3. Падение

Знаку установившейся связи я не поверил, слушая бесполезный оглушительный треск, пока через чудовищные помехи не пробился слабый голос.

Больше всего мне хотелось заорать, что за хрень тут происходит и зачем. Но это было бессмысленно: если Кайя сделал то, что сделал, он объяснит сам, но вряд ли вернется обратно.

— Убежище Ива, — быстро произнес Кайя. Его голос звучал живее, чем за все время с нашей встречи. — Пять тысяч четыреста пять человек. Здесь почти нет охраны. Мы слышим взрывы.

— Переговоры провалились. Коалиция напала, — я быстро скосил глаза на карту и мысленно выругался. Маленький город Ива торчал прямо у границы. Им всего чуть не хватило, чтобы не попасть в зону поражения.

— Я знаю. Они ломают двери убежища. Мы готовы сопротивляться до последней капли крови. Если вы прикажете.

Скрежет в наушнике перешел в грохот, почти перекрывший последние слова. Я глубоко вздохнул и сказал:

— Сдавайтесь.

— Сда... — в ровном голосе появилась запинка. И, наконец-то — эмоции.

— Сложите оружие. Они садят проклятиями массового поражения по жилым землям. Приветствуйте как освободителей от тирании Ужасной Тьмы. Плачьте и рассказывайте, как вы им рады. Наплетите что-нибудь, Кайя, вы же светлый. Они вырежут всех при намеке на сопротивление. Сохраните людей. Мы вас освободим, но нам нужно, чтобы было, кого освобождать. Я приказываю...

Связь прервалась.

Я еще пытался менять настройки, вслушиваясь в однообразный шум, а потом снял наушники.

— А вы у нас, оказывается, предатель и пораженец, — чуть ли не пропел Нэттэйдж. — Вот в Ньен вас бы поставили у стеночки...

— Предательство — это гробить гражданских впустую. А это называется "военная хитрость", — я резко встал, вслушиваясь в их эмоции и, не до конца веря сам себе, спросил: — Почему вы...

На самом деле — они бы могли героически сопротивляться до последней капли крови. Где-то полчаса. Что могут против обученных бойцов мирные граждане, которые в жизни оружие не держали — умереть? Зачем нам мертвые мирные граждане? Северные зачистят убежище и без напряга пойдут дальше. Для заложников хотя бы есть шанс. Но до чего же отвратное чувство — постоянно не улавливать общей картины.

— Шеннейр.

— Почему Шеннейр бросил город? Где наши отряды?!

Темные маги переглянулись; а потом Гвендолин плавно повела длинными рукавами, заговорив мягко, словно с ребенком:

— Война идет на нашей территории. Мы не можем бить неконвенционным оружием по нашей территории. Мы не успеваем закрыть всю границу. Нас мало. Мы не можем класть ценные жизни впустую, прикрывая крошечный город, когда под ударом третья столица Астра.

"Сколько человек на Побережье, а сколько на Островах?.."

— Светлый магистр. Вам не стоит об этом беспокоиться. Ваш светлый, Кайя — насколько я читала его личное дело — ему сидеть в плену не привыкать.

Усталость нахлынула внезапно. Высшие стояли напротив, объединенные даже большим, чем внутренней общностью. И, даже когда я стоял, мне приходилось смотреть на них снизу вверх.

— Так значит, ваш новый подручный нарушает ваши приказы. Действует без вашего позволения, — глаза Нэттэйджа маслянисто блестели. Я обошел его по кругу, пробираясь к выходу; высший поворачивался вслед за мной: — Я слышал, что от наказаний в светлой гильдии люди испытывают страшные мучения. Можно посмотреть?

Я захлопнул дверь.

Тени следовали за мной по пятам; их голодные глаза смотрели из дверных проемов, из черных коридоров. Они молчали, они всегда молчали, но я слышал, как длинные когти царапают стены.

"Нет ни малейшей доблести в том, чтобы вылавливать из воды раздувшиеся тела утонувших во время урагана".

"Нет ни малейшего интереса в том, чтобы разбирать завалы и хоронить обугленные кости".

"Люди неблагодарны, и нет ничего веселого в том, чтобы их спасать".

"Вот поэтому темного магистра Шеннейра не было на Маро Раэту".

Я зажмурился и сдавил виски. Прошлое не имеет значения, как и темный магистр Шеннейр. Я светлый, и у меня свой долг и своя ответственность.

Я знал, что никаких таблеток в моих покоях нет, но все равно перерыл их второй раз. Вещи, как назло, валились из рук. Мне бы очень пригодился блокиратор. Мне бы сразу стало лучше. К кому мне обратиться? Лоэрин в изолированном блоке, Миль...

Миль был на минус третьем уровне, и я чуял это, как будто в голове вращалась стрелка компаса. На минус третьем уровне располагались мастерские архитекторов печатей, но вряд ли кто-то из них протестовал, чтобы Миль пришел и занял любую.

Посреди пустого зала стояла деревянная рама с натянутыми на нее нитями. Мастер проклятий ходил вокруг и поправлял узор.

— Чего вам надобно, магистр? — спросил он, не отвлекаясь от дела. Я приблизился, стараясь не наступать на разбросанные по полу клубки.

— Есть ли у вас подходящее зелье... — заклинатель даже не стал отвлекаться от своего занятия, и я без околичностей сказал: — Блокиратор. Мне он нужен.

— А мне нет.

— Тогда отдайте. Вы выдали мне первую дозу, когда я только прибыл в Аринди...

— Не продолжайте. Шеннейр выгреб все подчистую, теперь он ваш лучший друг. И учтите, Рейни, я достал это из запасов Мэвера, и все таблетки давно просрочены.

Ответы неприятно походили на увертки, но Шеннейр в самом деле мог так поступить. Я попробовал зайти с другой стороны:

— А если смешать препараты...

Если создать достаточно взрывную смесь, то она может перебить эту тоску. Делал же Миль для меня снотворное, когда оно еще действовало...

— В основе блокиратора и стимуляторов — одно активное вещество. Именно оно воздействует на мозг, именно на него подсаживаются. Только в блокираторе концентрация его выше в сотни раз, так что мозгу приходится блокировать эмпатию, чтобы не перегореть...У меня есть десятипроцентный раствор, но вам я его не дам.

Удовольствие, прозвучавшее в отказе, было совершенно неподобающим. Я вцепился пальцами в плечи, не в состоянии понять, холодно в комнате или жарко; заклинатель сощурился, вглядываясь в тусклом свете, и с радостным изумлением воскликнул:

— Светлый магистр, у вас что, ломка?

Я поморщился. Такой итог был предсказуем, и блокиратор действует на мозг слишком хорошо и быстро, чтобы обойтись без последствий, но это вовсе не ломка. Я немного чаще пользовался всеми этими нейропрепаратами, чем нужно, но если получить еще немного следующего, мне сразу станет легче...

— Светлый магистр! Куда катится мир? А ваша гильдия-то знает, что вы без химии уже не обходитесь?

— Вам ли упрекать?

— Я на роль светоча всей Аринди не претендую, — Миль взял следующий клубок и напоказ отвернулся, привязывая кончик нити к вбитому в раму штырю. Я обошел мага по кругу, стараясь оказаться лицом к лицу, несмотря на попытки увернуться, и напомнил:

— Я ваш магистр, Миль.

Он возвел глаза к потолку:

— Мой магистр желает разрушить себя. Как мне поступить: потворствовать ему или противостоять, рискуя обрушить на себя его гнев? Я рискну, но не допущу, чтобы он нанес вред своему драгоценному здоровью, — Миль крутанул рамку вокруг своей оси, оценивая работу, и шагнул ко мне, с удовольствием выдохнув прямо в лицо: — Рейни, вы же тоже любите благодетельствовать людей без спроса.

Я попятился, отступая от каждого его шага — Миль надвигался неумолимо — и безнадежно прошептал:

— Мне плохо.

Монстр, когтями рвущий голову изнутри, не оставлял мыслей.

— Какая мне разница? — изумился темный. — Медблок дальше по коридору.

— Миль!

— Сейчас вы будете умолять, а потом вы будете жалеть. Не благодарите, Рейни, — он буквально вытолкнул меня в коридор, и дверь захлопнулась прямо перед носом, слившись со стеной. Я врезал по ней кулаком, проклиная волшебный замок, и сполз на пол, сжимая голову руками.

Унизительно. И я готов выпрашивать милости у темных?

На бесконечно ясное мгновение я понял, что готов. Хоть в ногах и у них валяться, только бы... и сжал голову еще сильнее.

Со мной не обращаются как со светлым магистром, потому что я не веду себя как светлый магистр. Светлый магистр должен быть стойким. Светлый магистр должен быть идеален. Светлый магистр должен...

Дойти наконец до нормальных медиков, потому что что-то со мной явно не в порядке?

Это все уже было. Но в итоге я остался один на один с Вихрем, а Вихрь умолять было бесполезно, и потому я, следуя всем заветам темного магистра, преодолел это. И все закончилось хорошо. У светлого магистра все всегда заканчивается хорошо.

И вот до чего я докатился теперь. Неужели я и вправду решил, что для меня все закончилось? Что я просто выкину из головы весь замысел и обойдусь без жертв? Раз страна, что когда-то была моим домом, приняла меня обратно, раз люди, которые были моими врагами, меня не трогают — на остальное можно закрыть глаза. Я слишком сильно мечтал об этом... Все, что происходит — справедливое наказание за мое слабоволие.

Светлые магистры не сидят под дверью мастерской темного мага, отказавшегося в очередной раз выдать таблетки, убивающие мозг. Некоторое время я разглядывал противоположную стену; в стене не было совершенно ничего интересного. Потом встал.

— Матиас, — бесшумное появление отразил только отблеск эмпатического поля. Зашелестели страницы блокнота, и я вслепую бросил в черноту: — Для начала обеспечь мне встречу с Лоэрином. Я обещал ему покровительство, и меня очень волнует его состояние. Потом — с Норманом...

Где-то далеко огромное колесо, уже успевшее заржаветь от бездействия, со скрежетом сдвинулось на одно деление, вновь начиная отсчет.

Тени одобрительно улыбались. Я всегда знал, что должен делать.

* * *

...Солнце заполняет весь мир: солнце на воде, на мостовой, на пристани и в лодках, солнце в людях. Я на Побережье впервые, только на этот летний сезон, но кажется — много лет. В светлой гильдии — без малого год...

"Сегодня в два часа пополудни Северная коалиция без предупреждения напала на Аринди".

Экстренное сообщение для Побережья записывали и передавали на городские площади невероятно сложные печати-линзы. Жаль, что по всей стране так сделать не получалось, и там от имени гильдии говорили мои представители. Светлые — повторяли слово в слово.

...Я закрываю глаза и слушаю эмоции — и тону в лучах солнца. Если люди счастливы, то мы счастливы. В этом наша главная роль — делать мир лучше. Бесконечное, беззаботное лето. Оно не повторится.

Я словно плыл в вязком киселе; и слова, только вылетая из рта, превращались в такой же кисель, и говорить было физически трудно. Венец Та-Рэнэри будто стал вдвое тяжелее, пригибая к земле. Мы будем защищаться. Мы защитим нашу страну. Мы не простим нападения. Мы правы — а что еще можно сказать?

Память обрывиста и лжива: кроме моей гильдии в ней ничего нет. И мне бы хотелось, чтобы так длилось вечно.

В комнате для встреч темно и тусклый белый свет.

Между мной и Лоэрином выставили защитный барьер. Я мог коснуться Лоэрина, а тот не мог напасть в ответ. На всякий случай рядом дежурила охрана, удерживая на лице выражение профессионального хладнокровия и умеренного зверства. Лоэрин выглядел задерганным и больным; мялся, ежился, то и дело зыркая на охранников, выдергивал нитки одежды, напоминающей больничную пижаму, и поправлял наручники. Его пальцы ни на миг не оставались без движения: дар творца требовал творить, но Лоэрину не давали не только острые предметы, но и любой материал для творения. Даже кормили под наблюдением из деревянной посуды, забирая обратно сразу после еды. Настоящий мастер способен превратить в оружие любую вещь.

— Вы вытащите меня отсюда? — во всем виде нейтрала причудливо переплетались мольба, страх и та избалованная требовательность, что отличает человека, всегда получающего желаемое. — Вы вытащите меня! Я лучший артефактор Аринди, я не могу тратить свой талант в пустоту! Мне скучно, я не могу сидеть без дела, а мне не дали ничего, даже листа бумаги! Я скоро на стены начну бросаться!

— Стены мягкие, — подал голос охранник. — Пусть бросается.

— Тюремщики! — огрызнулся Лоэрин. — Я не преступник, не сумасшедший и не подопытный объект, чтобы держать меня в клетке! Они наблюдают за мной, изучают, берут анализы... сегодня снова брали кровь, вот, видите, какой след остался? Рейни, вы взяли меня под покровительство и обязаны защищать. Это невыносимо!

— А каково было тем, кто попадал к вам?

— Причем здесь это? — удивился Лоэрин, и дернул белую прядь: — Это все порченая островная кровь. Кстати, — он перегнулся через стол, уперев в меня загоревшийся взгляд. — Вы знаете, что беременность у островитянок в среднем короче, чем у жителей материка? В среднем семь месяцев!

Ну и что, что семь. У мирринийке двенадцать, плакать теперь, что ли. Такова природа. Я отодвинулся и без интереса спросил:

— И что это значит?

— Как будто мне давали это изучать! Мы меняемся, — он вновь с ненавистью дернул волосы. — Неприятно чувствовать себя мутантом, понимаете ли.

Нет. Мне вот безразлично.

Со стороны, должно быть, Лоэрин выглядел как типичный островитянин: те же мягкие черты лица, совсем не опасный в этой пижаме. Мне, как сородичу, он таковым не казался; охрана, скорее всего, его недооценивала. На материке я порой сталкивался с тем, что люди считают островитян безголовыми и бестолковыми, но безобидными существами. И пусть считают так дальше; и никогда не встретятся ни с кем вроде Лоэрина.

— Вы убили человека, — напомнил я только для того, чтобы Лоэрин в своих фантазиях не уходил слишком далеко. Тот скуксился, прошептав, судя по движению губ, "чем этот человек такой особенный", но вслух ответил:

— Я был не в себе.

Все же союз Лоэрина и темных был предрешен. В случае Лоэрина "выгнали даже из темной гильдии" приобретало оттенок уважения.

— Вы точно ничего не помните о том, что случилось? Неужели вам никогда не приходило в голову, что в этом человеке что-то не так?

Уже готовый отрицать, маг попытался всплеснуть скованными руками, путано забормотав:

— Люди состоят из стольких деталей... эти колеса, шестеренки... все шевелится, движется, но не так, можно лучше!

Пожалуй, лучше бы и дальше молчал. Те ужасные исследования, на которые жаловался Лоэрин, ничего плохого в себе не несли — и, право слово, их было не больше, чем у больного в больнице. В одержимость темные поверили, но медики разводили руками: анализы не показывали изменений, и тонкое влияние Заарнея нашим средствам было неподвластно.

В целом, не так было страшно, что Лоэрин убийца (эти маленькие причуды гениев!). Может быть, тот помощник сам виноват, что попался под руку. Плохо то, что Лоэрин свои порывы не контролирует. Но он — ценнейший специалист, и его будут беречь.

— Вы здесь для собственной безопасности. Мы пытаемся разобраться, что с вами и как это исправить. И мне нужен ключ от Лонгарда — забрать артефакты для моих светлых, отданные вам на хранение.

Я бы попросил новый переговорный браслет, но мне уже выдали новый, из старых запасов. Когда я спросил, надежен ли он, мне подтвердили, что да — его сняли с руки убитого светлыми высшего, а на браслете ни царапинки.