Анэ

— Ну так вот. Вернёмся к обезьянам, любителям антилоп. Копытных было много. Обезьяны за ними шли. Изменялись понемногу с течением времени. А потом случилось что-то. Землятресения, извержения вулканов, ледники двинулись с гор, или всё вместе — точно ещё не определили, но ареал этих обезьян оказался разбитым. Какие-то группы исчезли, а какие-то смогли приспособиться к изменившейся среде. Одни — приспособились к жизни в лесах, другие — перешли почти к подземной жизни, третьи проникли в лесостепи. Со временем они почти утратили сходство с исходной формой. Чем дальше, тем больше накапливается различий. Подвиды стали видами, хотя ещё не разделились окончательно — гибриды вполне жизнеспособны и плодовиты.

— И где же ты нашла таких обезьян?

Анэ поднимает кружку. Гном — свою. Стукнулись. Выпили.

— А чё их искать? Вон их потомки, вокруг нас сидят, да пиво пьют. Сам от обезьяны происходишь, так же, как и я.

— Шуточки у тебя. Эльф от обезьяны произошёл. В человека бы я ещё кое-как поверил — некоторые по уму, да и внешности недалеко от обезьян ушли. Но про первородных такое говорить... Человеку за такое я бы морду разбил...

— А южного гнома вообще бы убил? — с непонятным прищуром и елейным голоском осведомляется Анэ.

— Возможно.

— Убил бы только за то, что он стал утверждать, что перворождённость на самом деле означает, что когда-то некая обезьяна чуть раньше другой догадалась к палке камень прикрутить и топор сделать?

— Это ты так сказала...

— А если бы не я? А тот же южанин?

— Хорошего ничего бы не было.

— Даже, если бы он сказал правду?

Гном усмехнулся.

— Чтобы южанин правду северянину сказал... Да я скорее в бородатого эльфа поверю.

Анэ лениво прислоняется к стене. Стукнула кружкой. Хмыкнула, потянувшись за новой. Изрядно отпив, продолжает.

— Вообще-то, подобные генетические мутации зафиксированы, причём, даже у женщин.

— И что? Бородатых женщин на ярмарках показывают. Сам видел, только не думал, что у них бороды настоящие.

— У некоторых — настоящие. Только я ведь не человеческих женщин имею в виду.

Гном только рукой махнул. Пока пьяная болтовня подруженьки ещё не стала опасной для окружающих, придётся слушать всё, что она несёт.

— Угу. Скажи ещё, что и хвостатые эльфы бывают.

— Конечно бывают. Также как и люди, и гномы. У орков так вообще посчитай у каждого второго рудиментарный хвостик имеется.

С этим-то гном не спорил. Хвостики у орков видел, правда знает, что их почти всегда ещё в раннем детстве отрезают. Да и про рождение детей с хвостами у гномов тоже кое-что слышал. Хотя чужим о таком старались не говорить... Хотя, южане вполне могли разболтать о чём угодно..Вот только не думал, что Анэ ещё и хвостатость интересна.

— Хвостатость, излишняя волосатость, да и ещё кое-что — признаки, роднящие нас с животными. Нас — имеется в виду, все разумные виды. Виды, очень близкие и легко скрещивающиеся друг с другом. Заметь, в этой провинции чистокровных людей почти нет, да и орков чистых от силы одна десятая, а все остальные — метисы, похожие и на тот, и на другой вид, причём, как правило, наследующие лучшие признаки исходных форм.

— Это точно. Вербовщики всегда стараются набирать побольше полукровок — от природы смышленые, сильные, выносливые — короче, отменные солдаты. Прошлого командующего II-й Армией помнишь? Как раз из них был.

— Враньё!

— Да я же его знал! Крут был! За лимнесом по сегодняшний день его именем детей пугают.

— Да я и не спорю, что пугают, но что он полукровка — враньё.

— Да ты рожу его вспомни! Типичный орк.

— Совершенно верно. Орк. Чистокровный, притом, знатного рода. Он сознательно почти всю жизнь выдавал себя за полукровку. Вроде, как показать хотел, что в Империи не смотрят, от кого ты происходишь, смотрят, как ты дело делаешь.

— Странно, я же видел, как он подписывал документы. По подписи же видно, что из вольноотпущенников происходит. После имени — родовое имя Первого императора стоит.

— Он специально так делал, почему — я уже сказала. Считал, что все народы в Империи постепенно должны смешаться в один. Новый. И я бы не сказала, что это такая уж плохая идея.

— А я вот не знаю, хорошо или плохо такое смешение.

— И правильно, что не знаешь. Ибо для нас, или для нас в долгосрочной перспективе это смешение не принесёт ничего хорошего. Мы, да и вы — виды-реликты. И медленно, но неуклонно вымираем.

— Скажешь тоже, вымираем. С чего?

— Мир меняется. Меняется быстрее, и мы не успеваем меняться вслед за ним. Ты видел наши древние руины в Южных пустынях? Знаешь легенды?

— Видеть-то видел, с легендами хуже. Слышал только кое-что о ваших древних войнах...

Анэ снова рассмеялась. Так задорно и весело, что гном сразу понял — сказал он сейчас какую-то настолько большую глупость, что даже хваленую эльфийскую выдержку пробил. Впрочем, Анэ-то особой выдержкой никогда не страдала.

— Да не было этих войн. Никогда не было. Климат стал меняться. Мы просто ушли оттуда... И ещё очень из многих других мест. Сокращение ареала, неспособность приспособиться к изменяющимся условиям — первые признаки угасания цивилизаци.Теперь за нашей спиной — море, нам просто некуда уходить дальше. Три осколка былого величия. Мы не растеряли ничего из накопленных знаний, но что-то важное утратили. Нас никогда не было много, и становиться всё меньше... И винить некого, кроме наших различий в биологи и репродуктивном цикле. Теоретически, человеческая женщина может забеременеть раз в месяц. Вынашивает плод — девять месяцев... У нас беременность длиться тринадцать — пятнадцать месяцев... Но цикл у нас повторяется раз в пятнадцать-двадцать лет, при этом любая из нас может его прекратить, или прервать беременность на любой стадии. Мы просто не выдерживаем демографического давления. Все прочие виды плодятся с чудовищной по нашим меркам скоростью. Потому-то мы и создали мифы о себе же. Мифы неплохо защищали нас, пока вокруг были племена. А теперь рядом — Империя. И нам скоро не будет в ней места.

— Да что ты такое несёшь? Люди же, не побоюсь этого слова, без ума от вас. При дворе все женщины одеваются как эльфийки, ювелиры делают украшения, подражая вашим мастерам, про ваше оружие и книги я вообще молчу...

— Знаешь, один народ людей зачастую начинает восторгаться достижениями другого народа только после того, как почти уничтожит его.

— Вы же никогда не воевали с людьми...

— Мы не воевали с отдельными народами, и насмерть резались с другими. Людей, как общности, не существует, равно как эльфов или гномов. Есть несколько человеческих, эльфийских или гномских народов.Сам же злишься, когда тебя за южного гнома принимают. А зачастую, и народ-то внутри расколот. Сильно легаты да солдаты любят сенаторов да колонов? А ведь и те, и те вроде бы люди...

У каждого сколько-нибудь крупного поселка их встречали вожди и старейшины с богатыми дарами и изъявлением покорности. Император не слишком-то верил— и обозы с заложниками в столицу отправлялись регулярно.

Солдатам такая война с каждым днем нравилась всё больше, офицерам всё меньше, император ходит мрачнее тучи, что солдаты списывают на недостаток хор-р-роших схваток. И так добычи взяли как ни после каждой войны, кровью платить не пришлось совершенно.

Легкие кавалеристы всё время в седлах— разведка, разведка и ещё раз разведка. И ничего. Только слухи. С каждым днём все более грозные.

Узиппеты боялись. Не империи.

Император стоит на холме. Сигнал о прибытии повелел не давать, и войска внизу видеть— видят, а приветствовать вовсе не обязаны. Легион расположился на отдых, ждут пока паровые тягачи перевезут на тот берег артиллерию. Знаменитый мост Первого Императора, когда-то построенный его армией из дерева чуть ли не за месяц. Один из приемников лет через пятьдесят распорядился перестроить мост в камне (кажется, это его единственное распоряжение, над которым не смеялись). Последние лет двадцать и в столице, и за лимесом считают, что за мостом вроде и не совсем империя. Пришло время убедить всех в ошибочности подобных убеждений.

-А малые орудия зачем, да ещё с таким дулом?

-Для полевого боя. А дуло... Мне донесли, знаешь ли, чем ты кабацкие свары разнимаешь. Я вот и прикинул, что будет, если по толпе варваров шариками покрупнее садануть. Онгары да скорпионы— пусть на складе полежат, вместо них на когорту будет по два орудия, одно со стволом покороче, да дулом овальным — для ближнего боя, второе со стволом длинным— чтобы частокол могло развалить. Ещё десяток орудий потяжелее в подчинении легата. Думаю, надо бы по одному орудию на центурию, но пока наделать не успели.

-Что думаешь?

-Ничего хорошего. Мы почти в ловушке: после сражения обратно через леса мы не пройдём. Погибнем все.

-Ты сказала Почти.

-Почти. Если завтра будет Победа, даже не просто победа, а полный разгром степи...

-Племена покорятся?

-Да. Притворно, на время— но это уж задача людей будет, что бы время затянулось на века.

-Мы проиграем, если стронемся с места. Порядки пехоты при наступлении нарушатся непременно, наша конница слабее. Наша сила в артиллерии и стрелках. При атаке мы лишимся преимущества и в том, и в другом.

Заманить в засаду притворным отступлением, затем расчленить и окружить — излюбленная тактика варваров. Они не настолько глупы и суеверны — и после первой же атаки поймут наши сильные и слабые стороны. Человека может убить природной молнией— их не напугаешь и рукотворной.

И я не стану врать — пока наше положение мне напоминает поход на аршаков.

-Мы не окружены.

-А ты скажешь, у нас в тылу благожелательно настроенное к нам население?

-Предлагаете отступать?

-И погубить империю? Степь двинется за нами, все гермеренские племена увяжутся за ними. Лимес не выстоит.

Двинулись. Ревут рога, гремят барабаны. В первых рядах — косматые гиганты бруттии в клетчатых штанах и рогатых шлемах. Иные— голые, размалеванные черным и синим и со стальными цепями на шеях. Земля дрожит от топота ног и оглушительных боевых кличей.

Тяжелые орудия дают залп. Больше для острастки, но этих не напугаешь.

Ближе! Легкие орудия бьют картечью.

Частокол заволокло дымом. Легионы дали залп. Выстрелив, стрелок отдает ручницу заряжающему, и получает от него новую. Центурионы не стреляют. Яркие, блестящие, при все наградах они видны издалека. Залпы-только по их команде. Через частокол, навесом, бьют лучники. В промежутках между стрелками стоят центурии спешенных гвардейцев. Они должны остановить варваров, если те прорвутся через частокол.

Дым, крики, ругань офицеров. Тел у частокола все больше. Варвары из задних рядов пытаются стрелять.

-Потери. До сотни убитых, разорвало два орудия. Двадцать лет служу, но такого ещё не видел. Такая победа!

-Это не вся победа. Только первая стычка. Вина выдать обычную норму, караулы удвоить. Починить частокола. Выслать разъезды. Тела немедленно собрать и сжечь. Хотя нет, отберите из заложников человек десять посмышленей. Покажите им все. И отпустите. Отбой — только после.

Отвалами машин сдвигают тела. На буксире притаскивают огромные бревна. К утру кострища ещё дымятся.

Над частоколом поднялись бруттийские фрамеи. На каждую насажана голова в рогатом шлеме.

-Что бы ты сделал на их месте?

-Не знаю. Может, попытался бы послать кого в обход, отвлек бы внимание атакой в лоб, и атаковал бы с тыла. Но там мы укрепились даже лучше чем здесь. Единственный их шанс— выманить нас с укреплений. Завтра они не будут столь прытки. Могут попытаться сделать запруду и затопить нас. Но это займет много времени, и мы быстрее насыпим плотины. Я не придворный, но без лести скажу — император гениальный полководец. Хоть вся степь может прийти сюда — все здесь и лягут.

-Только тот, кто привел сюда всю степь тоже полководец не из последних.

-Нам останется только уйти. Леса теперь с трех сторон окружены империей. Нам путь один — за море. В этом мире нам не будет места.

-Император чтит договора.

-Император смертен.

Вы в ваших горах приспособитесь. Ваш образ жизни сильно напоминает образ жизни людей. Ты первый, кого император ввел в сенат. Будут и другие. И гораздо менее достойные. А мы слишком уж отличаемся от них. Их внешности подобны

-К вопросу о сенате: император ведь своим указом что слово ''сенатор'' не имеет рода, и в сенат может быть принят любой ''обличенный достаточным благородством''.

-И что из этого? Над некоторыми законами не властна даже верховная власть: вводил император новые буквы — куда-то они пропали, как только его отравили.

-Ты не поняла: он тебя звал в сенат этим указом, тебя, и в будущем других достойных женщин всех рас.

-Я все поняла прекрасно. Но мне не пойдет тога с широкой полосой.

-Все высшие офицеры давно имеют право на кольцо на правой руке и тунику с узкой полосой на груди.

-Мы становимся частью империи, и начинаем забывать, кто мы такие. Империи уже сплавила многие народности. И они исчезли.

— Скажи им: Стоять! Пантера приказывает!

"Сама что ль не может?" — с раздражением думает гном. Но молчит.

— Мне минута нужна. Может, две. Но они простоять должны.

"Что она задумала? И так всё плохо. Они ведь именно здесь прорвутся. И так еле стоим..."

Гном со злобой орёт, что попросила друг. Солдаты встрепенулись. Ненадолго. Они слишком устали. Многие сломались уже. Кто-то уже странновато по сторонам поглядывает. Неужто не понимает — из этих мест не сбежишь? Рядом с Гренном стоит явно из других. Обречённость злая на лице. Пока те перестраиваются для новой атаки, с остервенением чистит мушкет. Штык — последнее по времени изобретение Гренна уже прицеплен к оружию. Наделали немного. Раздали — ещё меньше. Этот получил.

Совсем не так день идёт как императора с коня сшибли. Не мальчик, куда полез? Многие видели. "Пантера" сразу же заорала. "Он не ранен!" Поверили. Ибо хотели.

Центр держится. Там гвардия. И почти все "Пантеры". Здесь их только одна. Но лучшая.

Анэ опускается на колено. Гном один-единственный раз видел доспех, как у неё — с маленькой дверкой сбоку. Там у неё главное оружие — эльфийские снадобья. Он никогда не видел, где Анэ их носит, когда без доспехов ходит. Хотя, он её друг. В чём только её не видал...

Снадобья! Именно из-за них эту надменную, малочисленную и плохо размножающуюся расу до сих пор и не перебили. Эти прирождённые биологи мало того, что дали миру массу генетически изменённых культур с хорошей урожайностью вроде земляных яблок, жёлтых початков и красных плодов, но и себя от мира защитили. Делают снадобья. Для других рас — смертельные. Но для них... Из-за снадобий их и боятся. Они и так очень быстрые. Как эльф одно или два выпьет пред боем — такое начинается!

Препараты для них самих опасны. Гренн видел, как после них бывало плохо подруге. Сутками лежала, не всегда доползая до отхожего места. Но в тех битвах она вытворяла такое! Она и сейчас под снадобьем. Глаза блестят совершенно как у сумасшедшего, но движения примерно вдвое быстрее обычных. И так стремительных. Снадобья страшны. Эльфы под ними только свою расу не атакуют. Всех же остальных... Именно поэтому "Пантеры" часто возглавляют атаки. Они видят только тех, кто впереди. По сторонам не смотрят. Гном даже рад, что не может бежать быстрее её. Ладно, хоть не все снадобья нарушают у них восприятие реальности. Где свои, где чужие — пока осознаёт.