Печальная история

Совершенно случайно я обнаружил одну эрогенную зону у Танечки под сводом стопы. Когда снимал с неё колготки, прикоснулся к этому месту и Таня, охнув, отдёрнула ножку. Тогда я осторожно, стал обцеловывать махонькую ступню, постепенно подбираясь к центру. И да, действительно! Она снова забилась на вершине страсти.

Подумалось — Господи! Подруженька моя, как же ты ходишь?!

А Танюша приподнялась, сцепила руки у меня на шее и замерла. Прямо как задеревенела.

Я подхватил её голенькую, слегка вспотевшую, и посадил в кресло. Попытался тихонько отцепить от себя, но она наоборот — сильнее притиснулась.

— Таня, родненькая, я только постель застелю.

Она не открывала глаза и никак не отпускала мою шею.

— Танечка, радость моя, я быстро. Всего на секундочку и тут же вернусь.

Таня ослабила захват.

Я метнулся, разложил диван. Простыня, подушки, одеяло. Секунд за двадцать управился. Подошел и поднял мою обнимашку из кресла. Она снова обхватила меня, прижалась, как будто боялась, что я действительно куда-то уйду. Глаза так и не открыла. А когда я уложил счастье моё негаданное и укрыл одеялом, прошептала — Настя волноваться будет.

— Настя у тебя умница. И твоя мама тоже. Они всё поймут.

И снова я стал колдовать над её телом. Танечка опять завсхлипывала, зашептала — Юра... Я хочу... По-настоящему...

И у нас началось по-настоящему...

Проснулся по будильнику в шесть.

Осторожно вытащил руку из-под спящей Танечки, пошел приводить себя в порядок и готовить завтрак.

Танечка спросила из комнаты — Юра, ты где?

— На кухне. Ты яичницу с колбасой будешь?

— Да, буду... Ты не выглядывай в коридор, ладно.

— Ну, ладно — удивился я.

Танюша быстренько протопала в совмещённую ванную. Побулькала там, поплескалась минут пятнадцать и вышла уже одетая.

Я подошёл, легонько поцеловал её в губки. Она как-то смущённо спрятала лицо. Села на кресло перед тарелкой, голову опустила, глаза прикрыла.

— Танечка, ты что?

Таня покраснела, приложила к щекам ладошки — Господи! Стыдно-то как!

— Танечка, что случилось?

— Насмотрелась фильма и расквасилась как малолетка.

Я понял её состояние. Даже не понял, а почувствовал, как душа женщины маялась в сомнениях, пытаясь осознать — хорошо ли то, что случилось? И что будет дальше? И не катастрофа ли всё произошедшее? И как с этим жить? И ещё ей нужен был какой-то сигнал, позволяющий понять, что для меня это не просто очередное приключение.

Надо было как-то успокоить её, как-то поправить самолюбие и гордость. И я спросил — Таня, так это что... это было только из-за фильма?

Она убрала ладошки и подняла удивлённые глаза. Потом до неё вдруг дошёл смысл моего вопроса.

Она вскочила, грохнув креслом, и метнулась ко мне, прижала мою голову к себе — Нет, Юра! Нет, нет, нет! Что ты! Мне так хорошо с тобой. Это вовсе не из-за фильма. Честно.

Я посадил Танечку себе на колени.

— Знаешь, мне тоже как-то неудобно. Получается, вроде я твоей слабостью воспользовался. Поживился, блин. Таня, ты не думай... Я тебя люблю. Ты для меня — дорогой человек. И ещё... У меня, вот такого, никогда не было.

— Да я и сама не думала, что так бывает. Боялась — сердце разорвётся.

Она поцеловала меня в щёку, — Если бы я знала, что так будет, я бы хоть бельё одела красивое. А то... — Танечка закрыла глаза, скривилась и горестно покачала головой, — Трусы в горошек!

— Если бы ты, солнышко, готовилась, это было бы... Ну, как бы по расчёту. А тут всё от души получилось... Ты этот горошек потом мне отдашь. Я его в рамочку, под стекло и над диваном повешу. Как символ искренности.

Таня печально усмехнулась — Ты всё шутишь... Посмотрела внимательно в глаза и попросила-прошептала — Юра... Возьми меня замуж.

— Танечка... Конечно же... Всё, что хочешь... Всё для тебя сделаю... Всё.

Так и посидели минут десять, притулившись друг к дружке. Таня успокоилась, я тоже. Вроде бы разобрались со своими страхами и недомолвками.

Я спросил у неё — Танечка, ты можешь позвонить на работу и сказать — что заболела? А я позвоню своим, скажу, чтобы не искали, не беспокоились.

И мы никуда не пошли. Просто доели яичницу, раздели друг друга и снова устроились на диване.

И я повторил ещё разок всё, что делал ночью.

Отстонав и отметавшись, Танюша просто резко уснула. Выключилась. Ещё бы — такая нагрузка, и поспали не больше четырёх часов.

А мне чего-то не спится.

Встал тихонько, чтобы не разбудить своё сокровище, умылся-оделся, и первым делом пошёл к ней домой.

Зинаида Григорьевна сразу с порога спросила — Всё нормально?

— Да, всё нормально. Танечка у меня ночевала. Не волнуйтесь.

— А где она сейчас?

— Спит.

— Понятно, — как-то горько отозвалась Танина мама.

— Я сейчас слетаю в магазины, а потом, когда она проснётся, буду делать предложение. Надеюсь, не откажет.

— Как это она откажет? — Удивилась Зинаида Григорьевна. Пригрозила — Я ей "откажу" пожалуй.

Я спросил — Вы не подскажете, какого размера у Танечки бельё. И размер колечка.

Записал. Вышел, поймал такси и погнал ближе к центру. Там пробежался по магазинам, предварительно сняв со сберкнижки десять миллионов. (В то время рубль ничего не стоил. Зарплату выдавали прямо мешками.)

Возвратился домой, осторожно повернул ключ, медленно открываю дверь...

Танечка стоит в коридоре уже одетая и немного напуганная.

— Ты что, золотая моя, такая растерянная, — спрашиваю.

— Я проснулась, тебя нет. Думала ты на работу уехал, а меня бросил. А я без ключа. Уйти не могу.

— И куда это ты собралась? Мужик, понимаешь, пошёл пропитание добывать, а она втихаря решила улизнуть — смеюсь я. — Пойдём, посмотрим, чего я там набрал. Впрочем — стоп. Сначала... Иди сюда.

Посадил её на диван, сел рядом, достал их кармана коробочку с кольцом, открыл и показал Танюше. Колечко выбрал красивое. Вместо печатки два листика навстречу друг другу, все в меленьких бриллиантиках, и по кругу два рантика полосками, тоже засыпанные мелкими брюликами.

— Примешь? — Спрашиваю.

Она сидит, молчит. Смотрит своими глазищами.

Спрашиваю — Ты пойдёшь за меня замуж?

Она ткнулась лицом мне в грудь и шепчет в рубашку — Юра, у меня ведь ребёнок.

— Ну не знаю... Вроде мы с Настей нашли общий язык.

— Я боюсь... Я так привыкла жить одна...

— Таня, — говорю я ей, — если ты ищешь повод для отказа, то не нужно. Я пойму.

Она спохватилась — Нет, Юра, ничего я не ищу... Конечно — "да"... Вот дура... Конечно я согласна.

Размазала слёзы, улыбнулась и повторила — Да.

— Вот и прекрасно.

Посидели, обнявшись. Потом я подал ей пакет — Тут пижама, бельё, халат, тапочки. Оденься по-домашнему, чтобы я видел, что ты никуда не собралась убегать. А я пока на кухню.

— Юра, мне надо домой сбегать, Настю и маму успокоить. Они наверно меня потеряли.

— Уже сбегал. Успокоил.

Таня любила рыбу. Причём всякую, и морскую, и речную, и солёную, и жареную. Поэтому я закинул в духовку в терморукавах крупную сёмгу и четыре стерлядки.

А из килограммового судака сварил уху.

Когда закончили поздний обед, Таня опять блаженно задремала в кресле. Не выспалась. Поднял я её на руки и понёс на диван.

Она, с таким подозрением, — А куда это ты меня опять поволок?

— Досыпать.

Ещё немного поспали. Потом собрались и, прихватив запечённую рыбу, пошли к Танечке.

Дверь открыла Зинаида Григорьевна.

Таня поздоровалась, чмокнула мать в щёку и обняла её, как будто долго не виделись. А тёща смотрела на меня через плечо дочери, приподняв брови. Я улыбнулся, заговорщицки покивал, мол, — всё по плану.

Вышла в коридор Настя.

— Мама, — затянула она капризно, — ну где ты была? Я же переживаю.

Таня и дочку прижала — Всё хорошо, доченька. Всё в порядке. Я ведь уже дома.

Подал Зинаиде Григорьевне пакет с рыбой, и она убежала на кухню, а я, снимая туфли, говорил девочке — Настя... Тут такое дело. Не знаю, как ты к этому отнесёшься...

Таня меня перебила — Юра, лучше я сама с ней поговорю.

Я делано удивился — О чём? О моих с Настей делах? Так мы сами разберёмся, — достал из кармана коробочку. — В общем, я тут купил тебе кое-что. Не знаю — подойдёт, не подойдёт. Посмотри.

Настя взяла подарок, взглянула на прозрачную крышку и глаза у неё заметно прибавились. — Это мне?

— Тебе, конечно. Распакуй.

Настя вытащила содержимое из коробочки и взвизгнула. Таня удивлённо спросила — А что это?

— Мама! — Дочка бросилась обнимать мать, — это тамагочи! Он лучше даже чем у Светки!

— А что ты меня-то обнимаешь. Это же дядя Юра купил.

Девочка подошла стеснительно прошептала — Спасибо...

— Не за что. Инструкция внутри в коробке.

— А я и так всё знаю.

— Ну, тогда включай, оживляй своего питомца.

И Настя умчалась.

— Это что ты ей такое подарил? — С подозрением спросила Танечка.

— Тамагочи. Игрушка такая.

— Дорогая?

— Пятьсот шестьдесят тысяч отдал.

— Юра! — Возмущённо погрозила пальцем Танечка — Ты мне дочку не разбалуй!

— Да ладно тебе. Пусть ребёнок порадуется.

Тут Танечкина мама выглянула из кухни — Ну пошли. Я всё приготовила.

Прошли на кухню. Там на столе уже полный праздник и бутылочка вина посредине.

Таня усмехнулась, покачала головой — Вот ведь... Вы что уже сговориться успели?

Будущая тёща крикнула — Настя, пойдём ужинать! — И Танечке — Доча, я хоть старая, но пока ещё не дура. Сама кое-что в жизни понимаю.

Сели. Я поплескал в бокалы, уж не помню что. Так... слегка алкогольное. И Зинаида Григорьевна сказала тост — Ну дочь, за твоё счастье.

Я добавил — И за моё счастье.

Настя потрясла над столом брелоком — И за моё!

И обстановка сразу разрядилась, превратившись в уютную и домашнюю.

В ЗАГСе наше бракосочетание назначили на пятое сентября. Мы с Таней решили сделать всё по-простому, без помпы.

Да, кстати, чуть не забыл! Ещё один случай, до свадьбы.

Как-то раз подходим мы с Танечкой к её дому, а у подъезда на лавочке сидит и курит мужичок. И выглядит он... ну, небогато он выглядит. В застиранной футболке и растянутом на коленках трико. На руках наколки.

И он, так солидно, прямо строго — Слышь, Танюха, поговорить надо.

Мне так интересно стало. Это что-то новенькое из жизни моей будущей супруги.

Таня приостановилась, — Мне некогда.

Он нахмурился — Дело серьёзное.

Как будто самые серьёзные дела только у него. У всех остальных так... делишки.

Танюша пошла дальше, игнорируя "серьёзные дела". Но я остановил.

— Погоди, — говорю, — Танечка, человек к тебе с каким-то делом. Надо поговорить.

Танечка остановилась и мужику — Ну чего тебе, Костя. Говори. Если денег, то верни сначала то, что занял.

Мужик сразу — Да верну я тебе деньги, верну. Что ты завелась?... Ты мне скажи — что это за хмырь?

Это он про меня.

— Тебя это не касается, — окоротила Танечка.

— Как это не касается? Женька был мой кореш.

— Женька умер. Умер в тюрьме. А ты на свободе гуляешь... Деньги верни.

До меня дошла соль ситуации. Стою и стараюсь сдержать улыбку. "Дело серьёзное" у него. Каких только клоунов нет. Жду развития событий. Интересно ведь.

— Я потому и беспокоюсь, — отрезал Костя, — Настя мне как родная. Ты вообще-то должна беречь Женькину память. А ты... Нехорошо, Таня, нехорошо.

Тут я вступил.

— Костя, ты действительно беспокоишься о жене и дочери твоего друга?

— А ты думал как?

— Ну, хорошо, — говорю. — Вот сейчас ты решишь их судьбу. Как ты скажешь, так и будет. Договорились?

Костя с подозрением смотрел на меня. Он явно не понимал, чего я хочу.

— Выбирай, Костя... Либо Танечка выходит за меня замуж (а мы уже подали заявление), и живёт нормальной жизнью, не считая каждую копейку. И у Насти будет счастливое безбедное детство... Либо жена твоего друга так и будет всю жизнь корячиться на двух работах, тащить на своём горбу маму и дочку, перебиваться с рубля на полтинник, и экономить каждый кусок хлеба. Теперь, Костя, ты решаешь их судьбу. Выбирай.

Мужик постоял, помялся. Потом обижено махнул рукой — Да ну вас нахрен. Живите вы как хотите. — И пошел, дымя сигаретой.

Я спросил у Танечки — Сколько он занял?

— Миллион.

— Костя, — сказал я вслед правдоискателю, — твой долг мы тебе прощаем. Спасибо за разговор.

Тот, не поворачиваясь, опять махнул рукой, что-то пробурчав.

Поднимаясь по лестнице вслед за моей Танечкой, я любовался, как движется её спинка, и всё что ниже, обтянутое черной узкой юбкой. Как ступают ножки в лаковых лодочках. И, засмотревшись, как-то пропустил Танечкин вопрос.

Она приостановилась — Юра, ты что, расстроился из-за этого разговора? О чём ты думаешь?

— Я думаю, что если бы на тебе была не обтягивающая юбка, а свободная... То можно было бы тебя под ней погладить. Сейчас это так удобно.

Танечка повернулась. Стоя на пару ступенек выше, она смотрела на меня свысока и с иронией.

— Юра, ты чего сегодня такой озабоченный?

Я сильно возмутился — Сегодня?! Сегодня?!! Слово-то какое нехорошее нашла...

Лапочка посмотрела на мою масляную физиономию и разулыбалась.

— Ладно. Можно я по-другому спрошу?

— Ну, давай, исправляйся.

— Юра, что это ты ВСЕГДА такой озабоченный? — И обняла меня.

— Воооот! Вот это — правильная постановка вопроса. Отвечаю... — Сгрёб её, и начал целовать и тискать.

— Понятно, понятно! — Хихикала и отбивалась Танечка. — Я всё поняла... Юра, да погоди ты! Выйдет кто на площадку, а мы тут... Любезничаем. Пошли домой.

И мы потопали дальше.

Таня спросила — Ну а первый мой вопрос?

— Какой? Прости, Танечка, я и, правда, не расслышал.

— Почему ты всегда ставишь людей в глупое положение? Тебе это доставляет удовольствие?

— Если ты о Косте, то согласись, этот мужик сам себя поставил в глупое положение. Я всего лишь указал ему на это.

— Но он обиделся. А в принципе — неплохой человек.

— Ага... И этот неплохой человек, забрал у тебя "лимон", который ты могла бы потратить на свою дочь, и... Сколько он тебе его не возвращает?

— Да уже где-то полгода.

— Ах, какой он "неплохой". Он так заботится о дочери своего покойного друга... Мда... Я бы тебе советовал быть поосторожней с такими доброжелателями. Танюша, ты ведь взрослая девочка — научись отличать нормальных людей от люмпенов.

— Он не люмпен.

— А кто он? Он не ищет работу, пьёт, занимает и не возвращает деньги, пытается испортить чужую жизнь. Кто он, Таня?

Таня опять остановилась, повернулась.

— Какие мы разные люди. Надо было мне самой с ним поговорить.

И тут я понял, что поговорить надо действительно серьёзно.

— Значит так. Послушай меня внимательно, Танечка. Если ты собралась за меня замуж, то давай сразу решим одну проблему.

Таня насторожилась. Прищурилась. А я продолжил.

— Никогда не пытайся разрулить сложные вопросы сама. Что бы ни случилось, всегда, подчёркиваю — всегда, первым делом ставь в известность меня. Никакой самодеятельности. Договорились?... Ты занимаешься домом, ребёнком и, если хочешь, своей работой. Всё внешние вопросы буду решать я. Вот такой принцип. Если он тебя не устраивает, скажи сразу.