Молодые Боги

В одном из помещений — столовой, или триклинии, суетились служанки. Они накрывали, готовя к трапезе низкие, типично римские столы — за которые никак нельзя было присесть, только возлечь. Напротив входа в вестибюль виднелась арка, ведущая в перистиль — опоясанный крытой колоннадой открытый сад. Откуда нам навстречу уже спешил краснолицый управляющий в повседневной тоге из тяжелой шерсти. Он резко вскрикнул и слуги быстро повели Кельтилла мимо бассейна дальше, в сад-перистиль. Накрывавшие на столы рабыни бросили свое занятие и выбежали в атриум. Невысокие и стройные девушки, обе с огненно-рыжими волосами. Из одежды на них были лишь подвязанные на талии небольшие туники, больше подчеркивающие, чем прикрывающие наготу. Несколько фраз на латинском — и, приняв из рук надсмотрщика поводок веревки, рабыни — обе как по команде опустив глаза — повели меня следом за Кельтилем. Вот только его конвоиры увели вглубь сада, где в глубине особняка располагались помещения для рабов и коптила кухня, а меня девушки потянули за собой в термы — небольшую баню по типу турецкой сауны.

История античности — мое второе по значимости увлечение, после дизайна. Кто мог знать, что я изучал обычаи Эллады и Древнего Рима для того, чтобы свободно ориентироваться в доме купившего меня патриция?

Усадив меня на лавку, девушки аккуратно сняли ошейник. Потом — я даже не особо сопротивлялся — рыжеволосые рабыни развязали мою набедренную повязку; усталость давала о себе знать и меня понемногу окутывало мутью тупого равнодушия.

В термах был небольшой ступенчатый бассейн, но рабыни повели меня к деревянному корыту. Не скрывая блаженного вздоха, я опустился в горячую воду и закрыл глаза, пока заботливые руки смывали с меня дорожную пыль вместе с усталостью. Вскоре одна из рабынь принялась расчесывать мне волосы — непривычно длинные, едва ли не до плеч. В той жизни я всегда стригся очень коротко и хотелось бы сейчас тоже...

Словно исполняя желание, появился цирюльник — и вскоре мои состриженные длинные локоны уже лежали на полу. Когда молчаливый толстяк вышел, я на некоторое время погрузился в сладкую расслабленную дрему, но вдруг распахнул глаза — умелые руки одной из рабынь неожиданно принялись ласкать меня ниже пояса. Столкнувшись со мной взглядом, девушка смущенно улыбнулась и, заметив непроизвольную реакцию моего организма, опустила голову вниз, демонстрируя готовность к началу активных действий. В ее зеленых глазах, несмотря на покорность и несмелую улыбку, явно читался затаенный страх.

Аккуратно отстранив ее руки, я поднялся, расплескав воду. Испуг в глазах рыжеволосой рабыни стал более явным, но я криво, с усилием улыбнулся и подмигнул ей, успокаивающе потрепав по щеке. Испуг в ее взоре сменился облегчением, и рабыня опустила голову. Рядом появилась вторая — она принялась ладонями сгонять с моей кожи воду, другая уже легко обтирала меня тканью. После был массаж, во время которого я неожиданно для самого себя отключился — как выключателем щелкнули.

— Господин... господин, просыпайся... — шепчущие губы касались моего уха, волосы щекотали шею. Открыв глаза, я спрыгнул с кровати, напугав разбудившую меня рабыню.

— Господин, вас ждут, — негромко проговорила девушка, торопливо надевая на меня белоснежную набедренную повязку. Едва закончив, она выбежала из помещения.

Глянув ей вслед понял, что наступил вечер — дневного света больше не было, а тьму разгоняли многочисленные факелы. Чувствуя себя невероятно бодро и свежо, я последовал за рабыней. Силы вернулись — а значит, можно сосредоточиться на том, чтобы собрать как можно больше информации, ведь надо узнать, где держат Катю и... хлесткая неожиданная оплеуха, полученная от управляющего, отбросила меня назад. Ударившись затылком о стену, я вскинулся было, но тут двое слуг схватили мои руки на излом, заставив согнуться в три погибели. От невыносимой боли я заорал и попытался вырваться — но слуги держали крепко, не обращая внимания на крики.

— Если я даю указания, они выполняются бегом, — мерзким голосом прошипел мне на ухо управляющий. — Ты понял?

Изо рта у него несло чесноком.

— Да! Да!!! — закричал я — державшие меня слуги усилили нажим.

— Вот и хорошо, — выпрямился управляющий. Разогнулись и держащие меня слуги. Один я едва не рухнул на мраморную мозаику пола.

— Тебя ожидает господин, — управляющий, даже не глянув на меня, развернулся и пошагал к атриуму. Под пристальным взглядом крепких слуг я поспешил следом, морщась от отголосков терзавшей только что невыносимой боли.

В триклинии за накрытым столом возлежал Квинт Осторий Джонс — когда я вошел, замерев на пороге, он держал в одной руке кубок, в другой ветку винограда. Глянув на меня мельком и оборвав ртом несколько ягод, он бросил виноград на пол и опрокинул кубок, допивая вино. Несколько капель пролилось, оставляя темные разводы на ярко-синей тунике. За спиной хозяина засуетилась служанка, вновь наполняя бокал.

Джонс не обратил на это внимания, повернувшись к гостям. Рядом с ним возлежал пожилой патриций, неуловимо похожий на владельца особняка — его широкие атлетические плечи дополнял бесформенный офисный живот, видный под туникой, породистое лицо портила кожа в красных прожилках и набрякшие щеки. Но самой примечательной здесь была матрона — ближе скорее к сорока, чем к тридцати, с вытянутым лошадиным лицом. При моем появлении она поднялась, и я с удивлением увидел, как распахнулась на ней шелковая накидка. Под которой — кроме богатого ожерелья, больше ничего не было.

С заинтересованным взглядом дама подошла ко мне, даже не озаботившись запахнуться. За собой она явно не следила, причем совершенно не стеснялась своей немодельной внешности — обвисшая грудь грустно болталась двумя лопухами, обрюзгший живот лоснился складками, под которыми колосились непривычно густые заросли на лобке — я таких даже на картинках не видел, подобное вышло из моды лет тридцать назад вроде.

— Джонс, неужто аркадианец? — обернулась матрона к владельцу особняка. Тот лишь гортанно хмыкнул, пытаясь прожевать оторванный от бараньей ноги кусок.

Говорила она по-английски. И только сейчас я задумался над тем, что служанки и управляющий общались по-русски. Как так?

— И во сколько он тебе обошелся? — поинтересовалась дама, оглядывая меня со всех сторон, заставив развернуться. Она словно приценивалась, осматривая меня как ездовую лошадь, дожидаясь ответа жующего Джонса.

— М-м-м, а тут что? — приподняла она набедренную повязку и тут же присела, рассматривая поближе. Чувствуя касания требовательно теребивших меня рук, я стоял ни жив ни мертв. Надо было что-то делать, ведь как это, так же нельзя! Чуть позади меня стояли двое крепких слуг и где-то был управляющий — если резко брошусь к выходу, может и смогу прорваться. А если нет? А закрыта ли входная дверь? Там ли вооруженный мечом привратник?

— Дашь мне его попробовать? — поинтересовалась дама, глянув на Джонса — тот только кивнул, перемалывая челюстями мясо.

— У кого ты его купил? — поднялась на ноги матрона. Ее ладонь осталась под моей набедренной повязкой, сама она стояла почти вплотную.

— У Павла, из Лаэрты, — с трудом проглотив, ответил Джонс.

— Черт меня дери! — воскликнула матрона в таком удивлении, что даже ее пальцы под повязкой замерли. — Это русский, что ли?

— Типа того, — закивал довольный Джонс.

— Как достали эти русские! — воскликнул до сих пор безмолвный третий участник застолья. — В Империи их скоро будет больше, чем в Лондоне!

Третий присутствующий даже привстал, когда говорил — только сейчас я заметил, что одной рукой он сжимает рыжую шевелюру рабыни, голова которой ритмично двигалась у него между ног.

Джонс и матрона на его реплику дружно засмеялись.

— Я не шучу! — возмутился гость. — Вот зачем они сюда лезут? Им Византии мало?

— Питер, Константин родится только через два века, пока это наша земля, — хохотнул Джонс, бросая баранью кость под стол.

— А Константинополь не был и не будет русским! — не унимался гость.

— We"ve fought the Bear before, and while we"re Britons true, the Russians shall not have Constantinople, — со смехом пропел Джонс.

— Эй, а ты сечешь по-английски? — спросила меня матрона, ласково потрепав по щеке.

Сложный вопрос. А вот еще один — если сейчас сбросить ее руку и рвануть через атриум? Или дождаться, пока рядом окажется что-нибудь тяжелое, чтобы иметь в наличии аргументы для разговора с охранником?

— У-у-у, какой сладенький, — чмокнула дама губами рядом с моим лицом. — Пойдем, — проворковала она и только повернулась к пиршественным столам — как вдруг из ее горла с противным звуком, от которого у меня подогнулись колени и возникла слабость в ногах, показался окровавленный клинок. Оттолкнув меня, в триклиний влетели несколько стремительных фигур. Джонс вскочил, неожиданно проворно метнувшись к стойке с оружием у стены, но брошенный короткий меч воткнулся ему в бок, с силой отбросив в сторону. Один из забежавших в комнату прыжком преодолел разделяющее их расстояние и воткнул в рот Джонсу меч, кроша зубы — я даже услышал, как заскрежетало о камень стены вышедшее из затылка острие.

Питер оторопело наблюдал за происходящим, машинально продолжая держать руку на голове ритмично двигающейся рабыни. Один из нападавших прыжком вскочил на стол, разбрасывая блюда с угощениями и воткнул в грудь раздражительному гостю короткое копье. Прилежно работающая над господским удовлетворением рабыня почувствовала что-то неладное, отстранилась и пронзительно завизжала, когда на нее хлынуло кровью из широкой раны — убийца уже выдернул оружие. И острие его широкого, иззубренного лезвия тут же оказалось у шеи моментально замолчавшей рабыни.

Матрона между тем, пошатываясь, обессилившими, скрюченными в судороге пальцами пыталась схватиться за клинок. Из её горла вместе с пузырями крови вырвались хриплые свистящие звуки, но силы покидали тело. В какой-то миг неуловимо обмякнув, дама рухнула на пол — только заскрежетал об пол меч, заставив голову жертвы развернуться под немыслимым углом.

В наступивший тишине, нарушаемой лишь мелко подрагивающими в судорогах ногами матроны, едва царапающими пол, позади меня раздались мягкие шаги. Я стоял, в испуге опустив глаза — и первое, что увидел, были элегантные сапоги на небольших каблуках с высокой шнуровкой, поднимающейся к коленям. Дальше привлекательные ноги плотно обнимали кожаные штаны, тонкую талию стягивал широкий пояс, а кожаная куртка, казалось, вот-вот рванется в стороны, открывая путь на свободу зажатой в неволе груди.

Откинув полы плаща, незнакомка наклонилась. Взявшись за рукоять меча, торчавшего из шеи матроны, рванула его, выдергивая, — я вновь поморщился от резкого звука взрезаемой плоти. Матрона булькнула в последний раз и затихла — под ней начало расползаться густое кровавое пятно.

— Возьмешь? — посмотрели на меня уже виденные ранее огромные голубые глаза.

Знакомая незнакомка протягивала мне меч рукояткой вперед, держась за окровавленный клинок. Изящные кисти рук ее были в черных перчатках до локтя.

— Возьму, — кивнул я, принимая меч.

— Будешь меня защищать? — спросила голубоглазая принцесса.

— Буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я смотрел ей прямо в глаза, и появившаяся надпись оказалась на периферии зрения. Даже не успел прочитать, что там написано, — почти сразу обернулся на прозвучавший в стороне вопрос.

— Ваше высочество? Забираем? — поинтересовался один из убийц.

Угадал, надо же. Настоящая принцесса — раз обращение "Ваше Высочество". Вот только откуда оно в античном мире?

Загадочный ассасин в черном стоял над трупом Джонса и держал в руках небольшую кожаную сумку с ремнем. Второй воин, убивший Питера, как раз сейчас поднял с его трупа вторую, похожую. Острие его иззубренного копья по-прежнему упиралось в шею рыжеволосой рабыне — из-под него уже появилась маленькая капелька крови.

— Забираем, — кивнула прекрасная незнакомка и повернулась ко мне: — Кто молодец?

— А... — непонимающе протянул я.

Ей невероятно хотелось похвастаться — увидев в ее глазах совсем детское торжество, понял я.

— Смотри, три миллиона, если покупать у Лаэртского. Лучшие наемники из гильдии — двести пятьдесят тысяч за три часа работы. Это просто фантастика, а не экономия! Под любой критерий оптимальности влетит со свистом, как твоей бывшей. Так что кто молодец? Я молодец!

Голубоглазая принцесса широко улыбнулась и опустила взгляд к своей небольшой поясной сумке. Я стоял с вытянувшимся лицом, думая, правильно ли понял смысл шутки про оптимальность и "бывшую".

— Надевай скорее, — протянула мне девушка темный плащ — откуда только взяла?

— А теперь что? — с глупым видом поинтересовался я, неумело держа в одной руке окровавленный меч, а второй пытаясь накинуть на плечи плотный плащ.

— Как что? А теперь бежим!

"ВНИМАНИЕ! Негативное изменение социального статуса!"

"Вы теперь беглый раб и преступник!"

Рабовладелец

Голубоглазая принцесса звонко рассмеялась своей шутке, но почти сразу посерьезнела.

— Надо торопиться, у нас всего три часа, — повелительно взмахнув рукой, она направилась к выходу из особняка. Наемники последовали за ней — а державший оружие у горла рабыни, прежде чем отнять копье, наглядно приложил палец к губам.

Мимо мелькнули их плащи, и я тоже собрался было ретироваться, но тут заметил лежавшую рядом с мертвой матроной кожаную сумку — один-в-один похожую на те, которые убийцы взяли у Джонса и Питера. Вот только готов был поклясться, что несколькими секундами ранее никакой сумки на полу не было!

Не вникая, подхватил ее — котомка оказалась неожиданно тяжелой. Кирпичи? Или золото? Перебросив через плечо ремень, я развернулся на пороге и вышел в атриум. Скользнув глазами по распластанным в кровавых лужах телам двух крепких слуг, встретился взглядом со стоящей на коленях рыжеволосой рабыней. Умоляюще сложив на груди руки, девушка пронзительно смотрела на меня снизу вверх.

— Вы уходите, господин? — негромко спросила рыжеволосая.

— Э... — я замер.

— Эй! — окликнула принцесса — она уже пересекла атриум.

— Господин, они нас всех убьют, — умоляюще произнесла рабыня.

Сделав паузу — вдруг кто-нибудь примет тяжелое решение за меня, я отвел взгляд и вздохнул. Вспомнил о незыблемом римском обычае, если раб поднял руку на хозяина — казнили всех остальных невольников его фамилии, находящихся в доме.

Зря отвел взгляд — увидел вторую рыжеволосую, которая, неслышно подойдя, теперь стояла на коленях у меня за спиной. А широкая арка перистиля казалась не такой уж и широкой — в ней угрожающе темнел силуэт Кельтилля. Но когда варвар выступил на свет, на его простодушном лице я прочитал те же эмоции, что и у рабынь.

Легким воздушным шагом, почти бегом, едва касаясь ступнями пола, принцесса скользнула ко мне. Вновь ее голубые глаза были совсем близко.

— Ты чего застыл? Эгей! — пощелкала она пальцами у моего лица.

— Рабы... их же убьют, — несмело произнес я.