Здесь водятся драконы

Янусам понадобилось несколько часов, чтобы внятно объяснить, чего они от людей хотят, и когда вождь наконец уверился, что предложенное — не шутка, восторгу не было границ.

Следующие десять лет прошли в трудах и заботах. На острове имелись остатки разоренных прежними набегами деревень, которые смогли достаточно быстро восстановить. С садами и виноградниками пришлось повозиться, они сильно пострадали, но поселяне смотрели в будущее с оптимизмом, из леса приносили кусты диких ягод и молодые деревья, и вскоре начал давать первые литры драгоценного продукта собранный на коленке перегонный аппарат, а Янусы после снятия пробы возмечтали о монополии на изготовленную на острове, который оказался Буяном, продукцию, одновременно с ужасом прикидывая масштабы вложений.

Через пятнадцать лет первая оптовая партия была выкуплена завернувшими на огонек купцами, а еще через год Янусы поняли, что не так прост путь, ведущий к вершинам финансового благополучия.

* * *

Янусы хмуро рассматривали горделиво стоящего перед ними мужчину. Здоровенный, как шкаф с антресолями, одетый в хорошего качества одежду, он позвякивал кольчугой, поблескивал навершием огромного меча и звался Вольгой Святославовичем.

Появление богатыря еще можно было бы как-то пережить, в конце концов, не в первый раз к ним прутся экспроприировать неправедно нажитое добро, отчуждая в пользу очередного скребущего по сусекам собственных закромов князя. Как с такими бороться, Янусы давно определили опытным путем. Проблема была в другом: Вольга пах родней.

Янусы вздохнули, переглянулись и вновь потянули носами, с грустью вспоминая ходящие про данный экземпляр Хомо Богатырус слухи. И происхождения он высокого: папа — Змей, мама — царевна... И воин не из последних... И оборотень — умеет перекидываться в волка и птицу... А еще Вольга наемничал и в данный момент исполнял поручение какого-то князя, заказавшего разведку богатеющего не по дням, а по годам острова.

— Что ж ты неласково так родню привечаешь-то, — проворчал А-Янус, потирая фингал под глазом. — Нехорошо, знаешь ли, невежливо.

— Очень даже грубо! — подтвердил У-Янус, почесав намятый кулаками богатыря бок хвостами. — Прям как не родной!

На лице богатыря проступила крайняя степень изумления. В чем-чем, а в таком его еще никто не упрекал.

— Родня? — осторожно поинтересовался он, вкладывая свою заточенную с двух сторон рельсу в ножны.

— Она самая, — подтвердили Янусы дуэтом, развивая успех. — Ты ведь Змея, что на Калиновом мосту живет, сын?

— Ну, вообще-то да, — настороженно буркнул Вольга. — Только тятенька помер пять лет назад. С тоски.

— Печально сие, — взгрустнули Янусы. — Но вдвойне печально, что, придя сюда, ты даже не спросил, кто пред тобой. А сразу вот так. Грубо.

Бородатая рожа порозовела, богатырь ковырнул землю ножкой.

— А мы родня?

— Родня, — Янусы убедились, что незваный гость буйствовать не собирается, и махнули лапой, зовя за собой. — Троюродный племянник ты мне, родня близкая и кровная, не седьмая вода на киселе. Так что, пошли, племяш, пир будет в честь знакомства. Выставлю лучшую наливку, не поскуплюсь.

Вольга облизнулся — слава вырабатываемых на острове наливок гремела на весь цивилизованный мир, вызывая повышенное слюноотделение у всех, мечтающих прибрать приносящее баснословные барыши производство к рукам.

— Прощения прошу, дядюшка, — пробасил Вольга, — по незнанию это.

— Ничего, — благодушно махнул хвостами Змей. — Бывает. Сейчас блюда принесут, столы накроют. Отметим воссоединение семьи. И обсудим пару моментов...

Планы Янусы строили самые радужные: Вольга имел силу, авторитет и влияние. Если его привлечь к охране острова и караванов... М-м-м-м... А еще попросить научить, как оборачиваться: его папенька к царевне приставал с непристойными предложениями явно не в облике Змея. Значит... Перспективы открываются блестящие!

— Ты ж сирота теперь, — сочувственно глянули Янусы. — Значит, надо позаботиться о тебе. Да и остепениться не мешает, а то все бобылем... Ай-яй-яй.

— Ну...

— Что, на примете есть кто?

— Как сказать... — протянул смущенно богатырь.

— Думаю, если придешь свататься с богатыми дарами, ни одна княжна не устоит, — заверил Вольгу А-Янус. — А нам как раз нужен умный воевода. Расширяться планируем, еще пять видов наливок хотим делать. Ты как? Племяш?

— Согласен полностью, — сглотнул Вольга. — Дядюшка.

— Вот и хорошо. Соленых огурчиков!

Планы стать монополистами в сфере производства элитных алкогольных напитков явно получили шанс на исполнение. А уж теперь... и не только они.

4. Вы не ждали, а я... (попаданец!Дракон, Таргариены, остальные)

Безумный король ласково провел пальцами с длинными потрескавшимися ногтями по бугристой поверхности яйца.

— Да... — страшный, как чума, мужчина едва не пускал слюни на лежащее в раскаленном очаге яйцо, изредка тихо подрагивающее. Эйрису Второму было... Ну, слово "хорошо" очень слабо описывало то, что он чувствовал. Восторг на грани сумасшествия, безумное ликование, бешеное счастье.

Найденные в тайнике драконьи яйца были настоящим сокровищем. И пусть из двенадцати — неимоверное количество! — ни одно не было живым, тринадцатое, лежащее в отдельном сундучке, оправдало все ожидания, и даже больше.

Большое. Похожее на выполненную искусным ювелиром шишку с плотно сомкнутыми чешуйками, оно было глубокого черного цвета, поражающего глаз чистотой и насыщенностью, и оно было живым.

Этого нельзя было увидеть, но это можно было почувствовать, ощутить, и Эйрис безумно хохотал, пугая жену и сыновей, носясь со своей драгоценной ношей по коридорам дворца как дурак с писаной торбой, по меткому выражению одного зубоскала.

Шутник теперь скалил зубы на стене, разлагаясь под палящим солнцем, а Эйрис сосредоточился на процессе высиживания.

Или проклевывания?

Семье было все равно, как это называется, главное — чтоб их не трогал; придворные мрачно помалкивали, шушукаясь потом в укромных местах; а Эйрис пихал яйцо во все подходящие для вылупления огнедышащей твари места, не зная, куда себя применить, доставая всех, не имеющих возможности разбежаться.

Черный цвет навевал полные эйфории кровожадные мысли, Эйрис мечтал о личном Балерионе, верхом на котором помчится нести... ну, что-то нести, и огромные крылья будут вспарывать воздух, а он, с мечом в руке, сеять хаос и смерть.

Прекрасные мечты, которыми он взахлеб делился с женой и старшим сыном, не замечая страдальческих взглядов. В конце концов яйцо окончательно обосновалось в специально переделанном очаге, куда постоянно подкладывали горючие камни и толстенные спилы деревьев. Жара в комнате стояла удушающая, Эйрис дневал и ночевал возле сокровища, плюнув на все остальное, охраняя лично, и доохранялся, зарубив над очагом не вовремя зашедшего слугу.

Умирающий рухнул в очаг, жутко завоняло горелой плотью, Эйрис, потрясая мечом, исполнял нечто вроде приветственного танца, принятого в каком-то отсталом племени. Неожиданно хрупнуло, и в очаге, под догорающими останками, что-то зашевелилось.

Король тут же отбросил меч, дрожащими руками поднимая трескающееся в ладонях яйцо. Откололся кусок, и в отверстие просунулась крошечная головка на длинной шейке, разинувшая зубастую пасть.

— Я назову тебя Балерион... — выдохнул король, сверкая полными безумия глазами. — Ты будешь...

Дракончик моргнул, поднимая голову к нависающему над ним Эйрису. С каждой секундой осмотра глаза крохи становились все больше и больше.

* * *

Вот не стоило устраивать киномарафон, отягощенный неумеренным употреблением всяческих вкусностей!

Снилась всякая гадость: мозг творчески перерабатывал увиденное и делал какие-то свои загадочные выводы, отягощенные обжираловкой и опиваловкой на ночь глядя. Страшной роже, нависшей над ним, здоровенной, как диван, он почти не удивился. Только выпучил глаза.

— Ты еще что за страхопудало? — попытался спросить мающийся похмельем несчастный, но вместо слов изо рта внезапно раздался какой-то писк, буквально раздирающий громкостью уши. Рожа радостно оскалилась, показав почерневшие и зияющие дуплами, как сухостой в лесу, зубы.

— Балерион! — неожиданно гаркнула рожа, обдав воняющим тухлыми яйцами дыханием. Челюсти сами распахнулись во всю ширь, а желудок совершил попытку самоубийства через побег из организма.

— Буэ! — он задергался, чувствуя, что конечностей мало того что стало больше, так они еще и не такие, как обычно. — Какой нахрен Балерион?! Уйди, собака страшная, глюк похмельный!

Ужасающе огромный великан только затряс его в руках, прижимая к нестерпимо воняющей потом богато вышитой рубахе.

— Фу! — Кошмар почему-то не заканчивался, отягчаясь подробностями. — Мама! Караул! Помогите!

Он задергался, как припадочный, и великан неожиданно отшвырнул его, что-то гневно крича и помахивая разорванной ладонью. Мучающийся алкогольной амнезией страдалец неожиданно осознал себя: крохотным; имеющим четыре лапы и хвост; покрытым чешуей радикально черного цвета, как краска для усов Кисы Воробьянинова; летающим.

Крылья забились с бешеной скоростью, загребая воздух, он поднатужился, истерически пища, и совершенно неожиданно обнаружил себя взлетающим куда-то вверх, под закопченный потолок.

— Балерион! — донеслось снизу, когтистая лапа едва не ухватила за самый кончик вытянувшегося в струнку хвоста.

— Ах так?! — еще шустрее замахал крыльями осознавший себя свежевылупившимся дракончиком человек. — Балерион, значит?! Будет тебе Балерион!

Он сделал несколько кругов почета под потолком, осваивая тело, как следует прицелился и понесся вниз, воя, как несущийся в пике бомбардировщик.

— Банзай!

В горле заклокотало, из ноздрей повалил дым. Балерион прицельно плюнул огненным сгустком прямо в глаз остервенело пытающемуся сбить его плащом королю — судя по съехавшей набок короне.

Попал.

— Есть прямое накрытие! — запищал дракон, описывая петлю, как заправский истребитель. — Банзай!

Второй плевок тоже попал прямо в цель, заставив короля взвыть от боли в обожженных глазах. На шум и грохот сбежалась стража, во главе которой мчался еще один платиновый блондин, но было поздно: воющий и машущий плащом король оступился и неудачно рухнул прямо на очаг, ударившись о камни виском.

Все замерли.

Балерион с торжествующим писком описал круг почета и приземлился на пол, растопырив крылья, угрожающе пуская пар из ноздрей.

Толпа закованных в броню мужчин синхронно сделала шаг назад. Неожиданно они расступились, в зал стремительным шагом вошла женщина, все еще ослепительно прекрасная, невзирая на изможденный вид. Она окинула взглядом зал, обгорающего в огне короля, переступающего на тонких лапках дракончика и тут же приняла какое-то решение, судя по виду.

— Мой красавчик! — женщина подошла к дракончику, подхватила на руки — крайне осторожно, но уверенно, как младенца — и нежно чмокнула в мордочку. — Какой ты красивый...

Она ласково погладила его по спинке, дракончик растопырился, подставляясь под ласку.

— Как тебя зовут, милый?

Дракончик напыжился, придавая себе грозный вид, заворчав. Уставился в глаза королевы. Та еще раз его внимательно осмотрела.

— Балерион?

Дракончик закивал, едва не пуская слюни от поглаживаний и почесываний.

— Сильное имя, — одобрительно кивнула женщина. — Но можно я буду звать тебя Белло? Только для своих.

Балерион важно кивнул, лизнув женщину в щеку.

Если это похмельный бред, то пусть продолжается. Он будет Красавчиком, и там еще посмотрим, кто кого: в битве "Дракон против Семи королевств" он однозначно ставит на дракона.

То есть, на себя.

Драббл 5. Драконы — это не только ценная чешуя... (Попаданка!Хвосторога, Гарри Поттер, маги)

.

Хвосторога была огромной.

Не такой здоровенной, конечно, как китайский огненный шар или валлийский зеленый, но Гарри она казалась огромной, как башня.

И уж точно она выглядела гораздо более опасной и страшной на вид, чем все остальные драконы, вместе взятые: покрытая шипами, острой чешуей, с дымком, выходящим из ноздрей... Хвосторога выглядела воплощенным кошмаром, явившимся специально по его душу, и Гарри, пытаясь сглотнуть пересохшим горлом, казался самому себе маленьким и жалким.

Сейчас он, как никогда, ощущал свою беспомощность. Все чемпионы были старше и гораздо опытнее. У них были знания, а у него — только слава, которой даже подтереться нельзя. От которой один вред: от него отвернулся весь факультет, а друзья делали вид, что его не существует.

Даже хвосторога смотрела на него с явно читающимся на морде сомнением, и Гарри ее понимал: выползло на поле нечто несуразное и пыжится. А что еще ему оставалось делать?!

Уйти нельзя: он тогда лишится магии, а это единственное, что было у него.

Такое нежданное участие в турнире наглядно показало Гарри всю глубину его заблуждений: нет у него друзей. Только знакомые — в лучшем случае. И обратиться за помощью не к кому, даже Дамблдор вроде бы что-то и говорил в его пользу, но так, что все, наоборот, считали, что Гарри все врет. А тут еще и драконы!

Он попытался хоть что-то найти в книгах, но все заклинания, с которыми работали драконологи, были ему пока не по зубам. Бить по глазам? Хвосторогу? Есть лучшие способы самоубийства. Усыпить? Он не вейла, чтобы музыкально чирикать, да и играть на музыкальных инструментах не умеет. И петь. Если споет — дракон точно взбесится.

Оставался один вариант, самый идиотский. И судя по морде, хвосторога с этим согласна. Полностью.

* * *

Маша тяжко вздохнула, даже не пытаясь скрыть скептическое выражение морды. Из ноздрей вырвались облачка горячего пара, десны по бокам зачесались — набухли и приготовились к работе железы, выпускавшие под давлением легко воспламеняющуюся жидкость, которую можно дыханием превратить в струю напалма или, скорее, "греческого огня".

Или ракетного топлива, если взять более современную аналогию.

Стоящий на поле мелкий, неухоженный паренек, от которого разило страхом и неуверенностью, призвал метлу.

Маша фыркнула, сплюнув сноп искр, и поудобнее уселась, напоминая самой себе собаку возле конуры. Хвост обвил кладку шипастым частоколом, крылья слегка растопырились. Цепь напряглась, когда она вытянула шею, глядя на человечка с высоты своего роста, заставив мысленно улыбнуться — прекрасно слышался скрип ошейника.

Маша смутно помнила, что дракон, то есть она, должен сорваться с цепи — по крайней мере, так было в фильме, который она, еще будучи человеком, смотрела когда-то вполглаза. Двумя не получалось: студенты, желающие спать в собственной квартире на кровати и есть не канцерогенный пирожок, идут работать, и она исключением не была.

Зомбоящик бухтел, она уснула... А проснулась вот в этом теле, понимая, что карьере педагога, не успевшей начаться, пришел конец.

После краткой истерики, которую быстро пресекли заклинаниями и распыленными зельями, и долгого сна, из которого не хотелось выныривать, Маша успокоилась и попыталась найти хоть какие-то плюсы в этом диком положении.