Приключения Звездного Волка

Я подумал было о птицеводстве, набрал в лесу каких-то яиц и устроил инкубатор. Через две недели ночью вылупились змеи и покусали меня и домработницу. Шаман целые сутки бил в барабан, пичкал нас вонючим пойлом, пока не отходил. За это я пожаловал ему сан аббата и велел пошустрее переходить к монотеизму, чего он не понял. Тогда я сам перебрал весь его допотопный пантеон и, не найдя ничего приличного, приказал молиться здешнему солнцу. Не ахти как оригинально, конечно, но идея Спасителя или Пророка до старого осла никак не доходила. А совсем без религии на первых порах нельзя — не поймут.

Подошла пора урожая. Ничего не уродилось, и мы стали голодать, потому что официально людоедство я пресекал на корню, а зверей распугал. Князь предложил откочевать, но я не велел: оседлость — признак культуры.

Вскоре и я начал есть мясо летучих драконов, которых стрелял, пока не сели батарейки. Когда сели, от драконов опять стали прятаться.

И как-то утром домработница доложила, что князь с аббатом просят аудиенции. Они вошли, поклонились в пояс и сказали, что надо скорее воевать с соседями, а то вот-вот протянем ноги.

Напрасно я взывал к их разуму и лучшим чувствам — нечего жрать и все дела! Тогда я попробовал пригрозить, но, видно, они благодаря мне уже забрались на новую ступень, так как заявили, чтобы я особо не орал, потому что мои 'пу-пу' кончились. И, увы, ничего не оставалось, друзья, как санкционировать отвратительную агрессию.

А теперь, если позволите, я приведу выдержки из дневника, который начал вести в походе.

'День первый. Шли лесом, потом лугом. На привале войско съело одного пращника. Ел консервы из банки, банок мало...

День второй. Шли лугом, потом лесом. На привале гнилое дерево привалило аббата. Сэкономили пращника. Снова ел из банки, банок мало...

День третий. Дошли до врага. Стать на привал не успели. Враг — совершенно темный, однако хитрый. Привалил нас камнями. Бросили мешки и банки. Ничего не ели, но ноги унесли...

День четвертый. Идем домой. Сначала лесом, потом лугом. На привале князя забодал кабан. Я съел князя, кости съело войско...

День пятый. Всё идем домой. Сначала лугом, потом лесом. На привале кого-то съели. Почти дошли до посада...

День шестой. Никуда дальше не пошли. Нас увидели жнецы, которые жали орехи с кустов. Жнецы съели главного воеводу и нас угостили. В тот же день добрались до замка. На корабль не пошел. На кой он мне! Тем более что за время похода кто-то съел домработницу.

Назначил себя князем и аббатом...'

Время летело. Из болота торчал уже только кончик корабля с флажком, а я бродил по берегу и гадал, что же это такое...

Потом на нас напали обезьяны, но мы им дали! Первым в атаку бежал я с дубовым колом. Потом началась эпоха Реформации и религиозных войн. Часть подданных разуверились в могуществе Солнца и стала устраивать ночные бдения в честь Луны. Мы с баронами сперва над ними смеялись, обзывали лунатиками, а их кошачьи концерты — лунными сонатами. За это мракобесы чуть не устроили государственный переворот под лозунгом 'Даешь реформу церкви, всеобщее низшее образование и первоначальное накопление капитала!'

Но я, помня реакционный характер империализма, велел собрать у народа бусы и осколки от подарков и на эти средства призвал ландскнехтов из соседнего леса, которые не только подавили бунт, но и поели всех мятежников, а заодно и колеблющихся. В довершение всего эти разбойники нагло захотели полакомиться мной, и, если бы я не подарил их главарю красивый значок 'Сподвижник всенародного просвещения', — не известно, чем бы дело кончилось.

Не успели мы оправиться от такого потрясения, как во время обедни через детинец прополз бронтозавр и развалил все государственные учреждения, включая тюрьму и филармонию.

Потом был град с камнями, потом пандемия подагры, потом стало просто некого есть, и я забыл все буквы...

А теперь послушайте, что писали тогда земные газеты.

'Это интересно!!!

Любопытное сообщение получила редакция с борта научно-исследовательского судна 'Направленная Панспермия':

'На одной из попавшихся по дороге планет наша экспедиция обнаружила весьма перспективное человечество, с развитыми культами сил природы, зачатками полувоенной демократии и наметившимся отмиранием каннибализма...

Эти добродушные люди ведут оседло-кочевой образ жизни и занимаются собирательством по интенсивной технологии...

Одно из племен сообщило нам красивую легенду о чудовище, якобы живущем в соседней рощице, прозванной Лесом Смерти. По словам туземцев, оно отличается злобным нравом, отсутствием членораздельной речи, невероятной силой и ловкостью. Питается копытными, но горе одинокому путнику, случайно забредшему в прЛклятый лес. Аборигены называют зверя загадочным именем Уй-Пу — Ужасный Дракон, Который Изрыгает Небесный Огонь...

Никто из племени не соглашался пойти с нашим оперотрядом на поимку страшилища, тогда мы своими силами прочесали лес и сшибли гадину с векового дуба, а потом связали. Во время операции пострадали два зверобоя и три вездехода...

На базе Уй-Пу был усыплен, острижен и отмыт в дейтериевой ванне. Он оказался человекообразным, но необычайно диким и кровожадным. Помещенный в специальную вольеру, пытался перегрызть стальные прутья, рычал и бросался на решетку, когда служитель приносил еду. Пищу принимал на так называемых четвереньках, без помощи передних конечностей, но очень много и быстро...

Особей данного вида на планете больше не обнаружено. Очевидно, это последний представитель некой тупиковой ветви, отделившейся в ходе эволюции местного человечества от главного ствола, так сказать, 'последний из могикан'. А может быть, это здешнее 'недостающее звено', промежуточная ступень от обезьяны к человеку, которую мы столь долго и пока безуспешно ищем на родной планете...

Так или иначе, бесценный экземпляр будет отправлен на Землю для изучения и классифицирования. Мы уверены — главные сенсации впереди. Наука стоит на пороге большого открытия!..'

И главная сенсация действительно была впереди, друзья. Это оказался я! До сих пор не пойму, как дошел до такой жизни. На Земле меня, конечно, сразу узнали и в два счета вправили мозги.

Вот так-то! Понятно теперь, каково было нам, первым? Да и можно ли вообще сравнивать ваши трудности с нашими! А между прочим, на той планете обо мне до сих пор вспоминают. Нет, может, я где-то и ошибался, чего-то там недоделал, но, ей-богу, — от чистого сердца. Вот и помнят, а это приятно.

Да, а планета та теперь называется Светлый Путь!

ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МИРА

Как-то вызвал меня с Козерога ректор Академии Культуры для важного разговора. Я знал его давно, еще по ссылке — он там руководил крупным комплексом по откорму и выращиванию молодняка игуанодонов. Хорошо помню и его супругу — красивая, хотя и неоднозначная женщина, поэтому он всячески сочувствовал моему положению, помогал прятаться в хлеву во время массированных налетов 'жен', а их сынишка по ночам носил мне узелки с едой. Замечательный был специалист — сумел добиться максимальных суточных привесов телят при минимальном расходовании кормов. За это его вскоре взяли в метрополию и бросили на культуру.

Но я отвлекся. Так вот, вызвал он меня и говорит:

— Слушай, ты, конечно, парень героический, космический волк и всё такое...

Ну, я согласился.

— Конечно, — говорю, — волк. Чего ж скрывать, раз все уже знают.

— Понимаешь, — говорит, — я вообще-то человек не злопамятный, но помнишь, как в хлеву моем от баб прятался? Как мой младший сало тебе таскал?

— Разумеется, помню, — говорю. — И как прятался, и как таскал, и понимаю, что вы не злопамятный. Так что ежели от меня чего нужно — не стесняйтесь, пожалуйста.

Он затылок почесал.

— Да тут штука такая... Мне, между нами, эта культура уже во где сидит, но дело межгалактической важности. Смотаться кой-куда надо, а олухов своих послать не могу — они только речи толкать горазды да взятки хапать, а тут по-настоящему умный человек требуется. У тебя-то с этим как?

— Нет, ну если рядом с вами, — говорю, — то, конечно, не так чтобы очень. Но коли надо...

— Надо, — вздыхает. — Отчетный Симпозиум, понимаешь, на носу, кустовой. Делегаты чёрт-те откуда слетятся. А нам, чтоб действительно на весь свет прогреметь, свежая струя ну позарез нужна. Вообще-то мне доклад уже почти написали, да тут идейка одна подвернулась... Пускай все увидят, что мы тоже... не в скафандрах щи хлебаем! Про машину времени слыхал или, может, читал чего-нибудь?

— Нет, — говорю, — и не слыхал и не читал.

— Молодец! — Он уважительно похлопал меня по плечу. — Таким мы тебя и представляли. А небось думал, раз Академия, то уж совсем дураки? Мне недавно приятель старый, с 'Панспермии', рассказывал: ты там на какой-то планете чуть не культурную революцию устроил, а?

Я скромно потупился.

— Почти...

Он улыбнулся.

— Ну ладно, слушай. Тут у нас, понимаешь, чудак один эту самую машину времени изобрел. Перспективу чуешь?

Вообще-то я мало что чуял, но сдержанно сказал, что, по моему мнению, изобретение и освоение машины времени — вещь эпохальная и уже совсем скоро очень благотворно скажется на всех сферах нашей жизни.

— Умён! — Ректор устало откинулся в кресле. — Но суть дела такая: надо сгонять на ней в прошлое и наладить дружественные контакты с ихними представителями передовой творческой интеллигенции. Задача-минимум — наблюдение, максимум — может, утолчешь кого-нибудь на интервью и представишь потом на Симпозиуме вроде как вещественное доказательство обширных культурных связей наших времен и народов. Со всякими инопланетянами мы давно уже связались, не знаем, как теперь развязаться, а вот свои собственные истоки помним слабо. Согласен? Одобряешь?

— Конечно, согласен, — говорю, — и одобряю. С истоками у нас действительно пока хреново. А если... А если... в будущее? — вдруг дерзко вскинул я голову.

Ректор поморщился:

— С этим, думаю, повременим. В народе знаешь, как говорят? Не тронь — оно и вонять не будет. А будущее — штука туманная, смутная, понял?

— Понял, — кивнул я.

Взгляд его потеплел.

— А коли понял — иди в десять тысяч второй кабинет, спросишь Педро — он там один очкарик, — скажешь, что от меня. И действуй, командировка с сегодняшнего числа, с твоим начальством всё утрясу. Пожелания, вопросы какие есть? Нет? Ну, давай, дорогой, давай! По возвращении доложишь...

Застенчивый маленький Педро, радостно заикаясь, кинулся было объяснять принцип действия своего агрегата, но я его сурово оборвал: заявил, что это лишнее, не для того послан. Тогда Педро сказал, что, по его мнению, начать все-таки стоило бы с Египта.

Я насторожился: Египтом звали злющего волкодава одного моего добрейшего знакомого. Но Педро сообщил, что это страна такая была раньше, и я успокоился. Он обмотал мне голову проводами, попросил закрыть глаза и досчитать до ста. Я досчитал, и Педро, сияя, как новый радиотелескоп, объявил, что теперь я знаю древнеегипетский, древнехалдейский, древневавилонский, древнегреческий языки и даже, на всякий случай, латынь, хотя чего-то не верилось.

Потом меня раздели, выдали передник и громадный черный парик. Педро, закатывая глаза от счастья, пролепетал, что жутко интересно было бы побывать в XXV династии. Я сказал, что коль интересно, так и побываем, чего нам. В передник оказался вшит стереовидеомагнитофон с камерой, а парик — это и была машина времени: нажмешь кнопку на макушке — там, дёрнешь за косичку — тут. Всё просто.

После этого Педро принялся талдычить названия каких-то стран, имена людей, с которыми мне неплохо было бы познакомиться и которые я сразу же забыл.

Я остановил его и, махнув рукой, сказал:

— Поехали!

Но только, по старому звездному обычаю, присел 'на дорожку', как Педро, пожелав всего наилучшего, больно тюкнул меня в темечко. Я развернулся двинуть в обратную, но оказалось, что я уже в Древнем Египте, на берегу какой-то широкой и грязной реки.

В реке плавали корявые чурки; я стал кидать в них камнями. Чурки оказались крокодилами и проворно полезли на берег. Но на земле им за мной было, конечно, не угнаться, и километра через полтора они отстали.

Солнце пекло нещадно. Я пожалел, что не захватил газету — хоть панамку бы сделал. А парик по инструкции снимать было нельзя — вот и жарился, утираясь передником и отплевываясь от горячего соленого пота.

Солнце стояло уже в самом зените, когда я наконец дотащился до какой-то длинной изгороди. Увидев за ней крытый навес, а под навесом корыто с водой, перемахнул через забор, напился вволю и прикорнул в тени. Но дремал я недолго, потому что чутким ухом уловил вдруг довольно неприятные звуки и поспешил открыть глаза, — неподалеку стоял, злобно фырча, и грозно рыл копытом землю огромный пестрый бык.

Как ужаленный я вскочил на ноги и припустил к забору. Но бык оказался проворнее — отрезал ближайший путь к отступлению. Тогда я развернулся и дунул к навесу, бык — за мной, и мы точно угорелые стали бегать вокруг этой шаткой конструкции.

Силы были уже почти на исходе, когда я, увидев вдруг путь к спасению, резко завернул под навес и вылез через щель с другой стороны. Бык же на секунду замешкался, а я выбил ногой трухлявый столб, и крыша накрыла его, как башмак таракана, да еще зацепилась за увешанные красивыми ленточками и цветами рога. Я же выломал кол покрепче и огрел скотину по ребрам. Теперь уж туго пришлось быку — он метался по загону как сумасшедший, с досками и ленточками на башке, а я старательно охаживал его дубьем, пока он не захрипел.

Но тут послышались громкие крики, и у меня в голове что-то внезапно треснуло — очевидно, я переключился на древнеегипетский. К нам бежали люди, и я сразу смекнул, что это, наверное, древние египтяне, потому как обращались они ко мне в выражениях, которых в нашем языке никогда не услышишь.

Тогда, поднапрягшись, я перевел в мозгу на древнеегипетский те слова, понятия и обороты, которые, в свою очередь, навряд ли когда-нибудь слыхали они, и высказал всё, что думал в данный момент о них самих, их проклятом быке и просто возмутительно халатном содержании в стойлах древнеегипетского крупного рогатого скота.

Они опешили, а я, припомнив кстати кое-что из полезных советов Педро, заявил, что я — великий маг-турист из Шумерии и потому мне срочно нужен для обмена опытом какой-нибудь их древнеегипетский жрец.

Придя в себя от изумления, они сказали, что они все тут жрецы храма бога Аписа, а самого Аписа я, оказывается, только что отделал доской. Быка, значит. То есть, бога.

Но я сказал, что здесь ни при чем, — откуда мне было знать? — и что у нас в Шумерии с такими вопиющими безобразиями, как травля людей зверьми, давно покончено, а посему я как великий маг хочу выразить официальный протест их начальнику.

Меня провели в дом грязного цвета с колоннами и представили главному жрецу быка.

Лысый и тощий старикашка испуганно выслушал мой гневный меморандум и прошамкал, что я, наверное, чего-нибудь не так понял.