Мета-Игра. Пробуждение

— Тебе показалось, сынок, — горький голос тети Полины донесся совсем издалека.

Я изо-всех сил пытался снова не отрубиться. Я напрягал все мышцы, стараясь подать знак, что слышу, что просто не могу ответить и...

— Сынок, Мотька тебя даже не слышит, — голос тети затухал с каждым словом. — Не буди его. Если поправится...

— Да какое там! — раздраженно перебил ее Вова. — Такое не лечится, Полин. Доктор же сказал, что состояние только ухудшается

— Он поправится! — всхлипнул Сашка, а потом заплакал — громко, безысходно, сам не веря в свои слова. Его плач едва проник в мое угасающее сознание. — Он обещал мне показать свою карту! Он обещал!

"Я обещал", — согласился я, снова тая во тьме.

* * *

Тетя Полина с Сашкой приходили еще. Или нет? Я слышал их голоса, но понять, был ли это один визит, или они появлялись много раз, не мог. Вовы с ними не было, а если и был — молчал. Его голоса я больше не слышал.

Зато я часто слышал голос врача. Не того, что пришел на мой крик, когда я впервые очнулся, а другого. Он назвался Юрием Андреевичем, хотя для такого обращения голос у него был слишком молод. Его я так ни разу и не разглядел. Он заходил часто и в основном молчал, изучая мое состояние, но его присутствие я определял безошибочно. От него исходил явственно ощутимый морозный запах. Не знаю, как еще объяснить этот дух свежести, хвои и льда.

Чувствительность моего тела исчезла, и о том, что медсестры ставят капельницу или делают уколы, я догадывался только по изменяющемуся состоянию — навалившейся сонливости или расходящемуся жару в венах. Потому не знаю, что за аппаратуру использовал Юрий Андреевич, но благодаря ей он каким-то непонятным способом умудрялся со мной общаться.

Он задавал вопросы, на которые можно было ответить однозначным "да" или "нет", и вопросы эти были далеки от медицины. Они вообще были очень странными. К примеру, он описывал мне ситуацию:

— Представь, что у тебя есть близкий друг. Самый-самый близкий. Друг берет у тебя взаймы крупную сумму денег. Например, столько, сколько ты зарабатываешь за год. И не возвращает. Потом он попадает в беду — врачи находят у него тяжелую болезнь, и чтобы излечиться, нужно провести дорогостоящую операцию. Не зная, к кому еще обратиться, он просит помощи у тебя. В твоих силах ему помочь. Ты ему поможешь?

"Друг? — думал я. — Настоящих друзей у меня никогда не было, а будь такой, я бы за него поборолся. Ну не вернул деньги, и ладно, значит, не смог. Вернет, когда сможет. А сейчас главное, чтобы он вообще выздоровел!". Я думал об этом, а Юрий Андреевич подтверждал, что уловил ответ:

— Значит, поможешь, — говорил он. — Хорошо. Идем дальше. Представь, что ты — руководитель подразделения особого назначения. Террористы захватили школу...

Со временем мне полюбились заковыристые истории странного врача, — они заставляли мой мозг усиленно работать, выстраивая сцены, продумывая персонажей, их мотивы и варианты развития событий. День ото дня задачки Юрия Андреевича становились все сложнее, а сделать в них однозначный выбор труднее и труднее.

Но странность была не только в этом. Юрий Андреевич появлялся в моей палате по ночам, это я мог сказать с уверенностью. Зрение отказывало, я перестал видеть даже силуэты, только световые пятна, но отличить день от ночи был в состоянии.

По все более редким появлениям тети Полины, по оговоркам врачей и медсестер, по внутреннему ощущению, в таком положении я провел не меньше месяца.

Кажется, за окном выпал снег. Меня возили в операционную, а очнувшись, я по тупой непроходящей боли в затылке догадался, что мне делали операцию. После нее все стало еще хуже, и если бы не визиты тети Полины и Сашка, я бы решил, что обо мне все забыли. Братишка рассказывал про школьный праздник и о новой игре, подаренной мамой, и снова просил, чтобы я проснулся, встал и поехал с ними домой — проходить игру вместе. Он иногда плакал, а иногда злился на меня. Но плакал все же чаще.

В одну из ночей я ощутил запах мандаринов, услышал шорох конфетных оберток, затем издалека донесся хлопок шампанского и звон фужеров.

Посленовогодняя ночь, когда меня окончательно накрыло тьмой, и я перестал видеть вообще, должна была стать для меня последней. Я устал. Голова раскалывалась так, что хотелось просто умереть. Новый год казался далеким, и подсознательно я надеялся, что встану на ноги, или хотя бы меня отправят домой, и пусть даже парализованный, встречу первое января в кругу семьи. Не вышло.

Я дотянул, но понимал, что умираю. Все было передумано много раз, я нашел все хорошее и замечательное, что у меня было: теплые родительские объятья, заботу тети Полины, любовь Сашки, дружеские подтрунивания одноклассников и однокурсников, и даже работу в пиццерии у дяди Давида. И это, не говоря уже о виртуальных книжных, киношных и игровых мирах, в которых я прожил сотни жизней.

Я собрался уходить, когда снова ощутил появление странного доктора. Я слышал его тихое размеренное дыхание и морозный дух.

— Матвей! Матвей! — голос Юрия Андреевича пробился сквозь забытье.

Открыть глаза мне уже не удалось.

— Не напрягайся. Просто слушай. Дела твои плохи, Матвей. Операция прошла неуспешно, мозг безвозвратно поврежден. Черепно-мозговая травма наложилась на церебральный паралич — это вызвало каскадные нарушения. Зрение тебе уже отказало, слух на грани, там все на волоске держится. В любой момент может отказать сердце или легкие, а на аппарате искусственного дыхания долго тебя держать не будут. Завтра тебя планируют отключить, и твоя семья уже дала согласие...

Его слова доносились издалека, будто и говорил он не со мной. Вот и все — конец. Окончательно и навсегда. Такая недолгая жизнь, и столько всего я не увидел, не ощутил, не узнал. Я хотел ему ответить, что еще недавно был готов умереть, но теперь мне безумно хочется жить, что все это ужасно несправедливо, но говорить я не мог.

— Никто не хочет умирать, Матвей, — в бесстрастном голосе появились сочувственные нотки. — Но не каждый заслуживает жизни. Мы с тобой много общались, и я думаю, что ты — заслуживаешь. Не жизни растения, а полноценной, даже более полноценной, чем у большинства других! Именно поэтому я здесь и разговариваю с тобой. Слушай внимательно.

Я попробовал сосредоточиться, но его голос был все так же далек, и мое собственное сиплое дыхание казалось громче, чем слова Юрия Андреевича. О чем он вообще говорит? Что-то непонятное...

— Я могу тебя излечить. Полностью убрать последствия полученной травмы. Все, что требуется, это твое согласие. — Я почувствовал, как он протирает мне веки чем-то мокрым и мягким. — Открой глаза.

На этот раз получилось. Я разлепил веки и долго пытался сфокусировать взгляд. Он терпеливо ждал, и мне, наконец, удалось в размазанном темнеющем силуэте разглядеть склонившуюся надо мной фигуру. Белый халат, колпак на голове, огромные, кажущиеся темными провалами глаза. Открылся другой провал:

— Матвей, повторяю, мне нужно твое согласие. Моргни один раз, если понял.

Я закрыл глаза, чувствуя, как снова склеиваются ресницы, и снова открыл.

— Хорошо. То, что я собираюсь сделать, требует твоего безусловного согласия. Видишь ли, это не традиционная медицина. Это вообще не медицина. И это нельзя внедрить силой и кому попало. На мой взгляд, ты подходишь, но у Меты свои критерии.

Мета? Он произнес это слово будто имя или какое-то название.

— Что это? — попытался спросить я, не чувствуя губ, но он меня понял.

— То, что я имплантирую в твой спинной мозг, называется нейроморфный чип. Твое восприятие реальности станет намного шире, но те возможности, которые даст тебе нейроморф, зависят только от тебя. Исцеление тела — всего лишь побочный эффект. Будет больно, но это не самое главное. Видишь ли... — он замялся. — Должен тебя предупредить. Могут быть, скажем так, побочные эффекты. Не очень приятные. Вероятность этого не высока, но она есть. Моргни три раза, если согласен и готов.

Я был готов на любые побочные эффекты, не говоря уже о том, чтобы перетерпеть всю боль мира просто за шанс жить! Поэтому моргнул я намного больше трех раз, пытаясь выразить абсолютное согласие. Видимо, это рассмешило таинственного собеседника.

— Все, все, я понял, — мягко сказал он. — Сейчас я введу тебе препарат, который немного ослабит боль и замедлит твой метаболизм. Восприимчивость тоже снизится, хотя, куда уж больше... — пробормотал он. — К сожалению, полный наркоз невозможен, для полноценной имплантации требуется, чтобы ты был в сознании. Самое главное — не кричи. Терпи! Иначе полбольницы сбежится, и процедуру могут прервать. Понял?

Я снова моргнул. Тогда доктор открыл маленький чемоданчик, поставил его мне на грудь, достал что-то и ткнул этим мне в шею.

Сердцебиение замедлилось, исчезли даже самые жалкие остатки чувств и ощущений, и только по сменившемуся полю зрения я понял, что доктор перевернул меня на живот. Чуть ниже шеи меня коснулось что-то острое и холодное. И ощущалось оно внутри, словно врезалось в позвоночник. Доктор просил не кричать, но я все равно заорал.

Впрочем, свой крик я не услышал, потому что в этот момент мне что-то врезалось в позвоночник и растеклось адским, пронизывающим до глубины костей жаром по всему телу. Через бесконечные секунды боли, когда я даже не мог вздохнуть, все кончилось. Где-то вверху, как будто издалека, послышался голос:

— Все-все, уже все. С тобой все прошло на удивление быстро. Заклеиваю. Готово. — Он перевернул меня на спину, склонился и прошептал: — Удачи, Матвей.

А потом началось что-то очень странное.

* * *

Я падал и падал в бесконечной темной бездне, так долго, что в какой-то момент подумал: может, я и не падаю, а просто завис где-то в космосе? Но где тогда звезды?

И они появились. Ярко-горящие точки, как пиксели — вспыхнув, стали стекаться друг другу, будто капли воды на лобовом стекле быстро едущей машины, а потом преобразились во что-то знакомое.

Пиктограммы? Руны? Они несколько раз сменились, пока не появилась кириллица:

Для мысли и действия рожден человек.

Стоило мне прочесть надпись, как она исчезла, сменившись другой:

Язык интерфейса определен и установлен: русский.

Вокабулярный запас игрока и база образов считаны, адаптированы и будут использованы в дальнейшей коммуникации.

Словно убедившись, что я не только смог прочитать, но и понял написанное, текст мигнул и опять изменился:

Интеграция и активация нейроморфа завершена успешно.

Определение точки инициации завершено успешно.

Идет процесс сканирования тела игрока: 1%.

Нейроморф? Вроде бы видел в интернете это слово, но вспомнить подробности сейчас не могу. Я с нетерпением ждал окончания сканирования. Не знаю, сколько времени висел так, во мгле. Самого себя я не видел и не ощущал— ни тела, ни глаз, ни даже дыхания...

Пока цифры процентов очень медленно сменялись, я успел вспомнить всю свою жизнь; сочинить гайд по прохождению большого подземелья под Островом Смерти; выстроить с десяток теорий того, то за штуку установил мне странный доктор, а потом окончательно впасть в полудремотное состояние.

Оттуда меня вывел импульс, смывший забытие. Текст обновился:

Сканирование тела игрока завершено. Анализ вокабулярного запаса завершен.

Оценка физического состояния произведена: 12%.

Оценка интеллектуального состояния произведена: 78% по стандарту вида, 245% по стандарту Меты.

Расчет уровня игрока...

Возможно присвоение уровня: −6 (отрицательное значение).

Игрок, выберите один из возможных вариантов стартовых условий игры:

1. Присвоение стартового уровня с отрицательным значением (−6) с сохранением текущих повреждений тела.

Бонус выбора: +3 случайных таланта, +100% к скорости развития игрока.

2. Исцеление текущих повреждений тела с дальнейшим присвоением стартового уровня с отрицательным значением (−3).

Бонус выбора: +2 случайных таланта, +50% к скорости развития игрока.

3. Полное исцеление тела с дальнейшим присвоением стартового уровня с нулевым значением (0).

Бонус выбора: +2 случайных таланта.

4. Полное исцеление тела с дальнейшим присвоением стартового уровня с положительным значением (1) и возможностью выбора класса.

Бонусы отсутствуют.

В отличие от сказок и мифов, герою, то есть мне, дали четыре варианта, а не три. Больше — не меньше. Смущало активное использование слова "игрок", будто моя крыша окончательно поехала, и в коматозном бреду я играю во что-то как наяву... А может, все дело в этом самом "вокабулярном запасе", то есть, в словах, которые я использую в обыденной речи? Возможно, штуковина, которую установил мне доктор, просто оперирует знакомыми мне понятиями.

Я задумался. Большой игровой опыт говорил, что уровни можно поднять, а вот бонусные перки и повышенная скорость развития персонажа с самого старта — это раз и навсегда. Но все это будет неважно, если я останусь тем же калекой, каким был, даже если нейроморфный чип вернет мне подвижность.

Исходя из этого, я откинул два первых варианта. Оставаться больным я не хотел ни за какие проценты к скорости развития.

То, что чип дал мне выбор между нулевым и первым уровнем, однозначно говорило о том, что разница между ними есть. Вполне возможно, что нулевой уровень урежет часть возможностей, которыми изначально владеет игрок первого уровня. Но никаких пояснений на эту тему не было. Я пробовал фокусировать взгляд на каждом из пунктов, мысленно нажать кнопку, использовать голос, не слыша себя. Все тщетно.

Буквы просто висели в темноте и пространстве, абсолютно плоские, будто наклеенные на невидимую пленку.

И тогда я выбрал — не просто повел взглядом или прочитал, нет, я осознанно сделал выбор: третий вариант с его нулевым уровнем и двумя талантами, что, по сути, было полной фигней в сравнении с абсолютным исцелением.

Игрок, выбор сделан. Ты входишь в Мету, как:

Матвей Колесников, 0 уровень.

Генерация первого бонусного таланта... успешно.

Матвей, ты получаешь талант "Эрудиция" 1 уровня.

Талант дает способность подгружать по мысленному запросу известные знания (то, что доступно не менее чем 0,001% населения данной мировой локации).

Генерация второго бонусного таланта... успешно.

Матвей, ты получаешь талант "Скала" 1 уровня.

Талант дает способность полностью игнорировать любой урон в течение 1 секунды после первого воздействия (урон — все, что снижает уровень твоего здоровья).

Запуск полного исцеления тела игрока.

Исправление дефектов...

Ниже появились проценты, но на этот раз все затянулось дольше, чем когда шло сканирование. По телу словно поползли огненные муравьи. А точнее, они засновали внутри тела, прожигая дорожки в мягких тканях, костях и мозге, будто создавая во мне сложную, разветвлённую микросхему. Больше всего их скопилось у основания затылка и в районе висков. Они копошились там, заливая голову жаром, мозг уже буквально кипел — а потом вспышка слепящего белого света накрыла меня.