| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
С офицерами Штаба, мы с генералом Спиридовичем согласовали безопасный маршрут — по которому последним была организована охрана. И, десятого числа — когда удалось отбить прямые атаки немцев на Вильно и, наше положение на фронте вроде как стабилизировалось, я отправился в "инспекционную" поезду. Не один, конечно, а с группой "сопровождающих" лиц.
Итак, в пятницу 11 сентября, с самого со сранья, выехали из Могилева целой автоколонной — для коей, часть автомобилей было взята "на прокат" в Ставке. Я с Модвиновым и Мисустовым выехали на моём "Фюрермобиле", Воейков, Спиридович и сопровождающий нас штабной офицер — на "Мерине" Дворцового Коменданта. В "Sеrех-ландо" и "Мерседес-Ландо" ехала охрана — жандармы Спиридовича из Гвардейского жандармского эскадрона.
Кроме этого, часть Свиты расположилась на ещё четырех "Мерседесах", ещё на одном французском "Delaunay-Belleville" — попроще чем мой и, на "Panhard-Levassor".
Ну и, техническое сопровождение: грузовые автомобили "Ренар" и "Дитрих", с запасом ГСМ и запасных частей, грузовик-платформа, тягач, автобус с ремонтниками и полевая кухня на автомобиле. Тамошние грузовики имели шины из сплошной резины и довольно низкую скорость — поэтому они выехали по маршруту загодя, ещё вчера...
Сам не ожидал, что так серьёзно получится!
Кроме этого, на охрану маршрута длиной верст сто пятьдесят, выделялось и было уже на местах расставлено, шесть жандармских, пятнадцать полицейских офицеров, около тысячи пеших и сотни три конных стражников, пять эскадронов кавалерии и три сотни казаков.
Охрана Государя Императора и Верховного Главнокомандующего заодно, дело очень серьёзное!
Сразу же предупредил всех, что никого ждать не буду — отставшие автомобили обязаны продолжать двигаться по маршруту, никуда не сворачивая.
Впереди должен был ехать автомобиль с четырьмя жандармами, затем -комендантский "Мерседес" с ним самим, со Спиридовичем и, с штабным полковником -имеющим карту, на которой был проложен маршрут.
* * *
Однако, у меня была своя собственная карта и свой собственный проложенный маршрут: сначала строго на Юго-запад, затем — после Бобруйска, заворачиваем на Северо-запад — и до самого Минска.
Ну, а там — как Бог даст...
— Адольф, пора! — командую шофёру, как только мы миновали последний контрольно-пропускной пункт на выезде из города, — жми на тапку и "делай" эту убогую бошевкую телегу!
Кегресса десять раз уговаривать было не надо, чтоб продемонстрировать превосходство отечественной — французской техники, над вражеской — немецкой!
Тут же, взревев своим мощным семидесяти— сильным движком, "Фюрермобиль" легко — как стоячего, обошёл возмущённо гудящего клаксоном "Мерина" и скрылся за поворотом в какой-то лесок. Мы с Генеральным Секретарём и с есаулом, лишь только успели показать отставшим дружный "fack"!
— По ходу, они с ручника забыли снять, — весело прокомментировал происходящее, под дружный хохот, — а, теперь бери вправо по этому перекрёстку!
Я буду за штурмана на этом "ралли"!
— Кажется, мы несколько отклоняемся от маршрута, — на редкость флегматично заметил Мисустов.
— Да, фиг с ним — с маршрутом, — говорю, — Вы ничего не забыли положить в багажник, есаул?
— Так точно, ничего не забыл! Всё приготовил — как Вы и велели, Ваше...
— Хорошо... Адольф?
— Тройная заправка, масло, свечи, запасные баллоны... Всё взял, Ваше Императорское Величество!
Машина здоровая — 4-х тонная, в неё ещё не то влезет!
Кегресс, чуть повернувшись назад, печально покосился на меня левым глазом — как лошадь, почувствовавшая предстоящие ей приключения на её же "репицу" — по вине этих непонятных двуногих, но тактически вежливо промолчал.
Мордвинов тоже — молчал, лишь покрепче надвинул на уши фуражку лётного образца... Вообще, все мои из "ближнего круга" — да и не только они, стали мне подражать — раздобыв кожаные куртки, английские френчи, а вместо шашек прицепив к поясу кортики или кинжалы. Ну, а про причёски и изменённый фасон усов у офицеров, я кажется уже упоминал. Поэтому, наш "отряд" мне теперь напоминал выезд чекистов на операцию по задержанию какой-нибудь "контры". Ещё бы погоны снять и красные звёзды на лоб нацепить и, не отличишь!
— Всё же, Спиридович и его жандармы, не помешали бы, — пробурчал есаул Мисустов, — мало ли, знаете ли, что...
— Ничего, пробьёмся! — несколько оптимистично прокомментировал я, — а, жандармы — если сильно захотят, по следам найдут и догонят!
* * *
— Отличный денёк, господа, — душа, просто не нарадуется, — погода сегодня — просто отпад!
Только, пролетели несколько вёрст — выскочив из того леска и, осторожно переехали по шатающемуся мостку небольшую речку, как почувствовали дикий смрад и вонь.
ЧТО, ЗА...?!
Офуеть... Мать мою, вдовствующую Императрицу Марию Фёдоровну, ети...
Я широким махом перекрестился, хотя даже в церкви, частенько забываю без напоминания это делать.
По обочинам дороги, далеко — куда глаза глядят, в лишённом хоть какой-нибудь растительности поле, валялись туши и уже скелеты животных — лошадей, коров... Обожравшиеся вороны и прочие пернатые падальщики, даже не разлетались при появлении нашего железного чудища, а лишь с ленивым любопытством следили за ним. Стаи бродячих собак с раздувшимися от дармового обжорства боками — размером с хороших овец, вполне мирно с ними соседствовали — падали хватало на всех. Тысячи и тысячи трупов и, ещё столько же бродячих — ещё живых скелетов...
Картина, настолько апокалипсистичная, что меня пробрал мороз по коже и захотелось назад — в толерантное и политкорректное двадцать первое столетие, где за издевательство над какой-то несчастной кошкой, можно схлопотать вполне реальный тюремный срок...
— Что это такое, мать вашу?!
— Эвакуированный скот из Польши, Государь! — сказал есаул, скривившись как от зубной боли, — пригнать сюда приказать — приказали, а кормами обеспечить забыли... Скоты...
Адольф Кегресс, сквозь зубы ругался — применяя родные идиоматические обороты, которые я ещё меньше понимал — чем просто литературный французский. Непривычный к трупной вони, культурный Мордвинов — в полуобморочном состоянии, зажав нос надухарённым платком, еле слышно бормотал те же самые "обороты" — но уже по родной "матушке".
— Почему не раздали крестьянам?
— Да, куда столько?! Местным мужикам свою скотину кормить нечем — этим летом была сильная засуха, Государь...
От бессильного гнева потемнело в глазах, но уже ничего не исправишь! Оставалось только отвести глаза и стараться дышать через раз.
* * *
Наконец, этот кошмар кончился. Въехали в какую-то лесную пущу — не хуже Беловежской! Вековой дубовый лес, красота... Лишь, очень изредка наше светило пробивается сквозь дремучую чащу — солнечным зайчиком ударит в лицо, ослепив и, снова скроется за столетними ветвями могучих деревьев.
Самые, что ни на есть партизанские места!
Вот только, по краям дороги всё чаще и чаще стали попадаться могильные холмики — маленькие и большие, совсем свежие и едва поросшие травой.
— А вот и пастухи..., — пробормотал я.
— Да, нет... Это от высылаемых из-за "черты оседлости" жидов осталось, — равнодушно пояснил есаул, — навряд ли, среди них "пастухов" найдёшь.
Проезжали великие и малые сёла и, меня неприятно удивила бедность местного литовского крестьянина. Убогие крохотные избенки под соломенными крышами, с окошечками-глазками и босоногая ребятня, копошащаяся в пыли и грязи. Но, более всего поражал контраст этой убогости с показной роскошью изредка встречающихся помещичьих усадеб... И, невольно думалось, что эти противоречия русской жизни: несметные богатства и неслыханная бедность, громадные просторы и скученные убогие хижины, высокая культура и чрезвычайная жестокость бытия основной массой населения, не могут не привести к революции!
Взрывоопасного материала уже накоплено сверх всякой меры и, желающих поднести спичку — чтоб оно разом полыхнуло, тоже предостаточно.
Доехали до Бобруйска — где остановились на часок, перекусили, отдохнули и провели "регламентные" работы нашему железному "коню".
Только выехали из города, как шоссе перекрыл огромный обоз беженцев, "перемещённых лиц" и мобилизованных крестьян, возвращающихся с оборонительных работ. Польский, еврейский, западно-украинский и литвинский говор западных белорусов... Адский "коктейль" из вони человеческого, скотского дерьма и пота... Смертельно уставшие люди, крайне истощённые шатающиеся лошади... Обречённо мычащие коровы, с выступающими — как обручи на рассохшейся бочке, рёбрах... Очищенные от всякого подобия растительности — как после саранчи, обочины с сотнями костров... Телеги, фургоны, брички с которых постоянно кто-то стонал, плакал, посылал проклятия... Равнодушные, злые, ненавидящие взгляды... Теплившиеся угасающей — прямо на глазах надеждой, взгляды больных детей — смотрящие в самую душу... Снова — до трясучки бесящее чувство собственного бессилия...
Уже, ничего не исправить! Даже, самому продвинутому попаданцу, с сотней "забитых" инфой ноутбуков — уже ничего не исправить, никого не спасти...
Со времени начала "Великого отступления" из Польши, нескончаемым потоком в сотни тысяч людей, поползла эта толпа вглубь России, оставляя вдоль дорог безымянные, неисчислимые могилы... Слухи о творимых германской армией бесчинствах гонят её, но большую часть составляют насильно изгнанные из своих родных, обжитых мест "перемещённые лица" — выселяемые по приказу военных властей, в целях "обезлюдевания" территорий оставляемых врагу.
Им дали на сборы несколько часов, а затем на их глазах сожгли жилища — вместе с добром, наживаемом зачастую несколькими поколениями... Их чувства понятны — с чувством озлобления к властям и народу России, возрастающим с каждым похороненным на обочине ребёнком или стариком, они бредут и бредут вглубь чужой для них страны и, в их глазах горит ужас грядущего Апокалипсиса.
ЭТО — ВОЙНА!!!
Почему то, все представляют её в грохоте взрывов, криков "Ура" и в лязге идущей в бой бронетехники — я, прежде, тоже так её представлял. Теперь, я вижу войну именно такой ...
* * *
Еле-еле продрались сквозь обоз и едем дальше, в пресквернейшем расположении духа — ибо по обочинам всё чаще и, чаще стали попадаться свежие могильные холмики... Чаще всего совсем маленькие — детские.
Шина лопнула, именно напротив ещё одной "живописной" группы — отставшая от обоза большая еврейская семья хоронила свою главу — седовласого, седобородого старца ортодоксального облика. Пока мой личный шофёр, с помощью Генерального Секретаря и Начальника Конвоя Свиты менял колесо, спустился с шоссе подошёл и, сняв фуражку, поучаствовал в обряде — отдав дань уважения усопшему...
Женщины и дети, смотревшие в начале перепугано и мужчины, бросавшие исподлобья на меня крайне озлобленные взгляды, вроде успокоились. Наконец, закопали покойника и разговорились, под продолжавшийся — совсем как у русских баб, вой женщин:
— Ведь, как же так, пан офицер! — характерно картаво причитал один — видимо оставшийся за старшего, еврей преклонных лет на вполне приличном русском, — ведь, всё же было... Большой дом, две лавки, немного денег в банке... Ведь, ничего же больше нет!
Да... Судя по остаткам "роскоши былой", они были не из последних голодранцев!
— Сначала ваши казаки забрали и повесили нашего Мойшу, а нас выгнали из дома и сожгли его — заставив бежать от немцев, которые ещё никого из нас не повесили и ничего у нас не сожгли... Почему, так? Потом похоронили по дороге к Бресту старую Сару, потом детей — Рут, Якова и Мордехая в лагере беженцев под Кобриным... Нам сказали бежать дальше и, сегодня мы похоронили старого Авраама... Зачем, так?! Почему, бежать?!
По ходу, он немного рехнулся...
— За грехи наши, все беды!
Подошедший есаул изрёк это таким тоном, что слово "наши" прозвучало у него как "ваши".
— Так, ни один раввин в нашем городе Вам не скажет — что у нашей семьи, больше грехов чем...
В это время подошедшая — самая маленькая девочка, дёрнув меня за рукав кожанки, что-то произнесла на своём языке, умоляюще смотря снизу вверх чёрными бусинками глазёнок. Впрочем, мне всё понятно...
— Есаул! Отдайте этой семье всё наше продовольствие.
Впрочем, не очень много с собой на дорогу прихвачено — только "НЗ" дня на три, для четырёх взрослых мужчин. Так, на всякий случай...
— Ваше Величество! — первый раз за всё наше знакомство, возмутился моим приказом Мисустов, — да, если мы каждого встречного жида, кормить будем ...
— ЕСАУЛ!!! — рука, непроизвольно дёрнулась к кобуре, — ты что, твою мать, совсем берега попутал?!
— Слушаюсь, Ваше...
Сбегав, Мисустов принёс корзину со снедью, поставил на землю и, ни к кому не обращаясь, пробурчал:
— Жиды, к германцам бегали и про наше расположение им рассказывали... Ещё до войны. Не говорил бы, если бы сам доподлинно не знал.
— Эта девочка, к германцам "бегать" не могла — она, ещё только вчера ползала, — на ходу ответил я, возвращаясь к машине.
Согласен! Многие российские евреи, проживавшие на самом западе Империи, промышляли контрабандой и вполне могли "бегать" к немцам. "У немцев", они могли видеть, что в Германии — в отличии от России, их соплеменники обладают одинаковыми правами с "титульной" нацией... Отчего, их отношение к "стране проживания" было — прямо скажем, несколько неоднозначным. Ну, а от этого и до прямого шпионажа — один шаг!
Ох, как всё в один клубок сплелось... Даже не знаю, как распутывать буду!
Я шёл назад к машине, а старик бежал за мной, стараясь обогнать и заглянуть в лицо и, всё причитал:
— Ваше благородие, пан офицер и, что же мы можем сделать? Ваше благородие! Вы знаете, это чистое несчастье?! Я — старый еврей... Я себе хожу в синагогу... Я имею Бога в сердце... Я знаю закон... А эти ваши мальчишки! Приходят ко мне в дом... Как я могу их удерживать?! Он себе хватает нашего Мойшу, ведёт — убивает... Ваше благородие... И, он говорит мне, старому еврею: "Всех вас, сволочей паршивых, всех вас, как собак, перевешивать надо!". Так что же, в чем дело?! И больше ничего, Ваше благородие...
* * *
Только поднялся на шоссе, как заметил с Востока столб пыли.
— Никак, погоня за нами?!
Присмотревшись в бинокль, Мисустов подтвердил:
— Точно! Воейков и Спиридович со штабным полковником на "Мерседесе" и жандармы на "Sеrех-ландо" и "Мерседес-Ландо"... Что будем делать, Ваше Величество?
— Отстреливаться!
Есаул, слегка напрягся:
— Достать и приготовить...?
— Хахаха! Расслабитесь, Пётр Изотович! Будем договариваться...
Подъехавшие были очень сильно возмущены всем своим видом, особенно — Спиридович, но я предупредил все упрёки:
— А вы, что думали? Как ручного медведя, меня по ярмарке водить — за кольцо, продетое в нос?! Х...уёв как дров, господа!
Закончил свою речь, я каким-то диким дисконтом:
— Мне надо истинную обстановку на фронте узнать: своими глазами весь тот бардак увидеть — что мои генералы творят, а не тот "цирк", что вы мне — как дурачку какому, подсовываете!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
