На расспросы на счет произнесенного названия кузнец не отвечал, вернувшись к работе, он заглушил слова Гайрона звонкими ударами молота. Возвращаясь, юноша думал о том, что Слай возможно не соврал по поводу цвергской стали.

* * *

Слай проснулся после полудня. Лениво потянувшись, подумал о том, что не спал так хорошо уже целую вечность. Слуги выполняли свои обязанности настолько тихо, что он не проснулся, когда они заносили в комнату его дорожный сундук, этим утром доставленный из таверны.

На всякий случай он открыл замок и поднял крышку. Вещи внутри лежали в целости и сохранности. Одна смена одежды, сапоги для верховой езды и новомодная зубная щетка с густой щетиной. Все остальное место занимали тома его собственноручных записей на давно забытом в империи языке.

Благосостояние Конуса Хорка, старый прохвост оценил, как — выше среднего, в гостевой комнате слева от кровати, напротив окна висело зеркало в половину человеческого роста и непросто гладко отполированная бронза, а настоящее стекло с серебряной амальгамой, большая ценность.

Слай усмехнулся, вспомнив старо-имперскую примету, разбитое зеркало означало скорую смерть, но действовала она только в том случае, если зеркало разбивал слуга, тогда его судьба повисала на волоске и зависела от того насколько кровожаден его хозяин.

Вид отражения, стер улыбку с лица и погасил искорки в глазах. Три глубоких поперечных колеи на лбу образовались от тысяч часов кропотливой работы над восстановлением забытого языка. Лучики, расходящиеся в уголках глаз и морщины на щеках плата за вечную улыбку, тщательно скрывающую истинную цель. Лишь две тонкие рыжие пряди тонущие в потоке седины, безвозвратно уносящей молодость, напоминали о растворившемся мираже юных, беззаботных лет.

Одеваясь, он размышлял о том, как мимолетна молодость. Совсем недавно, тебе было чуть больше двадцати, и жизнь виделась бесконечным приключением, бессмертие струилось по венам. Казалось, так будет всегда, но однажды, сладкая дымка рассеивается и, проснувшись ничем не примечательным утром, узнаешь, что кости могут болеть не только после доброй драки, а тяжесть от вчерашнего вина способна продержаться в голове до самого вечера. И вот, наконец, первая седина затронула виски и на погребении одного из близких, вдруг понимаешь, что она совсем рядом и в любой момент может протянуть к тебе костлявую руку, и тогда невольно задаешься вопросом.

Пройдоха из Худана вовремя смекнул, что вопрос должен быть правильным и стоило ему это осознать, как судьба послала ответ. В двух лигах от места, где он жил, когда первая седина подала тревожный знак, случилась эпидемия черной плеши. Скверный Лес там, подобрался вплотную к окраине, а жители деревни, хотя и боялись заходить дальше опушки, но до конца не верили историям, роящихся вокруг этого загадочного явления.

На свою беду, проезжавший неподалеку колдун, совершил невозможное, и спас жителей от чудовищной напасти. Вылечившись и набравшись сил, благодарные люди решили, что этот колдун сам сначала наслал на них плешь, а потом появился в образе спасителя желая получить солидную награду. Беднягу собрались похоронить заживо.

Уже немолодой законник из Худана, узнав, что по соседству объявился настоящий колдун, помчался во весь опор и успел как раз вовремя. Голова бедолаги еще не скрылась под землей. Напомнив жителям про строгие законы империи, Слай запугал их возмездием вспыльчивого префекта, строго поборника законов и добился суда.

Колдовство и магия не запрещались в империи как таковые, но использование темных сил и наведение порчи, каралось смертной казнью. Определение темных сил прописали настолько расплывчато, что часто толкование зависело от того, как его представит тот или иной законник.

Свод законов о магии был утвержден в двухтысячный год от провозглашения первого императора и запылали костры от Горбатого хребта до Моря Льдов. Мастера чародеи сразу смекнули к чему все идет и ушли за пределы империи, исчезнув в далеких землях, а колдуны, которым удавалось избежать гонений, прятались в глухих лесах, отказывались от своего ремесла.

Прохвост от рождения, законник из Худана сведущий в тонкостях имперского права, затянул процесс. Его целью было дождаться, пока пыл жителей деревни угаснет, и они попрячут приготовленные лопаты. Ни одного убедительного свидетельства, что именно колдун виноват в поразившей людей черной плеши — не нашлось, особенно, после того, как Слай упомянул, что наказание за лжесвидетельство такое же, как и за использование темных сил. Триумфом защитника стал зачитанный список случаев вспышек черной плеши в поселениях близ Скверного леса, в которых не было упоминаний ни про одного колдуна.

В итоге, судья решил беднягу отпустить. Еще до окончания процесса, сердобольный защитник позаботился о лошадях и провизии, и стоило решению о невиновности вступить в силу, как они оба галопом унеслись прочь. Через несколько лет Слай узнал, что едвас поглотил ту деревушку. Что стало с ее жителями не известно, но это был их выбор, и их ответ на заданные ими вопросы.

В качестве платы хитрый защитник попросил колдуна поделиться знанием. На суде очевидцы утверждали, что во время эпидемии в деревню приехал молодой человек, но борясь с болезнью, он превратился в седого старца. Слай уносил ноги от злополучного места с пожилым мужчиной, но через неделю попутчик преобразился. Его волосы почернели, морщины разгладились, жизнь забурлила в нем с новой силой.

Колдун оказался самоучкой и в полной мере помочь стареющему прохвосту не смог. Он рассказал ему, как подготовить тело и разум к освоению магического искусства, но как преодолеть черту, отделяющую простого смертного от адепта постигающего сверхъестественные силы толком объяснить не смог. Расстались они на том, что колдун отдал Слаю книгу на забытом языке, из которой сам смог выудить лишь жалкие крупицы драгоценного знания.

Оставив свое ремесло и проведя годы в столичных архивах, бывший законник нашел ключ к забытому языку, но в книге подаренной колдуном ни нашлось ничего, кроме того, что он уже знал. Все же Слаю удалось ухватиться за тоненькую ниточку, тянущуюся из древней библиотеки, где эта книга была взята и вела она в Цвергстоун, расположенный у подножья одной из трех гор, обступивших долину полумесяца.

Покинутый город к востоку от Цвергберга, скрывал в себе множество опасностей для несведущих искателей приключений, но Слай не был бы Слаем, если бы не нашел каждую запись в которой упомянут Цвергстоун, включая бумаги из секции запрещенных текстов. К тому времени, как Гайрона из дома Рэм назначили префектом, охотник за бессмертием выучил наизусть каждую заметку, касающуюся этого таинственного места.

Вырвав гостя из потока воспоминаний, в комнату заглянул слуга, тот самый, что впустил его вчера на порог.

— Скоро подадут обед,— сообщил он.— Госпожа просила узнать, ждать ли вас к столу?

Окинув слугу беглым взглядом, Слай невольно подметил дряблость стареющего тела, редеющие волосы, и краешек тумана, начинающего застилать глаза.

— О, да!— воскликнул гость, и лучики морщинок заиграли в уголках его глаз.— Сытный обед, как раз то, что нужно после доброго сна.

Слуга, поклонился и закрыл дверь, а гость еще некоторое время смотрелся в зеркало, не видя собственного отражения, затерявшегося в череде воспоминаний.

В тот день, когда Слай прочитал приказ об утверждении Гайрона в должности, он тут же приступил к новому исследованию, требовавшему быстрых результатов. Первым делом он разыскал старую служанку, долгие годы работавшей няней в доме Рэм. Она еще успела повозиться с маленьким Гаем, и кое-что еще помнила о нем.

Отец уделял мало внимания младшему сыну, впрочем, как и все остальные, кроме матери. Старшие сыновья стремясь поскорее вырасти рано отпускали юбку, и противились нежностям и материнской ласке, считая, что слишком взрослые для подобной чепухи. Чепухи для них, но не для их матери и Гаю досталась вся неизрасходованная любовь. Мама повсюду брала его с собой и учила вещам, которые по ее мнение пригодятся ему в будущем.

Она редко позволяла слугам самим ходит на рынок. Как бы они не старались сэкономить, но все-таки за четверть или даже половину асса они не станут торговаться до последнего, в отличии от Латеи хозяйки дома Рэм. По словам старой няни, находить сильные аргументы и слабые стороны оппонентов в спорах с торговцами, а иногда и с мужем, безусловно, одно из ее выдающихся достоинств. Септим Рэм возможно еще хорошо подумал бы, стоит ли брать ее в жены, если бы сразу об этом узнал.

Маленькое яблочко Гай начал впитывать это качество задолго до того, как упал с яблони. Еще она учила его наблюдать за людьми. За тем, как они двигаются, как говорят, что скрывают за хмурой шторой недружелюбия или фальшивой ширмой улыбки.

Используя ее уроки, Гай не сразу вступал в контакт с людьми. Скрывая за завесой детской наивности пытливый ум, он наблюдал, подмечал и запоминал, а когда складывалась полная картина, начинал применять, то что ему удавалось выяснить, располагая к себе людей и получая то, что без материнских наставлений и должного их понимания четвертый сын никогда не смог бы иметь. Наблюдая за растущим сорванцом, няня просто диву давалась, как ему удалось заручиться дружбой и поддержкой старших братьев.

Собирая эту мозаику из множества маленьких кусочков, прохвост несколько раз наведывался к старушке, и каждый раз та вспоминала новую деталь или ведомая хитрым лисом через уголки своей памяти, смотрела на некоторые вещи так, как никогда прежде.

Оставив няню придаваться воспоминаниям, Слай практически поселился в таверне, на углу улицы Сургуб и нижнего восточного переулка, которая с незапамятных времен была любимым местом отдыха преподавателей военной академии. Здесь скромный писарь имперской канцелярии оставил почти треть золотых имперов, накопленных за долгие годы.

В обмен на лучший элэнгский эль и внимание к речам собеседников, пройдоха много узнал об одном из лучших выпускников за всю историю академии. О его любимых дисциплинах и упорстве, которое позволяло в итоге получить лучший результат там, где он в начале отставал.

Больше всего Гайрон любил историю, особенно период правления Идана Второго, хотя на самом деле его кумиром стал третий сын императора Эстан, отличавшийся верностью и послушанием, но при этом не лишенный инициативы и смекалки. Перед смертью отец сокрушался о том, что по закону империи вынужден передать трон первенцу Идану Третьему, ибо как показало время Эстан сделал для империи больше, чем его старший брат за все время своего правления.

Идея построить дорогу в обход сильного в то время Худана, пока отец вел войну с северными племенами, и заложить город, ставший в последствии "восточными воротами" империи принадлежала Эстану и он же ее блестяще воплотил ее в жизнь.

Закончив попойку с преподавателем истории Слай был вне себя от радости. Скармливая этому птенцу по зернышку полученных в секции запрещенных текстов знаний, он мог бы его приручить. Вряд ли тот знает, что история империи умышленно искажалась несколько сотен лет. Достоверные факты со временем перемешивали и подменяли фальшивками, стирая из памяти людей древний, наполненный чудесами мир. Возможно посидев над запрещенными текстами дольше, прохвост докопался бы до истины, но время уходило и нужно было ловить удачу за хвост.

Самими же ненавистными дисциплинами для Гайрона являлась физическая культура и фехтование, но и тут он не мог себе позволить плестись в конце. Выбрав одноручный меч, он быстро продвинулся в его освоении, потому что чему выше уровень, тем меньше усилий требуется для его применения.

Вкушая яства и запивая их отличным приморским вином в доме Конуса, прохвост пребывал в отличном расположении духа, радуясь удаче и тому, как умело он ей воспользовался. Здесь практически в нескольких шагах от библиотеки Цвергстоуна он уже чувствовал себя моложе, сознавая, что годы кропотливой работы и притворства, потраченные на изыскания в Иде прошли не зря.

После изысканного обеда префект пригласил Гайрона в свой кабинет. Слуга принес гостю удобное кресло и несколько подушек. Удобно откинувшись на спинку молодой наместник наслаждался прохладой дома.

— В послеобеденные часы в Галате никто не работает, кроме стражи, разумеется,— рассказывал Конус.— Даже на каторжных работах в полях и на каменоломне людям разрешают передохнуть, до тех пор пока солнце не пойдет на убыль. Летом здесь невыносимая жара, а мертвые каторжники нам ни к чему.

Слушая префекта Гайрон неторопливо разглядывал комнату. На правой стене нашили свой покой доспехи центуриона и оружие, висевшие тут как память о былых временах. Слева на небольших полочках красовались различные диковины с берегов Западного моря. Огромные раковины необычных морских гадов, белоснежный бюст богини морей Сии, даже бутылка с песком привезенная Конусом, как часть уголка мира в котором он провел множество лет.

Гайрон поднял глаза и заметил небольшую медную табличку с выгравированной на ней надписью висевшей над креслом префекта. "Не место красит человека, а человек место" гласила надпись. Конус проследил за взглядом наместника и улыбнулся. Слова навели Гайрона на размышление о его положении, но хозяин не дал гостю предаться размышлениям, перестав рассказывать об обычаях и традициях Галата, он перешел к делам Цверберга.

— Берг, насколько мне известно давно покинут милостью богов,— подняв глаза к потолку произнес Конус.

— Берг?— переспросил Гайрон.

— Да. Именно так мы называем город по ту сторону границы.

Гайрон хотел уточнить какую именно границу имеет введу префект, но промолчал, побоявшись выставить себя невежей. В этот момент он пожалел, что рядом нет Слая, которому судя по всему многое известно об этих местах.

— Но наш император мудрый человек и позаботился о том, чтобы обеспечить поддержку с моей стороны. Я бы, несомненно, и по собственной воле был рад предложить вам помощь, но высокочтимый Идан Седьмой оказался на шаг впереди.

Конус позвал слугу. Тот появился с подносом на котором лежала внушительная мошна.

— Безусловно, вам понадобятся средства на обустройство и административные расходы. Здесь тысяча серебряных ассов, в Берге и его окрестностях расплачиваться лучше всего серебром и пусть боги уберегут вас от мысли расплачиваться золотом. Народец там темный и лучше никому не знать, какими средствами вы располагаете.

Гайрон приподнялся, чтобы получше рассмотреть, как выглядит тысяча ассов. Ему еще никогда не доводилось видеть такое количество денег, собранных воедино.

— И позвольте мне, дать вам добрый совет,— продолжал Конус.— Постарайтесь найти себе пару тройку хороших телохранителей. Я ни в коем случае, не умоляю вашей способности постоять за себя, но земли вам достались опасные, а на местных легионеров едва ли стоит полагаться.

Префект еще добрый час давал советы и обещал всевозможную помощь, все кроме людей.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓