Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Когда Настя пришла в себя, тяжело дыша и отхаркиваясь, первое, что пришло в голову — надо позвать бабулю. Позвонить бабуле! Она все устроит! Она вылечит — что бы это ни было! Хоть холера, хоть чума — против бабули не устоят! Порвет за Настю!
Смыла с опоганенных бедер рвоту, быстро вытерлась, побрела в свою комнату на поиски айфона. Подташнивало, голова кружилась, в глазах все плыло. Остановилась у зеркала, посмотрела на себя и с ужасом потрогала живот пальцами правой руки. Живот был багровым, будто ошпаренным кипятком — и притрагиваться к нему очень больно!
Превозмогая слабость, достала из шкафа чистые трусики, майку, оделась. На всякий случай достала еще и уличную майку, и шортики — вдруг придется скорую вызывать? Не хочется сверкать почти голым задом перед врачами.
Из глаз потекли слезы — что с ней?! Что это такое?! Она ведь вообще практически не болеет! Даже грипп, и тот ее обходит стороной, когда полкласса "отдыхает" по справке, а тут... Саратов! Чертов Саратов! Говорят, здесь проводят испытания химического оружия! Или уничтожают? А еще — тут есть институт "Микроб", где разрабатывают всякие гадости-вирусы, чтобы заражать врагов! Может оттуда какая-то пакость вырвалась? А что, как в фильмах про зомбаков!
Снова затошнило, и Настя побрела в ванную, искать тазик. Про айфон она уже забыла. Настя всегда была очень чистоплотной девушкой, потому физически не могла наблевать на ковер у кровати. Да и вонять потом будет...
Тазик нашелся — старый, еще советский. С розами по эмали и отбитым боком. Настя помнила его всю свою жизнь, похоже, он был гораздо старше ее самой. Поставила тазик у постели, и только тогда вспомнила про айфон. Достала его с полки, набрала номер бабули. Та ответила практически сразу, видать сама хотела звонить. И голос ее был встревоженным:
— Настюш, с тобой все в порядке?! Тут такой ужас, похоже что эпидемия! Ты не выходи из дома, я скоро приду!
— Бабулечка, приходи скорее! — выдавила из себя Настя, борясь с приступом тошноты — Мне очень плохо!
И потеряла сознание.
8 июня. 10 утра. Андрей Комаров.
Плохо. Мне было ОЧЕНЬ плохо! Началось все утром, часов в девять. Я собирался сегодня поспать подольше — святое дело, каникулы! Можно дрыхнуть, и никто не начнет кричать у тебя над ухом: "Подъем! В школу пора!". Родители все это понимали, и посмеиваясь старались не разбудить. На столе — вареные яйца вкрутую, лучший завтрак для спортсмена, вазочка с вареньем, хлеб под салфеткой, ну и записка, это уж само собой. Обычно в ней пожелания, типа: "Хлеб в печи, вода в ключах, а голова на плечах!" Ага, "Мальчиш-Кибальчиш". Папа мне читал его в детстве, когда я еще не умел читать. Мы лежали рядом, я касался головой его литого плеча, а он читал глуховатым басом, стараясь менять интонации, когда говорил за разных героев. Хорошо было! Очень хорошо!
Хотя мне и сейчас хорошо. Хмм...было хорошо. Пока не проснулся от дичайшего приступа тошноты! Меня просто скрутило пополам, и я едва успел добежать до унитаза — плюхнулся на колени, и давай рычать! Глотку жгло, перла кислота из желудка — съеденное вечером успело перевариться, так что кроме желчи и соляной кислоты — больше ничего. И тем хуже для меня.
Может молока попить? Чтобы хоть чем-то было блевануть?
Только подумал о молоке, и вообще о еде — так меня тут же снова начало полоскать. Нет, не то! Если регидрону выпить? Должен где-то быть. Мама всегда говорила — если отравлюсь, и меня начнет рвать, так сразу регидрон пить. И воды — много. Мама врач, ей видней.
Поднялся, пошел умываться, смывать с губ вонючую слизь. Смыл, прополоскал рот, глянул в зеркало, и ахнул! Живот весь красный! Ну просто как рак — красный! И с какого хрена?!
На всякий случай нашел тазик. Поставил его у кровати и плюхнулся на постель, чувствуя, как тяжело толкается сердце. Голова кружилась, слабость — аж руки трясутся. И что делать? Маме звонить? Хмм...ну не папе же. Кто у нас врач? Папа только калечить. Злодеев. Хотя уверен — перевязку он может сделать просто мастерски. Я раз руку себе распорол — вон, шрам на запястье — он так ловко повязку наложил, даже мама удивилась и спросила, чего она о нем еще не знает. Он только отшутился, мол — чего не знает, того и знать не надо. "Есть много на свете друг Горацио такого, что неизвестно нашим мудрецам".
Ага, папа не смотри что на вид громила, тупой ментяра — он Шекспира наизусть цитирует, считает в уме как компьютер, и на гитаре играет. Песен знает — море! Кстати — и поет неплохо.
Нашел смартфон, только собирался звонить маме, и...вот она! Как чует!
— Сынок, ты уже не спишь?
— Мам! (я хохотнул, через силу, борясь с тошнотой) Если я нажал на кнопку вызова — значит уже не сплю, как ты думаешь?
— Сынок, с тобой все в порядке?
— А ты откуда знаешь? — вырвалось у меня.
— Что?! — всполошилась мама — С тобой плохо, да? Живот красный, тошнит, голова кружится?
— Да... — немного растерялся я, и тут же сообразил — Что, я не один такой, да?
— Да! — голос мамы стал деловитым и внешне спокойным, хотя я чувствовал нотки сдерживаемого возбуждения — Никуда не ходи. Лежи. Я скоро приду! У нас эпидемия — в основном дети. Есть и летальные исходы — в основном младенцы. Сынок, все очень серьезно! Держись, я скоро!
Я ничего не ответил — а что говорить? Мама все сказала. Теперь лежать и ждать, когда она изгонит из меня бесов по имени "болезнь". Что за болезнь — ей виднее. На то она и врач! И мама. Мама меня в обиду не даст!
Меня снова скрутил приступ тошноты, и я перегнулся с кровати к тазику. Уыааа...ыыы...ох, и хреново же мне! Как хреново!
8 июня. 12 дня. Вадим Гладин, он же Глад.
Козлы! Все — козлы! Благополучные, бессовестные козлы! Мамаша с папашей — такие правильные, такие улыбающиеся, а как придут домой — и давай рассказывать, какие все вокруг твари, мрази и гавно. Этот гавнюк козни строит, подсидеть хочет, эта — насосала себе должность, и теперь командует. А та...в общем — все твари, все гады, и все зла желают.
Вадима всегда бесило это двуличие! Эта подлость! То ли дело — пацаны! Все свои, все живут по правилам — Арестантский Уклад Един! Если ты правильный пацан — отвечаешь за свои слова. Если ты козел, петух — значит сидеть тебе под шконкой! Это Закон!
Глад ненавидел всех. Одноклассников, которые считали его придурком за то, что он медленно соображает и плохо учится. Одноклассниц — за то, что считают его уродом и хихикают над ним. Учителей, которые угнетают, заставляют учиться и ставят двойки. Ненавидел всех благополучных, всех веселых, всех довольных жизнью!
Он мечтал собрать свою банду, типа "Бригаду", и стать Белым. Чтобы он такой в кожаном плаще, весь красивый и опасный, резкий как удар грома, а все оглядываются и говорят: "Это Глад! Гляди — это Глад!" И все девки его. Все! На кого покажет — та и его девка! И сделает все, что он захочет.
Глад знал, что он захочет. Не зря пересмотрел сотни и тысячи роликов порнухи. Только вот на деле попробовать ему никак не удавалось. Девчонки его игнорировали — он ни ростом, ни красотой не вышел, а денег у него никогда не было. Родители жадные, хотя денежки у них точно водились — все-таки в "нефтянке" работают. Вечно копят, копят, копят! Ни одеться как следует, ни в кафе девчонку сводить.
Ну, ничего! Когда-нибудь он поднимется, станет авторитетом, и уже тогда...они пожалеют, что не замечали! Горько пожалеют эти девки!
Чтобы компенсировать недостаток роста, Глад пошел заниматься в секцию каратэ. Вел ее бывший спортсмен Кирилл Петрович, мужчина за сорок, крепкий, жилистый. Поговаривали, что в девяностые он бандитствовал, но потом его "закрыли". Отсидел, вышел, и устроился работать на СТО электриком, а три раза в неделю вел в спортзале школы секцию каратэ.
От него Глад и узнал об арестантском укладе, о том, как нужно жить правильному пацану.
Его тренер заметил сразу — Глад выделялся своей злостью, резкостью, нетерпимостью. Ну и делал успехи в тренировках. Потом к Гладу присоединились еще трое пацанов. С ними он приходил и на квартиру к тренеру — там пили чай, разговаривали о жизни, и тренер учил их, как выжить в этом злом мире. Учил правильным вещам — уважению к старшим по масти, к тому, как надо вести себя с правильными людьми, и что делать с лохами.
В принципе Глад и сам все это примерно знал, но тренер дал ему расклад — точный, правильный, по-понятиям. Не раз он им говорил, что хочет воспитать пацанов сильными людьми, настоящими жиганами! Теми, кто не боится никого во всем мире! Фартовыми!
Об их встречах никто не знал. Тренер сразу предупредил — никому ни слова. И еще — чтобы Глад подбирал стоящих пацанов — можно и не из школы, можно с других микрорайонов.
Глад не было дураком. Он понимал что делает "Петрович", как они его звали. Тому нужна была своя организация, своя ОПГ. И он хотел воспитать бригаду из своих учеников. Но Вадим был совсем не против. Почему бы и не так? Работать он не хотел, а денег очень хотелось. Петрович был подкован и юридически — учил, как не попасться на деле, как разговаривать с мусорами, если уже влетел. И как себя вести на зоне — чтобы приняли настоящим пацаном. Намекал, что есть у него там связи, и если что — поможет. Он в авторитете.
Но Глад не собирался всю жизнь сидеть под Петровичем — пусть только наладит, а там и видно будет. Он, Вадим, гораздо умнее, чем все думают. И он еще всем покажет! И Петровичу — тоже. Потому что и тот считает Вадима полоумным злобным недомерком! Глад знал — считает! Хотя вслух это и не говорит. Мол, с головой у Вадима не все в порядке!
С головой у Вадима и правда было не все в порядке, это знали все, и знал он сам. В раннем детстве он едва не убил одногруппника в детском саду — бил его металлическим совочком до тех пор, пока подбежала воспитательница и остановила побоище. Вадим рассек ему губу, бровь, и едва не выбил глаз. Вадима из детсада убрали, водили к психологу, к психиатру, но никаких отклонений не нашли. Дети — маленькие звери! Что у них в голове — только бог ведает. Вот таким был вердикт светил психиатрии и психологии. Воспитательницу уволили — за то что недосмотрела, побитый был внуком главного инженера крупного предприятия — скандал до небес!
Потом Вадим едва не убил мальчишку уже в школе — но никто не знал, что именно он это сделал. Вадим подкрался к нему со спины, когда тот шел из школы домой, и ударил его обломком кирпича в затылок. Мальчишка выжил, но с тех пор стал заикаться, и носил очки с толстыми линзами — сильно ослабло зрение. За что Вадим его ударил? За то, что тот посмел неуважительно с ним говорить в школьном коридоре. Вадим врезался в него, когда бежал в туалет, и мальчишка (он был на два года старше), обругал его и назвал корявым недомерком. Ладно бы там козлом, или матом обложил — а он вот так, интеллихентно! "Корявый недомерок, у тебя глаза есть?!" В общем — он едва не лишился своих глаз. В открытую Вадим с ним тогда бы не справился — тот был рослым парнишкой, но вот так, исподтишка — запросто.
Были и еще случаи, о них Глад вспоминал с удовольствием, как о приятном, памятном событии. Исцарапать новую машину соседа, вымазать гавном дверь бабке, которая сделала ему замечание, уже и не помнит — за что. Яд разбрасывал — подкармливал соседских кабыздохов, и потом смотрел, как они катаются на земле, умирая в страшных мучениях, а их хозяева воют, не зная что делать и куда бежать. В такие моменты он чувствовал себя удивительно сильным, живым, он буквально...испытывал сексуальное удовлетворение о того, что кому-то плохо и больно. Но признавать себя маньяком Вадим не собирался. Он нормальный! Это все вокруг твари и мрази! Не он такой, жизнь такая!
А потом и до гоп-стопа дело дошло. Не так, чтобы очень — чисто ради развлекухи. Ну а если что-то перепадет, какие-то копейки, так почему бы и нет? Телефон у лоха можно отжать, продать. Но это уже редко. И в другом районе. Специально в Ленинский ездили, чтобы попробовать. Два раза неплохо прошло, на третий менты чуть не накрыли. Еле ушли.
Ментов Глад ненавидел всей своей душой, как волк ненавидит собак. Волк — гордое животное! Живет с крови! Собака — мерзкая тварь, и ловит волков. Менты — собаки, их надо уничтожать!
Когда увидел у остановки Андрюху Комарова, "Комара", внутри просто все взыграло! Вот же мразь! Высоченный, плечистый, морда — как и киноактера! Небось девки кипятком ссут, когда его видят! Боксер херов! Когда с ним вместе учились, он был еще рыхловатый, лох лохом, а теперь — вон чего! Даже двигается по-другому, от бедра, как тигр! Скотина!
Да, Глад ему завидовал. Просто до воя завидовал! Он всегда хотел быть таким — красивым, уверенным в себе, сильным. И куда рыхлость-то у Комара подевалась? Гаденыш...
Осилят его отмудохать? Да пошел он! Их четверо! А он один! А можно слегка и ножичком пописАть...сразу прыти поубавится. У Карла дубинка еще есть — пружинная. Так оттянет — мало не покажется!
Глад не мог думать ни о чем, кроме того, как Комар сейчас будет валяться на земле, хрипя и заливаясь кровью. Как и положено мусорской прокладке! Бей мусоров! АУЕ!
Не получилось. Когда по небу полетели метеориты, начался шум, пошла суета, этот ссыкун Комар под шумок и смотался. Ну, ничего! Они с ним еще встретятся! Кстати — Комар помнит, где тот живет. Можно как-нибудь вечерком поторчать в подъезде, дождаться.
Постояли, посмотрели на то, как падают метеоры, а потом разбежались по домам. У одного мамаша дежурит на промысле, другой что-то якобы вспомнил, дело важное и неотложное, третий еще что-то. Так теперь одному Гладу тут торчать? Тоже домой пошел.
Дома как обычно — нытье мамаши, обвинения в том, какой он неуклюжий болван и толку от него не будет никакого, невкусный ужин — мамаша за всю свою жизнь так и не научилась готовить, из-за чего у них с папашей вечные скандалы. Тихие скандалы, не вылезающие за стены квартиры. Ведь семья-то: "...такая хорошая, такая хорошая! Уважительные! Всегда здороваются!" Знали бы вы, дуры старые что про вас говорят в этой "хорошей семье"! Небось уши бы в трубочку свернулись!
А потом лег спать. Честно сказать — что-то не по себе. Простыл, что ли...температура вроде как поднялась.
Утром проснулся от того, что скрутил невероятный, жестокий приступ рвоты! Да такой, что и добежать до сортира не успел! Выблевал на пол, потом минут пять содрогался в спазмах, пытаясь выкинуть вместе с желчью и сам желудок, и только когда организм успокоился, побрел за тряпкой и ведром. Надо убрать. Во-первых, воняет. По жаре нюхать еще и блевотину — это выше всяких сил. Родичи, жлобы херовы — не ставят кандюк! Типа — "от него болеют"! Да хер там! Жадные, вот и все! И денег стоит, и электричество палит. "Что того лета-то?! Два месяца! Потерпел, вот и закончилось! И зачем нам сплит-система?"
Два месяца! Арифметики хреновы! А он тут мучайся, потей! И окно не откроешь, во-первых там такая же жара, как и дома, во-вторых — пыль с улицы! Пятиэтажка, последний этаж, и никакого тебе чердака. Сковорода, да и только.
А ведь какие-то сволочи живут и в хрен не дуют! Прохладным воздухом наслаждаются! Тот же Комар — у него родаки нежадные, и бабло имеют. Мамаша врачиха, папаша — "мусор", а "мусора" всегда с граждан бабло имеют! И честных бродяг щемят! Ууу...твари!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |