Назад в прошлое: жизнь на дне [перевод с англ.]

— Не знаю, на что ты рассчитывала, делая все это, но ты этого не получишь, — нахмурилась миссис Шеннон Мур, глядя на тарелки, разбросанные по столешнице. Шкаф для сушки посуды давно был заполнен, так что непоместившиеся вещи сушились на полотенце, которое разложила Табита. — Как же мне завтракать?

— На чистой посуде, — ответила Табита с невозмутимым выражением лица и осушила раковину. Она мыла посуду уже сорок пять минут. Как бы абсурдно это ни звучало, вся посуда была грязной. По-видимому, обычно посуду мыли непосредственно перед употреблением, часто только ополаскивали, а затем ставили на место, грязную и забытую, пока она снова не понадобится.

В кухонном шкафу даже не нашлось места для мисок, тарелок и чашек, и этот факт ошеломил Табиту. Шкафы, казалось, были битком набиты всем остальным — фонариками без батареек, забытыми инструментами, пустыми жестянками, металлическими скобками, дешевыми рождественскими украшениями и дюжиной старых пластиковых контейнеров из-под маргарина, каждый из которых был заполнен таинственным набором ржавых гвоздей и шурупов.

— Я пойду прогуляюсь, — вздохнула Табита, вытирая руки о рубашку. Вчерашний энтузиазм по поводу решения всех ее проблем в этой новой жизни лоб в лоб быстро исчез, когда она поняла, что ей придется бороться за каждую пядь, чтобы завершить даже то, что должно было быть обычными домашними делами.

— Прогуляешься? — ее мать осмотрела одну из мисок. — И куда же ты собралась?

— Просто пройдусь по округе, — сказала Табита, желая найти способ объяснить правду о своих обстоятельствах. — ...Поброжу по соседним улицам. Мне просто нужно немного пройтись, подышать свежим воздухом. После того, что случилось вчера, я действительно не могу сейчас сидеть взаперти.

Ей не удалось вложить эмоции в свой голос, как она намеревалась, но ее оправдание, видимо, выдержало проверку, и ей разрешили выйти на улицу. Что, честно говоря, удивило Табиту, потому что с формальной точки зрения сегодня все еще был учебный день, что давало ее матери весомый аргумент, чтобы удержать ее от прогулки.

'Если она вообще знает, какой сегодня день. Но, несмотря на это, мой план пока работает.' — подумала Табита, надевая свои поношенные маленькие кроссовки и выходя на улицу. — 'Если я кажусь необычной, то это потому, что я была травмирована больничным событием. Мне приходится держать все окна постоянно открытыми, потому что сейчас у меня выборочная клаустрофобия. Мне нужен солнечный свет, свежий воздух и чистая, открытая среда, в которой нет беспорядка. Или я просто свихнусь.'

Медленно выдохнув, Табита быстро зашагала вдоль рядов трейлеров. Она не могла дождаться, когда ее тело будет готово к бегу.

Она вернулась с часовой прогулки на свежем воздухе, одновременно взволнованная и разочарованная своим молодым телом. Ее лишний вес был чем-то, к чему она еще не привыкла, постоянным и неприятным напоминанием о ее непривлекательном образе. С другой стороны, в тринадцать лет боли в суставах, казалось, не было совсем, и хотя отдельные мышцы начали болеть, она не чувствовала усталости. Юношеская энергия текла и бурлила в ней, готовая ко всему, что ей предстояло. А именно решением проблем по всему трейлеру, которые требовали ее немедленного внимания.

Их холодильник, один из немногих постоянных вещей в жизни Табиты, был все тем же самым, которым она будет владеть в течение многих лет в будущем, до тех пор, пока она не переедет в свою вторую квартиру. Когда она увидела, что ее родители полностью загрузили морозильник, она даже возмутилась тем, что они сделали с бытовой техникой. Вентилятор, циркулирующий воздух по всему отсеку, был полностью заблокирован, так что коробки с едой для ужина были заморожены в задней части морозильной камеры, в то время как некоторые из упакованных овощей в передней части почти полностью оттаяли. По какой-то причине они повернули ручку холодильника на десятое деление, так что после правильной укладки содержимого она поставила ручку туда, где она должна была быть — на семь.

Ничто из продуктов в холодильнике не казалось даже отдаленно аппетитным. Остатки различных блюд, полные объедков, множество немаркированной посуды, одна из полок, казалось, была посвящена исключительно различным коробкам из пенопласта, а остальная часть содержимого была шведским столом с таинственными банками, бутылками с приправами и банками пива.

'Мне придется умолять, лгать и обманывать, чтобы убедить их отвезти нас на фермерский рынок за какой-нибудь действительно приличной продукцией, свежими фруктами и овощами,' — Табита скорчила гримасу. - 'Я не ела с 2045 года, и я умираю от голода.' Вытащив наполовину пустую коробку из-под яиц, опасно приближавшихся к концу срока годности, она поставила кастрюлю с водой на плиту, чтобы сварить все яйца. Их нужно было отложить в сторону и распределить по порциям на первую неделю на тот случай, когда она не сможет больше сдерживать голод и будет желать съесть хоть что-нибудь.

'Нужно откопать корзину для белья и посмотреть, есть ли у меня там еще пригодная одежда. Может быть, стоит утащить чашку моющего средства и постирать мою одежду в ванне.'

Было слишком много дел, которые нужно было сделать одновременно, и Табита чувствовала себя подавленной. По привычке ее рука поползла обратно к левому запястью, где она в течение многих лет носила свой коммуникатор — сейчас она убила бы за доступ в интернет. Было неприятно осознавать, что она попала аж в диал-апную эпоху интернета. Вздохнув, она вытянула ноги, ожидая, пока закипит вода.

'Летом мне понадобится текстовый редактор, если я хочу получить фору в своих романах. Насколько я помню, библиотека находится в получасе ходьбы отсюда. Вполне подойдет в качестве дополнительных физических упражнений. Мне понадобится библиотечная карточка и ... флешка, чтобы сохранять работу? А в девяносто восьмом были флешки? Может быть CD-диск? Или дискета?'

Она пролистала несколько листов со школьными записями, разбросанных по комнате, и подумала, что у нее вряд ли возникнут проблемы со сдачей выпускных экзаменов средней школы, даже если она не займется учебой всерьез. Алгебра уровня старшей школы или физика были бы совсем другой историей, но она была в высшей степени уверена в том, что способна сдать экзамены, предназначенные для детей.

'Также нужно продолжать использовать "полные слова" при общении с родителями, даже когда сокращений будет достаточно. Особенно, когда достаточно сокращений. Таким образом, они вообразят, что мой новый словарь — это какая-то новая подростковая мода... и, надеюсь, никогда не перестанут задаваться вопросом, откуда я знаю те или иные слова, которые я, вероятно, не должна знать.'

— Что за ... — у ее матери перехватило дыхание, когда она отошла на мгновение от телевизора в гостиной, чтобы налить себе сладкой мутной чайной смеси, про которую Табита давно уже решила, что в ней больше сахара, чем чая и воды. — Что, теперь ты готовишь? Табби, ты никогда в жизни не готовила. Ты можешь сжечь весь трейлерный парк.

Табита просто скрестила руки на груди, и лицо миссис Мур дрогнуло.

Когда только что вернувшийся домой с работы мистер Алан Мур переступил порог дома, его тут же перехватила жена.

— Что случи...

— Дорогой, — прошептала миссис Мур, — С Табитой что-то не так. Она пошла на это ... на это безумие сегодня, и она говорит странные слова. Она ведет себя совсем не так, как обычно.

— Что, безумие? — он прошел мимо нее в трейлер и все не мог поверить в невероятное преображение, случившееся с их домом. — Святые преисподние. Я пришел в нужный дом? Табби сделала все это?

— У нее что-то не в порядке с головой, дорогой, — настаивала миссис Мур, указывая на кухню. — Она пошла и вытащила все из шкафов и всё переставила. Всё! Когда я сказала ей, что не разрешаю выбрасывать эти газеты, она уселась и стала... перетасовывать их с очень серьезным видом. Я спросила ее, что, черт возьми, она делает, а она ответила, что сортирует их по дате.

— Она ведет себя неправильно, Алан. Она говорит мне, что теперь у нее клаустрофобия, что мы должны держать все шторы открытыми. Получается, что мы теперь живем в чертовом аквариуме, и все соседи могут глазеть в окна и видеть все, что им заблагорассудится? Я так не думаю! Она вышла прогуляться и шлялась где-то несколько часов, и не сказала мне, куда ходила, говорит, что прогулялась по округе. Она даже пыталась выкинуть половину всех наших консервов на улицу, утверждая, что они просрочены. А когда я сказала ей, что консервы хорошо хранятся в течение многих лет после окончания срока годности, она посмотрела на меня, как будто я говорю на суахили! Да это же консервы, черт возьми! Она всегда была такой хорошей девочкой, я не знаю, что на нее нашло!

Мистер Мур нахмурился. Если уборка сама по себе не была достаточно странной вещью, то мысль о Табите, выступающей против своей матери, была совершенно ненормальной. Его жена была не из тех, кому можно перечить, и все же сейчас она казалась такой... прямо-таки напуганной.

— Я ... поговорю с ней, — заверил он ее, все еще ошеломленно разглядывая трейлер. Это был его дом, и все же он задавался вопросом, где теперь можно поставить свои ботинки. Хорошо утоптанный серый ковер гостиной теперь был светло-голубым, что кажется положительно резонировало, если это так можно назвать, с окружающей обстановкой. А со всеми этими открытыми окнами и убранными шторами, уютное пространство, которое, как он думал, было ему знакомо, превратилось во что-то совершенно другое.

— Милая? — он замер, постучав костяшками пальцев в дверь Табиты. И еще одна странность: у Табби никогда не было привычки закрывать дверь. Черт, вчера ей пришлось отодвинуть в сторону большую кучу вещей, чтобы вообще закрыть эту чертову штуку. — Можно мне войти?

— Пожалуйста, входи — раздался ее голос.

— Э-э ... да, — неуверенно сказал он, открывая дверь. Ее комната изменилась даже больше, чем остальная часть трейлера — как будто она только что переехала. Стены, ранее обклеенные рисунками и плакатами, были голыми. На комоде ничего не было, и она даже почистила зеркало, убрав все те наклейки воскресной школы, которыми украсила края. Ее кровать была застелена, простыни натянуты с военной точностью.

— Я бы хотела обсудить с вами наши условия жизни, — сказала Табита, холодно оценивая его. — Но это не обязательно делать прямо сейчас. Ты только что с работы, так что можешь расслабиться и сначала поужинать. После этого мы можем поговорить в удобное для вас время.

— Это очень ... мило с твоей стороны, дорогая, — выдавил он. В ее манерах была какая-то странная неподвижность, которую он никак не мог понять. Она не ерзала, не поворачивалась и даже не прерывала зрительного контакта с ним.

— Ты убрала весь дом, — пробормотал он.

— Да, спасибо, что заметил.

— А какова причина... Тебе что-то нужно?

— Чистый дом, — коротко ответила Табита. Похоже, ей больше нечего было сказать.

— Ну ладно, — вздохнул Мистер Мур. — А что произошло между тобой и мамой?

— У нас была довольно... оживленная дискуссия о семантическом различии понятий 'годен до' и 'срок годности истек', — объяснила Табита, тщательно подбирая слова. — Хотя я и не могу отринуть свои... очевидно, уникальные и вызывающие взгляды на этот вопрос, но я уже взяла на себя смелость извиниться перед ней за любое оскорбление, которое я, возможно, непреднамеренно причинила.

— Милая, почему ты так говоришь?

Она помолчала, как будто задумавшись на мгновение, прежде чем ответить. — Потому что сегодня у меня было достаточно времени, чтобы обдумать то, что я хочу выразить. Спасибо, что разрешил мне сегодня остаться дома. Это было очень кстати.

— Ладно, — он беспомощно покачал головой. — Хорошо. Тогда, думаю, стоит пойти поужинать.

Вернувшись в гостиную и вытащив бумажник и ключи, он заметил, что на некогда захламленной полке, где он обычно их оставлял, теперь пусто, а для ключей поставили небольшой поднос.

— Ну и что же она сказала? — нетерпеливо спросила миссис Мур. — Чего она хочет?

— Не знаю, — ответил мистер Мур, задумчиво беря в руки поднос — декоративную металлическую штамповку с гравировкой в виде экипажа амишей, подъезжающего к крытому мосту.

'Она действительно перерыла все шкафы', — подумал он.

— Черт возьми, она объяснила, но я до сих пор не понял, что она сказала.

Он положил бумажник и ключи на поднос и осторожно поставил тот обратно на полку.

— Именно об этом я и говорю! — воскликнула миссис Мур, чувствуя себя неловко. — Ты больше не понимаешь ни слова из ее уст! Что они сказали в больнице? Может быть, то, что она ударилась головой, сделало ее ... ну, не знаю, аутистом или кем-то в этом роде?

— Не знаю, — ответил он, нахмурившись. Они дали ему с собой пачку бумаг, и вчера он положил их на подлокотник своего кресла. Но он не знал, где эти бумаги сейчас находятся. — Но она же убралась.

Жена бросила на него неприязненный взгляд и оглянулась по сторонам с видом, будто ей было неприятно и неестественно видеть все окружающее.

— Что? — мистер Мур пожал плечами. — Ты была с ней весь день дома одна. Она сказала, что хочет поговорить с нами о чем-то после ужина.

— Я думал, ты ненавидишь зеленые бобы, — пробормотал ее отец, позвякивая вилкой о тарелку, пока они ужинали.

— Так и есть, — солгала Табита, глядя в свою тарелку. На самом деле они были весьма неплохими для замороженной еды. Она осушила их, прополоскала, а потом распарила, как тогда, когда училась в колледже. Вкус бобов едва чувствовался, но они были самым полезным для здоровья вариантом, который имелся в наличии в данный момент.

Ее родители ели вчерашние печеные бобы со свежеприготовленными гигантскими хот-догами, которые стоили восемьдесят девять центов за большую пачку. Одного лишь воспоминания об этом мягком мясе, на вкус похожем на болонскую колбасу, обработанном до такой степени, что терялась всякая текстура, и набухшем консервантами, было достаточно, чтобы у нее скрутило живот. До сих пор никто не прокомментировал, почему родители и дочь едят раздельно, так что, надеюсь, они уже были готовы принять некоторые из ее новых эксцентричных особенностей.

— И ты их ешь, потому что...? — спросила миссис Мур с раздражением в голосе.

— Я хочу быть здоровой.

— Ты вполне здорова, дорогая, — сказал мистер Мур, вытирая рот салфеткой — Ты и так прекрасно выглядишь. Тебе кто-то что-то сказал по этому поводу?

— А? — Табита удивленно посмотрела на него — А вы не знали? Все зовут меня бочкой Табби. Так было всегда. Меня всю жизнь высмеивали за то, что я толстая и плохо пахну.

— ЧТО?! — ее мать с громким звоном бросила вилку в тарелку — Кто это сказал?

— Это не имеет значения, — сказала Табита, откусывая еще один кусочек зеленых бобов, — Это общеизвестно, и в любом случае они правы. Никто не может быть таким же честным и жестоким, как другие дети.

— Ты вовсе не толстая, — настаивал отец.

— Кто назвал тебя толстой? — требовательно вопрошала миссис Мур. — Мне нужны их имена, прямо сейчас.

— Я толстая, — сказала Табита с раздражением в голосе — И это не то, что можно изменить, ругая детей или заставляя их извиняться.

— Ты вовсе не толстая, Табита, не смей так себя называть, — настаивала миссис Мур, бросив многозначительный взгляд на мужа, — Так ведь? Скажи ей, Алан.

— Сколько еще веса вы бы мне позволили набрать? — Табита прервала ее с блеском в глазах и по очереди повернулась к каждому из них. Что-то темное появилось в ее взгляде, и мистер Мур понял, что его ответ застрял у него в горле. — И как далеко я могла зайти, прежде чем вы занялись бы этим вопросом? То есть вам все равно, что я чувствую себя нездоровой? Так вы относитесь к бочке Табби?

— Табита Энн Мур. Кто научил тебя так говорить?! — за столом воцарилось долгое напряженное молчание.

— Я прошу прощения, — сказала наконец Табита, отодвигая свою недоеденную тарелку и вставая из-за стола. — Я потеряла самообладание — пожалуйста, простите меня.

— Алан, — тихонько прошипела миссис Мур, когда Табита удалилась в свою комнату, — Ты знал что-нибудь об этом?!