Питти проводил невесту напряженным взглядом, словно ожидая, что в любой миг все может перемениться. Все поняли, что он беспокоится, теряя ее из виду, но только поглупевший от счастья Лютио счел это признаком внезапно вспыхнувшей любви, которая не терпит даже минутных расставаний. Колдуна настойчиво выпроводили в гостевые комнаты, а затем гости, которым не выпало счастья считаться женихами девиц из дома Дунио, по очереди пожелали старику-отцу терпения и благоразумия, после чего разошлись по домам. Последним ушел Лютио, успев увидеть краешек платья Фосси, и клятвенно заверив Дунио, что завтра посватается, как положено — в присутствии своего собственного родителя и поверенных обоих семейств, которые немедленно приступят к составлению брачного контракта.

Уже к утру во всем Фреченто чесали языки о чудесной свадьбе Жустины с чародеем, и только ленивый к обеду не успел прогуляться мимо ограды дома Дунио, который теперь называли не иначе, как Дом-С-Бесом. Челядь, приставленная к колдуну, наперебой рассказывала, что Питти всю ночь не спал, жег свечи и ходил взад-вперед по комнате. Под утро чародей прилег, и тут же из комнаты Жустины раздался шум и крик, но не успели к ней достучаться, как все стихло, а в гостевом домике тут же снова засветились окна.

То же самое повторилось и на следующий день, причем Питти отказался выйти к завтраку, а голос у него стал такой печальный и слабый, словно колдун простыл и перепил вина одновременно.

-Сторожит невесту от беса! — с уважением и опаской говорили слуги, и в кое-каких домах, отмеченных проклятием женской сварливости, заговорили, что не худо бы позвать будущего зятя Дунио в гости.

Сам господин Дунио не знал, что и думать — приготовления к свадьбе способны вышибить дух из отца невесты даже если удается растянуть их на пару-тройку месяцев, а уж если времени на предсвадебные хлопоты отведено меньше недели!.. За такой срок никак не сшить подвенечное платье, и к пиршественному столу придется достать из кладовых все запасы подчистую, да еще и в долги войти. Почтеннейший Дунио, потерявший покой и сон, решился просить Питти перенести свадьбу хотя бы на пару недель далее, но, постучавшись в дверь гостевых покоев, увидал, что будущий зять его цветом лица похож на восставшего из гроба покойника. Слабость эта не была признаком податливости — напротив, стоило только заикнуться о переносе торжеств, как колдун пришел в ярость и едва ли не выставил будущего тестя вон. "Ох, не к добру все это!" — повторял себе господин Дунио, но прогнать Питти и сорвать свадьбу дочери не решился.

Сама по себе поспешная свадьба была неприлична донельзя, но к ней прилагались десятки совершенно непристойных мелочей — платья Жустины, которые когда-то мыслились подходящими для празднеств, оказались тесны на засидевшуюся в девицах невесту. Шнуровка узких рукавов трещала на ее сильных руках, швы расходились при каждом движении, но саму Жустину это ничуть не смущало — она только повторяла скучным голосом, что всем довольна и лучшего наряда вообразить себе не могла. С женихом своим до свадьбы она ни разу не увиделась: он не выходил из своих покоев, точно дав обет затворничества, и не выказал ни единого пожелания по поводу свадебного порядка.

К храму нареченным полагалось прибыть порознь, но так как они вопреки всем условностям жили в одном доме, то сошлись на том, что жених попросту последует за процессией невесты в отдельном паланкине. Господин Дунио, не знавший, за кого более волноваться — за чрезмерно покорную дочь или же за будущего зятя, превратившегося за последние дни в некого призрака, — в итоге решил не нарушать обычный порядок и сопровождал Жустину. Зеваки, выстроившиеся вдоль улицы, ведущей к храму, не скрывали своего любопытства и громко обсуждали, что платье никуда не годно, а отец невесты, по всей видимости, вот-вот отдаст богу душу из-за стыда и переживаний. В самом деле, бедняга Дунио, столько лет страдавший из-за сплетен вокруг незамужней Жустины, теперь уж пил чашу унижений, как ему казалось, до дна.

Но главный удар ожидал его у храма, когда он увидал, что жених настолько измят и неопрятен, точно все эти дни пьянствовал и спал, где придется, не сменяя одежды.

-Да что же это?.. — воскликнул Дунио, едва не плача.

-Всем мой жених хорош, — тут же отозвалась Жустина, глядя в пустоту.

-Вы дочь отдаете за человека, или за ворох тряпок? — грубейшим образом ответил Питти, и, схватив невесту за руку, потащил к алтарю, тем самым вызвав смех и громкие пересуды. Жустину во Фреченто не любили — кого-то она жестоко высмеяла, кому-то поставила синяк под глазом или выдрала клок волос, других спустила с лестницы, третьих облила помоями. И хоть винить в том полагалось злого духа, прощать так быстро строптивую дочь Дунио никто не собирался. Пришло время ей самой стать предметом злых насмешек, которыми вполголоса обменивались гости:

-Наконец-то! Расплатилась сполна за свою дерзость!

-Была она безумна, и в жены получила такого же полоумного.

-Позорила отца, так получай позорную свадьбу!

-Нехороши ей были женихи из Фреченто! Пусть теперь радуется своему колдуну, которого принесло сюда, как ветер носит всякий дрянной сор. Глядите на него — наверняка мертвецки пьян, ишь как шатается!..

-Была гордячкой, а посмотрите на нее сегодня: молчит, точно воды в рот набрала. И не жалуется, что платье наспех перешито, а жених вовсе в обносках. Должно быть славно проучил он того беса, раз ядовитый язык Жустины укоротился раза в два.

-Смешнее свадьбы сроду во Фреченто не видали!

А были и те, кто открыто и громко говорил:

-Молодец колдун! Проучил ее как следует! Теперь узнает, что не всегда все будет по ее желанию.

Но самому колдуну, похоже, было не до смеха: когда пришло время невесте идти к алтарю — он позеленел лицом, а глаза, напротив, покраснели, словно на плечи ему сейчас взвалили несколько мешков муки. Многие говорили, что в тот момент казалось, будто его сейчас хватит удар, а невесте словно и дела до того не было. Медленно, словно лодка плывущая против течения, шествовала она по храму, через каждый шаг замирая и запинаясь. И если бы лицо ее не сохраняло при этом полное спокойствие, то можно было бы подумать, что к жениху Жустину тащат на невидимом аркане, а она изо всех сил сопротивляется.

Пришло время говорить обеты — и вновь она была безмятежна и мила, как никогда ранее, но по щеке поползла слеза, до которой, впрочем, никому не было дела. Мало ли невест плачет на своих свадьбах?.. Гораздо большее внимание досталось той самой Фосси — хорошенькой девице, маленькой и хрупкой точно певчая птичка. Лицо ее попеременно меняло выражение: она то радовалась, что наконец-то сестра перестанет быть проклятием семьи, то стыдилась ужасных обстоятельств свадьбы, и крохотные ушки ее горели ярко-алым светом. Лютио, сидевший неподалеку, тоже краснел — но от другой досады: ревнивцы сразу замечают, когда на их сокровища притязают другие, а сегодня во Фреченто многие холостяки сочли, что помолвка младшей дочери Дунио — чистая условность.

Сам же несчастный отец двух красавиц-дочерей не мог найти себе места от беспокойства и думал лишь о том, что со свадьбой все неладно, как и с женихом. "Ох, что же я наделал! — думал он. — Здесь все сплошной обман. Нельзя спускать глаз с колдуна, и, быть может, если я докажу, что он злонамеренный мошенник и плут, то позор падет не на мое семейство, а на чародейское сословие, гореть ему в аду!.."

Но вновь здравомыслие его не принесло никакой пользы: едва только священник объявил Жустину и Питти женой и мужем, как колдун, едва совладав с заплетающимся языком, громко объявил:

-Отлично! А теперь пусть родственники и гости нас простят, но мы с женой немедленно уезжаем из Фреченто. Да-да, не сменив одежды, и не побывав на свадебном пиру. Мне позарез нужно вернуться в родные края, а Жустина, как моя жена, должна следовать за мной, куда бы я не направился.

Гости всполошились так, что огонь свечей затрепетал, а лавки заскрипели.

-Но это вовсе никуда не годится! — закричал Дунио, уже не скрывая своего возмущения. — Где это видано? Как можно отправляться в дорогу прямиком со свадьбы?!

-Жустина теперь моя по божьей воле и человеческому закону, — огрызнулся Питти, шатаясь и обводя беспокойную толпу мутным взглядом. — Если не я буду распоряжаться ею, то кто тогда? Я забираю ее с собой немедленно, и пусть только кто-то попробует остановить меня, человека в полной мере свободного. Как я приехал во Фреченто, когда мне того пожелалось, так и уеду. До сегодняшнего дня у меня из имущества при себе имелся конь, а теперь — конь и жена. И их обоих я забираю. Кто посмеет удерживать Жустину, того я сочту грабителем, так и знайте. И защищать свое добро буду точно так же, как если б встретил разбойников в лесу!..

В отчаянии господин Дунио, смотрел на суматоху, не зная что предпринять, пока взгляд его не остановился на Лютио.

-Сын мой! — вскричал он, вцепившись в руку юноши. — Ты ведь в приятельских отношениях с этим проходимцем. Да что там! Ты его привел в мой дом!.. И если не желаешь, чтобы я поверил, будто ты с ним в сговоре, то немедленно отправишься за ним. Говори треклятому чародею что хочешь, но если собираешься и дальше звать меня любезным отцом, то тебе придется набиться ему в спутники. Жустина все-таки приходится мне дочерью, и я хочу знать, не собирается ли безумный колдун ее погубить!.. Да и тебе она вскоре будет не чужим человеком, если богу угодно, чтобы вы с Фосси связали свои судьбы...

Лютио, захваченный врасплох, растерянно вертел головой — от Фосси к будущему тестю и обратно. Менее всего ему хотелось впопыхах покидать Фреченто, да еще и в столь смутное время, когда все холостяки города собирались околачиваться у порога Дунио. Но, несмотря на дурман влюбленности, в глубине души он сознавал, что надежнее будет сделать ставку не на чувства юной невесты, а на благосклонность ее отца.

-Ох, ладно, ладно! — ответил он, превозмогая крайнюю досаду. — Конечно, я провожу Жустину до дома Питти и прослежу, чтобы с ней все было благополучно.

Так и вышло, что новоиспеченные супруги покинули Фреченто еще быстрее, чем поженились — безо всяких пожитков, в тех нарядах, что послужили им как свадебные. А следом за ними помчался Лютио, отнесшийся к путешествию чуть более здраво и оттого захвативший с собой пожилого слугу по имени Черуппино.

Еще до наступления темноты Лютио нагнал приятеля в предгорье — сам Питти был едва жив, а Жустина как будто спала с открытыми глазами, предоставляя своей лошади полное право идти туда, куда ей вздумается. Конечно же, путникам такого рода на каждый шаг вперед приходится делать добрых два десятка в сторону или назад. У молодого колдуна давно уж не хватало сил на брань, однако, завидев Лютио, он нашел силы, чтобы крайне недвольно и грубо воскликнуть:

-Какого дьявола? Что за черти тебя принесли?

-Я менее всего желал бы за тобой гоняться, — не менее раздраженно отозвался Лютио. — Но тесть твой приказал, чтобы я проследил за вами и уберег Жустину от дурного обращения.

Тут уж Питти дал волю гневу и долго проклинал всех своих новых родичей до седьмого колена, не смущаясь того, что Жустина слышит все эти недобрые слова.

-Как знаешь, Питти, — упрямо сказал Лютио. — Мне нет дела до твоих хитростей, и с Жустиной мы никогда не ладили, но если старый Дунио решит, что я нехорош для Фосси — то жизнь моя кончена раз и навсегда. Ругайся хоть всю дорогу, а я поеду с тобой!

Иные влюбленные готовы броситься со скалы из-за своих страстей, а кто-то пьет яд или лезет в петлю — что толку с ними спорить человеку разумному? Питти, поразмыслив, решил, что прогонять Лютио не стоит. Хотя, признаться честно, сам чародей то ли позабыл времена, когда влюблялся без памяти, то ли сердце его не слишком-то способно было к безумствам, и побуждения приятеля ему казались донельзя глупыми.

Погода, точно решив зло подшутить над ними всеми, ближе к ночи начала портиться, и вскоре с небес на головы путникам обрушился густой мокрый снег — не столь уж редкое явление в окрестностях Фреченто. Питти, без того с трудом державшийся в седле, шатался все сильнее и ронял поводья от слабости. Лютио был на него от души зол, оттого поначалу не предлагал помощь, но затем беспокойство за приятеля пересилило досаду.

-Ты болен? — спросил он, поравнявшись с чародеем. — Быть может, следует отдохнуть? Ночью на горных тропах мы переломаем коням ноги.

Но Питти не выказал благодарности за заботу, вновь показав свой дурной нрав.

-Никаких остановок! — резко ответил он. — Мне нельзя спать!

Даже Черуппино-слуге, человеку флегматического и даже несколько равнодушного склада характера, происходящее показалось странным.

-Ваш приятель желает свернуть шею не себе, так нам, — сказал он тихо Лютио. — Горы наши не так уж круты, но ночью никакой дурак здесь ходить не будет. А с ним еще и дама! Верхом! Будь госпожа Жустина не так крепка здоровьем, то еще до захода солнца мы бы остановились на привал. Слыхал я от ее служанок, что девица эта сильнее многих мужчин, и рука у нее тверже, чем у любого конюха, но как-то не верилось — а зря!..

-Удивительно то, что она все это время молчит и ни о чем не просит, — так же вполголоса отвечал Лютио. — Как будто не чувствует ни голода, ни холода, ни усталости.

-Зато колдун вот-вот свалится! — заметил Черуппино, и оказался совершенно прав: Питти как раз качнулся особенно явно, а затем, уронив поводья, принялся сползать с лошади, по всей видимости — потеряв сознание.

Лютио и Черуппино, переглянувшись, поспешили ему на помошь, пока чародей не угодил под копыта. О Жустине, к стыду своему, они полностью позабыли — она порядочно отстала от остальной компании, и лошадь ее тихо плелась позади всех.

-Питти, дружище! — восклицал Лютио, тормоша беспамятного колдуна. — Да что с тобой? Ты жив?

Тот тихо застонал, промолвил что-то неразборчивое, как это бывает в лихорадке, и некоторое время Лютио не мог добиться от него никакого внятного объяснения — как тут не переполошиться?..

-Жустина! — вдруг громко и отчетливо, даже с некоторым испугом сказал Питти. — Жустина?..

И не успел Лютио сообразить, что на это следует ответить, как мимо них, в сгущающихся сумерках сквозь снег промчалась лошадь Жустины, да так быстро, словно за ней гнался сам дьявол. Черуппино после клялся и божился, что девица подгоняла ее, бешено колотя пятками по бокам и визжа, точно ведьма. Благоразумный Лютио склонялся к тому, что лошадь чего-то испугалась и понесла, а кричала Жустина от страха, но не сказать, чтоб в том он был сколько-нибудь уверен.

Чародей, до того бессильно висевший на руках у приятеля, дернулся всем телом, с трудом устояв на ногах. Встряхнув головой, он с внезапной силой оттолкнул Лютио, вскочил на своего коня и с криком: "Ее нужно остановить!" помчался вслед за женой. Хоть при этом Питти неожиданно проявил себя как весьма заботливый супруг, Лютио в тот миг окончательно решил, что история с женитьбой обернется для всех страшной бедой. И во внезапной болезни Питти, и в покорности Жустины таилось что-то недоброе. Вместе с Черуппино они отправились на поиски, моля святых заступников, чтобы те не дали им потеряться во вьюге или же свалиться с обрыва. За Питти просить, впрочем, никто не решился — у чародеев, как известно, свои собственные покровители. Что до Жустины — то в глубине души Лютио считал, будто она заслужила любую беду, которая могла с ней случиться ночью в горах.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓