От нахлынувшей слабости ноги подкосились и он, не раздеваясь, стал опускаться на пол. Голова пошла кругом и в глазах помутилось. По-видимому, мозг, спасая от сумасшествия, выключил его сознание.
Приходил в себя Николай медленно и мучительно. В висках гулко пульси-ровала кровь, затылок саднило болью, как после чрезмерного возлияния. Тяжело разлепив веки, он увидел затененный, покрытый мелкими трещинами потолок. В руках и ногах ощущалась свинцовая тяжесть, мешавшая пошевелиться. Но постепенно кровообращение восстанавливалось, восстанавливались силы. Восстанавливалась и четкость мысли. Мордовцев начал замечать детали, которые впопыхах не заметил, ворвавшись в квартиру. А не заметить было трудно: обои на стенах коридора были совершенно ему незнакомы. Не могло их здесь быть — не клеил он такие никогда. Первой мыслью, которая пыталась объяснить это несоответствие, была та, что он попал в чужую квартиру. Но когда привстал и заглянул в кухню, то увидел свой старинный кухонный шкаф, покрытый позолоченными позументами, и который помнил с детства. Незнакомыми в кухне были только стол и четыре табуретки. Такой мебели у него раньше не было. Уж это он помнил точно. Николай поднялся, и прежде чем искать объяснение этим странностям, решил осмотреть внимательно уже всю квартиру.
В спальне все было почти так же, как и перед отъездом в командировку. Только их с женой семейная кровать была по-холостяцки узкой и отсутствовала детская кровать сына. Обои здесь были привычными. Опасаясь скоропалительных предположений, он прошел в зал-гостинную. Вот здесь было все непривычным, хотя Николай не сказал бы, что комната была обставлена не в его вкусе. Напротив, все здесь было именно так, как если бы он один обставлял эту комнату. Совершенно отсутствовало какое-либо влияние жены. Подойдя к книжному шкафу, он бегло осмотрел корешки книг. Большинство из них были знакомы, и только двух-трех собраний сочинений у него не могло быть, оттого, что в свое время не смог их добыть.
Не разуваясь и не раздеваясь, Николай присел на диван, закурил и, найдя пепельницу, бросил в нее спичку. Затянувшись сигаретой и выпустив клуб дыма, он попытался осмыслить положение. Обморок помог, сняв излишнее волнение, и он теперь мог думать уже более трезво.
"Ушла жена? Но тогда зачем ей понадобилось клеить другие обои в коридоре, покупать другую мебель на кухню, менять кровать в спальне.... Откуда у нее такие деньги и вообще..., в чем причина этого ухода?" — Это в его голове не укладывалось. Да и проделать все это она так быстро не могла. Ведь в командировке он был всего три дня. — "Переклеить обои, поставить новые книги, да и вообще все оборудовать в моем вкусе... Странно!.."— Как он не думал — никакого разумного объяснения не находил. — "А тут еще эта непонятная "эпидемия". Впрочем, с "эпидемии" и начались все эти странные события".
Затушив сигарету в пепельнице, Мордовцев отправился на кухню, только сейчас вспомнив, что со вчерашнего дня ничего не ел, а за окном уже темнело. "Долгонько же пробыл без сознания! — Непроизвольно подумалось ему. — Удивительно, что не захотелось чего-нибудь перекусить еще раньше, наверное, перенервничал больше чем надо, оттого и о еде позабылось". Получалось, что он голодал уже почти сутки. В чайнике вода была и, не зная пока, можно ли пользоваться водопроводом, он поставил его на огонь, не добавляя, свежей. Пока чайник подогревался, Николай пошарил в холодильнике. В нем также были продукты, которые он в него не клал, хотя купил бы их, если бы ему попались. Добавив этот факт к тем, что у него уже скопились, Николай отправился включить радио, ибо вспомнил напутствие старшего лейтенанта внутренних войск на вокзале. Нужно было послушать последние новости. В этот момент зазвонил телефон. Противная слабость разлилась в коленях, и он прислонился к косяку двери — "Что сулит мне этот телефонный звонок?.. И ведь телефон не работал утром!"
Телефон звонил, а Николай не мог сдвинуться с места. С трудом, сбросив оце-пенение, он нетвердым шагом подошел к телефону и снял трубку.
— Слушай! Еще нет и девяти, а ты уже дрыхнешь!.. Ты когда вернулся? — Раз-дался из трубки голос Владимира. Николай немного успокоился, ибо хоть этого человека знал, и теперь мог что-либо выяснить вразумительное. С Владимиром он был знаком лет с двенадцати, сейчас тот служил в милиции участковым где-то в пригороде.
— Утром! — ответил Николай.
— Как ты пробрался, ведь в полночь закрыли город? — Удивился Владимир.
— Я проскочил последним поездом. Слушай, ты случайно не знаешь, где мои?..
— Кто твои?.. Я тебя не понимаю!
— Как кто? Жена с сыном!.. — Теперь уже настала очередь удивляться Нико-лаю.
— Какая еще жена, да еще и с сыном? Ты, что умом повредился на почве "эпи-демии"?.. Или успел жениться за эти три дня, да еще и обзавестись ребенком?.. Ты меня удивляешь! Хотя бывает. Отдыхай, позвоню утром. Есть серьезный разговор. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — Машинально ответил Николай и, услышав гудок отбоя, положил трубку.
На кухне вовсю свистел чайник, а Мордовцев туда не спешил. Разговор с Владимиром не только не разъяснил ничего нового, а наоборот, еще больше запутал. Из его слов можно было понять, что он — Николай Мордовцев — холост. Но ведь он отлично помнил, что уже пять лет, как женат. Теперь уже совсем не понимал, как все это можно объяснить.
Как в сновидении, он прошествовал в кухню и выключил газ. Чайник затих. Машинально приготовил чай и, машинально сжевал заранее приготовленные бутерброды, машинально убрал со стола и вернулся в зал, находясь как бы в заторможенном состоянии.
Закурив, включил телевизор. Когда тот нагрелся, стало ясно, что ни одна программа не показывает: видимо не работал телецентр. Николай его выключил и одновременно со щелчком выключателя, в голову пришла идея — семейный альбом. Да, альбом с фотографиями, который он начал комплектовать, как только закончил службу в армии. Николай открыл шкаф и, порывшись, нашел этот альбом. Замелькали знакомые фотографии, почти десятилетней давности. С невольным волнением он открыл страницу, на которой должна была быть запечатлена брачная церемония. "Но, что это?!" — Фотографий, посвященных свадьбе, в альбоме не было.
Думая, что он участвует в каком-то нелепом розыгрыше, Николай решил, что фотографии этого периода, а он всегда датировал все фотографии своей рукой и ставил подпись, из альбома кто-то изъял. Но потом пошли такие снимки, в которых, он уверен, никогда не позировал. И, тем не менее, на этих фотографиях был именно он — Николай Мордовцев, собственной персоной. Среди совершенно незнакомых ему людей, среди друзей, только убей его бог, он никогда не фотографировался в таком именно составе и в тот промежуток времени. А далее — он в обществе совершенно незнакомой симпатичной девчонки, снова среди друзей на пикнике — и, что самое удивительное: все фотографии были датированы его почерком и, на них стояла собственноручная подпись. И ни малейшего присутствия на фотографиях личности жены и сына, хотя он отлично помнил, что в альбоме должен был быть целый ворох таких фотографий. Вместо них здесь была масса совсем непонятных для него снимков, запечатлевших довольно длительный период времени, более чем, пятилетний. Если судить по альбому с фотографиями, можно было безоговорочно подумать, что на его жизненном пути никогда не встречалась девчонка Татьяна, которая потом стала его женой и родила сына.
Это было удивительным фактом, который невозможно было разумно объяс-нить. Николай не знал, что ему и думать и, в конце концов, пришлось призвать на помощь всю фантазию, на какую он только был способен. Вспомнилась уйма фантастических рассказов о путешествиях во времени, о параллельных мирах, в которых почти рядом с нами, разделенные тонкими перегородками из энергетических и временных полей, живут люди — такие же, как мы, а может быть и идентичные нам двойники, только события там текут совсем по другим линиям. Но что еще он мог придумать, чем объяснить все то, что с ним приключилось. Поэтому он взял за основу версию о том, что каким-то образом переместился в параллельный мир и сейчас находится на месте своего двойника, жизнь которого сложилась несколько иначе, чем его. От этого допущения Николаю стало даже как-то легче на душе — возможно в его родном мире и нет никакой "эпидемии" и не стоит беспокоиться за судьбу своей семьи. Но с другой стороны, как отреагирует другой "ОН", обнаружив у себя в квартире незнакомую женщину с ребенком? Да, ситуация не из приятных, во всяком случая для него. Как только представишь, что там может произойти.... И если еще перемещения эти произошли сразу по нескольким слоям параллельностей, да возможно и без вероятности обратного возврата — ведь какая путаница может произойти?
Время уже было позднее, а Мордовцев все еще в смятении чувств расхаживал по комнате и никак не мог успокоиться. Пепельница была полна окурков, в горле першило от табака — обычно он курил гораздо меньше. Необходимо было дать отдых телу и нервам. Наконец он начал раздеваться и, только сейчас обратил внимание на костюм, который был на нем одет. Николай мог поклясться чем угодно, что не имел такого костюма. Слегка подрагивающей рукой он вытащил из кармана паспорт и командировочное удостоверение. Паспорт был его, но номер не сходился с тем, к которому он привык, вписывая его в доверенности. Не было в паспорте и штампа о семейном положении. В командировочном удостоверении было проставлено предприятие, на котором он никогда не работал. Как объяснить этот факт: одежда, надетая на нем и документы, хотя и подтверждающие его личность, в то же время не могут быть его. Похоже, они с двойником "поменялись" даже одеждой. После некоторого раздумья, Николай решил, что такое вполне могло произойти и в сущности ничего страшного не предвещало, и поэтому можно успокоиться. А о том, как найти выход из положения, можно будет поразмыслить позже. Придя к такому выводу, он разобрал постель, из чувства мнимой брезгливости застелив ее свежим бельем, и разделся.
Уже улегшись и накрывшись одеялом, он потянулся к выключателю бра, когда ощутил еще что-то не совсем привычное. — "Обстановка комнаты? Да, нет, к этому я уже притерпелся. Тогда что же?" Николай снова потянулся к выключателю и, в ту же секунду его пронзила догадка. Он лихорадочно осмотрел свою руку. — "Да, так оно и есть!"— На руке не было привычного для него шрамчика, который он заработал еще подростком, врезавшись на велосипеде в стену дома и, который своим видом всегда напоминал ему об этом неприятном случае.
"Что же получается? — Стремительные мысли проносились в голове. — Выходит, что я — это не я! Получается, что мы с двойником не менялись мирами, мы поменялись лишь сознаниями. Технически это, наверное, даже и легче. Сознание, как бы то не было, скорее всего, энергетическая составляющая человека и этой энергетической составляющей вероятно легче проникать между мирами, чем самим физическим телам! Мое сознание вселилось в его телесную оболочку, а его сознание — в мою? А, может быть и не в мою, а в чью-либо еще, и уже этого третьего — в мою? С ума сойти можно, представив, что при существовании бесконечного множества параллельных миров, какая может произойти путаница при обменах сознаниями, и что может из всего этого получиться! И главное, каким образом можно вернуться назад?" Бурный мысленный поток, нахлынувший в мозг Николая, причем весьма далекий от при-вычной реальной жизни, грозил затопить разум и лишить сна на всю ночь. Не желая больше думать обо всем этом, и следуя старинной пословице: "Утро вечера мудренее!"— Он решил впервые в жизни воспользоваться снотворным, и уже несколько минут спустя, погрузился в тяжелый сон без сновидений.
3
Без истинной дружбы жизнь — ничто.
Цицерон.
Ранним утром Николай услышал во дворе тарахтенье тяжелого мотоцикла, выглянул в окно и увидел внизу милицейский "УРАЛ". За рулем сидел человек в легком противохимическом костюме Л-1 и в противогазе ШМС-2, позволяющим разговаривать. Через плечо у него висел автомат АКСУ. Мотоциклист заглушил двигатель, осмотрелся и спрыгнул с мотоцикла. Порывшись в коляске, он достал из нее большой, перевязанный бечевкой сверток в рыжеватой бумаге. Несмотря на объем, сверток не казался тяжелым. Поправив на плече автомат, мотоциклист направился к подъезду Николая. По походке, хотя она и была у него несколько неуклюжей из-за противохимического комбинезона, Мордовцев узнал в мотоциклисте Владимира. Вообще-то Николай ждал от него телефонного звонка, и никак не ожидал увидеть его самого но, тем не менее, поспешил в прихожую, чтобы открыть ему дверь.
Владимир ввалился в квартиру и лишь только Николай закрыл дверь, отдуваясь, стянул с себя противогаз.
— Черт побери! До чего же надоело дышать этой резиной!..— Выдохнул он.
Не ожидая приглашения, он прошел в комнату и развалился на диване, поло-жив сверток рядом с собой, и все еще отдуваясь. Его веснушчатое лицо было покрыто румянцем и потом. И не дожидаясь вопросов, он заговорил первым:
— Чертяка, ты радио слушаешь?
— Оно у меня со вчерашнего дня включено, да только из него кроме какого-то потрескивания, ничего не слышно. — Ответил Николай, слегка недоумевая.
— А ведь верно, его еще вчера с обеда отключили. Ну, я думал пока мотаюсь по городу, может быть, что-нибудь да передали новенького. Но телефон пока должен работать. Мне позвонить тебе неоткуда было, вот я сам и заявился. Не выгонишь?
— Ага! Щщас пинками вытолкаю! — Огрызнулся Николай.
— Слушай, а пожрать, у тебя ничего нет? Я бы сейчас лошадь, наверное, сжевал. — Он впервые, с тех пор, как вошел, улыбнулся.
— Сбрось ты пока свой комбинезон, пошли на кухню! Сейчас, что-нибудь спро-ворим! Я еще сам не завтракал. — Николай направился в кухню, пока Владимир расстегивал свою прорезиненную хламиду.
Хорошо, что в холодильнике была колбаса. Он ее быстренько порезал, открыл баночку шпрот. В хлебнице нашлось полбуханки хлеба, а чай уже был готов. Почти не разговаривая, они все это быстренько истребили, и уже, более готовые к беседе, разместились в большой комнате.
— Слушай, что ты там вчера заговаривался о какой-то жене, о сыне? — Спросил Владимир. — Это на тебя так "эпидемия" подействовала, что ли?
— Об этом как-нибудь потом поговорим! — Отмахнулся Николай, не расска-зывать же ему именно сейчас обо всех странностях сразу, еще и за психа посчитает. — Лучше сообщи что-нибудь новое об "эпидемии"?
— Да какая еще к черту "эпидемия"! — С неожиданной злостью воскликнул он. — Хотя эпидемией это тоже можно назвать! Дело гораздо сложнее, да и страшнее, пожалуй. В городе черт знает, что творится. Нет ни транспорта, ни медицина уже не раскатывает. Как будто повымерло все. По квартирам, конечно народец отсиживается, а вот руководства городом ни видно и не слышно. — Он немного помолчал, затем вздохнул и продолжил: — Над центральной площадью висит какая-то бандура, похожая на огромную двойную тарелку, только очертания у нее немного угловатые. Близко я не подбирался, не дурак, все же, на рожон лезть, но что-то делать надо!
