Звоночек 5

В отличие от Восточно-Европейского ТВД, где по местным меркам развернулись гигантские маневренные сражения, на юг от Чёрного моря, на двух Закавказских фронтах протянувшихся до окончания западной границы Особой Азербайджанской республики, ситуация была относительно стабильной. Немцы, сделав выводы из горной войны против турок и основательно подготовившись, настырно наступали. Наши столь же упорно оборонялись, цепляясь за каждую долину и перевал, но, тем не менее, медленно отходили под напором превосходящих сил. Медленно. И, чем дальше, тем задерживаясь на каждой позиции всё дольше. И ничего немцам не помогало, ни танковая дивизия на приморском фланге, ни батальон "Тигров", ни батальоны штурмовых орудий РГК. Обходы и охваты крайне затруднены, маневр ограничен. На местных дорогах требовалось больше топлива, чтобы пройти каждый километр, в горах надо было выложить больше боеприпасов, чтобы сбить умелого противника с позиции. А итальянцы так и не смогли обеспечить безопасный подвоз материально-технических средств, боеприпасов, подкреплений морским путём, на который немцы, наверное, очень рассчитывали. Равно, как и на поддержку с моря и охваты наших войск с помощью десантов. Всё снабжение повисло на турецких и Сирийско-Месопотамской железных дорогах, которые, к тому же, интенсивно бомбили ВВС КА. Войскам РККА, опиравшимся на Закавказскую железную дорогу, было чуть полегче, КЧФ и Каспийская флотилия делали своё дело, да и наступательных задач перед ними не стояло, и численность была, минимум, на треть поменьше.

Другое дело Иранский фронт, который с конца марта возглавлял бывший начальник ГАБТУ и командующий УрВО, ныне генерал-полковник, Павлов. Этот фронт, включавший все войска в Иранской ДМЗ, по своему составу скорее был равен армии и включал в себя 1-й танковый, 3-й бронекавалерийский, 58-й стрелковый корпуса, две отдельных горнострелковых и две отдельных горнокавалерийских дивизии. Авиацию фронта представляла не воздушная армия, как везде, а всего лишь 19-й авиакорпус (две смешанных и истребительная дивизии) сплошь укомплектованный "деревянными" "Неманами" и "Ла". Правда, фронту была оперативно подчинён Ормузский морской район и базировавшаяся в нём авиация РККФ, авиакорпус из двух дивизий по два полка в каждой, минно-торпедной на Ар-2 и истребительной на машинах Бериева.

Фронт снабжался в основном тракторными колоннами, которые было проще оборонять от нападений иранских "басмачей", поскольку Трансиранская ЖД европейской колеи от порта Бендер-Торкмен на Каспии до Бендер-Шапура на побережье Персидского залива, с хоть и пущенная только в 39-м году, имела пропускную способность всего один эшелон в сутки. Вдобавок, подвижной состав был представлен двухосными вагонами, платформами и цистернами, грузоподъёмностью всего лишь 20 тонн. Ценность ЖД была только в том, что шах запретил своим подданным портить с таким трудом построенные в его правление дороги и, в особенности, ЖД. Поэтому в мирное время по ней возили исключительно иранскую нефть в цистернах. Её, загружая на баржи-танкеры на терминале в Абадане, переправляли в Шапур, а оттуда уже по железке на Каспий. Большая же часть нефти иранских месторождений вывозили большими танкерами на Дальний восток под конвоем сторожевиков ТОФа из опасений атак подводных лодок, боялись британцев. Однако таковых ни одной не случилось, видимо Черчилль, несмотря на то, что Советы "воровали его нефть", опасался ссориться с СССР и толкать его на союз с Гитлером. Самый крупный и современный в мире нефтеперерабатывающий завод в Абадане, пущенный только в 38-м году, как только РККА до него добралась (пришлось воздушный десант высаживать, чтоб хозяева не попортили чего), также был демонтирован и вывезен морем во Владивосток, оставлен только нефтяной терминал.

Задача перед Иранским фронтом стояла довольно простая. Заглушив нефтяные скважины (специально изобрели технологию, чтоб немцам нефть не досталась, а мы, после того, как отобьём, могли быстро возобновить добычу), не давать противнику подняться с Месопотамской низменности на Иранское нагорье, прочно обороняя перевалы. И дожидаться окончания мобилизации и подхода подкреплений. Горнокавалерийские дивизии Иранского фронта, при этом, наблюдали пакистанскую и афганскую границы, 3-й бронекавалерийский корпус, одна ГСД и железнодорожный бронедивизион контролировали внутренний порядок в стране и линии коммуникаций, 58-й стрелковый корпус сосредоточился на правом фланге в районе Ахваза, выдвинув на линию границы с Ираком разведбаты всех трёх своих дивизий и танковую бригаду, а 1-й ТК, усиленный одной ГСД (68-й), оборонял правый фланг фронта на стыке со 2-м Закавказским в районе Илам-Керманшах-Сенендедж.

Четыре дня на фронте не происходило, ровным счётом, ничего. Разведка Павлова установила, что противником являются союзные немцам французы, которые никакой наступательной активности не проявляли. А ГА "Анатолия", тем временем, давила и давила 2-й Закавказский фронт на север и восток, вводя в бой штурмовые батальоны РГК, создававшими иллюзию присутствия танковых войск. Уже на третий день Павлов стал бомбардировать Ставку просьбами разрешить удар 1-м танковым корпусом во фланг и тыл ГА "Анатолия", в направлении нефтяных полей Киркука и Мосула. До них было от границы, всего то, 150 и 300 километров! Для Ставки порыв Павлова тоже показался соблазнительным, поскольку орлы Смушкевича, несмотря на кажущуюся близость целей, никак не могли уничтожить вражескую нефтедобычу в Ираке.

20-го мая, прорвав оборону французов, 1-й ТК под командованием легенды танковых войск СССР, генерал-лейтенанта Калиновского (отказывавшегося от любых повышений в должности, лишь бы быть "чистым танкистом") вышел на оперативный простор всеми силами и, по двум маршрутам, от Керманшаха и Сенендеджа, устремился к Киркуку. Несмотря на гористую местность, иногда вовсе без дорог, сбивая заслоны, двигаясь днём и ночью, к утру 22-го числа он вышел передовыми разведывательными подразделениями к городу Сулеймания и посёлку Туз-Хурмату, преодолев порядка 100 километров на каждом направлении. За Сулейманию пришлось подраться уже с немецкой моторизованной пехотой численностью до двух батальонов и тыловиками, что прозвучало первым тревожным звоночком, но ещё через двое суток Калиновский добрался-таки до нефтяных полей Киркука.

Важность этого месторождения немцы отнюдь не недооценивали, скорее даже наоборот. Рабочих скважин здесь было всего шесть и их на совесть замаскировали. Мало того, развернули вокруг целый зенитный корпус Люфтваффе из трёх бригад, в батареях которого было по восемь 88-миллиметровок 18 или 41 года, либо такое же количество 105-мм зениток, не считая МЗА. Этим, а также многочисленным истребительным прикрытием, объяснялись, во многом, неудачи наших лётчиков-бомбардировщиков. 1-й же танковый корпус установил истинное положение вещей уже попав под огонь ахт-ахтов.

Этим же утром 24 мая перешли в контрнаступление и немцы. Группу армий "Месопотамия" возглавлял, как оказалось, ни кто иной, как "Лис пустыни" фельдмаршал Роммель, сумевший реализовать в этот момент весь свой потенциал хитрости и коварства. В его распоряжении было всего две армии, французская, состоящая всего из четырёх дивизий и его 3-я танковая из двух танковых же корпусов. Выманив Калиновского на очевидный "сыр" и лишив, тем самым, Иранский фронт единственного крупного подвижного резерва (бронекавалерийский корпус, силою даже слабее одной ТД не в счёт), он ударил от Багдада на Ханакин, легко сбив на его подступах единственный наш горнострелковый полк 68-й дивизии, переброшенный туда "с оказией" на танковой броне. Тем самым он перерезал нашу южную "танковую дорогу" и, спустя немногое время, захватил стратегический перевал Пайтак на дороге к Керманшаху.

Калиновский, видя опасность окружения и понимая, что штурм нефтяных полей Киркука будет стоить его танкистам большой крови, заикнулся было об отходе, но Павлов на следующий день, волевым решением, погнал 1-й ТК в правильную атаку, с артиллерией и мотопехотой, которую немецкие зенитчики не могли выдержать. Вот только к тому времени немцы успели перебросить к нефтяным вышкам два батальона панцерягеров с французскими 75-миллиметровками, моторизованную буксируемую ПТА и достаточно пехоты из состава ГА "Анатолия", чтобы 1-й ТК умылся кровью и не достиг, казавшейся такой близкой, цели. Роммель же, воспользовавшись заминкой русских у Киркука, продвинулся ещё дальше на северо-восток и перерезал дорогу Сулеймания-Сенендедж, захватив важные перевалы и здесь. Корпус Калиновского, уже потерявший до 50 процентов своего состава, попал в окружение, а дорога на Иранское нагорье оказалась с 25-26 мая для немцев практически открыта. Если не считать разрозненных полков 68-й дивизии. Воспользоваться этим на всю катушку Роммель до 29 мая не мог, поскольку был занят отбитием отчаянных атак пытавшегося вырваться 1-го танкового корпуса, но его передовые разведывательные подразделения к этому моменту уже проникли далеко на север и восток.

На юге Месопотамии, как только завязались бои за Киркук, фельдмаршал Роммель ввёл в бой второй танковый корпус своей армии, усиленный парой пехотных дивизий французов в общем направлении на Ахваз. 58-й корпус держался стойко, парируя удары своими танками, теми же Т-34 без буквы, что и в 1-м ТК, а также фронтовой противотанковой бригадой на СУ-5. Одинаково упорно дрались, как "старая" 39-я ГСД, так и две новых, весеннего формирования, с показательными номерами 301 и 302, развёрнутые в рамках предмобилизации из "жирка" добровольческого личного состава и вооружений, данных перешедшей на военные рельсы индустрией. Но за пять дней непрерывных боёв, в ходе которых немцы неоднократно меняли направления ударов, выискивая слабое место, силы 58-го СК в этой неравной битве стали иссякать вместе с запасами снарядов и патронов. Было очевидно, что долго так продолжаться не может. Надо отходить. Но попробуй тут отойди лёгкой пехотой, когда на тебя наседают три танковые дивизии!

Вот такая сложилась обстановка на крайнем юге, на Иранском фронте, когда под вечер 29-го числа меня вызвал Верховный Главнокомандующий товарищ Сталин и раздражённо выговорил, будто я во всех бедах этого мира виноват:

Павлов очень ругает ваши танки! Завтра же вылетайте к нему и разберитесь в чём дело! За себя оставьте товарища Федоренко.

Эпизод 2.

Забавная у нас подобралась компания, чтобы лететь ранним утром люксовым бортом "Аэрофлота" на юг! В первую очередь, троица из меня Любимова, адьютанта майора Петренко по прозвищу Гризли и радиста-водителя-ординарца младшего сержанта Грачика Григоряна, которого я вновь пристроил к себе по мобилизации. И "зоопарк", и его "директор" не постеснялись до зубов вооружиться и экипироваться вплоть до лётных бронежилетов, автоматов АК-39 (у Гризли даже РПК), парашютов, танковых шлемофонов и переносной радиостанции в двух вьюках. Будто мы не в штаб фронта летели, а натурально готовились к заброске во вражеский тыл. Что поделать, опыт полётов и залётов у меня ого-го, поэтому и навьючил и себя, и своих, по-максимуму. Не пригодится — отлично! Пригодится — не с голой ж... жизненные трудности встречать.

Другая троица "комиссары", но не в пыльных шлемах, а в шинелях. Самый старший из них даже в парадной. Парадная форма, между прочим, эксклюзив в РККА, кто в московском "первопогонном" первомайском параде не участвовал или на мавзолее не стоял, её не имеют. Но генерал-лейтенант Мехлис, "похудевший" в звании и слетевший после февральского разбора полётов по "детскому делу" и с поста начальника Главного политуправления РККА, и с поста наркома Госконтроля, которые занимал "по совместительству", на мавзолее стоял, хоть и числился, всего лишь, "в распоряжении Генштаба". С 1-го мая его не видел, да и тогда мы тоже, по понятным причинам, не особо много общались. Экипировка у "комиссаров" тоже попроще нашей — кожаные портфели, и только.

И, наконец, военных уравновешивала шестёрка чекистов-смершевцев во главе ни с кем иным, как с моим бывшим когда-то телохранителем, ныне цельным комиссаром государственной безопасности. Впрочем, высокое звание, соответствующее армейскому генерал-майору, ничуть на его наклонности прирождённого волкодава не повлияло. И подчинённые были ему под стать. Тем не менее, к глубокому моему внутреннему удовлетворению, смершевцы, тоже вооружённые до зубов, парашютов и броников с собой взять не догадались. Пусть вторые можно было достать лишь по большому блату, но первые-то в военном небе были очевидны.

— Я всё жду, жду, когда превзойдёшь своего учителя, а ты хватку прям на глазах теряешь! Как же так, Слава? — иронично поддел я чекиста, пожав ему руку.

— Не обольщайтесь, товарищ генерал-полковник, — усмехнулся чекист. — Мы, как вы понимаете, здесь по вашу душу. Зная вашу привычку не долетать куда надо, Верховный Главнокомандующий приказал товарищу Берии глаз с вас не спускать. Так что падать, если что, будем все вместе.

— Я ж не против, Слава! Конечно вместе! — продолжил я над ним подтрунивать, маскируя этим лёгкий мандраж перед вылетом. — Просто тебе без парашюта будет несподручно, вот и всё! Ты уж, будь другом, ближе ко мне держись. В обнимку, как нибудь, и на одном плюхнемся. Или, ещё лучше, пока время до посадки есть, раскулачь местных летунов на предмет средств спасения!

Удивительно, но мои слова комиссар госбезопасности принял всерьёз, отчего даже задержали наш вылет, пока чекисты искали себе купола. Заминка вызвала раздражение Мехлиса, который упорно отмалчивался прежде, лишь буркнув мне при встрече: "Здравия желаю!" тоном, допускавшим прямо противоположное.

— Что вы тут за цирк устраиваете, товарищ комиссар! — наехал он на Панкратова. — Лётчики — и те без парашютов, а вы чего-то боитесь! А нам на месте надо быть до темноты!

Конечно, Мехлис был во многом прав. До Тегерана нам восемь-десять часов лёту, не считая времени, которое потеряем на промежуточную посадку для дозаправки в Астрахани. Тем не менее, я не удержался, чтобы и генерал-лейтенанта "политических" войск поддеть:

— Вы куда то торопитесь?

— Да, товарищ генерал-полковник! — ответил он раздражённо. — Тороплюсь выполнить приказ Верховного Главнокомандующего, который поручил мне укрепить дух воинов Иранского фронта после глупой неудачи вашего 1-го корпуса, который не оправдал возлагавшихся на него надежд!

— Ну, тогда мы комиссарам передний ряд кресел уступаем, чтоб они в Иране быстрее нас всех оказались! — усмехнулся я, видя, что посланные за парашютами смершевцы уже бегут к нашему серебристому, стоящему наготове с прогретыми моторами, самолёту. — Прошу на борт, товарищ генерал-лейтенант!

Мехлис, поначалу, ничего мне не ответил, только махнул своим рукой и, пропустив их вперёд, шагнул к трапу. Я поднимался следом, когда Лев Захарович, приостановившись, чуть повернул голову и очень тихо сказал:

— Взрослый мужик, коммунист, генерал-полковник, а паясничаете, как клоун!

— Не вижу причин унывать, товарищ генерал-лейтенант! — так же тихо ответил я. — И вам это делать никогда не советую! А то вы в конце мая навроде тучи осенней. Непорядок.