Посещение часть 2

Петр Русо вспоминал, как они внизу, в сокровищнице набирали себе свою "долю". Сам себя Петр жадным не считал. Странно, но кроме приглянувшейся ему коробочки-кубика, он отобрал себе небольшое количество изделий, в надежде, что они все же из золота, так как в свое время Петр краем уха слышал, что у древних культур Месоамерики изделия культа богов не были изготовлены из чистого золота — это им не было нужно. Изготавливались они из сплавов, в которых золото, конечно же, присутствовало в самой большой пропорции, но ценность такого сплава была заметно ниже общепринятой.

Он старался, чтобы отобранное им по-возможности, не выглядело историко-художественными ценностями — несколько цепочек с массивными звеньями, что-то похожее на браслеты. Всё, что можно было легко переплавить в ни чем не примечательные брусочки. Монет, как таковых здесь на первый взгляд, не водилось — в те времена монет в хождении не существовало. Это потом после конкисты "цивилизованные варвары" завезли эту пагубную традицию — деньги. С самоцветами, в которых Петр не разбирался, он связываться не стал — не зря в памяти у него оставалась промашка хитрого ворюги Марка Брауна с "розовым кристаллом". И так получилось, где-то больше четырёх фунтов — в пересчёте на никарагуанские кордобы груз тянул больше чем на миллион — этого, как он считал было вполне достаточно, для того, чтобы поправить семейные дела и обеспечить благосостояние семьи на пару десятков лет.

Вот мафиозо Джованни, тот, по-видимому, в драгоценных камнях разбирался и отбирал огранённые кристаллы, даже в тусклом свете фонарей играющими отблесками весьма искусной огранки, средних размеров, набивая ими свой широкий кожаный пояс с ячейками, похожими на патронташ. Делал он это вдумчиво и спокойно — похоже, было, что "золотая лихорадка" пагубного влияния на него не оказала. По всему, он рассчитывал возвращаться налегке, и в то же время, в достаточной мере богатым.

Если среди всей компании и был бессребреник — то это была Долорес. Вначале она, почти беспрестанно щелкала вспышкой фотоаппарата, но снимала она не столько золото, сколько изделия, которые по её мнению, являлись исторической и художественной ценностью. Особенно она тряслась над какой-нибудь бляшкой размером с долларовую монету, да неясно, из какого материала выполненную. Долорес, в конце концов, и взяла с собой несколько вещиц, руководствуясь именно их художественной ценностью.

Хоук, тоже не казался фанатиком "золотого тельца" — он, как и Джованни занимался кристаллами, выбирал в основном рубины, но не мог отказать и в изумрудах — так на внешний вид пытался определить Пётр, так как в геммологии* совсем не разбирался. Ещё он вторым ограничением на драгоценные камни считал будущие проблемы со сбытом. Он помнил, как отец в своё время с большими трудностями реализовывал всего лишь три алмаза, доставшиеся ему в приданое от деда по матери. Оказалось, что эти драгоценные камни имеют свой "почерк" в зависимости от происхождения и огранки, и все более-менее крупные кристаллы чуть ли не записаны в своеобразную "красную книгу".

Не зря он предпочитал золото, поначалу ориентируясь на вес металла, кислотные пробы можно было произвести уже наверху. Был у него маленький контейнер с серной кислотой — не тащить же из сельвы металл, совсем непонятного состава. Интересы Петра были приземлённее. Золото, происхождение которого тоже можно было определить по примесям, находящимся в изделиях древних цивилизациях Южной Америки. Золото таких изделий было с примесями олова и прочих металлов, но при этом имелась хотя бы возможность его переплавить в удобоваримые безличные бруски. А если ещё и произвести переплавку в определённых режимах плавления, примеси можно было "вымыть" и получить достаточно чистый Aurum*.

Хоук, по-видимому, тоже не привык складывать яйца в одну корзину он взял ещё всего лишь парочку массивных дисков с каким-то орнаментом на плоскостях, и весом, так же как и Русо не более трёх фунтов. На его лице во время проводимой им операции по упаковыванию добычи — он не упаковывал, а именно проводил операцию по упаковке с тщательностью сапёра, работающего над разминированием противотанковой мины, прочесть что-либо было невозможно. Вот ожидать от него потом, было можно что угодно.

Более всех отличился Хиггинс — он почти не обращал внимания на то, что он берет, набивая крепкий кожаный наплечный мешок типа ранца, с которым не расставался почти ни на минуту за всё время рейда. Возможно, он даже не понимал, что долгое время он его нести не сможет, в первую очередь из-за того, что не выдержат лямки рюкзака, и уже во вторую очередь из-за тяжести — он всё ещё оставался во власти "золотой лихорадки".

Лишь к концу, когда он пытался завязать узкое горлышко своего мешка и это у него не получалось, он по-видимому осознал свою ошибку, и с неохотой выгрузил часть своего "золотого запаса". Вот на лице Хиггинса можно было читать как в открытой книге — он почти не мог скрывать своей алчности, выражавшейся даже в том, что он бросал откровенные недовольные взгляды на Русо и Долорес, как впрочем, и на Джованни, видя, что они берут мало драгоценностей. По-видимому, он их всех уже "списал" и недовольство его было вызвано "незначительностью наследства", которое он планировал снять с их хладных тел, после того, как с ними расправится.

И теперь здесь, наверху, он сидел нахохлившийся, с лихорадочно бегающими глазами, и даже флегматичному в последнее время Джованни было ясно, что первым с "нарезки" сорвется именно он. Но что произойдёт на самом деле, не смог предположить даже многоопытный Петр Русо.

ГЛАВА 3

Николай Лосев никогда не умел планомерно ухаживать за девушками. Может быть, сказалось отсутствие практики, ведь и первая любовь и разочарование разрыва с Ниной произошли по инициативе именно этой прекрасной половины человечества. Даже в его последующих немногочисленных и кратковременных связях инициативную роль играли именно женщины.

Ещё бы, молоденький симпатичный парнишка соотечественник, в чужой стране, где за долгие годы смотреть на местных мужчин в основном похожих своими чертами лицевых мышц на слишком смуглых, если не обезьян, чужую дикую расу — точно.

Хотя некоторым дамам именно такие партнеры даже были больше по вкусу и прямо в запрос. Так что у Николая не было практически никаких навыков в этой сфере человеческих отношений.

В научной деятельности, касающейся его работы, он был общителен, настойчив, даже настырен. Но стоило ему остаться наедине с кем-нибудь из девчонок, да еще, если она ему нравилась, от робости он замолкал и не мог вымолвить ни слова. Не мог же он с ней балагурить, например, об установке лазерной связи на околоземной станции и параметрах её действия. Потому ему и попадались пока дамы, с активной жизненной позицией — те которых не он находил, а они, практически использовали его в своих целях, а в интимных даже в первую очередь.

Одним словом, "снимал" девиц не он, а они его "снимали". Поэтому, когда на его пути встретилась Вероника, он, несмотря на сильнейшее к ней влечение, не мог найти, да и, по сути, не пытался искать способов сблизиться с нею. Он почти справедливо считал, что любая его попытка будет выглядеть неуклюжей до безобразия. Наоборот, всем своим поведением он старался не только не дать повода, но и даже не показать малейших нюансов своего душевного состояния.

Но от окружающих его людей, с их различными характерами и с самой разной степенью развития интуиции, долгое время скрывать это было невозможно. Похоже, что даже сам Николай еще полностью не смог осознать, как ему нравится новая лаборантка, а уже спустя месяц после появления Вероники в лаборатории, не было уже ни одного сотрудника, за исключением, возможно, самой Вероники, который бы, не заметил, что их руководитель, так сказать испытывает к ней слабость. В первую очередь это касалось женской половины коллектива.

Женщины и так всегда прозорливее мужчин в таких вопросах, чем мужчины, а в данном конкретном случае, для них, знающих все неприятные коллизии семейной жизни своего руководителя, новое и, по всей видимости, сильное увлечение Николая оказалось настоящей сенсацией. Мнения, как всегда разделились, ибо восприняли они это по-разному. Многие незамужние с некоторой досадой, вызванной своеобразной ревностью — на них-то, самих, Николай такого внимания не обратил, хотя и не скажешь, чтобы они были совсем уж непривлекательны, как они и не старались.

Большинство же отнеслось к этому вполне спокойно и даже с удовлетворением. Своего молодого начальника уважали все, и теперь даже были рады, что наконец-то Николай отвлекся от своей бывшей злодейки-жены. Ибо в лаборатории почти не было женщины, которая до сих пор не осуждала поступок Нины, бросившей, по их мнению, такого симпатичного парня. Тем более что особых недостатков в его характере, кроме излишней скромности, никто не замечал.

Только одна, умудренная опытом, но отнюдь не в семейной жизни, тридцативосьмилетняя старая дева, Маргарита Сергеевна, трудившаяся в должности кладовщицы и кассира лаборатории, по совместительству, даже скорее на общественных началах, не осуждала бывшую жену Николая. Во время всех женских разговоров она с непререкаемым авторитетом, считая свои слова истиной в последней инстанции, неоднократно утверждала, что если бы жена нового руководителя не покинула его, то он бы и сейчас оставался бы простым аспирантом и не более. А кому нужен муж без карьерного роста. Так что, по ее мнению, Лосев, по-сути, должен быть ей за это только благодарен, что ее уход подвиг этого "размазню" на стремление делать карьеру. И вот теперь он стал вполне завидным женихом для любой нормальной девицы и тем более для этой новой, ничего не представляющей собой простушки Вероники.

При этом она умалчивала, что такой ее взгляд на вещи, в свое время оставил ее саму без семьи. И конечно, не упоминала об инциденте трехлетней давности, когда она сама один разок, воспользовавшись расстроенным состоянием после ухода от него жены, и случившейся, кстати, вечеринкой, завлекла чуть пьяненького Николая к себе в постель.... Произошло это как раз перед его командировкой в Индию. Но она об этом помалкивала, да и Николай об этом не распространялся, будучи уверен, что они спьяну расслабились. И это было в первую очередь его ошибкой...

В какой-то мере Маргарита Сергеевна все же была права, и никто даже не пытался опровергнуть ее выводы, но при этом остальные женщины и девушки оставались при своем мнении, и теперь с воодушевлением обсуждали, правда втихомолку, то, какими взглядами Николай провожает Веронику, ловя каждое ее движение. Обсуждали, но не осуждали, и никак не могли понять, почему же, он не предпринимает никаких шагов к сближению с нею.

Уж они-то никак не могли понять, зачем Николай подавляет в себе это прекрасное чувство, и если бы узнали, что главным препятствием Николай считает его разницу в возрасте с Вероникой, то изумлению их не было бы границ. По мнению большинства женского коллектива — если женщина моложе мужчины лет на десять-пятнадцать — то это такой пустяк, который во внимание и принимать не стоит.

Николаю о бурлящих в коллективе лаборатории диспутах на любовные темы известно не было. Читать мысли у своих подчинённых он не пытался, да и не обладал он пока даром телепатии. Своей способностью видения людей без одежды, Николай также не злоупотреблял. Особенно он старался сдерживаться на работе. Вот Веронику "рассматривать" ему мешало какое-то внутренне чувство, вызванное именно тем, что Николай питал к ней возвышенные чувства и до банального телесного влечения он пока не "дорос".

Вот на других девицах, несмотря на сдержанность, он иногда срывался и "смотрел". Особенно тех, кто, как он понимал своим "внутренним зрением", и сами желали, чтобы он обратил на них внимание и именно в эротическом смысле.

Циничная Маргарита Сергеевна, с которой он даже когда-то один раз "блаженствовал" ещё до отъезда в Индию, в этом смысле была самым ярким объектом наблюдения. Она была старше его лет на семь-восемь, но налитое тело её, впрочем, без излишних наслоений жира и целлюлита выглядело намного моложе. За собой она смотрела и, по всей видимости, занималась определённой физической культурой, чему могли позавидовать её коллеги, возрастом даже намного моложе. Только полная грудь её, немного провисающая, в "видении" Николая провисание это заметно не было, поддерживаемая лифчиком она находилась в стойком положении — лифчик ведь Николай не замечал, ...что греха таить своей зрелой красотой она во многом превосходила своих молоденьких коллег-девиц. Она была красива именно своей завершённой особой красотой, но вот превосходство это было временным, да и превосходство это было кажущимся.

Вообще, сравнивать женщин в таких понятиях, как лучше ли одна другой или, наоборот — хуже, Николай считал неправильным. Каждая женщина красива по-своему, своей уникальной, присущей только ей одной, красотой. И не обязательно красота эта будет броской. Не только внешность являлась основным, так сказать, показателем, да и привлекательность зависит совсем не от внешности. Ему встречались женщины, даже исключая бывшую любовь красавицу-жену Нину, очень красивые. Но красота эта была какой-то не совсем живой, словно это манекен-кукла, красивый как произведение искусства, но "скульптор" — природа, не смог вложить в него искорку жизни, которая и делает любое произведение искусства шедевром.

Надменная красота вызывает отторжение у нормальных людей, но и морально-психических отклонений бывает много, и даже такая красота имеет спрос, но уже как товара. И наоборот — невзрачная на первый взгляд девушка может нести в себе такой потенциал жизни, что мужчины могли бы ложиться у её ног "штабелями", или добиваться её, как мечты всей жизни. Временами взгляд женщины, вне зависимости от её внешности обладает такой властью, что берегись мужчины, и завидуйте модели-красотки. Эти размышления ему не то, чтобы мешали начать своеобразную любовную атаку на Веронику, он просто не мог на неё решиться. И это не осталось незамеченным женским коллективом.

Поэтому в процессе "обсуждений" среди женской половины созрел "заговор". Целью заговора было "свести" в единую упряжку Николая и Веронику. Для этого постарались исподволь выяснить отношение самой Вероники к Николаю, но, на удивление никакие хитрости и намеки не помогли, этот вопрос оставался открытым. И, тем не менее, были разработаны скрупулезные планы культпоходов по театрам и кинотеатрам. Планировалось провести несколько дружеских обедов, где заранее учитывалось, что Николай и Вероника окажутся на соседних местах и им поневоле придется общаться в неформальной обстановке.

Однако планам эти сбыться было, видимо, не суждено и главной причиной стал сам Николай. Казалось, в какой-то момент он просто-напросто переродился — другими словами стал совсем другим человеком.

Как правило, ранее необычайно сдержанный, скупо улыбающийся по необходимости — именно таким был привычный его облик. А уж смеха от него, никто и никогда ранее не слышал. Сомневались даже, умеет ли он смеяться вообще.