|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
FourtySixtyFour
Назад в прошлое: жизнь на дне.
(https://www.royalroad.com/fiction/21322/re-trailer-trash)
Глава 1. Нежеланное возвращение домой.
— Вы меня разыгрываете, — простонала мисс Табита Мур, бросая полный опаски взгляд на огромный старый аппарат МРТ. Что-то в этой гигантской штуковине было знакомым. — Эта штука выглядит старше, чем я сама.
— Почти! — рассмеялась молодая медсестра, рассеянно развеивая и перемещая голографические экраны меню, проецируемые в воздух из кольца на ее руке. Ее пальцы танцевали, когда она разбиралась с ними. — Сейчас ей около полувека. Хотя, не стоит обращать внимания на ее возраст. Так или иначе, эта старушка дает нам более полные результаты сканирования, чем наши новые брендовые модели.
— Почему-то это кажется... маловероятным, — смущенно усмехнулась Табита. Она многозначительно оглядела сверхсовременные светильники и глянцевые белые стены палаты в глубине Университетского больничного комплекса. На дворе был 2045 год, и в свои шестьдесят лет она была миниатюрной и хрупкой, с короткими седыми волосами и обветренной кожей, покрытой морщинами. Она прожила довольно тяжелую, неумолимую жизнь, а согласно медицинским прогнозам, появившихся в 2020-х годах, ожидаемая средняя продолжительность жизни людей даже медленно снижалась с каждым последующим поколением из-за все более нездорового образа жизни. В чем она была так же виновата, как и все остальные.
И все же ... глядя на эту огромную старую машину, мисс Табита Мур почему-то еще больше нервничала, что и без того усиливало ее постоянные головные боли.
— Нет, это правда! — настаивала медсестра, похлопывая по гигантской старой машине. — Она особенная. Она считывает чрезвычайно тонкую электрическую активность глубоких тканевых структур, улавливает все маленькие отдельные нейроны, когда они активны. Вообще-то согласно какой-то сделке, патентообладатель не открыл права на эту технологию или... что-то вроде того, но больница университета Луисвилла использует какую-то лазейку, что позволяет нам продолжать использовать ее для обследования пациентов.
— И... она абсолютно безопасна?
— Ну конечно! С ней был всего один инцидент, что-то около сорока семи лет назад, — с игривыми нотками в голосе заверила ее медсестра. — У Вас есть с собой коммуникатор? К сожалению, его придется снять, прежде чем мы поместим Вас внутрь. Не потому, что эта машина старая! Даже с новыми моделями, Вы не можете находиться внутри с коммуникатором.
— Все в порядке, — сказала Табита, снимая свой браслет-коммуникатор с морщинистого запястья и наблюдая, как он темнеет. Она поставила его на предложенный поднос, а затем погладила пустое запястье, на котором он до этого находился. — Просто у меня уже был неудачный опыт с подобным МРТ.
— О, у Вас бывает клаустрофобия? — спросила медсестра, кликая по светящемуся дисплею, чтобы вызвать медкарту мисс Табиты Мур обратно. — Я думаю, мы можем дать Вам успокоительное, если это поможет вам чувствовать себя более комфортно. Просто тогда процедура займет больше времени.
— ...Нет, — медленно вздохнула Табита. — Нет, давайте просто покончим с этим.
— Все будет хорошо, — улыбнулась медсестра, помогая пожилой женщине подняться на смотровой стол. — Сделайте глубокий вдох и лежите спокойно, и все это закончится прежде, чем Вы успеете опомниться.
С этими словами она медленно задвинула смотровой стол и его вынужденного старого пассажира в МРТ. Наклонившись к аппарату, чтобы проверить его в последний раз, молодая медсестра вышла за черту безопасности и раскрывающим жестом открыла голограмму устройства. Индикаторы мигнули, когда аппарат начал свою работу.
— У Вас там все в порядке, мисс Мур?
— Здесь пахнет старушкой.
— Ха-ха-ха, мы постараемся исправить это в следующий раз, — рассмеялась медсестра, качая головой. — Ладно, поехали!
"Глубокий вдох, Табита, глубокий вдох", — мисс Табита Мур нахмурилась, крепко зажмурившись. — "Все в порядке, это было очень давно. И это проверенная технология, на этот раз. У этой машины не было сбоев в течение... подождите, сорока семи лет? Сорок семь лет... этого не может..."
________________________________________
Страшный визг раздался от аппарата МРТ, находившегося в детской больнице Сент-Хуарес города Эмси. Звук, похожий на невероятно громкий скрежет стекла, поднимающийся затем до высокого крещендо гвоздей на доске, прежде чем, наконец, исчезнуть с обескураживающим хлопком электрического выключателя. Все в радиусе четверти мили от объекта заметно вздрогнули, жгучая боль расцвела в их барабанных перепонках, а затем электричество отключилось по всему округу Джефферсон.
Тринадцатилетняя Табита Мур все еще кричала в аппарате, когда больничные резервные генераторы восстановили питание в зале МРТ — замкнутом пространстве, температура в котором резко поднялась выше тридцати градусов, и быстро заполнявшегося дымом. Сработала пожарная сигнализация, и дергающаяся и дрожащая девочка-подросток внутри МРТ почувствовала, как внутри нее нарастает паника, а сильная боль начала утихать.
"Господи Иисусе, мать твою!" — дверь, установленная в облицованной медью стене, защищавшей комнату и ее чувствительное содержимое от радиопомех, распахнулась. В ушах Табиты по-прежнему звенело от странного шума, но она все еще слышала знакомый мужской голос, выкрикивающий: "Уберите ее оттуда, черт возьми!"
"Я никогда больше не сяду ни в одну из этих штуковин", — решила Табита, дрожа от страха и борясь с больничным халатом, в котором оказалась. — "Откуда, черт возьми, взялась эта штука? Мне все равно, что сказала медсестра, или как сильно болит голова. Эти старые вещи — проклятые смертельные ловушки."
Несколько человек вбежали сквозь клубящийся дым и выдернули смотровой стол из огромного цилиндрического отверстия сканера. Было невыносимо жарко, и, к своему ужасу, в тусклом свете заполненной дымом комнаты Табита обнаружила, что ее пальцы теперь казались раздутыми, похожими на обрубки сосисок.
На самом деле, она чувствовала, что все ее тело гротескно распухло... расширилось, будто зефир, который разогревали в микроволновке слишком долго. Ее охватил ужас, дыхание сбилось до крошечных, бесполезных вдохов, и она начала задыхаться, а когда люди попытались помочь ей сесть, она поняла, что все ее тело теперь сжалось, деформировалось. Даже ее центр тяжести согласился, что с ней что-то ужасно не так.
Глаза защипало от слез, вызванных испугом. Табита подняла голову, увидела встревоженное лицо своего отца, мистера Алана Мура — и тут же упала в обморок.
________________________________________
— Нет, мне не больно, — настаивала Табита, внимательно разглядывая мужчину, так похожего на ее покойного отца. Даже ее собственный голос звучал теперь не так, как обычно, будто по-детски. — Мистер...?
— Ты точно не в порядке, — сказал мужчина, наклонившись к ней и бросив на нее серьезный взгляд. — Милая, ты никогда раньше не называла меня "мистер".
Милая? Она ... знала этого молодого человека? Она была уверена, что они никогда не встречались. Ее родственник? Ему было за тридцать, и он определенно принадлежал к ее семье по отцовской линии — может быть, двоюродный брат? Сходство с ее давно умершим отцом было просто поразительным.
— Из-за этого вашего чертового куска хлама у нее... что, амнезия, что ли? — мужчина снова повернулся к доктору, стоящему в комнате, и его знакомое лицо наполнилось гневом. — До сегодняшнего дня она ни разу не называла меня "мистер".
— Мистер Мур, нет никаких, гм, явных признаков потери памяти любого рода, — доктор покачал головой, — И нет никакого способа выяснить это наверняка, не доставив ее в университет Луисвилла для еще одного сканирования — на их МРТ.
Мужчина фыркнул, явно показывая, что этот вариант даже не рассматривается.
— Но, она могла получить некоторую... травму из-за всего этого неприятного опыта, так что если бы она испытывала кратковременную потерю памяти, это было бы понятно.
Все мириады подсказок, казалось, встали на свои места, и что-то сжалось в ее груди, когда Табита замерла. Этого не может быть. "Я не усохла и не деформировалась. Я... ВЕРНУЛАСЬ В СВОЮ МОЛОДОСТЬ. Я снова толстая и бесполезная маленькая девочка из трейлера. БОЧКА гребанная ТАББИ. Вы, должно быть, шутите..."
— Травма? Доктор Пауэлл, из-за этого проклятого куска хлама у меня чуть не пошла кровь из ушей, а она застряла там прямо в эпицентре! — крикнул мистер Алан Мур. — Если Вы думаете...
— У меня нет проблем с памятью, — прервала его Табита с чувством завершенности, оглядывая комнату ничего не выражающим лицом. — Просто... для понимания этой текущей ситуации. Мистер Мур, насколько я понимаю, это не больница университета Луисвилла? — ее наблюдательность явно ослабла в разгар этого испытания. Она только сейчас с усмешкой заметила, что больничные стены здесь были ужасно устаревшими: стерильные пластиковые панели, а не похожая на стекло эмалевая смола, типичная для гиперсовременных медицинских учреждений.
— Милая... милая, нет, — мужчина, который казался более молодой версией ее отца, побледнел, глядя на нее с беспокойством. — Мы поехали в детскую больницу Сент-Хуарес. Помнишь, большие, красивые скульптуры в фонтане? Сент-Хуарес в Эмси?
— ...Понятно, — кивнула Табита, изо всех сил стараясь скрыть недоверие на лице. — Она повернулась к доктору. — Тогда могу я спросить, какая сейчас дата?
— Четверг... — доктор перевернул угол страницы в своих записях и взглянул на дату в карте пациента. — Седьмое мая. Тысяча девятьсот девяносто восьмой год.
Тысяча девятьсот девяносто восьмой. Подтверждение ее нелепых подозрений заставило ее замолчать, и Табита недоверчиво уставилась на свои маленькие ручки и пухлые теперь пальчики.
"Сорок семь лет. Я знала, что эта громадная чертова машина выглядит знакомо. ЭТО БЫЛА Я. Я была тем человеком, который был в их драгоценном многомиллионном МРТ, когда все пошло наперекосяк, сорок семь лет назад. Значит, в ве тысячи сорок пятом он вернул мой разум в... прошлое, которое сошло с ума? Назад в девяносто восьмой, когда эта адская машина располагалась в детской больнице — и когда я попала в детскую больницу?"
"Путешествие во времени кажется таким невозможным... ладно, невероятным. Тысяча девятьсот девяносто восьмой. Папа все еще жив... это действительно, на самом деле он. Он жив. Мама тоже, наверное. В каком я классе? Восьмом? Девятом? Я надеюсь, что это не реально. Что это всего лишь какие-то... электрические сигналы поджаривают мой мозг до смерти в этом дерьмовом МРТ. Пожалуйста, древний гребаный машинный дух МРТ, просто дай мне умереть."
"Не думаю, что у меня хватит сил сделать это снова. Пожалуйста, не заставляй меня снова быть этим жирным гребаным бесполезным мусором из трейлера. Я так устала ненавидеть себя, что не могу все это повторить." — издав сдавленный всхлип, толстая девушка вцепилась в свой больничный халат так, что у нее задрожали кулаки, и качнулась вперед.
— Милая! — мистер Мур встревоженно склонился над ней. — Милая, что с тобой?!
— Нет! — закричала Табита, отталкивая его назад дряблыми тринадцатилетними руками. — Нет, пожалуйста, нет!
________________________________________
— Я же сказала, что сожалею, — повторила Табита, снова нарушая неловкое молчание в кабине отцовского автомобиля. — Я расстроилась. Я не хотела быть... мелодраматичной. — они направлялись домой после того, как с ней провели безуспешный цикл тестов, а ее отец, в гневном возмущении, начал угрожать персоналу судебным иском о халатности.
— Ты не должна извиняться, милая, — повторил мистер Мур. — Я просто беспокоюсь, потому что ты все еще... забавно разговариваешь. У тебя есть все основания, чтобы расстраиваться. Я тоже все еще расстроен. И я не почувствую себя лучше, пока не получу ответ от знакомого юриста. Этот кусок дерьма, в который они тебя засунули, мог бы поджарить твою башку навсегда. Кучка психов, вот кто они такие, помещают маленькую девочку в прототип, в котором буквально все может пойти не так. Банда жуликов.
— Значит, мне все еще нужно ходить в школу? — Спросила Табита, стараясь казаться расстроенной.
Прожив сорок семь лет в будущем... на сегодняшнее утро ее представление о событиях, происходивших в период инцидента с МРТ в 98-м, было весьма неопределенным. Она не помнила, ни когда точно это было, ни то, что происходило в ее жизни в тот момент. Она вспомнила, что ударилась головой, когда упала с батута своего друга, но имя этого друга с тех пор ускользало от нее, хотя синяки на голове, казалось, подтверждали это воспоминание.
"Я все еще в средней школе или уже в старшей? Сейчас май, а это означает, что школьные занятия заканчиваются, и начинается лето. Верно? Надеюсь так, потому что я вряд ли вспомню имена одноклассников. Или... даже на какие предметы я ходила."
— Ну, не знаю, милая, — смущенно ответил мистер Мур. Тебе осталось сдать выпускные экзамены... и ты, кажется, более или менее в порядке, судя по тому, как ты ясно рассуждаешь. Знаешь, что, как насчет того, чтобы я позвонил в школу и отпросил тебя на завтра, а там мы посмотрим на твое состояние в понедельник утром?
— ...Хорошо, — неохотно проворчала Табита. — Видимо, я заканчиваю среднюю школу. — Мысль о том, что придется снова, с самого начала, ходить в старшую школу, была поистине кошмарной — все ее самые худшие воспоминания были именно из того периода.
Вздохнув, она уставилась в окно на все те устаревшие модели автомобилей, которые, казалось, заполняли дороги. Тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Что случилось в тысяча девятьсот девяносто восьмом? Единственное крупное событие, которое она помнила из тех лет, был известный угон самолета, связанный с тем терактом на башнях-близнецах. И, хоть убей, она не могла вспомнить, случилось ли это в двухтысячном году или сразу после этого. В конце концов, это было целую жизнь назад. Фраза "девять-одиннадцать" застряла у нее в голове. "Может быть, в сентябре две тысячи одиннадцатого? Это позднее, чем я предполагала."
"Не то чтобы я знала, с чего начать, чтобы предотвратить это", — вздохнула она. — "Если я вообще должна это делать. Давай посмотрим. Я никогда не запоминала лотерейные номера и всегда была слишком бедна, чтобы обращать внимание на биржевую торговлю. Так что, думаю, быстро разбогатеть не получится. Я не обладаю какими-то ОСОБЕННЫМИ способностями, так... посредственность в десятках вещей. Почему Я? Какой смысл отправлять именно МЕНЯ, из всех людей, обратно в прошлое?"
Она с ужасом думала о том, что ей снова придется пережить, что ей будет тринадцать лет, и она снова будет толстой, непривлекательной девочкой без друзей. Мусор из трейлера из Нижнего парка. Социальная пария, от которой странно пахло, которая носила пожелтевшие футболки, что никогда не выглядели чистыми, и никогда не понимала, как позаботиться о себе, пока не стало слишком поздно. Коренастая молодая женщина, которая заставляла себя ходить на свидания с засранцами самого худшего сорта, просто потому, что боялась остаться одна. Та самая Табита, которая за всю свою жизнь завела единственную настоящую близкую подругу, женщину на пятнадцать лет моложе себя — блестящую, талантливую молодую женщину, которая покончила с собой.
"Пошла в колледж преподавать, но это оказалось слишком сложным. Вместо этого попыталась стать писателем-фантастом и опубликовала две книги из трилогии, прежде чем издательство расторгло мой контракт. Потом я просто перестала писать. Работала на заводе Сэйфти, чтобы иметь возможность оплачивать счета, пока не выплатила кредиты, которые брала на обучение... это заняло большую часть моей проклятой жизни. Джулия покончила с собой. А потом, я стала окружным клерком в мэрии и оставалась на этой должности в течении многих лет... и это было все." — Табита смотрела пустым взглядом, чувствуя себя опустошенной и разочарованной. — "Жизнь была прожита зря."
Она потрясла головой, поворачиваясь, чтобы посмотреть на лицо отца, ведущего машину. "Папа, ты так молодо выглядишь. Я должна смотреть, как ты умираешь, снова и снова. И мама. Я не знаю, смогу ли я это сделать."
— Почти приехали, Тыковка, — сказал он, неверно истолковав ее беспокойство. Он проехал мимо знакомого винного магазина, а затем пикап свернул вниз по склону, миновав указатель на Нижний парк. Когда-то здесь был Верхний парк: передвижные дома, заполненные пенсионерами и пожилыми людьми, но его снесли бульдозерами и застроили магазинами, заправочной станцией и автостоянками. В результате и без того низкая стоимость недвижимости в районе Нижнего парка упала еще больше, почти достигнув дна. Машину тряхнуло на лежачих полицейских, широко раскиданных по узким дорожкам парка — необходимая мера, чтобы удержать безрассудных и нетерпеливых водителей от излишнего ускорения на ограниченном пространстве — и в поле зрения появился знакомый трейлер.
Дом ее детства; выжженный солнцем и седеющий передвижной дом, спрятанный в рядах других передвижных домов. На самом деле он выглядел менее грязным и ветхим, чем она помнила. Сейчас в обшитом панелями заборе вокруг их трейлера не было никаких щелей, да и уродливая изгородь еще не выросла. Дерево, которое она видела в последний раз, когда ей было около тридцати, все еще оставалось тощим маленьким деревцем. Машины дяди Дэнни там тоже не было — в прошлой жизни она почти все время проводила в их дворе, стоя на шлакоблоках и завернувшись в выцветший коричневый брезент. "Интересно, когда он забросит эту маленькую красотку, попав в тюрьму до конца своей жизни."
— Ты в порядке? — снова спросил ее отец, когда пикап наконец с грохотом остановился перед их трейлером. Он бросил на нее еще один взгляд, и она виновато перестала оглядываться по сторонам, словно видела все это впервые.
— Я... — она замерла, встретившись с ним взглядом.
"Никогда не понимала, как сильно я по тебе скучала. Я не хочу лгать тебе, папа, и не думаю, что смогу притвориться ребенком. Даже не знаю с чего начать."
— Я в порядке.
— Угу, — пробормотал он с сомнением, протягивая руку, чтобы взъерошить ее волосы. Он не делал этого уже... кажется около сорока лет. Табита пыталась сдержать слезы.
________________________________________
Ее возвращение домой было ужасным, как она и ожидала. Ее мать, миссис Шеннон Мур, пока еще была всего лишь толстенькой и только начинала распухать по швам. Ничего похожего на раздутую и гигантскую тучную массу, которой она станет через несколько лет. Табита задумалась над самым тактичным способом спросить, диагностировали ли у нее диабет. Тем не менее, проблемы с коленями у ее матери, похоже, еще не проявились, и сейчас она, по крайней мере, передвигалась самостоятельно, даже если она не встала со своего места, чтобы поприветствовать дочь, вернувшуюся из больницы.
Интерьер трейлера был отрезан от внешнего солнечного света занавесками и одеялами на окнах, вместо этого он был тускло освещен желтым светом ламп накаливания. Он был загроможден разномастной, потрепанной и изношенной мебелью, а еще от него пахло. Пахло телесными запахами и жирной пищей. Ковер не встречал пылесоса уже больше года, черная плесень скапливалась в углах потолка, а грязная посуда была повсюду.
Табита отказалась от ужина под вымышленным предлогом тошноты, которая становилась все более реальной, но жесткая семейная традиция требовала, чтобы она сидела с ними за столом, пока они все равно едят. Печеные бобы и поджаренный хлеб — "белый поджаренный хлеб?" — это была вкусная еда, от которой она отказалась.
Ничто в этом прерывистом молчании и светской беседе не казалось ей реальным. Ее желудок сжался в узел, когда она осторожно оглядела внутренние помещения трейлера, потому что все было наполовину знакомым и наполовину ужасающим. Она никогда не могла определить, что именно относилось в точности к одной из этих двух категорий.
— Надеюсь, ты усвоила урок насчет этих прыжков на батуте, — наконец покачала головой миссис Мур, — Тебе повезло, что ты не сломала себе шею.
— Да, мама, — вежливо кивнула Табита.
— Да, мама? — недоверчиво спросила женщина. Она кинула на Табиту свирепый взгляд, словно предупреждая дочь, чтобы та не дерзила ей.
— Да, — бесстрастно повторила Табита.
"Что я обычно говорила...: "Да, мам?" Возможно, я была немногословна, но я все же была английской старшеклассницей. В любом случае, я не собираюсь сейчас продолжать какую-то безграмотную детскую шараду. Сейчас у меня есть вещи поважнее."
— Я усвоила урок. В тот момент я не была достаточно ответственной, и последствия моих действий оказались неожиданно серьезными. В будущем я буду стремиться не допускать подобных ошибок.
— Не надо так себя вести, Табита Энн Мур, — со смехом предупредила миссис Мур, закидывая в рот еще печеных бобов.
Табита обнаружила, что ее мать неприятно пахнет. Миссис Мур была грубой, отвратительно толстой и мелочной, и Табита снова начала ее ненавидеть. "Мамочка, когда ты умерла, я смирилась со всем, что могла, и похоронила остальное, чтобы я могла просто сосредоточиться на хороших воспоминаниях и оставить все как есть. Почему меня заставляют пройти через это снова?"
— Дети становятся умнее с каждым днем, — пошутил Мистер Мур, не отрываясь от своей тарелки. — Доченька такая умная, что сломала их сканирующую мозг машину. Думаю, она была совершенно не в себе. — На самом деле никто ничего подобного не подозревал. Из того, что Табита подслушала, все связывали очевидное нарушение работы МРТ со сбоем электропитания, который произошел из-за скачка напряжения во время отключения электроэнергии.
— Жаль, что они никогда не становятся более почтительными, — нахмурилась миссис Мур, поджав губы.
С шестидесятилетней мудростью и изяществом Табита хранила молчание, не соглашаясь и не возражая. Вместо этого она смотрела на пожелтевшие обои в цветочек и терпеливо переносила звуки, издаваемые ее родителями во время еды.
Позже она обнаружила, что ее тесная спальня была душной и странно пахла, и она могла только смириться с тем, что часть тех телесных запахов, которыми был наполнен этот трейлер, принадлежала ее предыдущему "я". Это была короткая, но сильная смесь ностальгии при виде всех ее давно потерянных детских игрушек и отвращения, когда она действительно осознала свои прошлые условия жизни. Сделав глубокий вдох и собравшись с духом, она наконец повернулась лицом к зеркалу, стоящему на комоде.
Она старательно избегала смотреть на свое отражение в дверях Сент-Хуареса, в окнах и зеркалах отцовского автомобиля. Она боялась воздействия этого зрелища на свою психику, и больше всего... она просто не хотела верить. Потому что она уже знала, что она обнаружит. Она провела большую часть своей жизни, борясь с этим.
Здоровенная тринадцатилетняя девочка сердито посмотрела на себя в зеркало. Достаточно пухлая, в этом возрасте, чтобы уже иметь выпирающий живот. Несмотря на то, что ее половое созревание только началось, и она стала выше ростом, ее груди совсем не выглядели как девичьи сиськи. У них были непривлекательные мясистые контуры, которые мог бы иметь толстый мужчина, и они совсем не походили на женские достоинства, которые она могла бы сдвинуть вместе, чтобы сформировать бюст. Шея у нее была жирная, подбородок не менее жирный, щеки толстые, все ее лицо было обвито, спеленуто слоями жира. Она ухватилась за край трюмо и тяжело вздохнула. Плотно закрыв свои глаза, она сделала глубокий вдох.
"Окей, окей. Все не так уж плохо. Я знала, что у меня комплекс по поводу моего веса и моей внешности, я просто ... ну, ничто никогда не заставит меня быть готовой к этому снова. Никогда не думала, что буду скучать по телосложению СТАРОЙ ЛЕДИ."
Только в конце пятидесятых она сбросила весь свой вес, в основном из-за язвы желудка, которая превратилась в страх рака. Невозможность есть определенную пищу без поездки в больницу в конце концов превратила ее в довольно нормальную на вид, даже тощую, седовласую старуху. Ее рацион резко изменился, и по совету диетолога она записалась в местную программу тхэквондо для ежедневных упражнений. "И именно тогда я стала грандмастером боевых искусств..."
"...Ха, да точно, так и есть." Еще один яркий пример ее посредственности. Как единственная пожилая женщина в этой школе тхэквондо, она была освобождена от настоящих спаррингов и никогда никого не трогала пальцем. Чаще всего она проводила занятия, заботясь о младших учениках, или занималась разминками, растяжками, позами и упражнениями с некоторыми девочками, которые ненавидели драться. В итоге, Табита чувствовала себя такой же квалифицированной в тхэквондо, как и непрофессиональный инструктор йоги.
"Хотя. Интересно, а что если..." Из любопытства Табита очень осторожно поставила ноги в переднюю стойку. Затем она перешла в заднюю стойку. Опустилась в стойку для верховой езды, а затем поднялась в стойку тигра. Скрестила ноги в позе переднего креста. Скрутилась в обратную поперечную стойку. "Получается, я МОГУ использовать полученные в будущем знания, находясь в своем теле из прошлого. По крайней мере, это означает, что те сорок семь лет не были какими-то особенными... нелепыми галлюцинациями. Более того, эти движения кажутся... легкими?"
Она легла на пол в стесненном пространстве своей комнаты, держа спину напряженной и удерживая себя только ладонями. При этом раздался громкий треск, она едва удержала свой нос от насильственного столкновения с полом и даже сумела сделать одно правильное отжимание, прежде чем ее протестующие руки, казалось, превратились в желе и выдали ее.
"Окей... делать это было глупо. Но с учетом имеющегося у меня опыта шестидесятилетнего тела, наверное, мне приятно быть молодой. Я могла бы... на самом деле прийти в форму. Но заниматься придется не в моей комнате. Я могла бы выполнять ката во дворе?"
"Я не... ОБЯЗАНА быть толстой на этот раз. Мне уже противна сама мысль о том, чтобы есть жирную дрянь, как это всегда делали мои родители. Я... теперь я знаю, как готовить. Теперь, когда я снова молода, я могу БЕГАТЬ, когда захочу! Когда там начинается старшая школа, в августе? Сентябре? К тому времени я уже буду в отличной форме! Все может быть по-другому!"
Внезапно идея изменить свою жизнь начала играть новыми красками, освещая все те возможности, которые она не могла увидеть раньше из-за того, что была слишком расстроена. Ее навыки из будущего, возможно, казались не впечатляющими, но разве она не могла применить их к проблемам из своего прошлого? В конце концов, у нее была целая жизнь, чтобы пожалеть и подумать о них всех.
"Я могу написать свою книгу заново. "ГОБЛИНЫ" и "ПРИНЦЕССА ГОБЛИНОВ". Но, на этот раз, учитывая все отзывами и методы, которые я узнала с тех пор о структуре повествования и ритме произведения. На этот раз, я могу написать книгу и опубликовать ее до того, как рынок будет перенасыщен подобными историями." — Подумала Табита, лихорадочно соображая. — "Джулия ... я могу спасти Джулию, я могу все исправить для нее. Сделать все правильно, чтобы она даже не думала о самоубийстве. Я могу спасти маму и папу от них самих, так или иначе! Я могу... я могу сделать все, что угодно."
Когда ночь опустилась на стареющие и изношенные участки передвижного дома в Нижнем парке, яркий, красивый смех молодой девушки раздался из одной из компактных маленьких комнат.
"Я никогда больше не буду мусором из трейлера."
Глава 2. Уборка и расчистка.
Табита проснулась рано и была полна энергии, несмотря на то, что вчера вечером пропустила ужин. Отец уже ушел, уехав на работу в половине шестого, а мать вряд ли проснется еще хотя бы в течение часа, что давало Табите возможность снова осмотреть дом.
Прошлой ночью она спала в нижнем белье, бросив вчерашнюю одежду в общую корзину для белья в ванной комнате. Она начала свой день с того, что открыла ящики комода и разложила все найденное на аккуратные стопки. Несколько десятков предметов одежды были немедленно выброшены в мусор: носки с дырками; рубашки слишком выцветшие, чтобы носить их; брюки, которые были разорваны по шву — 'кто вообще потрудился постирать и сложить их?'; драные футболки, рукава которых были небрежно отрезаны, и похожие пижамные штаны, которые были превращены в шорты.
Старательно примеряя всю оставшуюся одежду, Табита с ужасом обнаружила, что меньше трети из имевшихся вещей ей впору — у нее не было одежды даже на неделю. К счастью, ее лифчики и нижнее белье были самыми новыми и все они были правильно подобраны, купленные вероятно в соответствии с возрастом. Она надела тренировочные брюки и просторную рубашку, аккуратно сложила и вернула одежду, которую решила оставить, в ящики комода.
Семья Мур не была Плюшкиными, как некоторые из их соседей, но они, похоже, копили такие вещи, как сумки. Быстро пройдя в кухонную кладовку, хмуро взирая почти на все, что видела, она вернулась с двумя пакетами для продуктов, чтобы упаковать одежду, слишком маленькую для нее.
'Они скажут мне оставить их на всякий случай, из-за всех моих маленьких кузенов, которые могли бы дорасти до них', — проворчала Табита про себя — 'Как будто кто-то из них когда-либо нуждался в такой помощи. Нужно убедить их отвезти меня в комиссионку, чтобы я могла обновить свой гардероб. Вчерашняя пара джинсов, несколько пар спортивных штанов и то, что кажется единственной ценностью — набор хлопчатобумажных шорт, совершенно недостаточное количество одежды для девочки-подростка. Теперь я вспомнила, почему носила одну и ту же одежду столько дней подряд.'
Тем временем смятые пачки продуктовых пакетов уже высыпались из двери кладовки, так что она собрала их и обошла трейлер, вытряхнув в них три маленьких мусорных бака, а затем вложила получившиеся мешки с мусором в еще один пакет.
'Зачем мы вообще собирали эти сумки, если не собирались ими пользоваться?'
Ей удалось заполнить еще один мешок мусором, который она обнаружила просто разбросанным по трейлеру, прежде чем Табита поняла, что убирается в доме. Она замерла на мгновение, поморщившись. Держать жилую зону свободной от мусора и беспорядка стало для нее второй натурой, так что она теперь делала это не задумываясь. 'Потому что, это нужно сделать. И то, что меня окружает грязь, выводит меня из себя. Может быть, немного не в моем характере пытаться делать ВСЕ давно забытые домашние дела сразу...'
'Но что еще я могу сделать?' — она нахмурилась, собирая грязные тарелки и складывая их в раковину — 'Я не могу так жить.'
Даже после того, как она несколько раз отнесла в ванную разбросанные по углам гостиной обрывки одежды, комната все еще выглядела... скажем, грязной. Она стянула все одеяла, закрывавшие окна, подняв облака пыли, которые повисли в воздухе, как раз в тот момент, когда рассветный свет начал проникать в окна. Все эти одеяла пахли и нуждались в стирке, поэтому она сложила их в огромную кучу рядом с корзиной для белья.
'Окей. Ковер.' Теперь, когда комната была хорошо освещена, она выглядела ужасно, и после беглого осмотра, она обнаружила, что пол похоже не убирался в течение очень долгого времени. Пылесос обнаружился снаружи трейлера, в сарае. Он был покрыт плесенью, пылью и паутиной, и он был очень старым. Довольно громоздкий независимый двигатель в форме канистры и мешок для сбора пыли, соединенный с вертикальным очистителем пуповиной электрического шнура и ребристым гибким шлангом.
Перенеся в три захода пылесос с аксессуарами на кухню, она взяла ведро с водой и один из рваных носков, который только что отправила в мусор, и присела, чтобы нанести чистящее средство. То количество времени и усилий, которое она тратила на такие простые вещи, как уборка комнаты, начинало казаться ей абсурдным, но Табита стиснула зубы и представила себе, что скоро у нее будет достаточно чистый ковер, чтобы на нем можно было растянуться.
Пылесос был ужасно грязным, а мешок для пыли никогда не меняли, так что его содержимое начало гнить. После тщательной чистки, которая окрасила воду в ее ведре в тревожный оттенок коричневого, она собрала аппарат и была готова начать чистку. К несчастью, это оказалось так же громко, как воздуходувка для уборки листьев, и Табита только и успела, что приступить к первым трем квадратным футам ковра, когда ее мать в ярости выбежала из спальни.
— Не знаю, на что ты рассчитывала, делая все это, но ты этого не получишь, — нахмурилась миссис Шеннон Мур, глядя на тарелки, разбросанные по столешнице. Шкаф для сушки посуды давно был заполнен, так что непоместившиеся вещи сушились на полотенце, которое разложила Табита. — Как же мне завтракать?
— На чистой посуде, — ответила Табита с невозмутимым выражением лица и осушила раковину. Она мыла посуду уже сорок пять минут. Как бы абсурдно это ни звучало, вся посуда была грязной. По-видимому, обычно посуду мыли непосредственно перед употреблением, часто только ополаскивали, а затем ставили на место, грязную и забытую, пока она снова не понадобится.
В кухонном шкафу даже не нашлось места для мисок, тарелок и чашек, и этот факт ошеломил Табиту. Шкафы, казалось, были битком набиты всем остальным — фонариками без батареек, забытыми инструментами, пустыми жестянками, металлическими скобками, дешевыми рождественскими украшениями и дюжиной старых пластиковых контейнеров из-под маргарина, каждый из которых был заполнен таинственным набором ржавых гвоздей и шурупов.
— Я пойду прогуляюсь, — вздохнула Табита, вытирая руки о рубашку. Вчерашний энтузиазм по поводу решения всех ее проблем в этой новой жизни лоб в лоб быстро исчез, когда она поняла, что ей придется бороться за каждую пядь, чтобы завершить даже то, что должно было быть обычными домашними делами.
— Прогуляешься? — ее мать осмотрела одну из мисок. — И куда же ты собралась?
— Просто пройдусь по округе, — сказала Табита, желая найти способ объяснить правду о своих обстоятельствах. — ...Поброжу по соседним улицам. Мне просто нужно немного пройтись, подышать свежим воздухом. После того, что случилось вчера, я действительно не могу сейчас сидеть взаперти.
Ей не удалось вложить эмоции в свой голос, как она намеревалась, но ее оправдание, видимо, выдержало проверку, и ей разрешили выйти на улицу. Что, честно говоря, удивило Табиту, потому что с формальной точки зрения сегодня все еще был учебный день, что давало ее матери весомый аргумент, чтобы удержать ее от прогулки.
'Если она вообще знает, какой сегодня день. Но, несмотря на это, мой план пока работает.' — подумала Табита, надевая свои поношенные маленькие кроссовки и выходя на улицу. — 'Если я кажусь необычной, то это потому, что я была травмирована больничным событием. Мне приходится держать все окна постоянно открытыми, потому что сейчас у меня выборочная клаустрофобия. Мне нужен солнечный свет, свежий воздух и чистая, открытая среда, в которой нет беспорядка. Или я просто свихнусь.'
Медленно выдохнув, Табита быстро зашагала вдоль рядов трейлеров. Она не могла дождаться, когда ее тело будет готово к бегу.
Она вернулась с часовой прогулки на свежем воздухе, одновременно взволнованная и разочарованная своим молодым телом. Ее лишний вес был чем-то, к чему она еще не привыкла, постоянным и неприятным напоминанием о ее непривлекательном образе. С другой стороны, в тринадцать лет боли в суставах, казалось, не было совсем, и хотя отдельные мышцы начали болеть, она не чувствовала усталости. Юношеская энергия текла и бурлила в ней, готовая ко всему, что ей предстояло. А именно решением проблем по всему трейлеру, которые требовали ее немедленного внимания.
Их холодильник, один из немногих постоянных вещей в жизни Табиты, был все тем же самым, которым она будет владеть в течение многих лет в будущем, до тех пор, пока она не переедет в свою вторую квартиру. Когда она увидела, что ее родители полностью загрузили морозильник, она даже возмутилась тем, что они сделали с бытовой техникой. Вентилятор, циркулирующий воздух по всему отсеку, был полностью заблокирован, так что коробки с едой для ужина были заморожены в задней части морозильной камеры, в то время как некоторые из упакованных овощей в передней части почти полностью оттаяли. По какой-то причине они повернули ручку холодильника на десятое деление, так что после правильной укладки содержимого она поставила ручку туда, где она должна была быть — на семь.
Ничто из продуктов в холодильнике не казалось даже отдаленно аппетитным. Остатки различных блюд, полные объедков, множество немаркированной посуды, одна из полок, казалось, была посвящена исключительно различным коробкам из пенопласта, а остальная часть содержимого была шведским столом с таинственными банками, бутылками с приправами и банками пива.
'Мне придется умолять, лгать и обманывать, чтобы убедить их отвезти нас на фермерский рынок за какой-нибудь действительно приличной продукцией, свежими фруктами и овощами,' — Табита скорчила гримасу. - 'Я не ела с 2045 года, и я умираю от голода.' Вытащив наполовину пустую коробку из-под яиц, опасно приближавшихся к концу срока годности, она поставила кастрюлю с водой на плиту, чтобы сварить все яйца. Их нужно было отложить в сторону и распределить по порциям на первую неделю на тот случай, когда она не сможет больше сдерживать голод и будет желать съесть хоть что-нибудь.
'Нужно откопать корзину для белья и посмотреть, есть ли у меня там еще пригодная одежда. Может быть, стоит утащить чашку моющего средства и постирать мою одежду в ванне.'
Было слишком много дел, которые нужно было сделать одновременно, и Табита чувствовала себя подавленной. По привычке ее рука поползла обратно к левому запястью, где она в течение многих лет носила свой коммуникатор — сейчас она убила бы за доступ в интернет. Было неприятно осознавать, что она попала аж в диал-апную эпоху интернета. Вздохнув, она вытянула ноги, ожидая, пока закипит вода.
'Летом мне понадобится текстовый редактор, если я хочу получить фору в своих романах. Насколько я помню, библиотека находится в получасе ходьбы отсюда. Вполне подойдет в качестве дополнительных физических упражнений. Мне понадобится библиотечная карточка и ... флешка, чтобы сохранять работу? А в девяносто восьмом были флешки? Может быть CD-диск? Или дискета?'
Она пролистала несколько листов со школьными записями, разбросанных по комнате, и подумала, что у нее вряд ли возникнут проблемы со сдачей выпускных экзаменов средней школы, даже если она не займется учебой всерьез. Алгебра уровня старшей школы или физика были бы совсем другой историей, но она была в высшей степени уверена в том, что способна сдать экзамены, предназначенные для детей.
'Также нужно продолжать использовать "полные слова" при общении с родителями, даже когда сокращений будет достаточно. Особенно, когда достаточно сокращений. Таким образом, они вообразят, что мой новый словарь — это какая-то новая подростковая мода... и, надеюсь, никогда не перестанут задаваться вопросом, откуда я знаю те или иные слова, которые я, вероятно, не должна знать.'
— Что за ... — у ее матери перехватило дыхание, когда она отошла на мгновение от телевизора в гостиной, чтобы налить себе сладкой мутной чайной смеси, про которую Табита давно уже решила, что в ней больше сахара, чем чая и воды. — Что, теперь ты готовишь? Табби, ты никогда в жизни не готовила. Ты можешь сжечь весь трейлерный парк.
Табита просто скрестила руки на груди, и лицо миссис Мур дрогнуло.
Когда только что вернувшийся домой с работы мистер Алан Мур переступил порог дома, его тут же перехватила жена.
— Что случи...
— Дорогой, — прошептала миссис Мур, — С Табитой что-то не так. Она пошла на это ... на это безумие сегодня, и она говорит странные слова. Она ведет себя совсем не так, как обычно.
— Что, безумие? — он прошел мимо нее в трейлер и все не мог поверить в невероятное преображение, случившееся с их домом. — Святые преисподние. Я пришел в нужный дом? Табби сделала все это?
— У нее что-то не в порядке с головой, дорогой, — настаивала миссис Мур, указывая на кухню. — Она пошла и вытащила все из шкафов и всё переставила. Всё! Когда я сказала ей, что не разрешаю выбрасывать эти газеты, она уселась и стала... перетасовывать их с очень серьезным видом. Я спросила ее, что, черт возьми, она делает, а она ответила, что сортирует их по дате.
— Она ведет себя неправильно, Алан. Она говорит мне, что теперь у нее клаустрофобия, что мы должны держать все шторы открытыми. Получается, что мы теперь живем в чертовом аквариуме, и все соседи могут глазеть в окна и видеть все, что им заблагорассудится? Я так не думаю! Она вышла прогуляться и шлялась где-то несколько часов, и не сказала мне, куда ходила, говорит, что прогулялась по округе. Она даже пыталась выкинуть половину всех наших консервов на улицу, утверждая, что они просрочены. А когда я сказала ей, что консервы хорошо хранятся в течение многих лет после окончания срока годности, она посмотрела на меня, как будто я говорю на суахили! Да это же консервы, черт возьми! Она всегда была такой хорошей девочкой, я не знаю, что на нее нашло!
Мистер Мур нахмурился. Если уборка сама по себе не была достаточно странной вещью, то мысль о Табите, выступающей против своей матери, была совершенно ненормальной. Его жена была не из тех, кому можно перечить, и все же сейчас она казалась такой... прямо-таки напуганной.
— Я ... поговорю с ней, — заверил он ее, все еще ошеломленно разглядывая трейлер. Это был его дом, и все же он задавался вопросом, где теперь можно поставить свои ботинки. Хорошо утоптанный серый ковер гостиной теперь был светло-голубым, что кажется положительно резонировало, если это так можно назвать, с окружающей обстановкой. А со всеми этими открытыми окнами и убранными шторами, уютное пространство, которое, как он думал, было ему знакомо, превратилось во что-то совершенно другое.
— Милая? — он замер, постучав костяшками пальцев в дверь Табиты. И еще одна странность: у Табби никогда не было привычки закрывать дверь. Черт, вчера ей пришлось отодвинуть в сторону большую кучу вещей, чтобы вообще закрыть эту чертову штуку. — Можно мне войти?
— Пожалуйста, входи — раздался ее голос.
— Э-э ... да, — неуверенно сказал он, открывая дверь. Ее комната изменилась даже больше, чем остальная часть трейлера — как будто она только что переехала. Стены, ранее обклеенные рисунками и плакатами, были голыми. На комоде ничего не было, и она даже почистила зеркало, убрав все те наклейки воскресной школы, которыми украсила края. Ее кровать была застелена, простыни натянуты с военной точностью.
— Я бы хотела обсудить с вами наши условия жизни, — сказала Табита, холодно оценивая его. — Но это не обязательно делать прямо сейчас. Ты только что с работы, так что можешь расслабиться и сначала поужинать. После этого мы можем поговорить в удобное для вас время.
— Это очень ... мило с твоей стороны, дорогая, — выдавил он. В ее манерах была какая-то странная неподвижность, которую он никак не мог понять. Она не ерзала, не поворачивалась и даже не прерывала зрительного контакта с ним.
— Ты убрала весь дом, — пробормотал он.
— Да, спасибо, что заметил.
— А какова причина... Тебе что-то нужно?
— Чистый дом, — коротко ответила Табита. Похоже, ей больше нечего было сказать.
— Ну ладно, — вздохнул Мистер Мур. — А что произошло между тобой и мамой?
— У нас была довольно... оживленная дискуссия о семантическом различии понятий 'годен до' и 'срок годности истек', — объяснила Табита, тщательно подбирая слова. — Хотя я и не могу отринуть свои... очевидно, уникальные и вызывающие взгляды на этот вопрос, но я уже взяла на себя смелость извиниться перед ней за любое оскорбление, которое я, возможно, непреднамеренно причинила.
— Милая, почему ты так говоришь?
Она помолчала, как будто задумавшись на мгновение, прежде чем ответить. — Потому что сегодня у меня было достаточно времени, чтобы обдумать то, что я хочу выразить. Спасибо, что разрешил мне сегодня остаться дома. Это было очень кстати.
— Ладно, — он беспомощно покачал головой. — Хорошо. Тогда, думаю, стоит пойти поужинать.
Вернувшись в гостиную и вытащив бумажник и ключи, он заметил, что на некогда захламленной полке, где он обычно их оставлял, теперь пусто, а для ключей поставили небольшой поднос.
— Ну и что же она сказала? — нетерпеливо спросила миссис Мур. — Чего она хочет?
— Не знаю, — ответил мистер Мур, задумчиво беря в руки поднос — декоративную металлическую штамповку с гравировкой в виде экипажа амишей, подъезжающего к крытому мосту.
'Она действительно перерыла все шкафы', — подумал он.
— Черт возьми, она объяснила, но я до сих пор не понял, что она сказала.
Он положил бумажник и ключи на поднос и осторожно поставил тот обратно на полку.
— Именно об этом я и говорю! — воскликнула миссис Мур, чувствуя себя неловко. — Ты больше не понимаешь ни слова из ее уст! Что они сказали в больнице? Может быть, то, что она ударилась головой, сделало ее ... ну, не знаю, аутистом или кем-то в этом роде?
— Не знаю, — ответил он, нахмурившись. Они дали ему с собой пачку бумаг, и вчера он положил их на подлокотник своего кресла. Но он не знал, где эти бумаги сейчас находятся. — Но она же убралась.
Жена бросила на него неприязненный взгляд и оглянулась по сторонам с видом, будто ей было неприятно и неестественно видеть все окружающее.
— Что? — мистер Мур пожал плечами. — Ты была с ней весь день дома одна. Она сказала, что хочет поговорить с нами о чем-то после ужина.
— Я думал, ты ненавидишь зеленые бобы, — пробормотал ее отец, позвякивая вилкой о тарелку, пока они ужинали.
— Так и есть, — солгала Табита, глядя в свою тарелку. На самом деле они были весьма неплохими для замороженной еды. Она осушила их, прополоскала, а потом распарила, как тогда, когда училась в колледже. Вкус бобов едва чувствовался, но они были самым полезным для здоровья вариантом, который имелся в наличии в данный момент.
Ее родители ели вчерашние печеные бобы со свежеприготовленными гигантскими хот-догами, которые стоили восемьдесят девять центов за большую пачку. Одного лишь воспоминания об этом мягком мясе, на вкус похожем на болонскую колбасу, обработанном до такой степени, что терялась всякая текстура, и набухшем консервантами, было достаточно, чтобы у нее скрутило живот. До сих пор никто не прокомментировал, почему родители и дочь едят раздельно, так что, надеюсь, они уже были готовы принять некоторые из ее новых эксцентричных особенностей.
— И ты их ешь, потому что...? — спросила миссис Мур с раздражением в голосе.
— Я хочу быть здоровой.
— Ты вполне здорова, дорогая, — сказал мистер Мур, вытирая рот салфеткой — Ты и так прекрасно выглядишь. Тебе кто-то что-то сказал по этому поводу?
— А? — Табита удивленно посмотрела на него — А вы не знали? Все зовут меня бочкой Табби. Так было всегда. Меня всю жизнь высмеивали за то, что я толстая и плохо пахну.
— ЧТО?! — ее мать с громким звоном бросила вилку в тарелку — Кто это сказал?
— Это не имеет значения, — сказала Табита, откусывая еще один кусочек зеленых бобов, — Это общеизвестно, и в любом случае они правы. Никто не может быть таким же честным и жестоким, как другие дети.
— Ты вовсе не толстая, — настаивал отец.
— Кто назвал тебя толстой? — требовательно вопрошала миссис Мур. — Мне нужны их имена, прямо сейчас.
— Я толстая, — сказала Табита с раздражением в голосе — И это не то, что можно изменить, ругая детей или заставляя их извиняться.
— Ты вовсе не толстая, Табита, не смей так себя называть, — настаивала миссис Мур, бросив многозначительный взгляд на мужа, — Так ведь? Скажи ей, Алан.
— Сколько еще веса вы бы мне позволили набрать? — Табита прервала ее с блеском в глазах и по очереди повернулась к каждому из них. Что-то темное появилось в ее взгляде, и мистер Мур понял, что его ответ застрял у него в горле. — И как далеко я могла зайти, прежде чем вы занялись бы этим вопросом? То есть вам все равно, что я чувствую себя нездоровой? Так вы относитесь к бочке Табби?
— Табита Энн Мур. Кто научил тебя так говорить?! — за столом воцарилось долгое напряженное молчание.
— Я прошу прощения, — сказала наконец Табита, отодвигая свою недоеденную тарелку и вставая из-за стола. — Я потеряла самообладание — пожалуйста, простите меня.
— Алан, — тихонько прошипела миссис Мур, когда Табита удалилась в свою комнату, — Ты знал что-нибудь об этом?!
— Табита? — мистер Мур снова постучал в дверь комнаты. — Ты там в порядке? Ты не доел свои бобы... и твоя мама сказала, что сегодня тебе больше нечего есть.
— Голод — это просто ощущение того, что мои жировые запасы начинают истощаться, — донеслись из-за двери ее странные слова. — У меня достаточно энергии, чтобы заняться вечерними физическими упражнениями.
— Милая ... — он раздраженно покачал головой.
'А теперь еще и упражнения? Похоже, она наконец-то вступила в трудный подростковый возраст'
— Можно мне войти?
— Пожалуйста, входи.
'Пожалуйста, входи. Что случилось с "да" или "окей"?' — он медленно открыл дверь и обнаружил, что она стоит посреди комнаты, вытянув ноги в виде буквы V на полу и пытаясь дотянуться до них как можно дальше.
— Милая, мы не думаем, что ты толстая, — сказал он.
— Ты знаешь, сколько я вешу или какой у меня рост? — возразила она, — Потому что индекс массы тела, который я подсчитала, указывает на то, что у меня очень большой вес, и по медицинским стандартам я уже на пути к ожирению.'
— Но...
— Я знаю, что ты пытаешься утешить меня, и я ценю это, — отрезала она, — но сейчас мне нужна поддержка, а не утешение. Я сожалею о своей вспышке ранее, за ужином. Я понимаю, что все это должно казаться очень странным... слишком эмоционально и, возможно, чересчур театрально для вас, но уверяю вас, я очень, очень серьезно отношусь к этому.
— Хорошо, хорошо, — он поднял руки. — Просто... ну, ты же знаешь, как это выглядит.
'Подожди, что она сказала? Она действительно кажется очень... осведомленной. Не сказать, что она была глупой раньше, или что-то вроде того, но это...'
— Мне тринадцать лет, так что я больше не могу считаться ребенком, — пожала плечами Табита. — Теперь я молодая женщина. Именно это я и хотела с Вами обсудить.
— Хорошо, продолжай.
— Я хочу, чтобы ты научил меня, как сбалансировать бюджет, — начала она, садясь и расслабляя ноги. — Как планировать покупки и готовить еду, как распоряжаться своим временем и деньгами.
— Э-э, ну... это...
— Я понимаю, что мы небогаты, но я бы хотела, чтобы все мы согласились на выдачу мне ежемесячных карманных денег. Взамен я буду делать свой вклад, готовя для нас каждый вечер и регулярно поддерживая чистоту в доме.
— Поскольку вы оба мои родители и кормильцы, то если вы не считаете это приемлемым, я готова вести переговоры на ваших условиях. Я считаю, что обучение ответственности является важным аспектом моего личностного развития, и что упорный труд должен вознаграждаться равной компенсацией. Ты согласен?
— Хорошо, я... тебе нужны деньги на карманные расходы, да?
— Да.
— С деньгами туго, милая.
— Я это понимаю.
— Я поговорю об этом с твоей мамой.
— Спасибо. Когда, по-твоему, можно ожидать вашего решения?
— Посмотрим, милая, — пожал он плечами, поднимая руки. — Ты ведешь себя... по-другому, и твоя мама в плохом настроении.
— Я понимаю. Спасибо еще раз. Сейчас я закончу, а потом лягу спать. Спокойной ночи, папочка.
— Милая? — он было повернулся, чтобы выйти из комнаты, но на мгновение остановился, медленно оглядывая свою дочь, — Не пытайся вырасти слишком быстро, ладно? — он не знал, что еще сказать ей.
— Конечно, папа — пообещала Табита, но на ее лице была горькая улыбка, которой не должно было быть места в его тринадцатилетней девочке. — Я постараюсь.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
