Синица

"Отныне, все вы моя собственность. И только мне решать, как вы, черви, будете жить дальше. В моём праве указывать, чем вы станете заниматься и вообще, есть ли смысл в вашем жалком существовании. Что уготовлено для вас сейчас? Для начала, все вы помоетесь в терме, вас осмотрит мой личный лекарь, после чего я приму окончательное решение, подходите ли вы мне, или вас стоит немедленно выставить на торг. — после чего, потеряв к своему новому имуществу всякий интерес, Аврелий обернулся к начальнику своей стражи, и заговорил с ним на родном языке. — Тит, ты знаешь, что делать с этим стадом".

Дальнейшее, для девушки показалось сущим кошмаром. Их загнали в полутёмное, сырое помещение, поторапливая ударами палок с шипастыми наконечниками. Далее, неистово крича, заставили полностью раздеться. После чего, всех вместе, отправили в большую, жаркую комнату, с непонятно каким образом разогретым полом. Где держали до тех пор, пока тела рабов не стали мокрыми от пота. Это действо, для Синицы, отдалённо напомнило баню, только без привычного каменного очага; без её деревянных стен; запаренных веников и жёсткой травяной мочалкой. Впрочем, последнее заменили бронзовые скребки, коими надлежало соскребать с распарившегося тела грязь. Как пользоваться этой диковинной вещью, показал специально присланный, молчаливый подросток-раб, который всё показал на собственном примере. Ну и по окончанию этой странной баньки, всем разрешили обмыться водой, заполнившей огромную каменную кадушку(Так невольники ассоциациировали небольшой бассейн с водой, расположенный возле входа в парилку).

Однако, на этом, римляне не успокоились, после окончания помывки, невольников пинками выгнали из купальни во двор, нагими, а там, на втором этаже, в тени, на небольшом балконе, на деревянной скамье, сидел ожидавший их появление Аврелий. А прямо под ним, то есть балконом, стоял лысый, крепкий старик. Как позднее узнали полоняне, это был лекарь — такой же невольник, именно это все и подумали, так как служитель Асклепия, был облачён в тунику из грубой мешковины, подпоясанную обычной верёвкой. Он, брезгливо морщась, поочерёдно осматривал каждого из рабов, которых ему подводили по очереди, даже заглядывал им в рот, оценивая состояние зубов. После чего, коротко поговорив с живым товаром, указывал охранникам, в какую сторону отводить того, или иного сервуса. В итоге, новоприбывшие весьма оперативно были разделены на три группы. В первой, самой большой, оказалась Синица — единственная женщина. Вторая, очень маленькая, состояла из трёх женщин, включая Первушу. Ну а третьим, отдельно от всех, стоял одинокий мужчина коренастого телосложения. Знай Синица язык, на котором лекарь общался с ланистой, она бы ужаснулась уготовленной для неё судьбинушке.

"Ну что, Гераклус, чем можешь меня порадовать?" — изображая флегматичное безразличие, поинтересовался Аврелий, когда к балкону, подобострастно улыбаясь, подошёл лысый старик и, неестественно для его возраста задрав голову, посмотрел на своего хозяина.

"Да. Эта покупка удачна, как никогда. Вон та группа, самая большая, годна для того, чтоб из неё получились неплохие гладиаторы. — лекарь указал рукой на тех, о ком в данный момент говорил. — Вон те женщины, одна из них умеет печь хлеб. Так что все они, подойдут для того, чтоб прислуживать твоим ученикам и рожать от них новых сервусов. И только один, оказался для нас непригоден. Но, его можно выгодно продать нашим соседям, с чего можем выручить около семи солидов (Солид solidus — римская золотая монета)".

"И почему ты отсеял этого, весьма сильного раба? Раз так дорого его оценил". — в удивлении изогнув бровь, поинтересовался Аврелий, пристально рассматривая одиноко стоящего невольника.

"У него застарелая травма левой ступни, она получена им ещё в детстве. Видно, что его лечили. Но. Что хорошего могут сделать эти варвары? В общем так, работать он сможет — факт. Вот только нам не подходит. Так как он не выдержит нагрузки длительных тренировок. Так зачем нам тратить на него наше время и деньги? Хочу пояснить, почему я так дорого оценил эго варвара. Он кузнец, но, к несчастью, не оружейник. Его слова подтверждают множество заживших ожогов, в характерных для этих ремесленников местах".

"Так ты говоришь, что работать он может? Но при этом, всё равно советуешь его продать".

"Да. Нам будет выгодно от него избавиться. Этот варвар не умеет делать, и тем более, качественно ремонтировать оружие и броню. А переучивать его — долго и накладно ...".

"С ним всё ясно. А сейчас, поясни мне, по каким признакам ты определил, что женщина, которую ты отобрал в гладиаторы, и есть та амазонка, о которой я тебе говорил?"

"Когда я её осматривал, то у неё единственной, взгляд говорил о том, что эта дикарка жаждет меня убить. Да и ноги и руки у неё, не смотря на столь юный возраст, достаточно крепкие, видать это у неё в породе. Немного с нею поработать и у этой амазонки появятся хорошие шансы стать одной из твоих лучших воительниц. И все понесённые тобою затраты, многократно окупятся".

"Что же, ты нигде не ошибся и сделал правильные выводы. Я тебя выслушал и лишний раз убедился в твоей прозорливости. Хвалю. И ещё, отныне, пусть новую, так сказать амазонку, все зовут Quintus, (Латынь Пятая) а далее, посмотрим на ...".

Пока шёл этот диалог ланисты с медиком, Тит, помогая другу, развил активную деятельность. По его распоряжению, всем отобранным лекарем рабам выдали простые, некрашеные туники из грубой ткани и приказали в них облачиться. А единственного отбракованного мужчину, грубо пиная, подогнали к сложенным кучей вещам, на сей раз не словами, а только одними лишь жестами пояснили, что он должен в ней рыться, то есть, искать свою одежду и как можно скорее в неё облачиться. Впрочем, к тому моменту, когда кузнец управился с поставленной ему задачей, его бывшие сотоварищи скрылись в одной из дверей странного дома. Стоило невольнику сделать шаг в том направлении, как его путь преградили сразу двое римских воинов. Один из них, кто был долговязым, и смотрел на раба с нескрываемой брезгливостью, даже скорчил миму, при виде которой можно было подумать, будто он только что раскусил гнилой орех. Второй боец, в противоположность своему товарищу больше всего походил на медведя и так же, как это животное, был скуп на проявление каких-либо эмоций. Они, почти синхронно покачали головами, давая этим понять, что туда, куда ушли его товарищи, этому бедолаге хода нет. А медведеподобный охранник, медлительно ленивым движением руки с зажатой в ней деревянной дубинкой, указал на клетку, которая стояла в дальнем углу двора.

А тем временем, остальные рабы, сопровождаемые надзирателями, оказались в большой, абсолютно пустой проходной комнате с не облагороженными каменными стенами, где их сразу разделили. Трёх молодых женщин, одна из которых была Первушей, увели в правый проём — без двери, остальных погнали в погожую арку, только с левой стороны. Где, после недолгого перемещения по тёмному коридору, невольников вновь разделили. Синицу грубо остановили. В результате чего, она больно уткнулась грудью в неожиданно выставленную дубинку. Справедливости ради, стоит заметить, что это больше всего походило на несильный тычок без замаха. После этого, отпёрли решётку, закрывающую вход в другой коридор, и втолкнули туда рабыню, да сделали это так грубо, что она за малым не растянулась на полу. И эта заминка, вызвала дружный хохот охранников. Решётку вновь заперли и, оставив одного надзирателя, который схватив рабыню за заднюю поверхность шеи, толкнул её, заставив двигаться в нужном направлении. Именно он был из числа тех, кто не смеялся, смотря на злые шутки своих коллег. Ему это было не интересно. Этот римлянин просто занимался нудным и давно опостылевшим делом, делал это без огонька, но выполнял это со всем прилежанием. Седому Донату было абсолютно наплевать на то, что конвоируемая им славянка впервые в жизни оказалась в здании, полностью построенном из камня, и её, привыкшую жить в деревянных домах, эти коридоры давили, можно сказать уничтожали, вызывая в её душе что-то похожее на ужас. Задай, кто ни будь, в этот момент, девушке простой вопрос о её самочувствии, то она, не задумываясь, ответит: "Меня душит, убивает само пребывание в этом каменном, мёртвом доме-пещере". — Но. Высокий, плечистый римлянин, облачённый в кожаный доспех, таких вопросов не задавал, он, изредка работая стимулом, гнал рабыню в её келью, не давая ей успокоиться. Для него было важным передать её старшей амазонке именно в таком душевном состоянии. Так как с этого момента, именно рыжая Спартация и её подруги будут "ломать" новенькую рабыню. А сейчас, на данный момент, все гладиаторы отдыхали после окончания выматывающих тренировок, поэтому, все десять воительниц, находились в столовой и все они, укажут своей новой товарке её место в иерархии их маленькой общины.

И вот, тёмный коридор, давящий своей узостью и тяжестью низкого, тяжёлого потолка, окончился, приведя рабыню и её охранника в столовую с грубыми, неоштукатуренными кирпичными стенами. И ещё, это было большое, серое помещение, с тяжёлыми арочными потолками, но после прохождения по коридору, воспринималось оно вполне нормально. Освещался зал четырьмя зарешеченными окнами, выходящими во внутренний двор школы, а для тёмного времени суток, вдоль стен и по углам, располагались масляные светильники. И ещё. Условно, это помещение разделялось на два уровня, нижний, со стороны глухой стены, вровень с коридорным полом. Центром этой части зала, была большая печь, с множеством глиняной посуды различных размеров, и нескольких больших амфор. Возле окон, имелось некоторое подобие широкого подиума, взойти на который можно было по широким гранитным ступеням. Вот на нём, располагались несколько грубосколоченных, деревянных столов, где, стоя возле них, несколько усталых женщин воительниц принимали пищу, а две их подруги, с унылым видом прислуживали своим товаркам. В данный момент, одна из них, старательно смотря себе только под ноги, подавала рыжей, невысокой, молодой женщине тарелку с чечевичной кашей. А вторая, стоя на коленях, возле края подиума, уныло затирала серою от грязи тряпкой большую лужу, одновременно собирая ею в кучу черепки глиняного горшка. Вот только на лице этой особы, не наблюдалось покорности. Губы были плотно сжаты, на скулах перекатывались желваки, и движения были излишне резкими.

Сделав пару шагов и щурясь от света, идущего из окон, виной этому эффекту была полутьма коридора, из которого только что вышла Синица, девушка растерянно замерла. Начала озираться, изучая место, где как она поняла, ей предстояло жить. Она изучающе посмотрела и на людей, с которыми её придётся проживать в одном доме. А те, в свою очередь, прервали свои занятия, и устремили свои взгляды на неё. Стоящий за спиною римлянин-охранник, что-то проговорил, но не ушёл, как этого ожидала Синичка, а стал возле дверного проёма, опёршись о стену спиной. И тут, заговорила рыжая рабыня. Голос её звучал грубовато, громко, и требовательно. Новенькая смотрела на неё, понимала, что эта невысокая молодая женщина в короткой тунике обращается к ней, вот только, не разобрала из сказанного ни слова.

Спартация, не смотря на свой опыт, как и то, что давно втянулась в ритм жизни гладиатора, сильно устала, до лёгкой тошноты и редких позывов прокашляться. Впрочем, по-другому быть и не могло. Если она позволит себе слабость и перестанет так выкладываться на занятиях, то во время очередного выхода на арену, может проиграть бой. Хорошо если получит неопасную рану, не позволяющую продолжить сражение, то есть ранение не окажется фатальным. Но. Присутствует опасность, что ранение будет летальным, или устроитель игр будет не в настроении от непонравившегося им сражения и прикажет добить побеждённого гладиатора. Что делать тогда? Когда уже ничего не исправишь. Вот она и не щадила себя на занятиях, параллельно, присматриваясь к подругам по школе, чтоб не просто знать все их сильные, и слабые стороны, но и подмечать их прогресс в развитии ратного мастерства. А сейчас, она просто вымещала свою злость на двух новеньких рабынях. Эта парочка появилась здесь только несколько декад назад и только привыкала к новым реалиям своей никчёмной жизни. Именно по этой причине, она разбила кувшинчик с водою, приправленной уксусом. Она с силою бросила его на пол, выкрикнув обвинение в том, что уксус недостаточно разбавлен и пить получившуюся кислятину невозможно.

Не улучшила настроение и подаваемая ей чечевичная каша, обильно приправленная перетёртой костной золою. Вот только разбивать глиняную миску, как до этого, опрометчиво, поступила с кувшином для воды, Спартация не собиралась, она решила остановиться на простом внушении Восьмой. Гладиатор уже набрала в лёгкие воздух, чтоб отчитать нерадивую прислужницу, как увидела, что в зал вошла новая рабыня, следом появился сопровождающий её охранник. Он быстро отыскал взглядом старшую воительницу и сказал:

"Спартация, принимай этого варвара. Её зовут Пятая. Ты прекрасно знаешь, что с нею делать, но, не забывай, что отвечаешь своею головою за её жизнь и здоровье. Дерзай. А я постою здесь, посмотрю, не утеряла ли ты былую хватку".

Последняя сказанная Донатом фраза, резанула по болезненному самомнению Спартации не хуже отточенного лезвия клинка. Что было не мудрено, ведь этот римлянин, усомнился в её способности управлять младшими ученицами. И, весь накопленный за день негатив, усиленный словами охранника, закипая как молоко на плите и ища выход, устремился на новую цель. Именно поэтому, чтоб не предстать перед находящимися на более низкой социальной ступени товарками обычной скандалисткой, старшая амазонка, привычно беря под контроль все свои эмоции, начала прокручивать в уме свои дальнейшие действия. Вдох, выдох. Затем ещё раз. Вдох, медленный выдох. Удостоверившись, что на неё никто не смотрит, потому что все взгляды устремлены на Пятую, Спартация, поблагодарила за это богиню-воительницу Афину Палладу и подумала: "Спокойно. Я здесь главная. Поэтому, первым будет озвучивание моего желания, это первое слово. Если оно не возымеет действие, вновь будет моё слово — предупреждение, и только затем, последует наказание за неподчинение. Расправа должна быть опять же по моему слову, и без лишней суеты. А если что-то пойдёт не так, могу самолично применить силу". — Приняв это решение, старшая амазонка, смерив надменным взглядом свою потенциальную жертву, заговорила:

— Пятая. Меня зовут Спартанка, но разрешаю обращаться ко мне просто, Спартация. Я хочу пить. Принеси мне воды, слегка подкислённой винным уксусом. Да смотри, не испорти моё питьё".

Для поддержания искусственно созданного амплуа Спартации, привыкшей говорить лаконично, сказано было слишком много, но, так было надо. А новенькая рабыня услышав обращённые к ней слова, в свою очередь посмотрела на Спартанку не понимающим взглядом. Да так, что было ясно, она ничего из сказанного не поняла. Поэтому, рыжеволосая воительница, притворно потупив взгляд, обратилась к охраннику его полным именем, содержащим не только преномен, но и номен с когноменом (По порядку: личное имя, родовое или обозначающее, откуда человек родом, личное прозвище) :