Три "удачных" желания

Множество ночей белая аликорн провела на балконе нового дворца, построенного на горе вдали от старого замка, в котором каждый камень напоминал о былых днях и совершенной глупости. Сложно сказать, когда ей в голову пришла идея создать из Эквестрии государство, в котором после возвращения с луны ее сестра сможет жить не как ночной кошмар, готовый карать врагов и наказывать преступников, а как любимая принцесса, более не являющаяся мрачной тенью своей сестры, вгоняющей в суеверный трепет даже гордых драконов и наглых грифонов.

Она работала днями и ночами, искореняя несправедливость, оттачивая органы управления, сглаживая появляющиеся острые углы. Вероятно, только работа да время от времени появляющиеся ученики не позволили ей скатиться в депрессию и начать сходить с ума...

И вот вчера (хотя, наверное, уже сегодня) прошла та ночь, когда Луна должна была освободиться и вернуться на Эквус. Селестия готовилась к этому, прорабатывала тысячи разнообразных планов: от просьбы простить до открытого сражения, в котором намеревалась проиграть...

Но все это не понадобилось...

Луна освободилась из тысячелетнего заточения, но не пришла к своей сестре. Она не требовала мести, извинений и даже не пыталась причинить белой крылато-рогатой кобыле боль...

"Она просто ушла... Молча и без прощальных эффектов. Моя Луна... Мой лучик света... Я потеряла ее".

Это было больно. В грудь будто бы воткнули раскаленный прут и теперь ковырялись им в самом сердце. Но, несмотря на почти физическую боль, Селестия не проронила ни звука...

Она была опустошена и растеряна.

(3)

Нежно-желтая пегаска с розовой гривой, шла по лесной тропинке неся на спине туго набитые переметные сумки. Далеко над головой, в небе светило полуденное солнце, но из-за густых крон деревьев Вечнодикого леса, свет едва-едва пробивался сквозь листву, редкими островками падая на поросшую мхом землю. Шелест ветра доносился до чутких ушей кобылки, но здесь воздух был спокойным, даже слегка душным и... затхлым?

Внезапно в кустах что-то пошевелилось, из-за чего хрустнула тонкая веточка. Крылатая пони опасливо замерла и насторожилась, а в следующий момент ее сбил с ног размытый красный силуэт, оказавшийся молодой аликорном с хищно прищуренными глазами. Флаттершай успела только сдавленно пискнуть, когда ее стиснули в крепких объятьях, после чего весело смеющаяся принцесса (а кем еще может быть аликорн?), вместе со своей жертвой покатилась по пологому склону, укрытому зеленым и мягким ковром.

— Привет, канарейка, — радостно произнесла Флауэр, нависнув над прижатой спиной к земле пегаской, одновременно с тем расправив крылья и возбужденно помахивая хвостом. — Ты давно не заходила. Что-то случилось?

— Здравствуй-те, принцесса, — совсем тихо отозвалась розовогривая летунья. — Ничего страшного не произошло, просто в Понивиле был праздник...

— Ууу... — ушки Флауэр поникли и она состроила грустную мордочку. — А я опять все пропустила. Но... ты ведь мне все расскажешь? И прекрати уже обращаться ко мне на "вы", мы же друзья! Разве не так?

— Прости... — смущенно потемнев мордочкой, Флаттершай попыталась встать. — Вы... Ты бы не могла меня отпустить? Пожалуйста?

— Ммм, — красная крылато-рогатая пони задумалась, затем пакостно улыбнулась и протянула. — Нееет.

После этого, дочь Луны наклонилась и потерлась носом о мордочку лучшей (и единственной) своей подруги, незаметно опустившись на шею, затем на грудь... Остановилась она только тогда, когда нежно-желтая пегаска, мордочка которой почти сравнялась цветом с шерсткой самой аликорна, вцепилась ей в гриву передними копытцами, очень жалобно пискнув какое-то возражение. Флауэр оставалось разочарованно вздохнуть, подняться на ноги и усевшись рядом с понивилькой на землю, попытаться сунуть любопытный нос в одну из сумок. Однако же, в этот момент розовогривая летунья продемонстрировала, что у нее есть характер, так как упершееся в нос правое переднее копытце, не позволило добраться до свертка со сладостями.

— Моу? — обиженно произнесла крылато-рогатая кобылка.

— Никаких сладостей до обеда, — тоном не терпящим возражений, почти громко произнесла Флаттершай.

— Бука, — обиженно насупившись, красная аликорн отвернулась и нахохлилась.

— Флауэр? — позвала розовогривая летунья, поднявшись на все четыре ноги, но не получила ответа. — Не обижайся, Флауэр, просто... Ну, если хочешь, мы можем открыть коробку с печеньем...

— Ей! — резко развернувшись, крылато-рогатая кобыла снова схватила нежно-желтую пегаску в объятья, начав тереться носом об ее макушку. — Флатти, ты самая-самая лучшая. А ты принесла что-нибудь интересное?

— Д-да, — с трудом выдохнула пони-игрушка-обнимашка, ощущая, как из нее буквально выдавливают воздух, но к счастью собеседница вовремя опомнилась и ослабила хватку. — Я купила книжку с смешными историями, нашла карты и книжку-раскраску... и Пинки обещала достать пару настольных игр на следующей неделе.

— Иии! — хватка Флауэр снова усилилась, но совсем ненадолго, после чего она подхватила нежно-желтую пегаску под передние ноги и сама поднявшись на задние копытца, крутанулась на месте, а когда остановилась, приблизила подругу к себе и крепко поцеловала. — Я тебя обожаю.

Флаттершай, покрасневшая не только мордочкой, но теперь еще и ушами, а кроме того — шеей, пискнула в ответ:

— Не надо так...

— Почему? — снова сев на землю, красная аликорн поставила подругу на ноги и недоуменно приподняв брови спросила. — Тебе неприятно? Или я тебе не нравлюсь?

Открыв рот для отповеди о том, что целовать пони, с которыми не состоишь в близких отношениях нельзя, а говорить настолько смущающие вещи неправильно, розовогривая летунья вздохнула и закрыла его. Она плохо себе представляла, как объяснить взрослому жеребенку, всю свою жизнь прожившему не просто в глуши, а в ссылке на безжизненном спутнике Эквуса, в обществе единственного живого существа (каким-то образом являющегося и матерью и отцом), что такое — нормы морали и зачем они нужны. В конце концов, Флауэр триста лет общалась только с Луной, с которой по некоторым оговоркам, у них были весьма... тесные отношения, не ограничивающиеся привычными для пони ролями матери и жеребенка.

"И винить их в этом глупо: триста лет бок о бок и никого больше рядом. Но как это все сложно...".

Стараясь войти в положение своей новой (тайной) подруги, Флаттершай позволяла ей некоторые вольности в своем отношении, мягко направляя и рассказывая, как нужно себя вести в обществе. Самой же большой проблемой для красной аликорна были понятия "дружба", "любовь", "приятельство"... Только семью она строго отделяла по кровному родству. И если с тем, что нельзя обнимать на глазах у посторонних понравившегося пони обладательница рога и крыльев была согласна, то вот того, что нельзя проявлять свою привязанность столь откровенными способами наедине, не понимала... Ну или делала вид, что не понимала, всякий раз сводя попытки провести строгую ограничивающую черту, к обиде и едва ли не личной трагедии.

"Рарити справилась бы с этим лучше", — вынужденно признала нежно-розовая пегаска.

...

Все началось два месяца назад, когда из домика розовогривой летуньи, после ссоры (из-за недоеденного морковного салата) сбежал кролик Энджил. Ушастик не придумал ничего лучше, чем скрыться от своей хозяйки в Вечнодиком лесу, где она идя по едва видному следу, сама потерялась и вскоре совсем заплутала.

Испуганную, уставшую, хлюпающую носом от слез, ее нашла Флауэр, которая совершала обход их с Луной временных владений. Красная аликорн не сразу решилась показаться на глаза незнакомой пони, а когда привлекла внимание пегаски, говорила очень забавно складывая слова в рифму. Оказалось, что она — дочь принцессы Луны, тысячу лет назад сосланной Селестией на луну из-за какого-то преступления и только недавно они с мамой вернулись в Эквестрию, где теперь прячутся от принцессы и эквестрийцев.

История была удивительной, долгой и запутанной, но в итоге Флаттершай сделала для себя определенные выводы и пообещала, что сохранит их тайну. После знакомства с темно-синей крылато-рогатой кобылой (невероятно высокой, стройной и сильной), которая как и дочь, не отказала себе в удовольствии потискать новую знакомую, что делала более аккуратно и менее откровенно, розовогривая летунья утвердилась в желании помочь им.

С тех пор, раз в несколько дней Флаттершай ходила в лес, где ее находила Флауэр, после чего они гуляли, разговаривали, играли... Красная аликорн оказалась хорошо подкована в одних вещах, в то время как в других оставалась совершенно наивным жеребенком, искренне радующимся таким мелочам как цветные картинки, сладости, цветы и разные пушистики. Вид того, как новая подруга треплет за гриву мантикору, надолго сохранился в памяти нежно-желтой пегаски как пример того, что между ними все же куда большая разница, чем можно было подумать при взгляде со стороны.

Почему розовогривая летунья не рассказала об аликорнах даже своим подругам из Понивиля? Нет, она вовсе не не доверяла Рэйнбоу, Рарити, Пинки и Эпплджек: в них Флаттершай была полностью уверена. Твайлайт тоже была хорошей пони, достойной уважения и доверия, но вместе с тем, она является ученицей принцессы Селестии, а значит просто обязана рассказать о двух аликорнах живущих в Вечнодиком лесу... по соседству с зеброй. Причин было несколько: во-первых, данное Флауэр обещание, во-вторых, неожиданно проявившееся у нежно-желтой пегаски тщеславие (она бы никому не призналась, но тот факт, что настоящий аликорн учится у нее чтению, рисованию, уходу за животными, заставлял прямее держать спину и выше поднимать голову), в-третьих...

Розовогривая летунья пару раз представляла себе, как Флауэр (исключительно по дружески) обнимает или целует Рарити, Эпплджек, Пинки, Дэш... кого-то еще. Временами воображение рисовало довольно забавные картинки, вроде отплевывающейся и шокированной Рэйнбоу, впавшей в ступор модельерши, или меняющей окраску на ярко-красное фермерши. Но стоило признать, что при всем этом, в груди неприятно колола... ревность.

* * *

— Ваше Высочество! — капитан дворцовой стражи перегородил Селестии дорогу к выходу из дворца, чего себе никогда не позволял. — Я вынужден сказать, что это...

— Риск, безумие, глупость? — с непроницаемым выражением мордочки и спокойным, даже холодным голосом, спросила белая аликорн, в этот раз не надевшая ни королевских регалий, ни брони.

— Я не это хотел сказать... — бегая взглядом из стороны в сторону, переступая передними ногами и нервно дергая ушами, ответил Шайнинг Армор. — Просто... Отправляться на встречу с Найтмер Мун в одиночку — это слишком опасно!

— Во-первых, я собираюсь встретиться не с Найтмер Мун, а с принцессой Луной — моей сестрой, — чеканя слова, сухо заявила принцесса дня. — Во-вторых... Если между нами все же начнется бой, чего я допускать не хочу, то другие пони будут только мешать мне, вынуждая отвлекаться на свою защиту. Кроме того, капитан, разве присутствие солдат не покажет, что мои намерения изначально не являются мирными?

— Но... Но... — закусив нижнюю губу, капитан гвардии упрямо сдвинул брови. — Мы могли бы... Элементы Гармонии...

— У Элементов Гармонии нет хранителей, — прервала подчиненного Селестия. — Каденс хоть и сильна, но боевого опыта вовсе не имеет. Достаточно! Я приняла это решение, капитан Армор, и менять его не собираюсь. Вам же следует заняться своей работой и принять меры на случай, если ситуация будет развиваться по худшему сценарию.

Более не слушая возражений, крылато-рогатая пони прошла мимо белого жеребца и выйдя на улицу, замерла в лучах начавшего клониться к закату солнца. Сердце бешенно стучало у нее в груди, эмоции скакали будто разыгравшиеся жеребята, а уверенности в собственных действиях было даже меньше, чем в день прошедшего солнцестояния.

"Луна... Почему ты прячешься? Почему не пришла для разговора? Или это такой план?.. Ловушка? Нет... Слишком сложно".

Мотнув головой, Селестия распахнула белоснежные крылья и легко взмыла в воздух, оставляя дворец, а вместе с ним и весь остальной Кантерлот далеко позади. Она была не уверена до конца, но все же надеялась на то, что донос от агента службы разведки окажется правдой, а не злой шуткой кого-нибудь вроде Кризалис, не первый год пытающейся подточить власть аликорнов в Эквестрии.

"Если это ловушка Кризалис... Уничтожу. Сожгу, растопчу и заставлю всех забыть, что такая жучиха вообще когда-то существовала".

Пытаясь успокоить нервы и остудить голову, белая аликорн все сильнее взмахивала крыльями, поднимая порывы ветра и практически размываясь в неразличимый росчерк на фоне синего небосвода и белых облаков. За счет магии она могла бы лететь и быстрее, но не видела в этом пользы, а вот вред мог бы быть: не стоило зря провоцировать сестру применением сколь-нибудь сложных заклинаний, тем более, что она скорее всего ощутит приближение Селестии издалека и спешку может принять за желание ударить первой.

"Я ждала этого тысячу лет, подожду и еще несколько минут... Луна... Прошу тебя... Только не исчезай снова... Мой лучик света...".

(4)

Найти место, которое сестра выбрала для разговора, Селестии не составило труда: темно-синяя аликорн, словно маяк в ночи, светила в магическом плане своей силой, будто жаркий огонь, дарящий обманчивое чувство тепла и уюта, заманивая беззащитного и доверчивого мотылька. В том, что встречу подготовила именно Луна, у белой крылато-рогатой кобылы уже не было никаких сомнений, все же ледяная пустыня, в которой на сотни километров вокруг не было ни пони, наилучшим образом подходила для "агрессивных переговоров" с применением боевой магии, коли это вообще потребуется.

"Ты все еще заботишься о пони, Луна... Моя Лулу... Моя маленькая сестренка... Простишь ли ты меня? Неважно: главное, чтобы у меня было время высказаться, а потом... Потом я приму любое твое решение, мой лучик..."

Увидев гордо стоящую на вершине пологого холма кобылу, принцесса дня снизила скорость и стала приближаться демонстративно медленно. Причиной этого было не только желание продемонстрировать миролюбие, но и страх, который заставлял игнорирующие холод мышцы неметь, а сердце — болезненно сжиматься.

Постепенно, по мере приближения к месту переговоров, Селестия различала все больше и больше деталей в изменившемся облике своей сестры. Это уже не была та маленькая Лулу, которая даже внешне всегда казалась младше белой аликорна, но и черты Найтмер Мун, личину которой надела принцесса ночи во время своего восстания, практически полностью отсутствовали. Если бы правительница Эквестрии точно не была уверена в обратном, то приняла бы эту кобылу за какого-то нового аликорна.

Белый снег хрустнул под ногами сминаемый копытцами принцессы дня, а широкие белые крылья, так похожие на опахала грациозных лебедей, из поколения в поколение воспеваемые бардами пони в их серенадах, медленно сложились на спине старшей кобылы. Она приземлилась в двадцати метрах от сестры, выбрав это расстояние как наиболее удобное для разговора и достаточно большое, чтобы не спровоцировать атаку.