воронова. После усиленных тренировок.

— ... Хм-м, а мысль неплоха! Спасибо! — Академик даёт задний ход и задумывается над только что сказанным. Чем и пользуется Великий князь Михаил:

— Итак, господа, военная кампания этого года будет выглядеть так: организация сплошной блокады противника на Чёрном море и, возможно, принуждение Болгарии к выходу из войны. Николай Михайлович, прошу Вас через три дня доложить, какие есть у нашей зарубежной агентуры возможности выйти на царя Фердинанда, или его сына Бориса. А также — на пророссийски настроенного генералитет и промышленников, имеющих на вышеуказанных персон хоть какое-то влияние. Есть же там те, для кого четвёртое января осталось национальным праздником... На этом, думаю, наше совещание можно закончить...

Ну, наконец-то! Кроме официального высочайшего повеления перевести "объект Кирюха" из состояния реального в виртуальное, ничего нового для себя не услышал. А раз начальство скомандовало конец совещанию, да ещё и само показало пример ретирады, значит, остаток дня можно считать выходным!..

Радужным мечтам сбыться не суждено. Павлов, наверное, специально дожидается, пока я поравняюсь с дверями, и озвучивает в спину знаменитое мюллеровское "А вас я попрошу остаться"!

Разворачиваюсь и пытаюсь взглядом выразить все нецензурные мысли, что крутятся сейчас в голове.

— М-да-с, как был мальчишкой, так и остался, даже в полковничьих погонах. — Иван Петрович изображает доброго, но ворчливого дедушку.

— Да мне, вообще-то и штабс-капитана хватило бы. Бегал бы сейчас по чьим-нибудь тылам в своё удовольствие и не думал ни о какой политике. С чего бы я так срочно Вам занадобился? Неужели не понятно, что выдавшиеся несколько дней хочется провести с семьёй, а не на всяких "симпозиумах"? И почему его высокопревосходительство смог ушмыгнуть в батальон к некоей знакомой нам обоим Зиночке?..

— Если бы ты остался штабсом, то командовал бы сейчас какой-нибудь ротой, не больше.

— Согласен прямо сейчас! Выбираю диверсионно-разведывательную!..

— Ага, а учебную команду запасного батальона в каком-нибудь Задрищенске не хочешь?

— Даже и так! Через полгода вам всем тут будет кого бояться!..

— Самое интересное, Иван Петрович, что господин полковник прав на все сто! Вот помню, был как-то ефрейтором под его началом... — Сзади раздаётся голос Келлера. — И в вояж к некоей Зиночке его высокопревосходительство ещё не отправился. Поскольку Михаил Александрович хотел поговорить с нами троими.

— Так что можете составить нам компанию и попить чайку, или подымить своей никотиновой отравой в соседней комнате. Минуток десять у Вас есть... — Академик насмешливо ждёт моего решения. А вот и не угадал!

— Можете чаёвничать сколько угодно, только потрудитесь совместить сие занятие с ответами на вопросы... Первый из них звучит так: кто-нибудь удосужился озаботиться состоянием турецкой и прочей неприятельской авиации в том районе? Почему не прозвучало ничего о ПВО? Найти какой-нибудь вспомогательный крейсер и напичкать его пушками Лендера и Максима-Норденфельдта религия не позволяет? Второй вопрос — сколько германских подлодок в Чёрном море и как Вы собрались с ними бороться? У нас, что, гидроакустика уже появилась?..

— По первому вопросу поднимаю руки и сдаюсь! Сегодня разговор шёл только об идее подобной операции, а не о её детальной проработке. — Павлов довольно улыбается. — А вот по второму вопросу вынужден Вас, Денис Анатольевич, огорчить. Есть у нас гидроакустика! С десятого года работы ведутся, а в пятнадцатом году первые гидрофоны Балтийского завода на вооружение приняты! Так что искать немецкие подлодки, которых в Турции не так уж и много, есть чем и как. Как и топить. Глубинные бомбы и ныряющие снаряды уже изобретены.

— Хорошо... Но, всё-таки, неужели не сдюжим Босфор удержать? Всю войну кричали, что нам нужны эти хреновы Проливы, а тут — на тебе!.. Как же народное предание, в смысле, легенда, поверие и байка в одном флаконе, что вот придёт царь Михаил, отберёт у турок Константинополь и все заживут счастливо? Я понимаю, что это — бредовые фантазии, но для вашего пиара какая была бы идея!..

— Нет, Денис Анатолич. Сможем взять. Возможно, сможем и удержать, несмотря на потери. Но тут же из одной войны скатимся в другую. Уже с бывшими союзниками. Время нам нужно! Передышка лет в пятнадцать-двадцать. Чтобы страну поднять с уровня Южной Бамбукии до положения мировой Державы. Поэтому уже сегодня начинаем Алюминиевый и Стальной проекты, уже сегодня готовятся экспедиции в Архангельск и на Вилюй, уже сегодня планируем ГЭС строить.

— Хотите у товагища Крупского ГОЭЛРО сплагиатничать, Иван Петрович?

— Да нет, господин полковник, двойка Вам по истории! Это большевики у царского правительства в своё время слямзили Ликбез и ГОЭЛРО... А Проливы... Да какая разница, чьи они. Важнее то, кто реально будет хозяйничать в Чёрном море. Если лет через десять у нас будут не картонно-тряпично-фанерные аэропланы, а нормальные истребители и бомбардировщики с алюминиевым набором и движком, пусть даже не АШ-82, а хорошей однорядной звездой-пятёркой, и будут они базироваться на авианосцах, кто тявкнет против, когда мы захотим прогуляться до Гибралтара и обратно?.. Ладно, прекращаем дебаты, наговоримся ещё. Вот и Михаил Александрович уже пришёл. — Павлов встаёт навстречу появившемуся Великому князю...

Если четверть часа назад Регент был сугубо официален, то сейчас выглядел очень серьёзным. С таким выражением на лице, наверное, "чёрные" вестники заходили в тронный зал к своему повелителю, прекрасно зная, что ждёт их после передачи информации... Впрочем, я ошибся, новость была хоть и сногсшибательная, но хорошая, даже слишком!..

— Вы, господа, все знаете, что на похоронах Аликс присутствовал её брат Эрнст-Людвиг, великий герцог Гессенский и Рейнский. Перед этим я дал честное слово, что он вернётся к кайзеру целым и невредимым... Сейчас я сообщу вам информацию, которую в России кроме меня будете знать только вы трое... Мы нашли время для короткого конфиденциального разговора, и он сообщил мне о желании Вильгельма обсудить при тайной личной встрече дальнейшие отношения между нашими державами...

— Сепаратный мир? — Фёдор Артурыч аж привстаёт со своего места.

— Об этом мы не говорили. Речь шла только о встрече. Я заверил герцога, что при должных мерах конспирации согласен. И буду отстаивать нашу точку зрения — странная война и упор на послевоенное партнёрство... Где и когда?.. Это будет известно позже. Точнее — когда. Местом встречи выбраны Аландские острова.

— Там наши гарнизоны. Через них не пройдёт утечка информации? — Келлер начинает сомневаться, в чём я его и поддерживаю:

— Не проще выбрать участок фронта, на время заменить фронтовые части, и устроить "пикник" на нейтралке? Я смогу расположить свой батальон так, что муха не проскочит ни туда, ни обратно. С германской стороны это же смогут сделать егеря фон Штайнберга.

— Это — предложение Вильгельма, переданное герцогом. Не думаю, что он отступится.

— А если это — ловушка? Подводная лодка "неизвестной национальности", торпеда в борт крейсеру, на котором Ваше Императорское Высочество будет находиться? Мы же не сможем вывести туда весь Балтийский флот!

— Весь и не надо. Достаточно крейсера и эсминца типа "Новик" для чрезвычайных ситуаций. Британские подлодки уже заблокированы, коммандер Кроми — у нас... А на Аландах много шхер и проливов, где можно спрятать корабли от посторонних глаз. Но в любом случае это нужно будет согласовать с Кайзером. — Регент пытается отстоять свою точку зрения, затем переводит стрелки на меня. — Чем и займётся вскоре Денис Анатольевич... Герцог Гессенский просил передать, что для подготовки переговоров нужен будет именно "гауптман Гурофф". И что он знает как действовать при получении сигнала "МУСТИ"... Кстати, мне кто-нибудь всё же объяснит, что означает эта абракадабра?..

*

Не знаю, совесть замучила моих начальников, или решили не нарываться на грубость, но последующие две недели я, всё-таки, сумел провести в кругу семьи. К удовольствию Дашеньки и неописуемому восторгу Машуньки. Которая быстро поняла, что папа готов нянчиться с ней и не спускать с рук двадцать четыре часа в сутки. А взлёты под потолок и приземление в крепкие мужские руки оказалось самой захватывающей игрой. Пока я занимался всякой ерундой типа спасения Империи, дочка уже научилась сама садиться и даже активно пыталась вставать. Вспомнив про казачий обычай "на зубок", принёс ей как-то раз детскую шашку, подаренную Михалычем. Юное создание сосредоточенно ощупало тоненькими пальчиками новую игрушку, сопроводив это занятие довольным воркованием, и даже решило немного покапризничать, когда понравившуюся блестящую железяку убрали. Что подтвердило уже появлявшуюся в голове мысль о том, что со временем из ребёнка получится отличный сорванец. К моей радости и Дашиной озабоченности...

Заказанный Эпштейн исчез из Москвы куда-то на пару недель, поэтому пришлось отлучаться на службу всего два раза. Сначала, как и было приказано, привёл в исполнение приговор Кирюхе. Почти по всем правилам. Вывезли на стрельбище тихим апрельским вечерком, зачитали все положенные бумажки, сломали над головой какую-то антикварную железяку с потёртой бронзовой рукоятью. Не было только батюшки с подходящими по случаю молитвами, но этот грех я как-нибудь потом отмолю, если получится... Всё это время клиент держал марку, наверное, в глубине души считая происходящее этаким спектаклем в стиле хоррор. Даже когда его привязывали к столбу и надевали на голову мешок, бывший князинька пробовал презрительно ухмыляться. Сработал, наверное, стереотип, не увидел расстрельной команды и решил, что его пугают. То, что этой самой командой могут стать три офицера — я, Котяра и Остапец, до его мозгов как-то не дошло...

Потом доктор Паша официально зафиксировал смерть приговорённого от двух пулевых ранений в сердце и одного в голову, тело засунули в гроб, заколотили крышку, погрузили в грузовик и Воронцов с двумя, как я понял, коллегами по Священной Дружине увёз останки "новоявленного великомученика" в неизвестном направлении. То, что в ближайшие дни он в высшем свете таковым будет назван, никто не сомневался...

Второй раз пришлось оторваться от своих девчонок по более приятному и немного неожиданному поводу. По Регентскому веленью и Павловскому хотенью решено было уже сейчас заняться проблемой беспризорников. И не где-нибудь, а на базе моего батальона, благо, пример Леси и Данилки был очень убедительным. Посему Высочайшим повелением срочно были разысканы и доставлены в Первопрестольную доселе неведомые широкой публике братья Макаренко. Знакомство с ними вышло немного сумбурным, педагогическая интеллигенция вообще народ капризный, а тут, как оказалось, у Антона Семёновича за последние месяцы, проведённые в казарме ополченской дружины в Киеве, возникла стойкая аллергия к большим скоплениям мужиков в военной форме.

Тощий и нескладный, в простенькой пиджачной паре, он обошёл помещения выделенной для педагогических опытов казармы, глядя на всё с выражением скептической брезгливости на лице, и сразу попытался закатить истерику на тему неприспособленности этого вида жилья для воспитания грядущего поколения:

— Господин подполковник, я глубоко сомневаюсь, что данное место может быть использовано! Казарма, так же, как и тюрьма угнетающе действует на моральное состояние человека!..

— Антон, вспомни наши разговоры и не пори горячку! — Пытается остановить ненужное красноречие его младший брат Виталий. Который нравится мне гораздо больше этого ещё не признанного светила педагогической науки. Погоны поручика, Владимир 4-й степени с мечами и бантом и нашивки о ранениях мне, во всяком случае, говорят о человеке гораздо больше, чем фамилия. Если на третьем году войны во время боя солдаты, рискуя жизнями, вынесли его раненого на руках — это что-то да значит...

— Виталий, как можно нормально жить в такой... ночлежке для бездомных?! — Старший Макаренко обличающее тыкает пальцем в груду грязного тряпья, лежащего возле нар. — Академик Павлов обещал всемерную поддержку, а тут!..

А, действительно, что это за свалка? Была команда о приведении казармы в порядок, был доклад об исполнении...

— У интендантов я получил то, что имелось в наличии. На фронте, кстати, мы и этого не имели!

— Простите, а что это такое? — Приходится вмешаться в спор.

— Это, господин полков...

— Виталий Семёнович, ну мы же договорились — без чинов!

— Это, Денис Анатольевич, матрасы и одеяла для воспитанников, выданные нам со складов...

Та-а-ак... Кажется, день будет прожит не зря!.. Поворачиваюсь к сопровождавшему нас дежурному унтеру:

— Павло, будь любезен, передай команду — пару грузовиков к подъезду, чтобы погрузить всю эту гадость.

— Слушаюсь, Вашскородие! Тока щас на занятиях все...

— Добро, время терпит. После обеда. В два пополудни...

Чтобы чем-то занять "гостей", пришлось устроить экскурсию по своим казармам, во время которой скептик Антон Семёнович поумерил свою антипатию к казённым помещениям, а хозблок со столовыми вообще привёл обоих братьев если не в восторг, то в состояние приятного изумления. Ганна от щедрот своих и по моей просьбе специально накормила нас всех солдатским рационом, что тоже не осталось незамеченным. К концу обеда вернулась из города разъездная тачанка, доставившая из гимназии Лесечку в сопровождении Данилки, взявшего на себя обязанность в свободное от службы время сопровождать сестру на правах "старшего мужчины в семье". Увидев наших приёмышей, залётные педагоги загорелись желанием пообщаться с ними прямо вот сию минуту. Против чего я абсолютно не возражал, но, поставив условие:

— Я попрошу вас, господа, только об одном — не расспрашивать слишком настоятельно об их прошлой жизни. Дети попробовали много такого, что иному взрослому не по силам. Лучше вообще не касаться этого вопроса. Если кратко — девочку мы забрали из борделя, парнишку — из воровского притона, где его пытались заставить воровать и просить милостыню...

В гости к интендантам мы попали почти вовремя. В смысле, почти все ещё были на местах, и никого не пришлось арестовывать. И в нужный кабинет тоже зашли почти без помех. Почти — потому, что какой-то тип сомнительно-торгашеской наружности попытался что-то вякнуть, когда мы появились в приёмной...

— Господа! Мне назначено!..

— Сядьте на место... любезный! — Эх, давно я не д*артаньянил, уже и забывать начал, как это делается. — Я здесь по делу государственной важности, а не с сомнительными коммерциями! Если желаете, после могу и вашим вопросом заняться!..

Негоциант этого никак не пожелал и плюхнулся обратно на стул под недоумевающее-сочувствующим взглядом секретаря.

Хозяин кабинета, штабс-капитанишка, упакованный по последнему писку военной моды (френч с одиноким "Станиславом вообще без всего", галифе, сбруя имени Сэма Брауна и ботинки-бульдоги с обмотками от Fox Brothers) был очень занят ритуалом чаепития и особого сопротивления оказать не смог.

— Сударь, сегодня поручик Макаренко получил в вашем ведомстве тридцать комплектов солдатских постельных принадлежностей на казённые нужды. Вот по этой накладной. Которую вы собственноручно завизировали. Вот ваша подпись. Здесь числится имущество первого срока службы, так?..

— Э-э-м-м-э... Да... А с кем имею честь?..

— Вопросы здесь задаю я! Бумага подписана вами?

— ... Да...

— Пройдёмте с нами. Хочу, чтобы вы лично убедились в наличии и качестве выданного.

— Н-но позвольте...

— Не позволю!!!.. — Удар кулака по столешнице заставляет подпрыгнуть на месте мраморный письменный прибор и упасть вниз отставленному на самый край стакану в серебряном подстаканнике. Горячее содержимое которого попадает чинуше на колени и, кажется, немного повыше, отчего он резво вскакивает. — Я — подполковник Гуров, офицер по особым поручениям Его Императорского Высочества Регента Империи Великого Князя Михаила Александровича! И получение имущества вышеупомянутым поручиком Макаренко как раз входит в мою компетенцию!.. На выход — марш!..

На складах нас обслужили почти молниеносно. Не успели мои водилы поскидывать тряпьё вниз, как уже были готовы тюки с абсолютно новыми подушками, одеялами и матрасами. Теперь — последний штрих...

— Стоять!.. Мой батальонный врач нашёл в этой рванине вшей, кои могут оказаться тифозными. Поскольку я не могу продезинфицировать кузова автомобилей, распорядитесь, любезный, быстро застелить их чистыми простынями во избежание переноса инфекции! Выполнять!..

Палуба под ногами накреняется, отвлекая от приятных воспоминаний. Крейсер ложится в очередной поворот, затем снова выравнивается...

По дороге обратно пришлось долго и искренне убеждать шокированного Антона Семёновича в своей абсолютной доброжелательности к нормальным людям. И в доказательство властью командира батальона пригласить на торжественный ужин, посвящённый прибытию для прохождения службы нового офицера. Коим был недавний юнкер Михайловского училища, а ныне прапорщик Александр Анненский. Ещё тогда, в Питере, разагитированный Котярой, нашёл возможность познакомиться с юношей и даже осчастливить его рукопожатием перед строем. После краткого, но эмоционального поучения о том, как надо понимать честь офицера и хранить как военную тайну, так и некоторые подробности личной жизни других людей, волею случая ставшие ему известными. А также, к чёрной зависти половины батареи, пригласить после окончания учёбы продолжить службу в 1-м Отдельном Нарочанском батальоне специального назначения.

Как оказалось, мы с ним разминулись буквально на несколько минут, и он уже целый час поджидал меня возле канцелярии. После того, как, покраснев от волнения, его новоиспечённое благородие доложился о готовности приступить к служебным обязанностям, пришлось отпустить педагогов заниматься своими делами, взяв с них обещание непременно присутствовать на празднике живота и провести вводную беседу-инструктаж с "молодым пополнением", отправив перед этим посыльного к Ганне с просьбой превратить обычный ужин в торжественно-ритуальное мероприятие...

Когда мы вошли в столовую, там собрались уже все офицеры. Вадим Фёдоров, дежуривший по батальону, доложил об отсутствующих, я представил Анненского коллективу, затем по моей просьбе он в двух словах рассказал, какие пути Господни привели его в наш батальон, и что, если капитан Волгин не возражает, то он бы хотел служить в роте огневой поддержки. Улыбающаяся шеф-поварыня вручила новичку именной столовый прибор с выгравированными заранее инициалами, и на этом торжественная часть была закончена. Как только все расселись, к нему подошёл специально назначенный для этого случая вестовой с малюсенькой рюмкой (по уже давней традиции стопки и стаканы были заменены на "напёрстки" грамм по пятьдесят вместимостью) на подносике и доложил:

— Ваше благородие, это — от их благородий капитана Волгина и офицеров четвёртой роты.

Что делать по этой команде Анненскому я уже рассказал, и он, взяв посудинку, подошёл по очереди чокнуться с вышеназванными. Потом была очередь "призраков" Оладьина, "кентавров" Дольского, "янычар" Стефанова и последняя персонально от батальонного командира. Каждую рюмку он только пригубил и поставил "в строй" перед собой. Содержимое после ужина будет собрано во фляжку и выпьет он эти стописят в окопе, после того, как прикончит своего первого ганса и заберёт его ствол. Одновременно получив свой персональный "оборотень"...

Недавно такой случай ему выпал. Разведотдел Западного фронта доложился, что какая-то германская радиостанция периодически долбит в эфир непонятное слово. Для наших армейских "маркони" под общим руководством никому, кроме вездесущего Павлова не известного прапорщика Вавилова пеленгация уже не была тайной за семью печатями и по их выкладкам гансы занимались радиохулиганством в окрестностях того самого хутора, где скоропостижно скончались некие обер-лёйтнант Майер и майор фон Тельхейм. Оладьин, собирая группу, прихватил с собой Анненского и поехал искать "окошко". Всё прошло успешно. Место перехода нашли, наш молодой прапор вшил в голенище ножны для боевого ножа и повесил на ремень "фирменный" батальонный кортик и кобуру с трофейным люгером, а в кайзеровской армии на одного фельдфебеля стало меньше. Бедняга так и не добрался до сортира...

Палуба снова наклоняется, теперь уже в другую сторону. Снова поворот, я уже давно сбился который по счёту...

На том хуторке меня снова ждали Николаи и фон Штайнберг. Но на этот раз беседа была спокойной и конструктивной для обеих сторон. И результатом её стал выход в море заранее перегнанного из Ревеля крейсера "Олег". Бронепалубник облегчили по максимуму, сняв все мины и лишнее имущество, а также отправив в отпуск нескольких офицеров. В результате чего командир крейсера каперанг Полушкин временно переселился в отдельную каюту, предоставив свои "апартаменты" нам и прибывшему на борт в режиме "сплошное инкогнито" Великому князю Михаилу Александровичу. Который оккупировал спальню, столовую и кабинет, а мы расположились в салоне, ибо только через него можно было добраться до охраняемого лица. Мы — это личная охрана Регента (мой бывший Первый Состав) и я, напросившийся за компанию. Помимо этого чуть позже на просторы Балтики выскочил только что отремонтированный "Новик", командир которого должен был вскрыть пакет с боевым приказом в море, где чужих глаз и ушей гораздо меньше, чем на суше.

!

Эсминец тоже облегчили по максимуму, сняли гальваничесие мины, весившие под тридцать тонн. Вместо них "Новик" принял на борт пару разборных деревянных домиков, кучу громоздких ящиков и взвод странноватых солдат-радиотелеграфистов, всё это богатство очень тщательно охранявший. Излишне любопытным матросам "тыловые сухопутные крысы" с ласковыми взглядами профессиональных душегубов объяснили, что великомудрому начальству срочно затребовалась метеостанция на каком-то острове, а подпоручики Буртасов и Фёдоров, возглавлявшие эту странную экспедицию, признались по большущему секрету офицерам "Новика", что будут испытывать аппаратуру для обнаружения вражеских кораблей и подлодок, действующую на недавно открытых и доселе неизвестных широкой публике физических принципах...

Вообще-то Аландские острова характеризуются самым тёплым климатом на Балтике, но в апреле месяце это абсолютно незаметно. Голые деревья, голые камни, кое-где покрытые бурым мхом, пожелтевшая прошлогодняя трава, свинцово-серая вода с плавающими льдинами и пронзительный ветер, дующий с моря. Местом встречи был выбран один из небольших островков, находившийся на отшибе и формой напоминавший чуть ли не идеальный эллипс, почти насквозь прорезанный узким фьордом. Вот туда и прокрался "Новик", осторожно промеряя глубины со шлюпок. После чего последовал короткий разгрузочный аврал, и эсминец ушёл галсировать неподалёку в заданный район. Диверсанты-телеграфисты быстренько сваяли сборно-щитовые домики для ВИП-персон и аппаратуры, дали условный сигнал в эфир и занялись обустройством позиций и наблюдательных пунктов. Вскоре паровой катер с крейсера в две ходки перевёз "пассажира" с охраной на берег и "Олег" тоже ушёл на позицию...

Ещё часа через два Буртасов, отвечавший за гидроакустику, доложил о корабле с зюйд-веста, и вскоре, хорошо так подымливая, к острову подошёл "Кёльберг" с Кайзером на борту. Высадив свой "десант", немец отвалил, не желая привлекать лишнее внимание, и началось самое интересное. Великий князь Михаил уединился с императором всея Германии в походно-полевом эрзац-зале для переговоров, а я пошёл с уже майором фон Штайнбергом, командовавшим охраной Вилли Љ2, расставлять его егерей, всячески изображая радушного хозяина, не держащего ни одного камня за пазухой. Ну, почти ни одного...

Немцев тоже было с полсотни, и мы быстро составили схему охраны и обороны. Где-то в голове сидело опасение непредвиденных инцидентов между бойцами, но пришлось полагаться на знаменитый немецкий орднунг и мой достаточно эмоциональный и выразительный инструктаж перед операцией. Хотя, опасения, скорее всего, были напрасными. И на совместных постах, и возле палаток народ с обеих сторон держался хоть и настороженно, но без явной враждебности. Хотя, не исключено, что в своё время присутствующие здесь страстно желали поймать друг друга на мушку...

— Да, Деннис, вам, русским к холоду не привыкать! — Фон Штайнберг почти незаметно поёживается в своей шинельке "на рыбьем меху" и обращается к дежурному егерю. — Юрген, сделай нам кофе!

— Ну, во-первых, есть на Руси такая пословица "Что иноземцу смерть, то русскому — похмелье". — Слегка перефразирую для политкорректности, затем расстёгиваю шинель, воротник кителя и показываю краешек давнишней Павловской грелки. — А во-вторых, у каждого моего солдата есть вот такая вещь. Согревает и держит тепло в течение нескольких часов...

Из второго домика вылезает гидроакустик Буртасов и, перекрывая негромкое тарахтение отнесённого подальше "электропитающего агрегата", прерывает нашу светскую беседу:

— Денис Анатольевич, шумы с зюйда! Судно, судя по всему, небольшое!

Вместе со Штайнбергом ломимся в указанном направлении и в начинающихся сумерках начинаем обшаривать окрестности в два бинокля. Долго искать не приходится. К нам ползёт, подсвечивая себе маленьким прожектором, паровой катерок наподобие рейдового. И, что характерно, — под родным Андреевским флагом...

— Генрих, незаметно уберите своих солдат с этих двух постов! — Решение приходится принимать на ходу без оглядки на дипломатию. — Я попытаюсь не пустить их на берег, но...

— Гут. — Гауптман понимает всё правильно. — Я отведу их вон туда за деревья...

Минут пять маячу фонариком возле самой кромки воды, чтобы меня точно заметили и не промахнулись с причаливанием. Катер, сипло пыхтя машиной, наконец-то утыкается носом в берег, на песок плюхаются дощатые сходни и по ним спускается достаточно старый для своего чина прапорщик по Адмиралтейству в заношенном кургузом кительке.

— Здравствуйте, господин подполковник... — Он удивлённо оглядывает меня с ног до головы в то время, как сопровождающие его такие же немолодые солдаты, выставив винтовки перед собой, осматривают берег. — Позвольте представиться, прапорщик Полуянов.

— Подполковник Гуров. Здравствуйте, прапорщик. Позвольте полюбопытствовать, откуда вы и с какой целью прибыли?

— Гарнизон острова Соммарон. Сигнальщики сообщили, что видели дымы и неизвестное судно. Проводим осмотр островов, мало ли, вдруг германцы что задумали. — И "мокрый прапор", и солдаты продолжают подозрительно зыркать по сторонам.

Ага, гансам заняться больше нечем, как вдруг с какого-то перепугу Аланды воевать...

— А Вы, господин подполковник, здесь с какой целью?

— Видите ли, господин прапорщик... Кстати, как Вас величать?..

— ... Э-э-э... Дмитрий Николаевич...

— Видите ли, Дмитрий Николаевич, здесь проводятся испытания нового вооружения... Совершенно секретные, между нами говоря. Корабль, который видели Ваши сигнальщики — это либо крейсер "Олег", либо эсминец "Новик". Они также участвуют в операции. — Стараюсь облагодетельствовать дотошного моремана дружеским обращением. — Так что, очень Вас прошу — ни слова никому!..

— Но нам же должны были сообщить... Из штаба флота...

— Ну, Дмитрий Николаевич!.. Сообщать о проведении секретных испытаний?!.. Помилуйте! Это — то же самое, что во всех газетах объявления дать! Об этом мероприятии знает очень узкий круг лиц... Там... — Поднимаю палец вверх, обозначая высшие сферы руководства. — Там особое внимание уделяется именно секретности данной операции. Тем более, что проводится она под эгидой Главного Военно-Технического Управления Генерального штаба. Могли и не согласовать...

— ... Ну, хорошо... Но я, всё-таки, хотел бы осмотреть остров... — Не сдаётся бдительный служака.

— Вы же прекрасно понимаете, что я не могу этого допустить...

— ... Господин подполковник, позвольте Ваши документы!.. Простите, но, сами понимаете, — служба!..

Вот ведь пристал, блин, как банный лист... не буду говорить куда! Придётся показать...

— Пожалуйста. — Расстегнув шинель, достаю из кармана кителя своё удостоверение и сую под нос настырному проверяльщику.

Прапор несколько раз пробегает глазами по строчкам, шевеля губами и стараясь заучить всё наизусть, спотыкается взглядом о фразу "офицер по особым поручениям Его Императорского..." ну и так далее, после чего чинопочитание одерживает верх над подозрительностью:

— Ещё раз прошу простить, господин полковник! Разрешите отбыть?..

— Да, конечно. Как Ваша фамилия?.. Полуянов?.. По прибытии в Петроград я доложу о проявленном Вами старании...

Катер отчаливает и через несколько минут скрывается с глаз... Перевожу дыхание и возвращаюсь обратно к ожидающим в нетерпении дозорным и фон Штайнбергу с его егерями, которых мои головорезы невзначай взяли в кольцо.

— Пойдёмте, Генрих. Кофе уже, наверное, совсем остыл... Это была самовольная попытка проявить бдительность соседним гарнизоном. — Отвечаю на невысказанный гауптманом вопрос...

— Знаете, Деннис... — Немецкий "бариста" сумел додержать кофе горячим, не испортив вкуса, и фон Штайнберг немного согрелся и расслабился. — Возможно, я сейчас скажу то, что не должен говорить и надеюсь, что это останется между нами... Полковник Николаи вытряс из меня все подробности наших встреч... И я сам много думал об этом... Не обижайтесь, но три года назад, когда война только начиналась, Россия была отсталой страной, где промышленностью и наукой занимались в основном иностранцы. И в первую очередь — мы, немцы...

Заметив по моему выражению лица готовность к резкой отповеди, Генрих примиряюще поднимает ладонь перед собой.

— Нет, нет, Деннис, Вы не подумайте, что я настолько невежественен, что не способен назвать таких великих русских ученых, как Ломоносов, Менделеев, или ныне здравствующий профессор Жуковский. Вы, русские, — гениальные теоретики, но очень редко способны довести свои идеи до промышленных образцов и использования на практике. Вот герр Жуковский, например, изложил массу интереснейшей информации в журнальных статьях, но не озаботился при этом оформить хотя бы один патент.

Я за последний год прочитал немало русских книг, пытаясь понять загадку русской души и, как следствие, причины героизма русского солдата, в наличие которого я имел возможность не раз удостовериться на фронте. После Толстого, Чехова и Достоевского мне в руки попал перевод повести "Левша" герра Лескова. В ней ваш оружейник совершает чудо и подковывает блоху, но затем умирает в ночлежке для нищих, а русская армия терпит поражение от лимонников и лягушатников.

Как получилось, что сейчас вы имеете такие технические новинки, о которых мы можем только мечтать? Кто помогает вам? Британцы? Американцы?.. Та же грелка, что Вы мне показали, тот ореховый брикет, что Вы дали в тот раз — наши учёные не смогли до сих пор повторить технологию его изготовления... Ваш лёйтнант докладывает о прибытии маленького катера, когда тот ещё вне зоны видимости...

Но самое главное — теперь каждый шаг и каждый технический нюанс прикрыт непроницаемой броней патентов или привилегий. Ваш академик Павлофф не оставил не малейшей лазейки, позволяющих воспользоваться плодами своих разработок, но откуда, donnerwetter, у почтенного учёного и Нобелевского лауреата столько практической хватки, больше свойственной какому-нибудь янки из Североамериканских Штатов? Откуда эта метаморфоза? Ваш изобретатель радио Попов, не сумел достичь успехов в бизнесе равных Маркони, но ведь по времени опередил итальянца...

— Вы, Генрих, ошибаетесь, думая о наших великих учёных, как о каких-то мудрецах, заточивших себя в башнях из слоновой кости. Возьмите, хотя бы Вышнеградского — учёный и предприниматель-миллионер в одном лице... Упомянутый Вами Менделеев занимался не только таблицей химических элементов и оптимальным соотношением спирта и воды в крепких напитках. Он проводил исследования в разных областях. Физика, минералогия, даже педагогика, технологии сельского хозяйства, экономика — его интересовало всё. Одно время даже помог нефтепромышленнику Рагозину построить в Ярославской губернии нефтеперегонный завод и работал там в лаборатории. Дмитрий Иванович ухитрился заработать даже на своем хобби — чемоданы, сделанные его руками, приносили ему неплохой доход, я уже не говорю об уникальном рецепте сыра. А Попову помешала секретность его разработок. Поэтому сеньор Маркони успел на пару дней раньше оформить патенты.

— Деннис, а что Вы можете рассказать про академика Павлова?..

Опаньки! Опять Павлов! Издалека заходите, хер майор! Типа — дружба дружбой, а служба — службой...

— С чего Вы взяли, что я знаю о нём больше, чем известно другим?..

— Лукавите, Деннис. Нет, я понимаю, что многого Вы не можете и просто не захотите рассказать... Полковник Николаи приказал собрать всю информацию по нему и по Вам, потом сопоставил по времени. Получилась интересная картина. Никому неизвестный прапорщик вдруг очень быстро растёт в чинах благодаря способности воевать так, как никто до этого не делал, но — дьявольски успешно, и становится командиром уникального подразделения, солдат которого в окопах боятся больше, чем чертей из Преисподней. Почти в это же время знаменитый физиолог Павлофф начинает интересоваться другими сферами деятельности, иногда стоящими очень далеко от медицины. Зачем, например, ему понадобился завод по производству тракторов? Или совместная работа с изобретателями радио? Или несколько вакуумных насосов?.. Затем, после... инцидента с крон-принцессой Ольгой он бросает всё и едет в Могильёф забрать того необычного прапорщика, то есть — Вас, Деннис, на излечение. Вы становитесь близкими друзьями, Ваша семья проживает сейчас в его мистическом Институте, о которым слышали все, но толком не знают ничего...

М-дя, попали "в яблочко" герры разведчики, теперь не знают, что с этим делать. Глубоко копнули, но вот до истины вряд ли докопаются. Трудновато им будет искать чёрную кошку в тёмной комнате...

— Генрих, Вы согласитесь со мной в том, что война является некоторым стимулом прогресса? Не знаю, как у вас в Рейхе, а у нас только очень ленивый не занялся изобретением чудо-оружия. Большей частью это — бредовые фантазии, но и в навозной куче иногда попадаются жемчужные зёрна. Вот академик и использует свой могучий ум для вклада в Победу. И большей частью — удачно. А насчёт нашей дружбы — многие сильные мира сего делали мне заманчивые предложения, чтобы потом использовать в своих интересах. Павлов не является исключением, через меня он может обратиться к Великому князю Михаилу, минуя многочисленные бюрократические проволочки. — Поверят, или не поверят — хрен с ними, я "свою" точку зрения высказал, пусть подавятся. — Что касается совпадения по времени — я бы отнёс это к "неизбежным на море случайностям", или, как говорил ваш Клаузевиц, — "туману войны". А новые интересы... Гении, да и талантливые люди зачастую непредсказуемы. Неизвестно, что придёт им в голову в следующий момент. Вот и сейчас академик обуян идеей создать лекарство против инфлюэнцы. Втемяшилось ему в голову, что через год-два по всей планете прокатится пандемия этой болезни. Причём, почему-то из Испании. Теперь его лаборатории отрабатывают методики лечения.

— Я понимаю, это выглядит, как попытка добыть важную информацию... Но, насколько я понимаю, договорённость между нашими сюзеренами будет основываться на послевоенном сотрудничестве... Но как мой Кайзер может быть уверен в том, что это — не блеф?.. Как это у вас называется?.. Кот в мешке.

— Во-первых, мы уже выполняем будущие обязательства. Думаете, Регент не в курсе, что наши фабриканты через известные стокгольмские фирмы поставляют в Рейх муку, сахар и другие продукты? Как Вы думаете, сколько времени нам потребуется, чтобы прекратить эту контрабанду и показательно вздёрнуть гешефтмахеров в назидание другим? Кстати, вопрос будет решаться в зависимости от того, как пройдёт сегодняшняя встреча.

— И вы оставите спекулянтов на свободе, они и дальше будут зарабатывать деньги в ущерб Вашей стране? — Фон Штайнберг язвительно усмехается.

— Нет, конечно. Руководить фирмой можно и из своей конторы, и из относительно комфортабельной одиночной камеры, и даже из карцера. А деньги пойдут в казну.

Во-вторых, ваш канцлер Бисмарк как-то процитировал нашу пословицу о том, что русские медленно запрягают, но быстро едут. Так вот, мы уже запрягли и даже начали набирать ход. И в запасе у нас достаточно неприятных сюрпризов. Если всё пойдёт хорошо, то вы летом это увидите.

— Какое-то новое оружие? Наподобие Вашего карабина? — Майор кивает на "бету".

— Нет, оружие старое, а вот применение новое. А что касаемо новинок... Пойдёмте...

Заходим в домик к Буртасову, где и продолжаю "дозволенные речи":

— Насколько я знаю, на берегу Северного моря ещё в четырнадцатом году вы построили теплопеленгаторную станцию, чтобы обнаруживать британские корабли. И успешно это делаете на дальности до десяти километров. — Послезнание по термопарам как нельзя лучше ложится "в строку". — Павлов решил применить более надёжный по его мнению физический факт о слабом затухании звука в жидкости. Перед Вами опытный образец гидроакустической станции. Илья Александрович, будьте добры, в двух словах расскажите господину майору что и как мы можем делать.

— Шум, создаваемый винтами любого судна, разносится под водой очень далеко. Используя микрофон особой формы, мы можем определить примерную дальность до него и азимут с точностью до двадцати-двадцати пяти градусов. Аппараты не такие и громоздкие, их можно устанавливать на любом корабле, начиная с эсминца. Сейчас поблизости никого нет, если желаете, можете послушать "голос моря". — Буртасов протягивает фон Штайнбергу наушники, которые последний тут же надевает. Про реальные характеристики, так же, как и про "ухо тюленя" говорить пока не будем, не хватало ещё явных подсказок.

— Саму форму микрофона предложил один из наших флотских офицеров, но его докладную записку лежебоки из ГВТУ благополучно похоронили в своих архивах. Специальная техническая комиссия, организованная по приказу Регента, нашла эту бумажку, решила, что вопрос заслуживает внимания и в числе других передала на экспертизу. А дальше академик Павлов взял вопрос под свой контроль...

— Деннис, Вы приоткрыли мне одну техническую тайну, может быть, скажите пару слов о стратегической? — Фон Штайнберг испытующе смотрит на меня.

— Понимаете, Генрих, это, опять-таки связано с тем, чем закончится встреча... Но если исход будет благополучным, я, наверное, окажусь немного южнее. Балтика и летом холодна, а вот в Чёрном море можно с удовольствием искупаться. — Делаю многозначительное выражение лица и заговорщицки подмигиваю. В конце концов, кто-то сказал, что человеку свойственно ошибаться. А чем я — не люди?..