Ёзеф. Инферно

Девчонку принесли в жертву как положено. Но неблагодарным людям жизни одной девственницы показалось слишком много за безопасность города.

Они ворвались в храм спустя несколько часов после ритуала, во время вечерней молитвы. С воплями про гнев Великого Отца на наши бесконечные бесчинства и непотребства, эти предатели не щадили самих себя. Я до сих пор не понимал, как могли эти выродки, которых Сурт защищал, предать такого великого бога ради какого-то новоявленного Отца, якобы обещавшего всем прощение.

Сурт учил, что каждый получит награду и наказание по своим делам. И он же учил, как его служителям можно воскреснуть, став почти бессмертным. В летописи храма говорилось, что первый из Верховных, Ашер, встал на этот путь и обрёл иную жизнь, после чего покинул Храм. Но где он теперь — не знал никто. Азарот, теперь уже последний Верховный Взывающий, тоже хотел последовать этим путём, чтобы приумножить свою силу и не останавливаться в наших изысканиях. Но не успел.

Многие горожане остались лежать на плитах храма, Сурт напился их крови, но мы не смогли остановить всех. Магия Тёмноокого не терпела суеты, заклинания требовали времени, потому мы не смогли поднять убитых, а военным искусством мы не владели за ненадобностью, разом став овцами на заклании. На моих глазах Зигмунд и Миттер упали, пронзённые десятком стрел, а потом упал и я, умирая и яростно сожалея только об одном: что я не воин и не смогу покарать предателей. Возможно, потому Тёмноокий избрал именно меня для совершения мести. Я очнулся в воде — горожане побоялись предать наши тела земле, и вывезя на корабле в море, выкинули за борт. Только милостью Сурта я смог добраться до берега. Там, в прибрежных зарослях, я выдергивал из себя стрелы, чувствуя, как божественной волей спекается в ранах кровь, и молился Тёмноокому, клянясь отомстить предателям так, чтобы память об этом осталась в веках.

Теперь, вернувшись в храм спустя столько лет, я подтвердил данную когда-то клятву.

— Я исполню обещанное, Тёмноокий.

Но и кроме подтверждения клятвы я хотел кое-то сделать. Зеркальный круг — антипод круга защиты, проклятье, не дающее покинуть проклятому определенное место. Я не собирался позволять армии Суринама разбрестись по окрестностям. Круг защиты я не снимал, лишь ослабил в районе западной стены, чтобы Исминчек уверовал в безнаказанность и лёгкую победу. Сложность для меня заключалась только в том, чтобы восстановить заклятье и исказить его, превращая в зеркальный антипод.

— Сурт Тёмноокий, прошу, дай мне силы!

Закатав рукав туники выше локтя, я сжал кулак и взрезал ритуальным кинжалом запястье, не скупясь орошая алтарь собственной кровью: иного у меня сейчас не было.

Но Тёмноокий оценил мою скромную жертву. Ответный поток силы очистил разум от боли, кровь на ране спеклась, а я легко и быстро менял узор защиты на узор проклятья, должного превратить жизнь тех, кто наверху, в настоящий кошмар, лишая даже надежды на спасение...

Мне потребовался час после ритуала, чтобы собрать все, что я хотел. Запястье я всё же перевязал, смазав целительным зельем из кладовых. Магия сохранила всё, включая продукты, в отличном состоянии. Я бы мог спокойно жить в Нижнем храме около года, не поднимаясь в город. Но у меня другие задачи, нежели отсиживаться здесь. Собрав продукты в корзину и перекусив на ходу, на обратном пути я заглянул в библиотеку — взять кое-какие книги. То, что я собирался провернуть в одиночку, надеясь на благосклонность Тёмноокого, под силу только Верховному или кругу из девяти Взывающих средней руки, к каким я и относился. Мне не приходилось участвовать в таких ритуалах — просто не успел, и потому ошибаться я не собирался. Сурт не простит ненадлежащего исполнения клятвы.

Вернувшись, я нашёл мальчишку сидящим на свободном кресле с видом бездомной собаки. На корзину с сыром, лепёшками, колбасой и бутылью вина глаза у него загорелись, а мне хватило взгляда, чтобы понять: в комнате устраивали обыск. Точнее, попытались: наложенные заклятия помешали открыть хоть одну створку. И уж наверняка он пытался открыть дверь.

Я поставил корзину на столик рядом с нетронутым серебряным кубком и кивнул мальчишке:

— Ешь.

Он посмотрел на корзину и отвернулся, сглотнув слюну. Гордый. Хорошая жертва. Не обращая больше внимания на мальчишку, я открыл книги и погрузился в изучение ритуала.

Мальчишка встал за моей спиной спустя час. Я промолчал и не обернулся на его сопение, и он заговорил сам.

— Вы, правда, можете отомстить им всем? — голос глухой, говорит через силу. Я выпрямился, откинувшись на спинку стула.

— Разумеется. Для этого я здесь.

— Значит, я вам подхожу, потому что я... у меня... — он замолчал, но я не собирался помогать ему, и мальчишка выпалил на одном дыхании:

— Потому что у меня не было женщин?!

— Да, — я спокойно наблюдал, как мальчишку начинает бить мелкая дрожь. — Сурт любит чистую кровь. Лучше тебя только девственница. Хочешь предложить кого-то взамен? У тебя есть сестра твоего возраста или подружка, которых не касались мужчины? Меня устроит.

Он побледнел, попятился. В широко распахнутых глазах явно читалось, что я — истинное чудовище. Даже стой означенные особы за его спиной, мальчишка не согласился бы на такой размен, отчаянно защищая беззащитных девиц до последней капли крови. В этом я не сомневался. Мне даже стало интересно: вера в Великого Отца так повлияла на него, или такова природа его души? Как бы там ни было, Сурт выбрал себе достойную жертву. У мальчишки, несмотря на довольно щуплую внешность, были неплохие задатки.

Ученик из него наверняка вышел бы недурной.

— Вижу, что нет. Потому не отвлекай меня больше, — я снова склонился над книгой, ничуть не сомневаясь, что разговор не закончен.

— Вы... вы отвратительны и жестоки, — в голосе обида и злое отчаяние. — Если бы я знал, я бы...

— Ты бы мне солгал, — я покосился на него через плечо. — Воистину достойное деяние сына Онферина. Может, и мне стоило обмануть тебя, пообещав отпустить, а не принести в жертву Сурту?

Услышав обвинение во лжи, мальчишка опустил голову, но на последние слова гордо вскинул подбородок, ониксовые глаза гневно заблестели злыми слезами.

— Великий Отец не простит вас! — указательный палец в жесте обвинения едва ли не упирался в моё плечо. — Вы служите Тьме и Злу! Вы!..

— Замолчи! — я не собирался выслушивать бредни, которые мальчишка повторял вслед за служителями ненавистного мне культа. — Ты знаешь, каким был город до твоего рождения? Нет? Я расскажу тебе. Он был прекрасен, свободен и богат. Благодаря нам, никто не осмеливался нападать на него. Короли Хетора вздрагивали от одного имени Тёмноокого! Пираты не трогали корабли Онферина, потому что знали: кара неминуема, и она будет ужасна! За все годы нашего правления в городе ни разу не было эпидемий, когда вокруг умирали от болезней! Восемьсот лет этот город принадлежал Сурту, и в качестве платы за своё покровительство он брал одну жизнь в год. Одну за тысячи! И чем ему отплатили вы? Променяли на бесполезную статую? И где он теперь, твой Великий Отец? Почему не обрушил кару на солдат Суринама? Почему его служители прятались в нашем храме, а не вышли на стены защищать город? Или ты думаешь, что вас не трогали, потому что боялись Великого Отца?! Как бы не так! Суринам боялся, что найдётся выживший Взывающий и тогда ему и всей его армии наступит конец!

Мальчишка молчал, оторопело уставившись на почти кричащего меня. Я глубоко вздохнул, успокаиваясь. Чуть не проболтался обо всех своих планах. Вот ведь, щенок, разговорил, разбередил рану...

— Ты ничего не знаешь. И потому — не в твоём праве меня обвинять, и тем более, судить, — я встал, попутно закрывая книгу, и направился к двери.

Мне хотелось побыть одному.

К тому же нужно проверить работу механизмов и начинать подготовку к ритуалу.

А ещё я собирался очистить храм от тел служителей Великого Отца.

Мне переворачивало душу от одной мысли, что эти мерзавцы оскверняют храм своими трупами.

В свою комнату я вернулся не скоро и очень уставшим. Я поднял трупы служителей и заставил их выкинуть из храма всех убитых и обломки статуи вместе с отбитой головой. Восставших я поставил в караул возле горы обломков, и они, порубленные солдатами, в своих ярких ритуальных тряпках, покачиваясь, по моему приказу, с ноги на ногу — словно в молитвенном трансе, довольно колоритно смотрелись перед храмом Тёмноокого на фоне побоища. Чудное пугало, а заодно и напоминание для Ибицу и его служак, кто здесь настоящий хозяин. Затем в нижнем храме я проверял, как работают световоды, — несколько каналов оказались забиты пылью и паутиной и требовали чистки, но как это сделать с моими коленями — я не представлял; затем вычислял наиболее подходящее время для ритуала; затем помолился Тёмноокому в святилище, прося не оставлять меня его милостью и дальше, — времени прошло много. Если атаку мы начали ближе к полудню, то сейчас перевалило за полночь.

Мальчишка спал, свернувшись калачиком на свободном кресле. Еда, как и кубок с эликсиром, оказалась не тронута, что меня не удивило: в мальчишке говорили гордость и ненависть. Я же с удовольствием поужинал, а затем завалился спать, чувствуя себя почти удовлетворённым результатом прошедшего дня.

* * *

Но мой сон не был чист и спокоен. Я вновь увидел прошлое, последнюю молитву Взывающих, смерть своих собратьев и свою собственную. Вновь выбирался на берег, захлёбываясь не столько водой, сколько собственной кровью. Вновь слышал слова произнесённой когда-то клятвы.

И над всем этим тенью скользило лицо мальчишки, растревожившего мне душу. В ониксовых глазах гнев сменялся печалью, чтобы вспыхнуть уже решительным огнём. Затем картинка разделилась. Справа — мальчишка умирал на алтаре и Восставшие вершили давно задуманную мной месть. А слева я видел возмужавшего юношу в мантии Верховного, с яростным взглядом, за чьей спиной маячил грозный силуэт возрожденного храма Онферина. Видел, как перед ним падают ниц короли, как полыхают пожарища на месте бывших столиц... От величия картины у меня захватило дух, и это же послужило толчком к резкому пробуждению.

Я лежал, не открывая глаз, осознавая и сохраняя в памяти обрывки видения. Впервые я получил знак во сне, и впервые я столкнулся с Выбором Пути, о котором только слышал. Тёмноокий ясно выразил свою волю: жизнью или смертью, но мальчишка послужит ему. Хуго мог умереть, обрекая тем самым Онферин, или мог стать одним из великих Взывающих, возродить храм и повергнуть города и страны в хаос, приводя мир под крыло Тёмноокого. Сурт позволял убить только армию Суринама, оставляя горожан в покое. Лучший из онферинцев стал бы сильнейшим Взывающим. Я бы учил его. И, хотя видение возрождённого храма привлекало меня куда больше, чем мёртвый город, мне потребовалось время, чтобы смирить собственные чувства: слишком долго я мечтал об ином. Но ради возрождения храма я был готов простить предательство города.

Но я не мог выбрать за мальчишку его Путь. Он должен сам принять своё будущее.

— Хуго, — я негромко позвал его, но мальчишка вскинул голову, словно и не спал. В ониксовых глазах отражался свет факела, но на мгновение мне показалось, что в них пламя, достойное Тёмноокого. — Пойдём. Я хочу кое-то показать тебе.

— Прямо сейчас? — Он недоверчиво смотрел, как я одеваюсь.

— Да, — я встал, и он тоже поднялся с кресла, морщась и растирая ладошками затекшие места. Я подошёл к нему и взял за плечо.

— Боитесь, что я сбегу? — со своего роста он умудрился одарить меня презрительным взглядом. Я усмехнулся. Даже распахни я сейчас перед ним двери, ему не уйти из Нижнего храма.

— Можешь попробовать. Но предупреждаю — здесь полно ловушек. Я их знаю, ты нет. Хочешь умереть глупо и бессмысленно, не отомстив за своих родных? К тому же двери тебе не открыть, они все заколдованы.

Он сердито поджал губы, а я молился Сурту, чтобы мальчишка сделал верный выбор.

На северную башню храма мы поднимались долго. Винтовая лестница была лишена сюрпризов, но высока и узка. Когда мы вышли на крохотный балкон под самой крышей, мальчишка невольно ахнул. Да и я молчал, одновременно любуясь начинающимся утром, видом полуразрушенного, но даже сейчас прекрасного города, и в то же время чувствуя разом навалившуюся на меня тяжесть клятвы и застарелой ненависти. Балкон выходил на север, но шатры расположившейся на холмах армии Суринама видно достаточно хорошо. Где-то там спал Исминчек, пока довольный лёгкой победой и богатой добычей. Я не буду убивать его: Суринам сам обеспечит бывшему главнокомандующему жаркую встречу, как только узнает о потере армии, города и сокровищ.

А солнечные лучи разгоняли сумерки, являя неприглядные картины вчерашнего побоища. Белоснежные стены почернели от копоти и сажи, дымились развалины домов, улицы полны трупов... Но город жил. В нетронутых домах вповалку спали пьяные солдаты, уцелевшие жители, попрятавшись кто куда, наслаждались долгожданными минутами покоя. Они не знали, что настоящий кошмар для них ещё не начался, и считали, что худшее — позади.

Моя ловушка захлопнулась, и дело оставалось за малым — выбором мальчишки.

— Смотри, — я ослабил хватку на его плече, опёршись спиной на стену. — Это твой и мой город. Мы оба хотим отомстить. С твоей помощью я могу это сделать. И это один Путь.

Он смотрел, стиснув зубы и сжав пальцы на перилах балкона так, что побелели костяшки. Мальчишка щурился, но не ветер был причиной блестевших глаз. Я дал ему насмотреться вволю, чтобы он осознал Путь жертвы.

— А они не сбегут? — обернулся, в ониксовых глазах борьба страха и желания мести.

— Нет, — я улыбнулся кончиком губ. — Уже нет.

— Вы... — он сглотнул, покосился в сторону города. — Вы вчера заколдовали всех, да? Своей кровью? — теперь взгляд упирался в повязку на моём запястье. Наблюдательный и умный.

Сурт Тёмноокий, пусть он изберёт правильный путь!

— Да.

— Идёмте, — он решительно повернулся к темнеющему провалу лестницы. — Вы хотели показать мне что-то ещё?

— Да, — я снова опёрся на его плечо. Мальчишка не возражал и словно не замечал этого. — У тебя есть выбор. Ты можешь стать одним из нас. Одним из сильнейших Взывающих. Поэтому я покажу тебе истинное святилище Сурта. Сегодня ты войдёшь туда не как жертва. И это — второй Путь.

Он вздрогнул, посмотрел на меня, но промолчал, и мы начали спуск.

Чем ближе мы подходили к святилищу, тем сильней дрожал мальчишка. Его дрожь была вызвана не столько страхом, сколько волнением. И я его понимал. Я помнил, как сам волновался, впервые ступая по этим коридорам.

— Входи.

Мальчишка вступил в святилище настороженно и с таким лицом, словно ожидал увидеть Сурта во плоти. Но первым, что он увидел, стал алтарь. Он долго смотрел на покрытый бурыми пятнами камень, а затем поднял глаза. Вырвавшийся вздох выражал смесь восхищения и страха. Я не мешал ему внимать величию Сурта.

— Почему вы стали служить Ему? — мальчишка не отрывал взгляда от статуи и не назвал имя, но я понял и так. — Ведь он...