Мы не одни

Марка же стали заботить подобные темы вскоре после выписки из технической лаборатории, где ему в прямом смысле по крупицам восстановили голову. И этот интерес — одно из проявлением тех самых посттравматических странностей, о которых робот раз за разом твердил техникам и раз за разом получал один и тот же ответ — поломок и ошибок не обнаружено.

— Классная куртка, — гортанно прогудел Марк, заметив паренька в кожаной косухе, спешно вырулившего из-за угла и столь же быстро юркнувшего обратно. Сказать, что местные боялись пришельцев, в частности их безликих спутников, — значит промолчать.

— Что? — Тесса опустила руку с браслетом-терминалом, над которым парил шарик голографической карты.

— Классная куртка, — повторил телохранитель, следуя приказу из уцелевшей части блока, надежно хранившей все предписания, правила и нормы, хором требовавшие беспрекословного подчинения временному владельцу, коим и числилась юная госпожа Тул.

— Не отвлекайся, — безразлично ответила девушка. — Почти пришли.

Безразличие — так одним словом можно описать меланхов. Тотальная апатия, полное отсутствие чувств — только приорат логики и разума. Иногда роботу казалось, что он более человечен, чем эти очень похожие на людей существа. Но в отличие от местных жителей, у хозяев пепельно-серые волосы, серо-стальные глаза и землисто-серая кожа, а выглядят они, будто находятся на пике долгой изнурительной болезни. Одеваются тоже во все серое, строгое и однотипное — двубортные пиджаки, водолазки с высоким горлом, брюки и ботинки. Выглядят же гости из иной галактики осунувшимися, изнуренными и усталыми, будто на пике долгой болезни, потому что вместо еды употребляют жевательные пастилки с минимально-необходимым запасом калорий и питательных веществ.

А зачем менять образ жизни, если ни яркие, ни мрачные, ни какие-либо вообще иные цвета не вызывают ровным счетом никаких эмоций, как и самая вкусная изысканная еда. Пожалуй, если бы не разнообразные опасности, будь то повышенный радиационный фон Земли, холод или жара, хозяева вообще ходили бы голышом, как верные слуги-роботы. Марк же был искренне рад, что его новое задание попадает под статус боевого, и роботу как телохранителю положен полимерный бронекомбинезон — пусть такой же серый и унылый, как и все у меланхов.

Радость. Счастье. Хорошее настроение. Марк постоянно натыкался на упоминания подобных чувств в терабайтах земных текстов, оцифрованных и загруженных в центральный датабанк, и мог без труда проводить причинно-следственные связи самого чувства и какого-либо катализатора, оное чувство вызывающего.

Мне интересна одежда. Сегодня мы по делам в городе. Я смогу осмотреть много одежды и, быть может, даже взять себе что-нибудь. Поэтому мне хорошо. Наверное. Странное чувство. Неудивительно, что техники ничего не замечают.

— Что ты бормочешь? — спросила Тесса, безразличным взглядом следя за навигатором.

— Я хочу одежду, — тут же ответил спутник.

— Зачем?

Никакого удивления, ошеломления, подозрения, тревоги или восторга — ну ничего себе, боевая машина хочет прибарахлиться — с ума сойти! Кому рассказать — не поверят! Может, исследовать ее? Или созвать техников — пусть разбираются, вдруг это новый виток в развитии искусственного интеллекта, способный перевернуть наше представление о электромеханических киберсинтетических созданиях? Нет, просто уточнение. Программа будет закрыта — да/нет? Вы действительно хотите закрыть программу?

— Мне нравится одежда.

— У тебя есть комбинезон.

— Да. Но я хочу еще.

— Зачем?

Правый плечевой шарнир дернулся как от перепада напряжения. Хотя, по заверения приснопамятных диагностов, с энергоцепями все в полном порядке.

— Просто так.

— Нецелесообразно, — отчеканила Тесса.

Сокрытый в бронированной каморе кристалл квадрокванта, вращающийся одновременно в двух направлениях и существующий сразу в двух измерениях за две секунды перебрал четырнадцать тысяч вариантов ответа и выбрал тот, что удовлетворит обе стороны:

— В земной одежде я буду меньше пугать аборигенов. Меньше страха — меньше агрессии. Меньше агрессии — меньше угрозы кадету Тул.

Девушка остановилась. Сторонний наблюдатель из числа людей, окажись он рядом, принял бы разведчицу за механическую куклу, у которой закончился завод. Вот она шла — а вот встала как вкопанная, не шевеля ни единой частью тела. Оцепенение, какое обычно охватывало меланхов во время важных раздумий, длилось около десяти секунд (девять целых пять десятых) — по меркам роботов целая вечность, и все это время Марк пребывал в повышенной боеготовности, по неизведанной и совершенно иррациональной причине ожидая нападения со всех сторон разом. Возможно, таким образом проявлялся некий аналог волнения. Возможно, ошибка таилась так глубоко, что техники просто не сумели ее разглядеть. И вот наконец прозвучал ответ — тихо, угрюмо и вполне в духе меланха:

— Целесообразно. Даю тебе минуту.

Марк справился бы и за половину отведенного времени. Сканеры давно подобрали и необходимый покрой, и размер, и фасон, оставалось лишь открыть дверь и взять нужное. Но у самого входа робот почему-то остановился, поглаживая коленчатыми пальцами обшарпанную ручку. Табличка на двери гласила: "Закрыто". Такие же таблички висели на девяносто девяти процентах магазинов, кафе и прочих подобных заведений — после установления Порядка города практически опустели. И с точки зрения меланхов все бесхозное полагалось безвозмездно использовать в случае необходимости. С точки зрения людей это называлось мародерством.

Так как местных денег у робота не водилось и водиться не могло, Марк снова ощутил странное чувство — но в этот раз не боевое, а наоборот — схожее с погружением в энергосберегающее бездействие. Но тут на выручку пришла уцелевшая часть квардрокванта, выудившая из оперативной памяти новую порцию инструкций и уставов, переведя слова Тессы в приказ, сопротивляться которому строжайше запрещено.

Напряжение в цепях восстановилось, и Марк без зазрения совести (совести?) взял с полки пестрые клетчатые штаны, черную кожаную куртку и красные туфли с острыми носами. Все это налезло впритык — робот по неизвестной и в какой-то мере аномальной причине забыл внести в расчеты поправку на бронекомбинезон, расставаться с коим также строжайше запрещено — ни одна технология не должна достаться аборигенам.

Странно. Все очень странно. Я вроде бы рад, а вроде и нет. Вроде все хорошо, а вроде что-то пошло наперекосяк. Иногда я жалею, что не меланх. Уж их-то ничто не волнует.

Посреди замусоренного двора в окружении бетонных высоток притаилось обнесенное забором рыжее здание.

Школа.

Занятий здесь не велось около года — с самого момента Контакта (земляне до сих пор упорно называют его Вторжением), когда меланхам пришлось применить пусть и очень аккуратную, сдержанную, но все же силу. Однако города больше пострадали от действий самих людей — их танки, самолеты, пушки крушили и взрывали все подряд, в то время как отряды роботов действовали с точностью и осторожностью лазерного скальпеля, один за другим нейтрализуя вооруженные формирования аборигенов — от групп настырных повстанцев до объединенных армий.

Само собой разумеется, мирные жители бежали как можно дальше от городов, где гремело и полыхало целую неделю — что ни говори, а в агрессии и упорстве местным не откажешь. Но оно и к лучшему — маленькие человечки попадали бы в обморок, заявись к ним в класс безликое чудовище, способное в одиночку принудить к сдаче эсминец, а при особом старании — и целый крейсер.

— Убийцы! — донеслось с высоты. — Вон отсюда!

Тут же хлопнула форточка, но по направлению звуковой волны и отражению эха Марк вычислил крикуна: третий подъезд, седьмой этаж, мужчина, плюс-минус сорок лет, злоупотребляет этанолом и табачными ингаляциями.

Миг спустя скрипнуло окно тремя этажами ниже, и дряблая старушечья рука запустила в Тессу яблоком. Снаряд прошел бы в метре и двенадцати сантиметрах левее цели, но робот, повинуясь не то вшитым директивам, не то внезапному всплеску тревоги, вынудившего вздрогнуть каждый проводок, быстрее звука махнул рукой и поймал темно-красный плод двумя пальцами.

— Нас тут не любят, — заметил робот.

— Любовь — это просто чувство, — резонно отметила девушка и зашагала к ступеням с холодной выправкой типичного меланха.

Спутник собрался выбросить яблоко в мусорный бак и уже произвел расчет траектории (дальность, угол, силу броска, поправку на гравитацию и вращение планеты), но по странной и совершенно нелогичной причине остановился и протянул его Тессе.

— Хочешь? Микроорганизмы в пределах нормы, следов яда не обнаружено.

Кадет перевела отрешенный взгляд с подношения на блестящую лицевую панель и бесстрастным тоном произнесла:

— Нет.

Яблоко шлепнулось аккурат по центру мусорки. Робот, обогнав хозяйку, первым вошел в опустевшее здание, хотя еще до прилета знал, что внутри нет никого, кроме мелкой живности. Бьющие сквозь пыльные витражи лучи роняли на пол пестрые калейдоскопы, и боевая машина на мгновение замерла, наблюдая за буйством красок под ногами. В понимании робота мгновение — это тысячные доли секунды, абсолютно незаметные для любого некибернетического существа, однако в этот раз задержка оказалась столь долгой, что не укрылась от глаз начальницы.

— Ты подвисаешь в последнее время. Переустановить систему?

— Нет, — громче обычного прогудело под маской.

И вновь этот странный электрический всплеск, похожий на переход в режим повышенной боеготовности или аварийное восстановление энергоцепей. Да только от кого тут обороняться — от мышей? Или же до конца починенный искусственный интеллект посчитал за угрозу слова хозяйки, ведь переустановка если не полностью сотрет, то критически повлияет на те настройки, которые и вызывали странные всплески, странные ощущения и странное отношение к окружающему миру.

— Тогда не отставай. Мы почти на месте.

На всякий случай Тесса сверилась с расписанием на стене, хотя потратила на составление плана два дня и знала все шаги наперед. Но тяга к точности у меланхов в крови, а повторение — мать всего сущего. Кабинет литературы находился на первом этаже, табличка на посеревшей от грязи двери почему-то носила номер сто три, хотя во всем здании не набралось бы и сотни комнат, с учетом туалетов и подсобок. Марк знал, что так удобнее — первая цифра в трехзначном коде означала этаж, поэтому сотня — первый, двести — второй и триста — третий.

Тессе же было все равно. Несмотря на близость заветной цели, отделявшей кадета либо от почета, либо от позорного изгнания из Корпуса наземной разведки, девушка проявляла не больше эмоций, чем механическая кукла. Робот же, войдя в помещение, на ходу зачем-то провел пальцами по парте и поднес к лицевой пластине грязные подушечки. После ранения он все чаще делал то или иное зачем-то или почему-то, выбиваясь из общепринятой для боевых машин поведенческой матрицы. Но раз техники говорят, что все в норме, значит и переживать не о чем.

Переживание.

Интересно, волнуется ли госпожа Тул в решающий для себя момент? Глупый вопрос — разумеется, нет. Но глупые вопросы — еще один побочный эффект сродни тяге к обновкам, и Марк старался не тратить мощности на то, чего не мог объяснить.

Все книги, даже не представляющие никакой ценности вроде учебников по точным наукам, давно из школы вывезли. Или как сказали бы меланхи — эвакуировали. Да и не страшно — все эти земные физики и химии такая примитивщина, что просто курам на смех. Жаль, никто из пришельцев — ни хозяева, ни слуги не оценит иронию в силу неумения смеяться, а Марк лишь осознавал суть этой реакции и катализатор, ее вызывающий. Самому реагировать на юмор еще не приходилось, хотя поводы встречались чуть ли не на каждом шагу — взять то же брошенное яблоко. Чего пыталась добиться старуха, швыряя плод массой двести пятнадцать грамм в механизм, выживший после прямого попадания из танка? В этом же нет ни разума, ни логики, но аборигены так часто занимались бессмысленной ерундой, что, казалось, иной жизни просто не представляли.

­— Есть, — спокойно произнесла Тесса, вытащив из учительского стола стопку тетрадей. Спокойствие, спокойствие, еще раз спокойствие, хотя ценность пожелтевших бумажек для меланхов столь велика, что вполне может сравниться с открытием еще одной заселенной планеты.

— Будешь читать все подряд? — спросил робот, присев на край парты.

— Нет. — Стопку тетрадей припечатал синий журнал с тиснеными золотыми буквами, выбив из листов бурые облачка. — Только самое лучшее.

Тонкий палец с коротким ногтем скользнул по желтой бумаге, шурша вдоль строчек с длинными рядами цифр — от двойки до пятерки. Единица не встретилась ни разу, хотя робот знал, что оная используется в принятой системе мер. Оценивать знания и умения детей по пятибалльной шкале — что может быть глупее и бестолковее? Когда Тесса поступала в Корпус, ее навыки судили по сорока девяти параметрам и каждый уточняли до тысячной доли процента. Да и то ходят слухи, что совет капитанов смотрел сквозь пальцы на потуги отпрыска Бэй'рона. Да, кадет в пятнадцать лет — не исключение, а данность, вот только КНР впервые изучал развитую разумную цивилизацию, а не очередной мертвый камень, поэтому и спрос с кандидата и ответственность оного возрастали в миллион крат.

А если быть точным — в десять с половиной, но Марку захотелось преувеличить. Почему-то.

— Иван Перов, — сказала Тесса, изучив оценки. — Одни пятерки и по русскому языку, и по литературе. Начнем с него.

— Восьмой класс, — отозвался робот, потерев костяшками пластину. — Твой ровесник. Может, чуть младше. Думаешь, его писанина сгодится?

— Проверим, — равнодушно отозвалась хозяйка, выбирая из стопки нужную тетрадь. — А у него красивый почерк. Взгляни.

Почерк и правда красивый — чем-то похожий на аккуратную вязь из старинных рукописных книг. Вот только спутница произнесла эту фразу таким тоном, будто отыскала щебень в куче щебенки. А затем... затем перелистнула страницу, и ее лицо — треугольное, осунувшееся, с острыми скулами — начало терять болезненную серость, а радужки, точно вырезанные из листа стали, прояснились, изошли льдистыми жилками. Зрачки расширились, хотя в классе было достаточно светло, дыхание участилось, а пульс из полукоматозного прыгнул до вполне обыденного для человека ритма. Марк — тот еще специалист в медицине (особенно местной), но по своим ощущениям и данным сканеров мог бы заявить, что изменения, произошедшие с юной подопечной после первых строк, больше всего напоминали пробуждение от долгого беспокойного сна.

Прочитав все до последней строчки, Тесса отложила тетрадь в сторону и медленно стекленеющим взглядом уставилась на робота.

— У меня получилось. Я нашла его.

Глава 3. Война миров

Стальной "вороний череп" завис в полуметре от площадки, и вихри вспыхнувших точно расплавленное золото песчинок воспарили к сияющему нейтронной звездой брюху. Когда корабль улетит, в песочнице застынут стеклянные полупрозрачные сталагмиты, похожие на спирали ДНК — заветный сувенир для каждого городского ребенка.