Я, Николая Ii, Верховный Главнокомандующий

Глава 19. "Великое посольство".

"Я, Сергей Дмитриевич, стараюсь ни над чем не задумываться и нахожу, что только так и можно править Россией. Иначе я давно был бы в гробу", — фраза Николая II, произнесенная им в июле 1916 г. в беседе с министром иностранных дел С. Д. Сазоновым.

Наконец, все основные предварительные "работы" были выполнены и, надо было начинать приступать к выполнению моих задумок. С утра пораньше, вызвал к себе на аудиенцию Великого Князя Николая Николаевича Младшего — моего дядю и предшественника на посту Верховного Главнокомандующего.

Вскоре в купе-кабинет вошёл "могучий" — высокий, сухопарый седой старик в военной форме при всём параде: весь в эполетах, аксельбантах, в орденах до самого пуза и со здоровенной саблюкой на боку — которой и, броненосец, по-моему перерубить можно! Моему новому облику он не удивился — видать, был премного наслышан. С первых же слов, я перешёл с ним на сухой официоз:

— Господин генерал! Ваше назначение наместником на Кавказ отменяется...

Никаких "Николаш" и никакого "Ники"! В России появился САМОДЕРЖЕЦ(!!!), мать вашу!

Главное, всё сделать достаточно эффектно и, выдержать некую паузу... Прямо при нём, беру соответствующую бумагу о его прежнем назначении и, медленно скомкав, ловко швыряю её в корзину.

Молчим. Наконец, Младший не выдерживает и, с чувствующейся горечью — аж, бородёнка затряслась:

— Прикажите, мне удалиться в имение Першино, Ваше Императорское Величество?

Видать, прознал про "опалу" тех шестерых своих "коллег" — в неурочный час ко мне заявившихся и, сейчас мандражирует. Всегда удивляла эта особенность некоторых высокопоставленных старпедов — до самого "ящика", цепляться за "высоты" — на какие им удалось взобраться!

Дурачьё! Сам бы с превеликим удовольствием, поселился бы на склоне лет где-нибудь в "имении", ловил бы там экологически чистую рыбу, разводил ушастых кроликов да периодически лапал сисястых деревенских девок... Однако, не прёт мне что-то на этот счёт: в "той" жизни, жена категорически отказывалась переселяться "в деревню", а в этой... А, в этой всё гораздо хуже!

Деланно и, мало того — с гневным оттенком восклицаю:

— Какое "имение", господин генерал? В такой то — грозный для страны, час?! Вы, у нас ещё повоюете...

Радостно-изумлённо захлопал очами:

— Прикажите, стать во главу одного из западных фронтов, Ваше...?

— Шутить, изволите?! С Верховного — да, на командующего фронтом?! С вашим то опытом и, авторитетом среди войск?! Это выглядело бы как наказание — а мне Вас, господин генерал, наказывать не за что! На своей предыдущей высокой должности, Вы сделали всё — что смогли и, даже чуточку больше. И, были мною смещены по политическим мотивам, а не за...

Я был вынужден прервать мою пафосную речь по уважительной причине: по щекам Младшего текли старческие слёзы умиления. Да... Что-то, народ мне плаксивый уж больно, достался!

— Извините, Ваше Величество, — вытирает глазную "сырость" платком, — это слёзы радости...

Мать, твою!

— "Слёзы радости"?! Тогда, приберегите их, господин генерал — ибо впереди у Вас, очень-очень много причин для их появления.

Он, что? Дышать перестал?!

— Во-первых, Вы назначаетесь Командующим всей Императорской Гвардией... Сидите, сидите! И, благодарить меня не надо — я ещё не всё сказал, господин генерал.

Да, не — вроде живой... И, более того — больше не плачет!

— Слушайте меня внимательно: более подробные инструкции я лично привезу позже — сейчас же, постараюсь буквально в "двух-трёх" словах, ознакомить в том, что Вам предстоит совершить — выполняя мою Высокую волю. Первым делом, как на фронте установится затишье, вся Гвардия возвращается в места своей постоянной дислокации — в Петроград и Москву. Все остальные войска, необходимо — по возможности вывести из обоих столиц поближе к фронту... Гвардию следует, как можно скорее, восстановить после боёв и потерь. Как численно, так и самое главное — КАЧЕСТВЕННО!!! На фронт, она больше не попадёт — лишь, по одной сводной бригаде от пехоты и кавалерии, будут периодически прикомандироваться на театр боевых действий для получения боевого опыта. Задача ясна, господин генерал?

— Так точно! — соскочил тот и вытянулся, как "дух" перед сержантом-дембелем после вечерней поверки.

Тоже встав и приняв торжественный вид, я вручил Младшему соответствующий документ, скреплённый малой гербовой печатью и моей подписью и, как мог крепко пожал руку.

Однако, ещё не всё!

— Во-вторых... Поздравляю Вас, Николай Николаевич, с новым воинским званием — генерал-адмирал! — протягиваю казённого образца толстую серую тетрадь с надпись: "Высочайший указ по Военному Ведомству о производстве в..." и, ещё крепче прежнего, пожимаю руку.

Вижу, со старикашкой чуть гипертонический криз не случился — до того обрадовался!

Наверное, думал — всё, да? А, вот и не угадал! Все главные "плюшки" — ВПЕРЕДИ!!!

— Мною, на период войны с Германией, вводится новая государственная должность — "Вице-Император". Вы, господин генерал-адмирал, со всей полнотой власти назначаетесь Вице-Императором Северо-Востока России — в кой входят Петроградское и Финляндское генерал-губернаторства и, Эстляндская губерния.

ООО!!!

Его реакцию надо было видеть — человеческий язык слишком скуп и беден, чтоб передать эти эмоции!

— Какие ваши должностные обязанности, хотите спросить, господин генерал-адмирал? Очень разнообразные! Вы, за крайней моей занятостью на настоящей должности Верховного Главнокомандующего, должны взять на себя все официально-церемониальные функции Императора... Но, это не главное! Вы можете свой властью, издавать подзаконодательные акты на подконтрольной Вам территории, назначать губернаторов, начальников военных округов и частей. Казнить и миловать — на ваше усмотрение... Но, если это не противоречит моим инструкциям!

Рот "генерал-адмирала" неприлично открылся...

— В ваше полное распоряжение передаётся Русский Балтийский Императорский Флот — про который, мы ещё поговорим отдельно.

Наконец, после эйфории, до Младшего дошло — на что я его подписываю и, он потешно запричитал, выпучив стариковские выцветшие глазки:

— Ваше Императорское Величество! Я недостоин такой высокой чести..., — ну, счас снова слезу пустит! — разрешите, просить полной отставки... Здоровье... В имение...

Конечно же, он вполне отдавал себе отчёт — в какое кубло я его засовываю, не дурак чай.

Великий Князь Николай Николаевич Младший, задыхался от волнения — как идущий на подъём паровоз.

Но, я был абсолютно чужд жалости! Твёрд и холоден, как "Термиратор-2" — после лужи жидкого азота:

— В военное время, господин генерал-адмирал, приказы Императора и Главнокомандующего не обсуждаются — а выполняются. Точно, беспрекословно и, в срок!

— Ваша самая главная задача на этой высокой должности, не допустить беспорядков на вверенной территории, обеспечить нормальное функционирование промышленности — снабжающей армию и, обеспечить строгое, точное и беспрекословное выполнение моих указов. Как, каким образом это всё Вам делать, я подробно проинструктирую чуть позже, когда сам приеду в столицу. Самое же главное...

Ну, а теперь — "вишенку" на вершину праздничного торта:

— ...В самую же первую очередь — как только прибудете в столицу, позаботьтесь об скорейшей отправке "Великого посольства", господин Вице-Император!

— "Великого посольства"? ...Вы сказали "ВЕЛИКОГО ПОСОЛЬСТВА(!!!)", Ваше Величества?!

Широко-широко — как иллюминаторы на круизном океанском лайнере, раскрылись изумлённые генерал-адмиральские очи....

— Да! Я намерен отправить Великое Посольство. Главой его, номинально будет значиться Императрица Александра Фёдоровна с Наследником Престола и дочерями, но фактически — сам Председатель Совета Министров Горемыкин...

* * *

...Задумка у меня такая: как минимум до лета-осени следующего года, избавиться от главных раздражителей и угроз, к коим я отношу прежде всего свою Гемофилию с Гришкой, мою названую Маман — вдовствующую Императрицу Марию Фёдоровну и наиболее борзых министров и думцев. Кроме того, за "Великим Посольством" закреплено несколько "второстепенных" — но довольно-таки важных задач.

"Великое Посольство", должно было прежде всего приехать в Финляндию: где попытаться побудить финнов более активно участвовать в войне на стороне России — а не Германии, что фактически происходит сейчас... Хотя бы три-четыре финские дивизии — хотя бы на спокойных участках фронта или во внутренних округах для поддержания порядка. За большую лояльность, тем были мною обещаны определённые плюшки в виде послевоенной полной независимости, а если открыто пойдут в отказ или му-му мне будут "любить" — пригрозил "кнутом", в виде полной хлебной блокады.

После Финляндии — нейтральная Швеция, где Великое Посольство должно попытаться убедить правительство не поставлять в Германию железную руду и другие виды сырья и продовольствия. Кроме этого, поручил чиновникам присмотреться к шведской оборонной промышленности насчёт приобретения некоторых видов вооружения или размещения российских военных заказов.

Далее, Дания.... Эта страна — Родина Марии Фёдоровны, где она уже находится, но по "реальной" истории — вскоре обещает вернуться в Россию. Характер у моей Маман "несколько" вспыльчивый и меня просто дрожь пробирает, как представлю — что будет, если она не признает меня как сына! Поэтому, жизненно необходимо — как можно надолго, тормознуть её на исторической Родине.

Здесь два момента... Первый — благотворительность. Дело в том, что на наших пленных в Центральных державах, родное правительство забило болт! Все страны-участницы этой войны, заботились об своих военнослужащих попавшим в плен, помогая им через международный Красный Крест или нейтральные страны. Лишь, одно только правительство России объявило своих пленных предателями и лишило их всякой помощи. Германия и Австрия же, сами испытывая затруднения с продовольствием, посадило наших пленных солдат на весьма скудный паёк! Не считая других "прелестей" плена — вроде, скотского обращения и привлечения к особо тяжёлой работе. Отчего, смертность в лагерях наших военнопленных — хотя и, не зашкаливала за все мыслимые пределы — как позже при нацистах, но тоже — была весьма и, весьма высокая...

А чем виноват наш пленный солдат? Ему не объяснили за что он должен убивать и умирать, плохо вооружили, её хуже обучили, дали негодных командиров... А потом одним махом "зачислили" в плен — как это произошло в нескольких русских крепостях, сданных своими же комендантами.

Моя Александра Фёдоровна... Не помню — то ли уже пыталась, то ли — ещё попытается, через Швецию пересылать продуктовые посылки нашим пленным солдатам, но российская общественность тут же обвинит её в намерение снабжать Кайзера продовольствием и дело засохнет на корню.

Моя названная Маман, кажись, была тоже славна своими делами на почве благотворительности, а из-за её — издавна всем известного германофобства, никто не посмеет обвинить её в пособничестве Германии.

Вот это, я в письме ей пытался объяснить и, всеми известными мне богами, молил спасти наших солдатиков — взять на себя переправку из нейтральной Дании продуктовых посылок. Несколько раз перечитывал — аж, самого на слезу прошибало, до того проникновенно получилось! Должно сработать, обязательно должно...

Второй момент... Хочу всё же попробовать пораньше договориться с датчанами об постройке в Коврове завода по производству ручных пулемётов "Мадсен". Получится что у Максимова, или нет — но резервный вариант иметь в запасе не помешает... В инструкции, требовал чиновников действовать как можно быстрее: в "реале" с фирмой "Мадсен " слишком долго сопли жевали, договариваясь и, пулемётный завод в Коврове пришлось достраивать уже большевикам.

Маман же, слёзно умолял через своих коронованных родственников всемерно способствовать этому делу...

Из нейтральной Дании, Великое Посольство — уже при двух императрицах, на пароходе переберётся в союзную Англию, затем во Францию. Здесь, в принципе всё понятно — подтверждение союзнических обязательств, побуждение правительств и парламентариев оказывать более щедрую помощь оружием да военными материалами, то да сё...

Испания, где неплохо было бы договориться об поставках вольфрама — для выплавки легированных жаропрочных сталей, Португалия и затем — Штаты, после которых возвращение через Дальний Восток в Россию.

Перебираться из одной страны в другую, Великому Посольству разрешено было только после моего личного указания, а "дезертировавшим" из состава миссии были обещаны самые строгие кары — вплоть до судебного преследования.

Всем участникам Великого Посольства, я в инструкциях подробно распределил роли: депутаты Думы должны, встречаясь со своими коллегами из парламентов, ригсдагов да сенатов, держать мазу за Отечество...

Российские министры, аналогично — среди нейтральных или союзных правительств.

Делегации от Императорского Дома Романовых, достаются в основном представительские функции и, вменяется вместе с парламентариями, воздействовать на общественное мнение в поддержку России и так далее...

Думаю, отправить наиболее одиозных Великих Князей — вроде Кирилла Владимировича, который в дни Февраля, нацепил красный бант и взбунтовав Гвардейский Экипаж, привёл его к зданию Думы — чтоб примкнуть к мятежу.

Вообще то, уверен, с этим "контингентом" проблем особенных не будет! В письмах Императрице, членам Правительства и думцам, я писал — что они могут взять с собой кого угодно. Прокатиться по "заграницам", да за казённый счёт — это кто же, от такого откажется?!

* * *

С Александрой и Марией Фёдоровнами несколько сложнее. Они друг друга терпеть ненавидят — но очень гармонично, могли бы друг друга дополнять!

Это не просто конфликт свекрови и снохи, или просто двух женщин — чего то не поделивших... Это конфликт двух систем! С одной стороны российский "Высший Свет", привыкший за несколько поколений к придворной праздности и культу развлечений... С другой стороны — застенчивая женщина, воспитанная в уважении к труду, экономии и необщественному образу жизни. Неизлечимый недуг единственного сына, тоже видать, наложил свой отпечаток на её и без того нелюдимый характер.

Став Императрицей, Александра Фёдоровна попыталась привить дамам из Высшего Света привычку к рукоделию, ведению хозяйства и благотворительности в пользу бедных, но ничего не добилась — кроме ненависти и злобных насмешек в свой адрес. "Девушки из Высшего Общества" — кроме балов, празднеств да лощёных гвардейских офицеров, ничего больше не признавали.

Да! Вторая "система" — поздне-феодальная, устарела и очень скоро потерпит неизбежный крах — даже без всякой революции... "Невидимая рука рынка", уже наложила свою вполне осязаемую лапу на Императорский двор: многочисленные, следующие одна за другой роскошества да празднества — уже при Александре Втором, потихоньку становятся всё скромнее и скромнее, при его внуке практически сходя на нет.

Однако, умирающий старый мир — перед тем как окончательно улечься в могилу, вдоволь отпляшется на костях последней русской Императрицы! Вместо балов да ассамблей, петербургский "Высший Свет", найдёт новую для себя забаву — распускание всевозможный диких сплетен об царской чете...

Короче, моя Гемофилия, в принципе то — женщина неплохая... Если б, за простого бюргера вышла — цены бы ей не было!

Она просто невероятно энергична и работоспособна: ещё в Японскую войну организовывает собственный госпиталь для военнослужащих, а в Великую Войну — целую систему лазаретов. С её лёгкой руки появляются первые противотуберкулёзные лечебницы в Крыму, "Школы нянь" — занимающиеся проблемами материнства и детства и "Дома трудолюбия", где обучались грамоте и профессии девушки из бедных семей.

Но, вот беда: как "Первая Леди" государства, она практически полностью профнепригодна! От неё требовалось блистать в Свете, на дворцовых балах, ослеплять всех и вся роскошью — как это делало несколько поколений русских императриц до неё, а она всё больше и больше отлынивала от своих обязанностей, замыкаясь в узком мирке своей семьи.

Не получалось у Александры Фёдоровны, то — что у Марии Фёдоровны выходило совершенно естественно: обаятельная улыбка, участливый взгляд и вопрос... А, если она и, пыталась что-то сделать по этой части — все видели что это искусственно и натянуто и, что Императрица просто дежурно отрабатывает тяготившую её обязанность.

Обманувшись в своих ожиданиях, Высший Свет возненавидел Аликс...

Меньше всего, я обвиняю мою Гемофилию во вмешательстве в политику! До неё, никто из российских императриц — при живом Императоре, в политику не лез... А если, какая-то из них и, пыталась — её тут же ставили на место.

Думаю, тут опять мой Реципиент накосячил: понимая на уровне инстинкта за какое ничтожное чмо ей "повезло" выйти замуж, Аликс — также инстинктивно, пыталась предпринять какие-то меры — чтоб защитить своё семейное гнёздышко, в предчувствии роковых событий... Но, увы! Талантом политика, Господь её тоже обделил.

Вот я и пытался в своих письмах — хотя бы на период Великого Посольства, примирить и объединить двух императриц: пусть одна звездой "блистает" на приёмах в российских посольствах, а вторая — как лошадь пашет... Кроме всего прочего, в своём письме, я поручил своей Гемофилии собирать добровольные пожертвования для российского Красного Креста, закупать на них медикаменты нашим раненым и, нанимать врачей и волонтёров для работы в российских госпиталях.

"Мама! К вашей мудрости взываю, — писал я вдовствующей Императрице, мысленно держа перед глазами образ моей настоящей, давно умершей... Извиняюсь, ещё не родившейся матери, — ради всего святого, ради светлой памяти вашего супруга и моего отца, ради престола и династии, будьте снисходительнее и терпимее к недостаткам моей Аликс! Подружитесь с ней, возьмите её под свою опеку, помогите ей — в это нелёгкое для всех нас время!"

* * *

Глаза Николая Николаевича, потихоньку принимали осмысленное выражение:

— И, ОН(!!!) уедет?!

— Уедут ВСЕ(!!!), кого Вы назначите в Великое Посольство! Но, непременно в его составе должны быть следующие лица...

Давая Николаю Николаевичу такую должность и власть в столичном регионе, я надеялся убить хотя бы одного зайца: вбить клин меж ним и либеральной оппозицией. Точно его роль в Феврале я не помню, но кажись — пообещав после отречения царя должность Верховного Главнокомандующего, думцы прокатили Младшего "по бороде" — как последнего конкретного лоха, воспользовались его именем и популярностью в войсках для их нейтрализации.

Действуя по моим инструкциям с самого начала — когда нарастающий бардак в управлении Империи, ещё не приобрёл характер необратимого, генерал-адмирал неизбежно разосрётся со всем "креативом", что мне будет весьма на руку!

Край, как мне необходимо единодушие в правительстве и, его конструктивное сотрудничество с Государственной Думой! Однако, побеседовав с Горемыкиным я понял, с ним такое не пролезет — а сняв его, я очень многим наступлю на их любимый мозоль, что приведёт к новому витку правительственного кризиса... Что, делать? Отправляя Горемыкина во главе Великого Посольства — формально не снимая его с должности Председателя Совета Министров, я назначу исполняющим его обязанности "теневого" премьера — Главноуправляющего землеустройством и земледелием Кривошеина Александра Васильевича, на квартире которого любят собираться и перемывать косточки своему "шефу" фрондирующие министры. Возможно, таким образом получиться избежать "министерской" чехарды и хотя бы на год добиться нормальной работы правительства. Наконец, Кривошеин считается политиком либеральных взглядов и, надеюсь, он сумеет найти общий язык с Думой...

Удаляя наиболее активных думцев из "Прогрессивного Блока " — Милюкова, Шингарёва, Ефремова, Шидловского... Всего восемь человек, я хотел добиться того же самого — чтоб они мне не мешали, хотя бы год!

Когда я более-менее подробно разжевал Младшему про Великое Посольство и его цели, настроение его тотчас заметно улучшилось:

— Я не подведу Вас, Ваше Императорское Величество!

— Надеюсь, что нет!— премило улыбнулся ему в ответ, — если подведёте, господин генерал-адмирал, я отправлю Вас губернатором в Магаданскую Губернию...

— Где, это? — не понял.

— Это близ реки под названием "Колыма".

Долго вспоминал, затем спросил недоумённо:

— А разве есть такая губерния в России?

— Вот, заодно её и создадите! Время у Вас будет...

Младший, минут десять, так горячо убеждал меня — что создавать новую губернию не потребуется, что я ему поверил:

— Хорошо! Я уверен, что нет у Империи и Императора, более верного поданного, чем Вы, господин генерал-адмирал!

Ещё несколько минут самых искренних заверений... Наконец, мне надоело и, я подошёл к окну, давая понять что аудиенция подходит к концу. Поняв это, Николай Николаевич засобирался на выход, напоследок спросив:

— Разрешите мне взять с собой в Петроград генералов Янушкевича и Данилова, Ваше...?

Младший, очень быстро и сильно привязывался к людям — был у него такой недостаток.

— Нет. Эти господа останутся при Ставке.

— Разрешите узнать причину?

Встал и походил молча по кабинету... Потом:

— Неудачи этого года и причину потери Польши и Литвы, надо чем-то объяснить российской общественности — чтоб она хотя бы на время успокоилась. У Вас, господин генерал-адмирал, были изменники русско-поданные немцы, шпионы-жиды из "черты оседлости" и полковник Мясоедов. Мне тоже необходимо на кого-то перевести стрелки...

Подхожу впритык и заглядываю в глаза:

— Или, мне сделать "козлом отпущения" Вас?

Отвёл глаза...

— Разрешите идти, Ваше Императорское Величество?

— Разрешаю, господин генерал-адмирал!

* * *

Смотря на удаляющуюся, слегка согребенную спину "могучего старика", я подумал: "Как много, от него для меня зависит. Практически ВСЁ!!!"

— Господин генерал-адмирал!

Он остановился и по-уставному повернулся ко мне лицом:

— Слушаю, Ваше...?

Я подошёл и обнял его за плечи, практически встав на цыпочки:

— Николай Николаевич, родной дядя мой! Знаете, какие про Вас в народе слухи ходят?

Того, тоже "пробило":

— Какие же, Ни... Господин Верховный Главнокомандующий?

— Что, Вы неистово кричите на некоторых наших нерадивых генералов и офицеров, срываете с них погоны и отправляете рядовыми в окопы...Что Вы самолично и собственноручно... Кхе, кхе... Стреляете из револьвера трусов, паникёров и воров из их числа... Что, Вы бьёте хлыстом штабных крыс — застигнутых в ресторане в военное время и, тому подобное...

— Ваше Имп... Господин Главнокомандующий! — в голосе Младшего, опять прозвучала слезливость, — за тринадцать месяцев пребывания меня в должности Верховного, я даже ни разу ни на кого не повысил голос! За все это время, я кричал всего лишь на своего личного адъютанта Владимира Ивановича фон Дерфельдена. За то, что он спал — в то время, как я его искал...

МЛЯТЬ!!!

Захотелось обматерить его и, от всей царской души заехать кулаком в морду! А потом повалить и долго с наслаждением пинать сапогами: целясь, опять же — В МОРДУ, В МОРДУ, В МОРДУ!!!

Может, я зря с ним вожжаюсь? И, поведение его во время Февральского Переворота — в "реале", было несколько подозрительное. А, где найдёшь другого на роль "диктатора"?!

— Господин генерал-адмирал! Я это всё, сказал Вам не в укор... А как руководство к действию. Думаете, почему такие слухи ходят? Из желания Вам навредить или очернить как-то? Наоборот! Народ и общество прекрасно знают, сколь много мерзостей, несправедливостей и преступных деяний совершается в нашей армии и, в государстве в целом. Они же знают и, об благородном — но горячем, порывистом и несдержанном характере Великого Князя Николая Николаевича и, они видят в Вас ярого сторонника правды и решительного искоренителя лжи. Оттого и, "легенды" не о том — что на самом деле было, а о том — чего народу и обществу, так хотелось бы!

— То есть..., — Младший, конкретно "загрузился".

— А Вы не оправдываете ожидания нашего народа и общества! СТЫДНО, ГОСПОДИН ГЕНЕРАЛ-АДМИРАЛ!!!

Интонацией давая понять, что аудиенция закачивается:

— Надеюсь, что на новой высокоответственной должности, Вы оправдаете оказанное мной доверие и народные чаяния, господин генерал-адмирал!

Пока Великий Князь шёл к дверям, я кое-что вспомнил:

— Я сильно надеюсь, что в борьбе с внутреннем врагом, Вы будете беспощаднее на порядок, чем с внешним, дядя .

Он остановился на мгновение и, ничего не ответив, вышел...

* * *

Через сутки Великий Князь Николай Николаевич Младший уезжал к месту нового назначения... Кроме меня и сопровождающих меня немногочисленных лиц из Свиты, попрощаться с ним на перрон вокзала пришло множество чинов из Штаба Ставки.

Явившись пред провожающими, Младший поблагодарил всех штабных за службу и, толкнул напоследок короткую, но горячую речь:

— Я уверен, что теперь вы еще самоотверженнее будете служить Отечеству, ибо теперь вы будете иметь счастье служить в Ставке, во главе которой сам Государь. Помните это!

Ну, прям — "верноподданный из верноподданных"! Привычно уже для меня, Младший в конце речи пустил слезу... Многие из штабных, тоже — развели сырость, а один офицер, даже упал в обморок! Наконец, обойдя весь строй и лично попрощавшись с каждым, Великий князь поклонился и зашёл в вагон. Раздался свисток паровоза и, стоящая в дверях вагона величавая фигура бывшего Верховного, с "взятой под козырёк" рукой, стала потихоньку удаляться...

Глава 20. Приударим автопробегом за "Георгиевским Крестом"!

"При жизни Николая II я не чувствовал к нему никакого уважения и нередко ощущал жгучую ненависть за его непостижимо глупые, вытекающие из упрямства и мелкого самодурства решения. Ничтожный был человек в смысле хозяина. Но все-таки жаль несчастного, глубоко несчастного человека: более трагической фигуры "человека не на месте" я не знаю... ", — дневник одного из профессоров Московской духовной академии, запись от 23 марта 1917 г.

Видимо, я так достал генерала Алексеева и весь его Главный Штаб своими придирками, что тот — через Дворцового коменданта Воейкова, настойчиво стал делать мне весьма тонкие намёки — предлагая съездить на фронт за "белым крестиком", офицерским "Георгием" то есть. К этому времени мой Реципиент имел только один "Крест": Орден Святого Владимира четвёртой степени — типа, "за военные отличия и гражданские заслуги", присвоенный ещё в 1890 году. Остальные блестящие "висячки", в том числе и иностранные, не в счёт — их давали ему за статус.

В "реале", до моего "вселения" в Реципиента Николая, он ездил на фронт два раза.

Первый раз, как говорится "блин вышел комом"! Приезд царя в недавно захваченную Галицию, был так шумно и с такими дешёвыми понтами обставлен, что всем видевшим его порядочным людям было просто обидно за этот гнусный водевиль.

Началось как "водевиль", закончилось как военная катастрофа: после триумфальной поездки по отбитой у австрийцев Галиции, после посещения Львова — взятого почти без боя и крепости Перемышль — капитулировавшей после почти полугодовой осады, после грома литавр и торжественной музыки... После всех этих ура-патриотических речей, пышных православных богослужений и принародных заверений Великого Князя Николая Николаевича в том, что следующими будут Будапешт, Прага и Вена...

В начале мая 1915 года, австрийцы нанесли удар под Горлицей-Тарновым, прорвали русский фронт и, вскоре места — "где ступала нога Самодержца Российского", были оставлены врагу почти без боя — "по недостатку", даже винтовок и сапог для нижних чинов.

Как-то неудобно получилось, да?!

Второй "блин", вышел комом не меньшим — хотя и, не с такими разрушительными последствиями: когда Император выехал в злополучную дату 22 июня (правда, по старому стилю) на Западный Фронт в направлении своих охотничьих владений в Беловежской Пуще (видимо решив напоследок пострелять зубров — чтоб Кайзеру их меньше досталось), его "Руссо-Балт" сбил насмерть зазевавшегося пожилого крестьянина на шоссе. Событие мне запомнилось по знаковой дате и, оттого, я даже фамилию того "счастливчика" запомнил — Сахарчук.

Почему "счастливчика"?

Ну, во-первых: в "мировую историю" попал — что далеко не каждому крестьянину удаётся... Ээээ... Ээээ... Ближайшим "аналогом" никто — кроме пресловутого Ивана Сусанина, почему-то так сразу не вспомнился!

Помните бессмертное из одноимённой оперы, по-моему:

" — Куда ты ведёшь нас — не видно ни зги?!

— Ступайте за мной, не любите мозги!".

А во-вторых: семья крестьянина — состоящая из вдовы и шестерых разновозрастных детей, получила от Императорского Двора пятьсот рублей на похороны, единовременное пособие в пять тысяч и двести пятьдесят рублей ежегодной пенсии по утере кормильца. По крайней мере, по официальным историческим документам так... Так что я думаю, с той поры все окрестные крестьяне предсмертного возраста, все гляделки до мозолей проглядели — подкарауливая царский кабриолет!

Но, царь их всех надул: в третий раз на фронт поехал только в начале октября — причём, совсем в другую сторону... Прокатившись на автомобиле с наследником престола Алексеем по тылам Юго-Западного Фронта в период затишья, он — посетив несколько госпиталей, проведя пару смотров и церемониальных маршей воинских частей, да "проинспектировав" пару армейских штабов, вернулся в Ставку. После совершения этого героического подвига, генерал Алексеев — со спокойной совестью, повесил на широкую императорскую грудь честно заработанного офицерского "Георгия IV степени "... И, даже Наследнику Алексею дали какую-то медальку — за пособничество папе в героизме!

Короче, дурачок наш "Царь-батюшка" был — с какой стороны на него не посмотреть.

* * *

Ну, что ж...

Надо, так надо! И, забросив только что начавшиеся занятия по "Практической стрельбе" на недавно построенном Комендантом (в содружестве с Начальником Конвоя Свиты и Начальником охраны — куда Воейков, даже вложил свои деньги), специальном стрельбище — где уже тренируется десятка полтора офицеров-добровольцев из Конвоя Свиты и Штаба, я принялся готовиться к "автопробегу" за "Георгиевским Крестом"...

С офицерами Штаба, мы с генералом Спиридовичем согласовали безопасный маршрут — по которому последним была организована охрана. И, десятого числа — когда удалось отбить прямые атаки немцев на Вильно и, наше положение на фронте вроде как стабилизировалось, я отправился в "инспекционную" поезду. Не один, конечно, а с группой "сопровождающих" лиц.

Итак, в пятницу 11 сентября, с самого со сранья, выехали из Могилева целой автоколонной — для коей, часть автомобилей было взята "на прокат" в Ставке. Я с Модвиновым и Мисустовым выехали на моём "Фюрермобиле", Воейков, Спиридович и сопровождающий нас штабной офицер — на "Мерине" Дворцового Коменданта. В "Sеrех-ландо" и "Мерседес-Ландо" ехала охрана — жандармы Спиридовича из Гвардейского жандармского эскадрона.

Кроме этого, часть Свиты расположилась на ещё четырех "Мерседесах", ещё на одном французском "Delaunay-Belleville" — попроще чем мой и, на "Panhard-Levassor".

Ну и, техническое сопровождение: грузовые автомобили "Ренар" и "Дитрих", с запасом ГСМ и запасных частей, грузовик-платформа, тягач, автобус с ремонтниками и полевая кухня на автомобиле. Тамошние грузовики имели шины из сплошной резины и довольно низкую скорость — поэтому они выехали по маршруту загодя, ещё вчера...

Сам не ожидал, что так серьёзно получится!

Кроме этого, на охрану маршрута длиной верст сто пятьдесят, выделялось и было уже на местах расставлено, шесть жандармских, пятнадцать полицейских офицеров, около тысячи пеших и сотни три конных стражников, пять эскадронов кавалерии и три сотни казаков.

Охрана Государя Императора и Верховного Главнокомандующего заодно, дело очень серьёзное!

Сразу же предупредил всех, что никого ждать не буду — отставшие автомобили обязаны продолжать двигаться по маршруту, никуда не сворачивая.

Впереди должен был ехать автомобиль с четырьмя жандармами, затем -комендантский "Мерседес" с ним самим, со Спиридовичем и, с штабным полковником -имеющим карту, на которой был проложен маршрут.

* * *

Однако, у меня была своя собственная карта и свой собственный проложенный маршрут: сначала строго на Юго-запад, затем — после Бобруйска, заворачиваем на Северо-запад — и до самого Минска.

Ну, а там — как Бог даст...

— Адольф, пора! — командую шофёру, как только мы миновали последний контрольно-пропускной пункт на выезде из города, — жми на тапку и "делай" эту убогую бошевкую телегу!

Кегресса десять раз уговаривать было не надо, чтоб продемонстрировать превосходство отечественной — французской техники, над вражеской — немецкой!

Тут же, взревев своим мощным семидесяти— сильным движком, "Фюрермобиль" легко — как стоячего, обошёл возмущённо гудящего клаксоном "Мерина" и скрылся за поворотом в какой-то лесок. Мы с Генеральным Секретарём и с есаулом, лишь только успели показать отставшим дружный "fack"!

— По ходу, они с ручника забыли снять, — весело прокомментировал происходящее, под дружный хохот, — а, теперь бери вправо по этому перекрёстку!

Я буду за штурмана на этом "ралли"!

— Кажется, мы несколько отклоняемся от маршрута, — на редкость флегматично заметил Мисустов.

— Да, фиг с ним — с маршрутом, — говорю, — Вы ничего не забыли положить в багажник, есаул?

— Так точно, ничего не забыл! Всё приготовил — как Вы и велели, Ваше...

— Хорошо... Адольф?

— Тройная заправка, масло, свечи, запасные баллоны... Всё взял, Ваше Императорское Величество!

Машина здоровая — 4-х тонная, в неё ещё не то влезет!

Кегресс, чуть повернувшись назад, печально покосился на меня левым глазом — как лошадь, почувствовавшая предстоящие ей приключения на её же "репицу" — по вине этих непонятных двуногих, но тактически вежливо промолчал.

Мордвинов тоже — молчал, лишь покрепче надвинул на уши фуражку лётного образца... Вообще, все мои из "ближнего круга" — да и не только они, стали мне подражать — раздобыв кожаные куртки, английские френчи, а вместо шашек прицепив к поясу кортики или кинжалы. Ну, а про причёски и изменённый фасон усов у офицеров, я кажется уже упоминал. Поэтому, наш "отряд" мне теперь напоминал выезд чекистов на операцию по задержанию какой-нибудь "контры". Ещё бы погоны снять и красные звёзды на лоб нацепить и, не отличишь!

— Всё же, Спиридович и его жандармы, не помешали бы, — пробурчал есаул Мисустов, — мало ли, знаете ли, что...

— Ничего, пробьёмся! — несколько оптимистично прокомментировал я, — а, жандармы — если сильно захотят, по следам найдут и догонят!

* * *

— Отличный денёк, господа, — душа, просто не нарадуется, — погода сегодня — просто отпад!

Только, пролетели несколько вёрст — выскочив из того леска и, осторожно переехали по шатающемуся мостку небольшую речку, как почувствовали дикий смрад и вонь.

ЧТО, ЗА...?!

Офуеть... Мать мою, вдовствующую Императрицу Марию Фёдоровну, ети...

Я широким махом перекрестился, хотя даже в церкви, частенько забываю без напоминания это делать.

По обочинам дороги, далеко — куда глаза глядят, в лишённом хоть какой-нибудь растительности поле, валялись туши и уже скелеты животных — лошадей, коров... Обожравшиеся вороны и прочие пернатые падальщики, даже не разлетались при появлении нашего железного чудища, а лишь с ленивым любопытством следили за ним. Стаи бродячих собак с раздувшимися от дармового обжорства боками — размером с хороших овец, вполне мирно с ними соседствовали — падали хватало на всех. Тысячи и тысячи трупов и, ещё столько же бродячих — ещё живых скелетов...

Картина, настолько апокалипсистичная, что меня пробрал мороз по коже и захотелось назад — в толерантное и политкорректное двадцать первое столетие, где за издевательство над какой-то несчастной кошкой, можно схлопотать вполне реальный тюремный срок...

— Что это такое, мать вашу?!

— Эвакуированный скот из Польши, Государь! — сказал есаул, скривившись как от зубной боли, — пригнать сюда приказать — приказали, а кормами обеспечить забыли... Скоты...

Адольф Кегресс, сквозь зубы ругался — применяя родные идиоматические обороты, которые я ещё меньше понимал — чем просто литературный французский. Непривычный к трупной вони, культурный Мордвинов — в полуобморочном состоянии, зажав нос надухарённым платком, еле слышно бормотал те же самые "обороты" — но уже по родной "матушке".

— Почему не раздали крестьянам?

— Да, куда столько?! Местным мужикам свою скотину кормить нечем — этим летом была сильная засуха, Государь...

От бессильного гнева потемнело в глазах, но уже ничего не исправишь! Оставалось только отвести глаза и стараться дышать через раз.

* * *

Наконец, этот кошмар кончился. Въехали в какую-то лесную пущу — не хуже Беловежской! Вековой дубовый лес, красота... Лишь, очень изредка наше светило пробивается сквозь дремучую чащу — солнечным зайчиком ударит в лицо, ослепив и, снова скроется за столетними ветвями могучих деревьев.

Самые, что ни на есть партизанские места!

Вот только, по краям дороги всё чаще и чаще стали попадаться могильные холмики — маленькие и большие, совсем свежие и едва поросшие травой.

— А вот и пастухи..., — пробормотал я.

— Да, нет... Это от высылаемых из-за "черты оседлости" жидов осталось, — равнодушно пояснил есаул, — навряд ли, среди них "пастухов" найдёшь.

Проезжали великие и малые сёла и, меня неприятно удивила бедность местного литовского крестьянина. Убогие крохотные избенки под соломенными крышами, с окошечками-глазками и босоногая ребятня, копошащаяся в пыли и грязи. Но, более всего поражал контраст этой убогости с показной роскошью изредка встречающихся помещичьих усадеб... И, невольно думалось, что эти противоречия русской жизни: несметные богатства и неслыханная бедность, громадные просторы и скученные убогие хижины, высокая культура и чрезвычайная жестокость бытия основной массой населения, не могут не привести к революции!

Взрывоопасного материала уже накоплено сверх всякой меры и, желающих поднести спичку — чтоб оно разом полыхнуло, тоже предостаточно.

Доехали до Бобруйска — где остановились на часок, перекусили, отдохнули и провели "регламентные" работы нашему железному "коню".

Только выехали из города, как шоссе перекрыл огромный обоз беженцев, "перемещённых лиц" и мобилизованных крестьян, возвращающихся с оборонительных работ. Польский, еврейский, западно-украинский и литвинский говор западных белорусов... Адский "коктейль" из вони человеческого, скотского дерьма и пота... Смертельно уставшие люди, крайне истощённые шатающиеся лошади... Обречённо мычащие коровы, с выступающими — как обручи на рассохшейся бочке, рёбрах... Очищенные от всякого подобия растительности — как после саранчи, обочины с сотнями костров... Телеги, фургоны, брички с которых постоянно кто-то стонал, плакал, посылал проклятия... Равнодушные, злые, ненавидящие взгляды... Теплившиеся угасающей — прямо на глазах надеждой, взгляды больных детей — смотрящие в самую душу... Снова — до трясучки бесящее чувство собственного бессилия...

Уже, ничего не исправить! Даже, самому продвинутому попаданцу, с сотней "забитых" инфой ноутбуков — уже ничего не исправить, никого не спасти...

Со времени начала "Великого отступления" из Польши, нескончаемым потоком в сотни тысяч людей, поползла эта толпа вглубь России, оставляя вдоль дорог безымянные, неисчислимые могилы... Слухи о творимых германской армией бесчинствах гонят её, но большую часть составляют насильно изгнанные из своих родных, обжитых мест "перемещённые лица" — выселяемые по приказу военных властей, в целях "обезлюдевания" территорий оставляемых врагу.

Им дали на сборы несколько часов, а затем на их глазах сожгли жилища — вместе с добром, наживаемом зачастую несколькими поколениями... Их чувства понятны — с чувством озлобления к властям и народу России, возрастающим с каждым похороненным на обочине ребёнком или стариком, они бредут и бредут вглубь чужой для них страны и, в их глазах горит ужас грядущего Апокалипсиса.

ЭТО — ВОЙНА!!!

Почему то, все представляют её в грохоте взрывов, криков "Ура" и в лязге идущей в бой бронетехники — я, прежде, тоже так её представлял. Теперь, я вижу войну именно такой ...

* * *

Еле-еле продрались сквозь обоз и едем дальше, в пресквернейшем расположении духа — ибо по обочинам всё чаще и, чаще стали попадаться свежие могильные холмики... Чаще всего совсем маленькие — детские.

Шина лопнула, именно напротив ещё одной "живописной" группы — отставшая от обоза большая еврейская семья хоронила свою главу — седовласого, седобородого старца ортодоксального облика. Пока мой личный шофёр, с помощью Генерального Секретаря и Начальника Конвоя Свиты менял колесо, спустился с шоссе подошёл и, сняв фуражку, поучаствовал в обряде — отдав дань уважения усопшему...

Женщины и дети, смотревшие в начале перепугано и мужчины, бросавшие исподлобья на меня крайне озлобленные взгляды, вроде успокоились. Наконец, закопали покойника и разговорились, под продолжавшийся — совсем как у русских баб, вой женщин:

— Ведь, как же так, пан офицер! — характерно картаво причитал один — видимо оставшийся за старшего, еврей преклонных лет на вполне приличном русском, — ведь, всё же было... Большой дом, две лавки, немного денег в банке... Ведь, ничего же больше нет!

Да... Судя по остаткам "роскоши былой", они были не из последних голодранцев!

— Сначала ваши казаки забрали и повесили нашего Мойшу, а нас выгнали из дома и сожгли его — заставив бежать от немцев, которые ещё никого из нас не повесили и ничего у нас не сожгли... Почему, так? Потом похоронили по дороге к Бресту старую Сару, потом детей — Рут, Якова и Мордехая в лагере беженцев под Кобриным... Нам сказали бежать дальше и, сегодня мы похоронили старого Авраама... Зачем, так?! Почему, бежать?!

По ходу, он немного рехнулся...

— За грехи наши, все беды!

Подошедший есаул изрёк это таким тоном, что слово "наши" прозвучало у него как "ваши".

— Так, ни один раввин в нашем городе Вам не скажет — что у нашей семьи, больше грехов чем...

В это время подошедшая — самая маленькая девочка, дёрнув меня за рукав кожанки, что-то произнесла на своём языке, умоляюще смотря снизу вверх чёрными бусинками глазёнок. Впрочем, мне всё понятно...

— Есаул! Отдайте этой семье всё наше продовольствие.

Впрочем, не очень много с собой на дорогу прихвачено — только "НЗ" дня на три, для четырёх взрослых мужчин. Так, на всякий случай...

— Ваше Величество! — первый раз за всё наше знакомство, возмутился моим приказом Мисустов, — да, если мы каждого встречного жида, кормить будем ...

— ЕСАУЛ!!! — рука, непроизвольно дёрнулась к кобуре, — ты что, твою мать, совсем берега попутал?!

— Слушаюсь, Ваше...

Сбегав, Мисустов принёс корзину со снедью, поставил на землю и, ни к кому не обращаясь, пробурчал:

— Жиды, к германцам бегали и про наше расположение им рассказывали... Ещё до войны. Не говорил бы, если бы сам доподлинно не знал.

— Эта девочка, к германцам "бегать" не могла — она, ещё только вчера ползала, — на ходу ответил я, возвращаясь к машине.

Согласен! Многие российские евреи, проживавшие на самом западе Империи, промышляли контрабандой и вполне могли "бегать" к немцам. "У немцев", они могли видеть, что в Германии — в отличии от России, их соплеменники обладают одинаковыми правами с "титульной" нацией... Отчего, их отношение к "стране проживания" было — прямо скажем, несколько неоднозначным. Ну, а от этого и до прямого шпионажа — один шаг!

Ох, как всё в один клубок сплелось... Даже не знаю, как распутывать буду!

Я шёл назад к машине, а старик бежал за мной, стараясь обогнать и заглянуть в лицо и, всё причитал:

— Ваше благородие, пан офицер и, что же мы можем сделать? Ваше благородие! Вы знаете, это чистое несчастье?! Я — старый еврей... Я себе хожу в синагогу... Я имею Бога в сердце... Я знаю закон... А эти ваши мальчишки! Приходят ко мне в дом... Как я могу их удерживать?! Он себе хватает нашего Мойшу, ведёт — убивает... Ваше благородие... И, он говорит мне, старому еврею: "Всех вас, сволочей паршивых, всех вас, как собак, перевешивать надо!". Так что же, в чем дело?! И больше ничего, Ваше благородие...

* * *

Только поднялся на шоссе, как заметил с Востока столб пыли.

— Никак, погоня за нами?!

Присмотревшись в бинокль, Мисустов подтвердил:

— Точно! Воейков и Спиридович со штабным полковником на "Мерседесе" и жандармы на "Sеrех-ландо" и "Мерседес-Ландо"... Что будем делать, Ваше Величество?

— Отстреливаться!

Есаул, слегка напрягся:

— Достать и приготовить...?

— Хахаха! Расслабитесь, Пётр Изотович! Будем договариваться...

Подъехавшие были очень сильно возмущены всем своим видом, особенно — Спиридович, но я предупредил все упрёки:

— А вы, что думали? Как ручного медведя, меня по ярмарке водить — за кольцо, продетое в нос?! Х...уёв как дров, господа!

Закончил свою речь, я каким-то диким дисконтом:

— Мне надо истинную обстановку на фронте узнать: своими глазами весь тот бардак увидеть — что мои генералы творят, а не тот "цирк", что вы мне — как дурачку какому, подсовываете!

— Ваше Императорское Величество! — взмолился мой Начальник Дворцовой Охраны Спиридович, — делайте что хотите, езжайте куда угодно... Но, если Вы ещё раз от меня сбежите, я подам в отставку!

Голос, жандармского генерала, сорвался на истошный фальцет:

— Или, застрелюсь!

Хм... Отчаянный малый.

— Хорошо, господин генерал: больше от Вас сбегать не буду, — примиряющим тоном пообещал, — а где остальная Свита?

— Как Вы и, приказали, Ваше Величество — "следуют утверждённым маршрутом"...

— Вот и, отлично: "меньше народа — больше кислороду". Двинули дальше!

— Позвольте всё же, автомобилю Вашего Величества, двигаться в середине кортежа, — очень настойчивым тоном, попросил жандарм.

Ну, что делать... Ведь, не отстанет же!

— Чёрт, с Вами!

— Как едем дальше, Ваше Величество? — враз успокоился жандарм.

— "Дальше", мы едем прямо по дороге, господин генерал! До следующего перекрёстка — там остановимся и, я скажу куда дальше.

Двинулись... Впереди "Мерседес-Ландо" с четырьмя вооружёнными до самых зубов жандармами, за ним Спиридович, Воейков и штабной полковник на "Мерсе", затем мы на "Фюрермобиле" и замыкающим — "Sеrех-Ландо", опять же — с четырьмя молодцеватого вида жандармами.

* * *

Через Осиповичи и Марьину Горку доехали до Минска и не въезжая в сам город, объезжая его с Востока, остановились на железнодорожном полустанке Колодищи. Там мы увидели первые признаки приближающегося фронта — разгружающаяся с только что подошедшего эшелона пехотная часть.

Посмотрел на это зрелище... Мля...

Есаул выловил пробегающего мимо молодого офицерика весьма бледного вида и привёл его мне:

— Прапорщик Елизаров, — представился тот, вглядываясь в моё лицо, — извините, с кем имею честь...

— Что за часть, господин прапорщик?

— Н-ской пехотный полк...

— Почему нижние чины в таком виде, прапорщик? Что за сброд, вы привезли на фронт?! Сахалинские каторжники, в своё время молодцеватей выглядели!

Однако, прапорщик — птица гордая!

— Да по какому праву...

Мисустов, сделал незаметный, но сильный тычок под рёбра:

— Перед тобой Его Величество Император, болван!

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество! — заорал тот, вконец обалдев, — мы с запасу...

— Недавно из школы прапорщиков, господин офицер?

— Так точно, Ваше...

— Кем до призыва был? Какое сословие? ...Дворянин? Вы из помещиков, Вашь Бродь?

Судя по тому, как ловко дурачком прикинулся — как только "жаренное" почуял, из самого, что ни на есть "быдла"... Угадал!

— Я это... Никак нет... Папаша мой лакеем при Его Превосходительстве был — а я вот на его жалование гимназию... То, есть — да... Так точно! Личное дворянство...

Понятно.

— Можете не продолжать, господин прапорщик... Вы свободны.

— Есть! — рванул так, что чуть фуражка не слетела.

Ну, такой навоюет... Хотя, как знать: чем хуже сын лакея, недоучившегося в семинарии поповича Василевского? Ставшего в конце концов, известным советским маршалом?

Да, ничем!

Самое интересное: праздно болтающиеся или бесцельно, хаотично двигающиеся военнослужащие находящиеся рядом, с неким любопытством посмотрели в нашу сторону и всего лишь...

Да, уж... Толку не будет.

— Есаул! Поймайте импресарио этого бродячего цирка и, прикажите ему через полчаса, построить это бандформирование за околицей. Шепните лишенцу, что от быстроты этого действа, всецело будет зависеть девственность его многострадальной задницы!

Стою, наблюдаю за весьма забавным зрелищем — напоминающим приезд в публичный дом, наряда из полиции нравов... Хотя, надо отдать должное: на удивление скоро — не через полчаса конечно, а где-то минут через сорок пять, православное "воинство" было построено, причём — в относительном порядке. Да! Конечно, не доживу и не смогу проверить лично — но сдаётся мне, что у батьки Махно, его хлопцы имели более притязательный вид. Более половины без сапог, без шинелей и нередко, ваще — без шаровар! У оставшейся половины, обувь и обмундирование зачастую в таком виде — что можно было подумать, что в нём троих уже похоронили... Треть без винтовок...

Мне и, без вопросов всё было понятно: казённое имущество служивые пропили по дороге на фронт, а достаточно винтовок им просто не выдали. Мля, вояки...

Подошедший деревянным строевым шагом, бородатый, трясущейся от страха перед высоким начальством старичок — помнивший, думаю, ещё осаду Плевны — если не Трои, отрапортовал блистая обильной испариной на лбу:

— Н-ской стрелковый полк, по приказу Вашего Императорского Величества, построен! Начальник полка, подполковник Иванов!

— Благодарю за службу, господин подполковник!

— Рад стараться, Ваше...

— Поздравляю Вас с почётной отставкой и заслуженной пенсией "с мундиром"!— прервал его.

Штаб-офицеры полка, выглядели как провинциальные чиновники — пойманные за взятки и, отравленные в наказание служить на дальнюю периферию. Обер-офицеры и прапорщики напоминали засидевшихся в старших классах гимназистов-балбесов, приехавшие на пикничок с шашлычком, водочкой и девками... Короче, "порохом" и не пахло!

Отставной подполковник стояли и глазами хлопал.

— Что-то непонятно?

— Кому сдать дела, Ваше..., — на удивление быстро просёк ситуацию и, по-моему, даже обрадовался.

— Минутку, полковник... Среди господ офицеров, есть уже повоевавшие? Хотя бы в Японскую? ...Выйти из строя! Ко мне!

Чётким строевым шагом — хотя и слегка прихрамывая, ко мне, придерживая громоздкую шашку на боку подошёл довольно молодой ещё офицер:

— Начальник пулемётной команды, штабс-капитан Кудрявцев!

Его я давно заприметил — при построении этой орды, сей офицер действовал наиболее осмысленно и его более-менее слушались солдаты. Вообще, эта "пулемётная команда", хоть как-то напоминала воинскую часть, а не — то ли плохо вооружённую банду, то ли — группу разоружающихся военнопленных. Хотя, в его "команде" имелось всего четыре станковых "Максима" — вместо положенных по штату в стрелковом полку восьми.

— Что и когда закончили, господин офицер?

— Казанское пехотное училище, в тысяча девятьсот четвёртом году, Ваше Императорское Величество! — бодро и чётко отвечает.

Кадровый офицер! Большая редкость в строю по нынешним временам.

— Где и когда довелось воевать, господин штабс-капитан?

— В Японскую и уже в... В эту, Ваше Императорское Величество!

Кадровик, что ещё сказать! Одна выправка чего стоит.

— И, до сих пор штабс-капитан?! — удивляюсь.

— Недолго в строю был — вот и, званием начальство обносило: под Мукденом в первый же месяц ранили, в Восточной Пруссии — недели не провоевал и, это весной в Галиции — полтора месяца и в лазарет!

Сказано было с такой лихостью, с таким бахвальством — что я не на шутку разозлился:

— Ну, везунок...

— Простите, Ваше...?

Самое интересное — не дурак, сразу видно! Но, почему так по-дурацки, у него всё получается?!

— Я спрашиваю: как долго ещё, Вы намерены пули и шрапнели ловить своей тушкой, господин офицер?! Ваша доблесть, не в том должна быть — чтобы подставлять под пули лоб, или какие другие мягкие части вашего тела и, потом по полгода валяться по госпиталям!

— Не в обычае русского офицера, отсиживаться за спинами своих подчинённых! — довольно дерзко ответил на это штабс-капитан.

— ДУРАК!!! Дурак Вы, Ваше Благородие! — горячо, со всей убедительностью ему говорю, — эта война — война пулемётов и дальнобойных пушек, если ещё сами не поняли! Она косит всех и вся — кто "за спинами" и, тех — кто перед ними. Вы не спасёте ваших солдат своей грудью, а вот головой — обязаны! Вы должны так руководить своими подчинёнными, чтоб не Вы казённые бумаги матерям и жёнам своих подчинённых писали — а, противостоящий Вам офицер Кайзера. Именно, для этого Вас — за казённый счёт столько долго учили, господин штабс-капитан...

Вижу, задумался... Ну, да и то — хлеб!

Предлагаю сладкую "плюшку" — чтоб закрепить успех:

— Вы желаете военной карьеры, господин штабс-капитан? Хотите, ещё молодым, стать генералом?

— Хотелось бы..., — с безнадёгой, — так точно, Ваше Императорское Величество! "Плох тот солдат, который не носит в своём ранце маршальский жезл!"

— Тогда, Вы должны беречь жизнь каждого солдата в бою! От него, ваша карьера зависит. Переживший первый бой неумелый новичок, набирается опыта, научится бороться со своими страхами. Три-четыре боя и он уже опытный солдат! Три-четыре месяца и он — ветеран! А с солдатами-ветеранами, любой сможет стать не только маршалом... ИМПЕРАТОРОМ!!!

Спридович стоящий за моей спиной и вполголоса о чём-то разговаривающий с Воейковым, услышав такое, поперхнулся и раскашлялся...

— ...Запомните, господин штабс-капитан — именно в вещмешке солдата-ветерана, находятся ваши генеральские погоны!

Вижу, задумался конкретно...

— Ладно... Сейчас мы проведём смотр вашим "войскам", затем ещё поговорим.

* * *

Идём вдоль строя. Одно радует: "ратники второго разряда" пока достаточно редко встречаются — в основном молодые "шалопаи", возрастом где-то до двадцати семи лет. Останавливаюсь возле такого защитника Отечества — в одной линялой гимнастёрке, фуражке и исподнем — с завязочками за щиколотках, но браво "евшего" меня глазами и крепко сжимающего в руках винтовку.

— Ну, молодец, солдат! Дай, винтовочку то...

Осматриваю со всех сторон винтовку с примкнутым штыком, открываю затвор и смотрю через дуло на Солнце.

Идеал!

На казённике, опять же — "1915" год, двуглавый орёл и клеймо Императорского тульского оружейного завода. Ну, молодцы туляки — второй год, как война, а они качество отделки ещё довоенное держат... Доберусь вот, я до вас!

— Что-то вроде не пехотный образец, а драгунский... Почему так?

Между пехотной и драгунской "мосинками" различий особых то, нет — ствол чуть короче, да штык — хоть и с трудом, но съёмный.

Объяснял штабс-капитан:

— Какие выдали, Ваше Величество...Учились то мы на старых японских винтовках — с ещё "тупыми" пулями. Перед самым фронтом эти выдали. Правда, патроны есть, а обойм нет — приходится по одному заряжать...

— Хреново... Совсем хреново...

— Как обычно! На Японской немногим лучше было, Ваше Величество..., — пожав плечами, отвечает штабс-капитан, — нашему полку ещё повезло — другие полки и одной винтовки на пятерых не имеют, а ополченцев вооружают "берданками".

— Согласен с Вами, господин штабс-капитан: хреново — как обычно.

— Из запасных, солдат? — опять спрашиваю у "защитника" в кальсонах.

— Никак нет! Из ратников первого разряда , Ваше...

— Стрелять то, хоть умеешь? — спрашиваю.

— Так точно! — бойко отвечает, "поедая" меня глазами, — но лучше — штыком!

— Понятно... Господин штабс-капитан! После прохождения торжественным маршем, десять самых лучших стрелков полка через полчаса — ко мне!

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество!

— За что воевать идёшь, солдат? — пытаю дальше служивого.

"Ратник первого разряда" мнётся, пытается что-то промычать...

— Да, ты не очкуй! — подбадриваю, — говори своими словами — как сам разумеешь.

— Ну, там это... Как, его...? Какой-то там эрц-герц-перц Фердинанд с бабой, были кем-то убиты — а потому австрияки захотели обидеть сербов...

Штабс-капитан, только крякнул... Ну, то тут скажешь?!

— Молодец, солдат!

— Рад стараться, Ваше...

Прошёлся вдоль строя... Ну и, банда! Однако, вслух я прокричал другое, вернувшись на своё место:

— Молодцы, стрелки!

В ответ нестройное:

— Рады стараться, Ваше Императорское Величество!

— Неужель — с такими то орлами, германцев не побьём?! — обращаюсь громко к унылого вида кучке офицеров.

Грянуло дружное солдатское:

— УРРРААА!!!

В принципе, почти всё действо "смотра", очень мне хорошо знакомо по Советской Армии: после моего обхода строя, торжественный марш под полковой оркестр и команда "Разойтись!"

* * *

Через полчаса штабс-капитан Кудрявцев, привёл десять самых лучших стрелков полка, за околицу полустанка — в небольшую рощицу... Стреляли в развешенные на деревьях, наспех сбитые из досок деревянные щиты с наклеенными листами бумаги, с различных расстояний — от тысяча двухсот шагов до ста. Как и, следовало ожидать все "лучшие стрелки", кроме одного — по мирной профессии егеря в каком-то лесном частном владении, стреляли весьма скверно... Даже, несмотря на то — что штабс-капитан, лично устанавливал им расстояния на прицелах винтовок.

— В бою Вы тоже — за каждым солдатом будете бегать и поправлять ему прицел?

— Ну, а что делать? — виновато оправдывался тот.

Так уж и быть, подскажу:

— Думать, господин штабс-капитан. Головой думать!

"Думал" офицер недолго: проверка показала, что более-менее уверено, "лучшие стрелки" полка — даже в ростовую мишень, попадали лишь с расстояния где-то в 450-500 шагов.

— Дам приказ всему полку, — отвечает, — установить прицелы всех винтовок на "постоянный" и, начинать стрельбу, только с этой дистанции...

— Молодец, господин штабс-капитан! Будем считать, что первый шаг к генеральскому чину, Вами уже сделан.

"Егерь" же, с восьмисот шагов вполне уверено поражал цель первым выстрелом, а с тысячи — вторым. При этом, он ещё жаловался, что его винтовка не пристреляна!

— Думаем дальше, господин штабс-капитан, хорошенько думаем...

Как и в первом случае, офицер думал недолго:

— Перебрать все винтовки в полку, выбрать этому "егерю" парочку винтовок с наибольшей кучностью и хорошенько их пристрелять... Я знаю, как это сделать!

— Правильно, правильно... Дальше, что? Поставите его в общую цепь?

— Никак нет! Буду держать его постоянно при себе — для поражения отдельных важных целей. Наводчиков пулемётов, корректировщиков артиллерии...

— Прежде всего — офицеров противника! Немец, он не так "железом" опасен — как своей организацией. Выбивая у них офицеров, Вы — хоть в чем-то одном, с ними сравниваетесь.

Вижу, это предложение ему несколько не понравилось. Каста!

— Я думаю...

— Правильно думаете, но не глубоко, господин штаб-капитан! Нужен не один "охотник" — а группа. Не может быть, чтоб в таком множестве народа — нет, хотя бы десятка солдат с задатками хороших стрелков! Их просто никто не искал. Вот и, поручите вашему "охотнику" найти таких и научить их меткой стрельбе. И, постарайтесь снабдить эту группу биноклями — хотя бы одним, на пару "охотников". Один стреляет — другой его корректирует. Деньги в полковой кассе есть? Значит, можно на крайний случай купить — трофеями стократно окупится, если полк будет воевать хорошо...

* * *

Возвращаясь с импровизированного стрельбища, разговорились:

— Это война, господин штабс-капитан — война пулемётов, как я уже говорил! Поэтому, берегите свои четыре "Максима" как зеницу ока и не щёлкайте зевалом, если будет возможность приобрести ещё — любым путём. Захватить в бою, купить, выменять или просто украсть у соседей... Если будете уверены, что не попадётесь конечно.

— Как можно сберечь пулемёт в бою, если это — первейшая цель для артиллерии противника?!

Тут надо пояснить: я, конечно, никакого боевого опыта не имею и в реальном бою, ни то чтобы не командовал — даже, ни разу не участвовал... Ну, не довелось — в Афган меня не направили и, все до одного "локальные" конфликты на постсоветском пространстве обошли мою "малую" Родину стороной. Но, я читал на эту тему всякие очень умные книжки и, самое главное — играл в одну компьютерную игрушку. Тактический симулятор роты, батальона и полка, под названием "Линия фронта". Купил случайно, сначала установил, поиграл — не понравилось, "снёс" на хер и забросил коробку с компакт-диском игры далеко на полку. Потом, года через два игра мне попалась на глаза, установил по новой, вник и...

И, не оторвёшь. Лет десять в неё рубился, не меньше!

Тут же присел на корточки и палочкой начал чертить на земле всевозможные тактические ситуации на поле боя и варианты установки пулемётов в зависимости от характера и ландшафта местности. Рассказал про оборону на обратных скатах высот, фланкирующий огонь, стрельбу из пулемёта с закрытых позиций и про наступление "переносом" огня вперёд...

Согласен, возможно некоторые термины я неправильно назвал — я же "академиев" не кончал. Но, штабс-капитан понял и, для него это было — каким-то откровением "свыше"!

Идём дальше:

— Это не только "пулемётная" — но и "траншейная" война, господин штабс-капитан! У Вас треть нижних чинов без оружия... Лопат, я тоже что-то не заметил в достаточном количестве. Из-за этого, после первого же боя Вы не досчитаетесь — как бы не половины, ваших будущих "ветеранов"! Проявите инициативу: всех безвинтовочных или просто — не способных к бою солдат старших возрастов, вооружите лопатами, кирками, пилами и топорами для сооружения дерево-земляных оборонительных сооружений... Создайте свою собственную, постоянную саперную роту в каждом батальоне.

— А, где столько шанцевого инструмента взять, Ваше...?

— В ...ИЗДЕ!!! — рявкаю сердито, — Вы, что? Только вчера родились, господин штабс-капитан?!

Ньютону, яблока упавшего на голову было достаточно — чтоб резко поумнеть, а русского офицера в таких случаях, всегда выручал русский же мат вышестоящего начальства:

— Понял, Ваше Императорское Величество! Тотчас же, издам приказ реквизировать весь наличный инструмент на этом полустанке...

То-то, же! Как ни в чём не бывало, я продолжил:

— ...И пусть роют, роют и роют! День и ночь пусть роют, копают и строят — каждая пролитая капля пота, сбережёт ведро крови ваших будущих ветеранов! Сейчас я Вам, ещё кое-что покажу...

Опять присев на корточки, я рисовал командиру полка схемы "зигзагообразных" траншей — до которых, по-моему, ещё не додумались на этой войне. Ну и, всё такое прочее — "лисьи норы", перекрытые щели, дерево-землянные огневые точки...

— У Вас достаточно много солдат зрелого возраста... Чтоб, лично не участвовать в бою — они Вам до Америки туннель пророют!

В наставлениях по саперному делу, здесь всё ещё делали основной упор на редуты — земляные укрепления петровских времён, в виде многоугольника — которые современная артиллерия "выносила" за раз.

* * *

Быстро, по-осеннему уже вечерело... У Мордвинова, были при себе все канцелярско-секретарские атрибуты и, мы быстренько всё оформили: я своей властью повысил Кудрявцева в чине до капитана и назначил его начальником Н-ского стрелкового полка.

Затем, в честь этого события, отобедав с офицерами полка в доме местного священника, мы там же устроились на ночлег...

Если мне не изменяет моё "послезнание" и, я ещё не накосячил ничего такого — что серьёзно изменило бы "реальную" историю, Н-ской стрелковый полк под командой капитана Кудрявцева принадлежит к вновь сформированной — из подобных же запасных частей, 2-ой армии под командованием генерала Смирнова.

Эта армия остановит прорвавшегося противника, а потом во взаимодействии с другими соединениями нанесёт контрудар и отбросит немецкую кавалерию к озеру Нарочь, где фронт стабилизируется — практически, до самого семнадцатого года.

Таким образом, Виленским сражением заканчивается "Великое Отступление" 1915 года — что придворными попализами, будет поставлено в заслугу новому Верховному Главнокомандующему...

Мне, то бишь.

Ну, что ж... Придётся как-то оправдывать!

Я, обосновывая якобы данными разведки, рассказал вновьиспечённому командиру полка весь расклад по истории Свенцянского прорыва и, письменно приказал оборонять этот полустанок от прорывавшийся в наш тыл германской кавалерии генерала фон Гарнье.

— У Вас не более трёх-четырёх дней, господин капитан чтоб привести этот сброд в боеспособное состояние, — на утро уже прощаясь, сказал я командиру полка Кудрявцеву, — самое главное, что я забыл сказать: опыт этой войны показал, что боевая подготовка войск должна продолжаться уже на фронте и, не прекращаться ни на час... Надеюсь, в следующий раз, увижу Вас — "поздравляя" уже с генеральскими погонами. Удачи!

— Удачи нам всем и, особенно — Вам удачи, Ваше Императорское Величество!

Н-ской стрелковый полк остался на полустанке Колодищи, ну а мы выехали в город Вильно.

* * *

С момента возникновения Великой Войны, Восточный театр военных действий насчитывал всего два фронта — Юго-Западный и Северо-Западный. После двух катастроф прошлого года — гибели в "котле" армии Самсонова в Восточной Пруссии и разгрома ХХ армейского корпуса в феврале 1915 года, Северо-Западный Фронт разделили на Северный и Западный фронты. Этой весной-летом, Западный Фронт — вместе с Юго-Западным, участвовал в Великом Отступлении из Польши и Галиции. Северный же фронт, под началом небезызвестного уже генерала от инфантерии Рузского Николая Владимировича, прозябал в какой-то невиданной досель пассивности.

Когда же немецкому командованию стало понятно, что "грандиозного" окружения не получилось, что русские войска Западного Фронта, после разгрома в Висленском сражении — стали выползать из "польского мешка", ситуация на Северном фронте в один момент обострилась.

Сосредоточив, наскоро сколоченную из освободившихся против Западного Фронта сил, "Неманскую армию" — имеющую в своём составе много кавалерии, немцы ударили по слабой русской 5-ой армии генерала Плеве и оттеснили её в направлении Двинска и Риги.

После неожиданно (для обеих сторон) быстрого падения крепости Ковно — ВТРОЕ(!!!) превосходящую осаждающие германские войска артиллерией, противник снял фланговую угрозу своей группировке — которая могла теперь безбоязненно двигаться на Вильно.

Десятая русская армия генерала Радкевича, после потери Ковно, теряла свои оборонительные рубежи по рекам Неман и Вилия и вынуждена была загибать свой правый фланг к Югу — теряя взаимодействие с соседней Пятой армией генерала Плеве. В образовавшуюся "прореху" протяжённостью в сто с лишним вёрст — близ селения Вилькомир и, ударили 10 сентября немецкие фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф — надеясь всё же силами кавалерийского корпуса генерала Гарнье, окружить и принудить к сдаче выскользнувшего из Польши русского противника...

Чтоб одним махом, одним лишь маневром совершить то, ради чего их "коллеги" на Западе, клали во французскую землю сотни тысяч солдат — выбить страну из войны!

* * *

Я много думал, на эту тему — практически сразу, как только "обжился" в новом теле и новой для себя ипостаси... Слишком поздно! Даже, если бы я прямо приказал генералу Алексееву, "взять" откуда-нибудь десятка два дивизий и "заткнуть" ими предстоящее место прорыва, он бы — ни в коем разе не успевал. Воздушный десант у нас пока не придумали! Поэтому, я предоставил событиям развиваться "естественным" путём...

Однако, сами эти "события", видать — об этом моём "решении" ничего не знали и, решили предоставить мне возможность кое-что изменить.

Глава 21. По страницам ещё не написанных мемуаров.

"Вообще я должен сказать, что вся эта сцена (отрешения от престола) произвела в одном отношении очень тяжелое впечатление... что мне прямо пришло в голову, да имеем ли мы дело с нормальным человеком? У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена; она меня еще глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчета в положении, в том акте, который он совершал... мне казалось, что эти люди должны были понять, что они имеют дело с человеком, который не может считаться во всех отношениях нормальным",— А.И. Гучков.

Приехав к обеду в Вильну, мы все были сильно потрясены — такого в докладах в Главном Штабе не было! Весь город был переполнен беглецами из крепости Ковно — артиллеристами, кавалеристами и пехотинцами, офицерами и нижними чинами. Хотя, уже самой Вильно — в свою очередь угрожала опасность и, до её падения оставалось где-то неделя — никто не пытался этих дезертиров хоть как-то организовать! Несмотря на то, что в городе находился штаб 10-й армии Радкевича и управление Двинским Военным Округом под началом генерала от кавалерии Литвинова Александр Ивановича.

Пока Мордвинов искал штаб 10-й армии и, "инкогнито" узнавал там про нынешнее местонахождение 2-ой Финляндской стрелковой дивизии, немного погулял в сопровождении охраны по городу, послушал что "люди говорят"... Сказать по правде, услышанное не радовало! Кругом только и разговоры были, об том как "слабые германские разъезды берут в плен целые русские полки"... Будь то офицер, унтер, казак или простой солдат, только и слышалось: "Не позаботились о войне, не заготовили всего, что нам было нужно...Предали людей, посылают нас на убой, как скот... Нет ни патронов, ни снарядов, ни винтовок в достатке, ни тяжелой артиллерии... Почему у "него" — у германца, все это есть? Так, нельзя воевать... Так, больше жить нельзя!".

Много было разговоров про то, что воевать против немцев русские не в состоянии и, эта война уже проиграна...

Такое ощущение, что "попал" не в 15-ый год — а в самый конец семнадцатого и, мой "расстрельный" подвал ещё ближе — чем того хотелось бы!

Почему я послал Генерального Секретаря узнать про 2-ую Финляндскую стрелковую дивизию? Эта дивизия называлась "финляндской" не потому, что состояла из финнов — жителей Суоми, а по месту своего довоенного расквартирования. А искал я её потому, что в ней сейчас служит полковник Свечин Александр Андреевич , книгу-мемуары которого "Искусство вождения полка" я прочитал сравнительно незадолго до "попадалова" и кое-какие моменты из неё хорошо помню.

Прослужив в Ставке, до августа этого года офицером для поручений при Начальнике Штаба Верховного Главнокомандующего, этот будущий блестящий военный теоретик, добровольно напросился в Действующую армию и, не так давно, принял под своё командование 6-ой Финляндский полк этой дивизии, входящий в состав 1-ой бригады, 2-ой Финской дивизии... Как и все русские стрелковые дивизии того времени, 2-ая стрелковая Финляндская дивизия состояла из двух бригад, те — в свою очередь, из двух четырёх— батальонных полков.

В этом же полку, в данный момент воюет командиром роты и, другой советский военный гений — прапорщик Триандафиллов.

По злой иронии судьбы, понесшую большие потери в предыдущих боях — но всё ещё обладающую высокой боеспособностью 2-ую Финляндскую дивизию, сперва направили было в помощь гарнизону Ковно... Но её дебил-комендант генерал Григорьев, после отбития попытки штурма крепости с ходу, принял затишье во время установки немецкой осадной артиллерии за отказ от её взятия и, послал в Главный Штаб победную реляцию.

В Штабе, уже привычно обозвали коменданта Ковно кретином и перенаправили 2-ую Финляндскую дивизию на Вилькомир — как раз на направление главного удара немцев.

В тот напряжённый период, когда словами того же Свечина: "лучшие полки катятся назад, а худшие — разбегаются", основной задачей 10-ой армии Радкевича должен бы быть "размен территории на время". Возможно, тогда бы удалось в дальнейшем удержать в наших руках Вильно — крупный транспортный узел... Но подобная оперативно-тактическая гибкость, была совершенно не в обычае русских генералов — в том числе и начальника Штаба Алексеева. Непрерывно и последовательно — по мере прибытия, бросая в бой все быстро стачивающиеся до состояния "нуля" девять дивизий, он добился лишь приостановки наступления немцев в этом районе. Впрочем и, это не было заслугой Алексеева: готовясь к прорыву, германское командование было не заинтересовано в выталкивании русских войск из намечающегося "котла".

Опять же, всё это не я сам выдумал, а почерпнул — читая будущие мемуары Александра Андреевича. Хорошо быть таким умным, обладая "послезнанием"!

Наконец, появился озверевший от всего увиденного, услышанного и пережитого мой Генеральный Секретарь и, сообщил — что по последним данным, 2-ая Финляндская дивизия придана V Армейскому Корпусу генерала Балуева и сейчас болтается где-то в районе Мейшагольской позиции — между рекой Вилией и железной дорогой на Ковно. На самом правом фланге 10-ой армии — в месте её стыка с 5-ой армией.

Позавтракали в первой же попавшейся на глаза забегаловке, прикупили подорожавших до немыслимой величины продуктов и, в путь...

* * *

Бог дал и, прошедшее лето было засушливым и, даже зарядившие было осенние дожди, не смогли развести столько грязи — чтоб мы застревали достаточно часто! Если такое всё же случалось, то народу хватало — чтобы по очереди вытолкать "севшие" автомобили. То же самое и, с "водными преградами": серьёзных рек не было, а попадавшиеся мелкие — почти пересохшие за лето ручьи мы форсировали вброд. Деревянные мостки через них, чаще всего не внушали доверия...

Не часто также, но бывало — блуждали! Бывшие у нас карты составлены 18 лет тому назад: за прошедшее время появились новые дороги, новые деревни, а старые бывало -исчезли, как и некоторые леса...

Я думал найти сначала штаб генерала Балуева — но слава Богу, не понадобилось: офицеры из вскоре встреченной артиллерийской колонны, направляющейся к Вильно, рассказали — что до момента немецкого прорыва, 2-ая Финляндская дивизия располагалась в районе Вилькомира...

— 6-ой Финляндский полк ищите, господин полковник? — переспросил меня капитан — командир батареи японских полевых пушек, — три дня назад я был придан ему в Шинкунах, сейчас право слово не знаю...

— Хорошо, спасибо! А, А где находится штаб 2-ой Финляндской дивизии, не подскажите, часом?

— Почему не "подсказать", подскажу: до седьмого числа, штаб финляндцев в местечке Мейшагола был. Сейчас, не знаю...

— Ладно, спасибо! А, что драпаем? ...В смысле, совершаем запланированный тактический отход?

— Так, боеприпас для "япошек" кончился... Что зря то погибать?

— Вы что, ж? В бою были и даже по немцам стреляли?! Жесть... И, как? Попали куда-нибудь?

Личный состав батареи, вид имел несколько непритязательный и скорее напоминал дошедших до ручки партизан, чем солдат. Одно радовало глаз: огромные баулы на каждой повозке. Значит, не драпали, всё в панике бросив — а хозяйственно собрав войсковое имущество, в полном порядке отошли... Молодцы!

— Да, кто ж его знает, "как", — честно признался пожилой офицер-артиллерист, — стреляли — а попали ли куда, про то мне не ведомо. Не учили нас этим проклятым "япошкам" и таблиц для стрельбы не дали...

— Безобразие, право..., — смотрю по карте и командую спешившемуся и стоящему сейчас возле моей машины Спиридовичу, — господин генерал! Дальше до перекрёстка и направо.

Побибикали, требуя у артиллеристов уступить дорогу и поехали дальше — мимо бесящихся в упряжи, перепуганных автомобилями артиллерийских лошадей. Одна из них взбрыкнула конкретно и, с передка орудия, упал внушительный узел из которого вывалилось... Какое угодно — но, только не воинское имущество! Мой взгляд встретился с перепуганным взглядом офицера-артиллериста, затем — с возмущённым и вопрошающим генерала Спиридовича. Я дал знак — едем дальше...

Мы же сюда, не функции заградотряда выполнять прибыли?! ...Хотя, идея!

Всё чаще стали попадаться признаки приближающего фронта: ползущие туда-сюда интендантские обозы, скачущие с донесениями фельдъегеря, связисты мотающие вдоль шоссе катушки с проводами, просто офицеры с сопровождающими их денщиками или группы казаков.

У остановленного подполковника, офицера по поручениям из корпуса генерала Балуева — скачущего в штаб 10-ой армии в Вильно с донесением, мы узнали приблизительный расклад сил двух сторон на Мейшагольской позиции:

— Численное превосходство, по меньше мере — вчетверо за нами: кроме 27-ми батальонов V Армейского корпуса, 2-ая Финляндская дивизия, Сводная пограничная и 124-я ополченческая дивизия,1-я и 2-я гвардейские дивизии, гвардейская стрелковая бригада... Не считая двух десятков кавалерийских полков.

Офицер внимательно в меня всматривался, рассказывая всё это — но, никак не мог узнать:

— Противостоит же нам на правом берегу Вилии не более пятнадцати батальонов слабой немецкой пехоты из 21-ой Ландверной дивизии , бригада Эзебека и 1-ая Кавалерийская дивизия.

— И, что мешает нам опрокинуть эту ничтожную — по вашим словам, немецкую группировку? — недоумевал я.

— Не могу знать! — уклончиво ответил подполковник, — впрочем, скоро своими глазами увидите и может быть догадаетесь...

— Ладно, хорошо..., — говорю, — а Вас мама в детстве не учила, господин подполковник, что откровенничать на войне с посторонними нельзя?

— Сами то, Вы кто? — насторожился офицер.

— Из штаба генерала Пихто!

Осмотрев внимательно моих скромно одетых сопровождающих, он пришпорил коня и был таков.

Да... Для германских шпионов — широкое раздолье¸ а для своей контрразведки — работы непочатый край!

* * *

Стали попадаться раненые, эвакуируемые в тыл в санитарных фургонах или чаще на простых крестьянских телегах. Легкораненые шли пешком, причём среди них было довольно-таки много с перебинтованными пальцами левой руки. Всё понятно — "самострелы"... Невероятно бесило, что этот контингент шёл в тыл весело, с шутками-прибаутками — ни сколь не боясь, едущего на невиданных авто, "высокого начальства".

Как-то, "непропорционально" много — по отношению к нижним чинам, раненных офицеров... Так же, многие из них выглядели совершенно целыми и к тому же весёлыми — хотя в отличии от простых солдат, не высказывающих свою радость вслух. Эти ехали в тыл верхом — да ещё и, в сопровождении денщиков на лошади и с вьючной лошадью под офицерское шмутьё.

— Куда перебазируемся, господин капитан? — спросил у одного такого, когда автомобиль стоял у переправы, пропуская санитарный обоз.

— В госпиталь, господин полковник!

— Ранены куда или больны чем? — недоумеваю.

— Контужен! — капитан в годах, важно приложил руку к голове.

— Контужен, или "сконфужен"? — зло переспросил есаул.

Не ответив, тот отвернулся не желая продолжать разговор...

Воспользовавшись возникшей на полчаса "пробкой", спешился и прошвырнулся вдоль обоза — подслушивая разговоры и завязывая мимолётные" знакомства. Тощие крестьянские лошади, лежащие на грязной соломе раненные в окровавленных повязках, изнурённые неимоверными мучениями человеческие лица... Стоны, запахи страдающего человеческого тела — тошнотворный смрад крови, гноя и медикаментов...

— Вашбродь! Извиняйте, вашбродь! Папироски не найдётся? — слышу с одной телеги, — Христа ради прошу: с вечера не курил — уши, уж опухли...

Оборачиваюсь на голос: бывалого вида бородатый солдат, раненный в руку и колено, возбуждённо-умоляюще смотрит на меня, приподнявшись на целом локте. "Сосед" по телеге его, с перебинтованной грудью, не подавал признаков жизни — видимо будучи в забытьи, а "водитель кобылы" куда-то слинял...

— Извиняюсь за беспокойство, конечно... Но сам я завернуть сигарку не в мочь, а возчик из некурящих. Санитар же, лярва, с самого утра не подходит. Да и, денег попросит за то, чтоб свернуть...

Видать, из-за болевого шока, солдатик стал излишне словоохотливым с незнакомым офицером.

— Почему "не найдётся", для раненого героя?! — отвечаю, — найдётся... Держи, солдат!

Зная, что путь к сердцу солдата лежит через спиртное и курево, я взял с собой изрядное количество турецких папирос из запасов своего Реципиента... А вот, спичек с собой не захватил! Досадное упущение...

Выручил, за ту же папиросу, другой раненный солдат с соседней телеги — с помощью "высокотехнологичного" приспособления выбив искру, раздув трут и давшему моему собеседнику "огоньку"...

— Ишь, ты! — отдал дань уважения солдат, турецкому табаку, — забористый то какой табачок!

Насколько мне известно, непосредственно перед самым объявлением войны России, Султан Османской Империи сделал коварный ход и подогнал Реципиенту большую партию таких папирос... Видимо рассчитывал, злыдень, что тот от рака лёгких сдохнет — ещё раньше, чем от большевистской пули.

Подождав, когда солдат выкурит папиросу до середины, спрашиваю:

— Почему, так много "их благородий" среди раненых? Они, что? Впереди вас в атаки ходят?!

Все штабные инстанции, дружно жалуются на недостаток офицеров, а тут — безобразное расточительство кадров!

— Бывают и такие, Вашбродь! Да тех, всё меньше и меньше... Тут, ситуёвина же такая: за раненого офицера — вынесенного из-под огня, санитару иль другому какому нижнему чину могут дать "Егория". А за простого солдата "крестов" не дают и, в карманах у него — пусто. Вот и, тащут в первую очередь офицеров в лазарет, а наши — как валялись где, так и валяются там! Я вот, к примеру, сам дополз...

Глаза у служивого затуманились. Возможно, из-за терзающей его боли, возможно из-за неприятных воспоминаний... Ну, а возможно — из-за действия очень крепкого табака.

— Ты что-то про "пустые карманы", служивый... Что, санитары мародёрничают? Мёртвых грабят?!

— Ну..., — задумался тот и, дал неожиданный ответ, — ну а, зачем добру пропадать? Не наши, так германцы в карманы мертвякам "заглянут". Пускай, уж лучше наши!

— Убитым, так тем — всё равно, — пропыхтел соглашаясь, "сосед" с соседнего транспортного средства, — а вот с меня санитар три рубля взял — за то, чтоб вынести...

Помолчав, видимо решаясь, он добавил:

— Сперва хотел Коляна — дружбана моего, с пораненным брюхом... Мы с ним в одной воронке валялись... Так, у того — всего рубль с гривенником был. Пока меня отнёс, пока за Коляном вернулся — тот и помер. А может и не возвращался вовсе — счас, уже не докажешь...

Помолчав и докурив, "мой" солдат промолвил — как бы "в пространство", ни к кому не обращаясь:

— Да... Вот она цена нашей жизни — рубль с полтиной... А ты с какого полка?

— С седьмого...

— Ну, тогда всё понятно: у вас и полковой батюшка — сволочь первостатейная!

Под начавшуюся лёгкую перебранку, я — оставив начатую пачку папирос на телеге, незаметно слинял...

Вскоре, санитарный обоз прошёл мимо нас и переправа — брод через небольшую речушку, освободился. Едем дальше...

* * *

Местные леса, оказывается, были плотно населены! То и, дело из них выглядывали местные жители — прячущиеся вместе со своей скотиной, от приближающего к ним с неумолимостью Молоха, фронта. Не реже гражданских, а как бы ни чаще, из леса "выглядывали" и тут же пугливо прятались, люди в военной форме... Они же, всё чаще и чаще попадались нам бредущими по дороге в тыл. Завидя нас, такие зайцами разбегались по окрестным кустам...

Дезертиры.

Хотя, разок попались и "идейные"! Задержав с дюжину солдат, не успевшую убежать при нашем появлении, Спиридович принялся их стыдить, поглядывая на меня:

— Что ж вы, братцы? Ваши товарищи воюют и гибнут за Отечество, а вы по лесам прячетесь, за шкуры свои трясётесь? Не стыдно?!

— Никак нет, Ваше Превосходительство! Мы — выздоравливающие из 6-го Финляндского полка, а нас направили в 4-ый Гвардейский. В Гвардии, конечно хорошо... Да мы там чужие — в свой "дом", в родной полк тянет!

— Молодцы, солдаты! И, ничего не бойтесь: недавно вышел указ Императора и Верховного Главнокомандующего, о возращении излечившихся военнослужащих только в свою часть, — похвалил я их и, обращаясь к Генеральному Секретарю, — господин генерал! Выпишите им какую-нибудь сопроводительную бумагу — чтоб, их никто не тронул... Пусть идут "домой": дома, как известно и стены помогают.

Получив из руки Мордвинова "бумажку", солдат долго её разглядывал, изумлённо переводя взгляд то на неё — то на меня, потом:

— Братцы, так это ж... ЦАРЬ!!!

— ЦАРЬ?!

Бибикнув на прощанье, мы рванули дальше — а толпа солдат ещё долго за нами бежала, быстро отставая в дорожной пыли...

Состоялось и смутившее нас всех знакомство с Императорской Гвардией... Только, не с парадной гвардией а с настоящей — с боевой.

Встретив очередную, уныло бредущую куда-то в тыл, безвинтовочную толпу бродяг в серых шинелях — обутую в лапти, или вообще в обмотанную на ноги мешковину, Мордвинов не удержавшись, спросил у сопровождающего их бравого унтер-офицера:

— Что за сброд, фельдфебель?

— Команда бессапожных 4-го Лейб-Гвардии Стрелкового полка Императорской фамилии, Ваше Превосходительство!

Что с винтовками, что с обувью, в армии просто беда...

* * *

Пока ехали, выяснилось, что наши сведения уже устарели: немцы наших несколько "подвинули" и, штаб 2-ой Финляндской дивизии, из Мейшаголы передислоцировался в местечко с не менее романтичным названием "Галина".

Наше прибытие в штаб дивизии вызвало эффект... Непередаваемый словами — в цензурных выражениях, эффект среди штабного начальства!

Что мемуарам всецело доверять нельзя, я уже примерно знал. Поэтому, ни сколько не удивился застав начальником 2-й Финляндской стрелковой дивизии не "...седенького старичка, уже сильно одряхлевшего", а вполне себе бодрого, нормального для своего звания и должности возраста. Лет пятьдесят пять, может быть чуть больше... Во всём остальном же, генерал-майор Кублицкий-Пиоттух полностью соответствовал описанию у Свечина!

Порядки в штабе 2-ой Финляндской дивизии были не ахти, хотя бумаги в полном порядке... Однако, я не про это! Франц Феликсович, так панически боялся начальства — что только при моём виде и представлении, схватился за сердце и, его еле успели подхватить — чтоб не брякнулся мне в ноги и здесь же не "крякнул". Погасив несколькими "выражениями" вспыхнувшую было панику, приказал положить занемогшего генерала на штабной стол, лично расстегнул ему мундир — послушал сердце, пощупал пульс... Дело хреново!

Вызвали главного дивизионного врача из дивизионного лазарета:

— Я ничего не понимаю в сердечных приступах, Ваше Величество! До мобилизация, я работал акушером в земской больнице, в Харьковской губернии...

— Да, дайте ему хоть какое-нибудь лекарство, изверг! — орал я ему в лицо, — карвалол есть? Нитроглицерин? Валидол? ...Нет?! Да, что же у вас тогда есть, ВАШУ МАТЬ!!!

Однако, не двадцать первый век — ни разу и, из "сердечного" у "акушера-гинеколога" оказалась только "нюхательная соль"!

На носилки генерала, в один из наших автомобилей и, срочно в тыловой госпиталь.

— Ранее на сердце, когда жаловался? — спрашиваю в сильнейшем недоумении у начальника медслужбы дивизии.

— Никак нет, Ваше... Здоров был, как...

Уносившие носилки с генералом санитары из нижних чинов, таращились на меня крайне перепугано и на их простых, мужицких физиономиях, можно было кое-что "прочитать"...

Ну, вот... Ещё одна "городская легенда" готова! Как, от одного только вида и взгляда царя, генералы падают целыми штабелями замертво.

Конечно, как человек — человека... Сам же был "когда-то" в возрасте, со множеством "болячек" — всё понимаю.

Но, как "военноначальника", мне этого "Пиоттуха" — ни сколь не жаль! В боевом отношении, этот генерал представляет собой круглый "нуль" без единой "палочки". Насколько мне известно из того же "источника", тогда ещё полковник Кублицкий-Пиоттух, тихо-мирно заведовал хозяйством одного из полков в прошлом году — когда в его расположение пришла сдаваться целая толпа австрийцев. Сей "подвиг", кто-то из "вышестоящих" постарался раздуть как следует и, совершенно для него неожиданно и, даже — против воли, Франц Феликсович Кублицкий-Пиоттух стал генералом и начальником дивизии. Хотя, опять же — возможно, мемуарист где-то не совсем точен.

Как бы там не было, но дело было сделано!

Из разговора с оставшимися живыми-здоровыми — после моего внезапного визита штабными офицерами 2-ой Финляндской дивизии, я понял что обстановка на фронте, для них как в тумане. Что ж, придётся ехать и узнавать её самому!

Назначив подполковника Шпилько — начальника штаба дивизии, временно исполняющим обязанности своего отправленного в тыловой госпиталь шефа, я взял в сопровождающие командира Первой бригады дивизии — сильно пожилого полковника Ногаева и, отправился с ним по полкам. Тот, по совместительству являлся кем-то вроде начальника оперативного отдела дивизии и изо всех, показался мне наиболее знающим и дельным. Хотя и, довольно-таки сильно обюрократившимся на штабной работе.

— Вот только на автомобилях и, в таком множестве народу, я Вас не поведу, Ваше Величество! — наотрез отказался, поначалу тот, — слишком заметная цель! Только на лошадях и не более пяти-шести человек с собой. И, оденьтесь как-нибудь неприметнее...

— В ваших словах, господин полковник, есть некий резон!

Переложив всё в карманы френча, снял кожаную куртку и положил её в открытый салон "Фюрермобиля": действительно, что "светиться" чёрным — изображая из себя великолепную мишень?!

— Надеюсь, её не сопрут...

— Я прослежу, Ваше Величество, — поспешно подписался Кегресс, явно не напрашиваясь в те "пять-шесть человек" сопровождающих.

Аааа, "Агент 007" долбанный... Сцышь — когда страшно!

— Конечно, Адольф! Вам и, всем остальным шоферам следует остаться у машин и проследить за их целостностью и сохранностью имущества в них...

— Я выставлю караул у автомобилей, — предложил полковник Ногаев.

— Хорошо... Вы, господин генерал и Вы, — я указал на Спиридовича и Мисустова, — и, возьмите с собой четырёх жандармов побоевитее...

— ЕГО(!!!) брать с собой?— спросил есаул.

— Пока нет... Возьмём что полегче — мы же не воевать!

Сам я был вооружён двумя "наганами".

— Впрочем, прихватите мой карабин и с полсотни патронов, господин есаул.

Глядишь, оказия выпадет пострелять! Не зря ж, столько много тренировался.

— Разрешите и мне с Вами, Ваше Величество? — умоляюще попросился Мордвинов.

— Ну, куда уж без Вас, господин Генеральный Секретарь... Не забудьте свой саквояжник — будьте так любезны.

Был у меня кой-какой "планчик" — возникший в голове, совершенно экспромтом... Заманчиво, заманчиво... Очень заманчиво, чёрт побери! Ладно, познакомимся со Свечиным, а там видно будет.

Привели оседланных уже лошадей. Мне подвели какого-то здоровенного "бугая", испуганно и гневно косящего огромным, лиловым глазом:

— Трофейный тракен , Ваше Величество!

"Трофей" всхрапнул и попытался укусить меня за плечо. Как-то так автоматически получилось — но я его ударил кулаком в морду, со всего маху:

— Не балуй, Кайзер!

Тот, присмирел и обиженно отвернулся...

Кругом рассмеялись от этого происшествия:

— Не любит ваш кузен Вильгельм царского "обхождения"!

Впрочем, мне принесли немного переспелых яблок с соседнего сада, пару сочных морковок и капустную кочерыжку и, мы с моим "кузеном", вскоре подружились — не разлей вода.

На лошадях в "той" жизни, ездить не приходилось ни разу! Однако, положись на Господа Бога и "мышечную" память Реципиента, шепча про себя: "Я абсолютно спокоен...", — расслабив себя методами аутотренинга, я запрыгнул в седло, и...

И, получилось!

* * *

Не проехали и пары вёрст, как спереди на гребне высоты, показалось несколько всадников. Покрасовались в виду нас и, тотчас скрылись — никто не успел даже бинокль поднять, чтоб рассмотреть кто они.

Мои спутники разволновались... Спиридовича, просто трясло от страха — не за свою конечно, за мою жизнь:

— Не стоит ехать дальше, Ваше величество а вдруг, это немцы?

— Они ж, ускакали — освободили нам путь! — привожу на мой взгляд, самый убедительный аргумент.

— Они могли спешиться и притаиться в кустах...

— Господин есаул? — призываю на помощь моего самого главного эксперта по кавалерии, — кто, это мог быть?

— Да, вроде наши станичники..., — горячил коня Мисустов, — разрешите выяснить?

— Конечно!

Есаул взял с разрешения полковника Ногаева, шестерых его конных разведчиков со старомодными кирасирскими палашами и резвым галопом поскакал вперёд. Однако, ни догнать таинственных всадников, ни узнать кто это такие, в этот раз не довелось.

Потихоньку двинулись вперёд за "головным дозором" и ещё пару раз встречали неизвестно чьи разъезды — нет-нет, да появляющиеся среди деревьев спереди, сбоку или позади...

— Всё же — казаки, — в конце концов резюмировал Мисустов, — никто другой!

Полковник Нагаев по дороге обвыкся общаться с Императором, осмелел и по-стариковски разбурчался на вышестоящее начальство:

— Штаб дивизии полностью дезориентирован, кому мы подчиняемся! Генерал Тюлин, которому дивизия подчинялась вот только недавно, переподчинил нас XXXIV корпусу генерала Вебеля — с самыми общими сведениями, где находится его штаб. Потом выяснилось, что мы подчиняемся V Армейскому корпусу генерала Балуева — который, заняв эгоистическую позицию, приказал дивизии встать "боком" вдоль Вилии, хотя это — самое нелепое положение! А между тем удар немцев по левому берегу этой реки, уже "на излете", а по нашему — правому берегу только "нависает"... В то же время, приказы в дивизию приходят и, от начальника 10-ой армии Радкевича и из штаба генерала Олохова — начальника армейской группы, в которую входят V Армейский и Гвардейский корпуса...

— "На одного раба — три прораба", — задумавшись под стариковскую болтовню, промолвил я, — наша армия сильна бардаком...

— Извините, Ваше Величество?

— Да так, ничего... Мысли вслух.

* * *

Объезжаем полки 2-ой Финляндской дивизии.

Командира 8-го Финляндского полка — подполковника Забелина, мы застали в глубокой депрессии: только что одна из его рот, во время атаки побросала винтовки и целиком сдалась в плен немцам.

— Не этих скотов жалко, Ваше Величество, — со слезами на глазах жаловался тот, — а винтовки! Лежат теперь на ничейной полосе и никак не достать...

— А Вы пообещайте денежную награду за каждую и, нижние чины, их за ночь все вытаскают, — посоветовал ему.

— Если, не последуют примеру своих товарищей...

— Отнюдь! Немцы им за винтовки платить не станут. А если и, перебежит какой, так — чем раньше от "балласта" избавитесь, тем для Вас же лучше, господин подполковник! Ночью, в отличии от дневного времени — он других не успеет "заразить". Главное, следите — чтоб без собственных винтовок за "призовыми" ползли...

Интересно, а за каким хреном он атаковал?

— Дико извиняюсь, конечно... А за каким таким членом, Вы атаковали, подполковник? — вопросительно поглядываю на Нагаева.

— По приказу начальства..., — Забелин тоже смотрит на Нагаева.

Ах, да! Этот "полкан" у них в дивизии — оперативный ум!

Тот смутился и "переадресовал", прикрыв свою собственную задницу задницей вышестоящего начальства:

— Из корпуса телефонограмма пришла — взять село Гени...

— На хрена, спрашивается?

— Не могу знать! — Нагаев, недоумённо пожал плечами, — начальство всегда так — если немцы взяли какое село, требует атаковать и отбить тотчас... В Галиции где мы до этого воевали, тоже так было.

— А какая реакция на то, если вам не удалось "отбить"?

— Да, фактически никакой.

Понятно... Это ж, сколько народу зазря угробили?!

Пред въездом в расположение 6-го Финляндского полка — в деревню Шавлишки, недалеко слева от нас, неожиданно разорвалась "очередь" из четырёх шрапнелей. Среагировать успели трое: мгновенно спешившись, Спиридович схватил под уздцы моего Кайзера — намереваясь стащить меня с лошади, чтоб уберечь от осколков... Мисустов же, поднял своего коня на дыбы — чтоб своим и его корпусом заслонить от них же... Не уверен, чтоб помогло — рвани следующая "очередь" ближе.

Один же из сопровождающих нас разведчиков, тут же соскочил с лошади и убежал в лес. Это вызвало взрыв хохота, оставшиеся кричали ему в след — чтоб скинул сапоги — без них, мол, бежать ему было бы легче.

— Не пойму, что с ним? — извинялся за подчинённого Нагаев, — раньше это был отличный солдат... После последних неудач, все стали какими то нервными — не узнаю своих людей!

На этом, обстрел прекратился.

* * *

На окраине деревни Шавлишки, нас заставили сойти с лошадей и только потом, по одному провели в крестьянскую избу — где находился штаб 6-го Финляндского полка, моя конечная цель.

Меня провели первого... Сопровождающий унтер-офицер, которому не было сообщено кто я, сказал в полусумрак неосвещённой искусственно избы:

— К Вам из штаба, Ваше Благородие!

Получил ответ из темноты: "Хорошо!", — и исчез за следующим.

В избе, кроме одного прапорщика, нескольких унтеров и нижних чинов — занимавшихся всяк своим делом, стоял у окна одетый идеально по всей форме полковник лет тридцати пяти и, смотрел в бинокль. Оглянувшись на меня и не признав за знакомого, он поздоровался и снова взялся за прерванное моим появлением занятие... Типа: "Если надо что — говори, а я видишь — дело занят!"

Чуть освоившись в обстановке, я тут же "присоседился"к нему со своим морским биноклем, оставшимся на память от адмирала Нилина...

Участок укрепленной позиции 6-го Финляндского полка, от реки Вилия до села Малюны — всего версты четыре, отсюда очень хорошо просматривался. По сути, это ещё всего лишь "остов" обороны — непрерывные проволочные заграждения в один ряд и одна же линия прямых траншей-окопов, с массивными "козырьками" из толстых брёвен кое-где. Между отдельными их участками, имелись солидные неукрепленные промежутки, длиной до нескольких сот метров. Блиндажей не видно, ходов сообщения недостаточно...

Но, работы шли — активно копались новые хода сообщения, вторая линия траншей позади первой и всё это тщательно маскировалось.

Первым делом, бросались в глаза ряды длинных винтовок с примкнутыми штыками, лежащие на брустверах. Кой где, из траншей торчали головы солдат в папахах или фуражках... А один служивый, стоял во весь рост на бруствере и, приложив обе руки к глазам — изображая бинокль, косил под наблюдателя — поминутно "кланяясь" пулям... По "мемуарам" — хорошо запомнившийся эпизод!

— Не боитесь, господин полковник, что один разорвавшийся поверху бруствера снаряд искалечит сразу несколько винтовок?

— Да, Вы правы — был один такой случай! Одним махом двенадцати единиц лишились..., — не отрываясь от бинокля, согласился тот.

— Так не лучше ли, их убрать внутрь окопов?

— Тогда нижним чинам — из-за длинны их, будет долго доставать. Особенно, просовывать в бойницы тех "козырьков" из брёвен... Видите?

Действительно, в некоторых местах, траншеи были оборудованы "противошрапнельными" козырьками с бойницами, предназначенных сохранять жизни солдат от осколков и пуль шрапнельных снарядов, летящих спереди-сверху.

— Какова, кстати, эффективность такой защиты?

— "Эффективность"?! От стрелкового оружия и шрапнелей достаточно хорошо защищает, но от одной лишь лёгкой гранаты, бывает рушаться — калеча целые подразделения...

— Зачем же Вы тогда, их велели изготовить?! — вопрошаю в недоумении.

— Не я... Я бы в жизнь, так окопы и "проволоку" не расположил! Оборонительные сооружения я принял уже готовыми от "инженеров". С "козырьками", проволокой и прочим...

Полковник Свечин, на пару секунд оторвался от бинокля, посмотрел на меня — пытаясь в полусумраке узнать и, опять "прилип" к окошку, продолжая бухтеть:

— Сразу предупреждаю: на таких позициях мне немцев не удержать! Конечно, вам в штабах...

— Далеко ли до неприятеля, господин полковник? — прерываю поток его красноречия.

— Отсюда версты две будет...

Послышалось несколько отдалённых артиллерийских выстрелов, затем — столько же более близких взрывов, пришедшихся где-то за окраиной деревни. Я, поневоле поёжился...

Свечин, не поведя и бровью, как будто сам себе прокомментировал:

— Немцы нервничают и стреляют за пригорок в южной части деревни — видимо считая, что там у нас скапливается резерв.

— Нет ли близ вашего штаба, какого-либо укрытия от артиллерийского обстрела?

— Нет. Я не велел строить блиндаж! — излишне резко ответил полковник.

— Почему? Непонятная легкомысленность: а, если немцы засекут ваш штаб и, пристрелявшись, накроют? Дело то не в Вас, а в вашем полку — который после вашей "героической" гибели, останется обезглавленным.

— Не засекут! — начальник 6-го Финляндского полка, вновь ненадолго оторвался от наблюдения, — для этого и, был выставлен тот пост, что Вас остановил и спешил, господин...

Видимо, моя настойчивая назойливость, стала Свечину надоедать... Он ещё раз "оторвался" и пристально вгляделся в погоны на моём френче. Погоны я носил простые — полковничьи, без вензеля Свиты.

— Господин полковник... С чем к нам пожаловали, любопытно было бы узнать?

Однако, я решил оставаться "инкогнито" ещё некоторое время — поэтому, отвлёк от моей скромной, но августейшей особы, вопросом:

— А это, что за "хрен" — там у Вас, торчит? Наблюдатель, что ли?!

— Где? А, этот... В последнее время в войсках, среди нижних чинов в моде "самострелы": стрельнет сам себе в палец и, в тыл!

— Ай, ай, ай... За это разве не наказывают? Как за умышленное членовредительство — сродни открытому дезертирству?

Повернувшись ко мне, Свечин досадливо, лишь махнул рукой:

— Врачи, сплошь либеральничают, но сами — вместо покрываемых ими солдат-самострелов, в окопы идти не хотят! У меня тоже — уже пять случаев было, но я быстро нашёл "лекарство": я таких не отправляю в тыл, а после перевязки, заставляю вставать на бруствер и, прижав руки к глазам, изображать собой наблюдателя!

— Хахаха! "Лекарство", конечно действенное... Но ведь, убьют же!

— Да, нет! Дистанция великовата. Перед нами — "ландвер": стрелки не намного лучше наших — хотя и, активно обстреливают "наблюдателей", навряд ли когда попадут...

За разговором, не заметил как все "мои" собрались и, в хате стало несколько тесновато... Кто-то обозвал меня "Вашим Величеством", "местный" народ замер в полнейшем и безоговорочном опупении, а Свечин повнимательнее присмотрелся... И:

— То-то, слышу голос знакомый — но смел ли я, лишь только подумать...

Произошедший дальнейший грандиознейший кипеж, не является целью этого повествования — поэтому, его можно смело опустить.

* * *

Когда, все более-менее успокоились, полковник Свечин, как бы извиняясь за то — что, своим "легкомысленным" отношением к инженерному оборудованию штаба и, по совместительству — наблюдательному пункта полка, поставил под угрозу жизнь Помазанника Божьего, Императора Российского, Верховного Главнокомандующего и, прочая, прочая¸ прочая, пояснил:

— Всё же, штаб полка в сравнительной отдалённости от неприятеля находится... Командные же пункты батальонов и рот — уже на второй день занятия нами этой позиции, не в пример лучше оборудованы!

Мне, только этого и надобно было!

— Вот, как?! Хотелось бы своими глазами посмотреть...

— Ваше Величество! — запротестовал было Спиридович, — стоит ли, так рисковать...

— СТОИТ!!! — резко оборвал я его, — всего один командный пункт батальона и, самый безопасный... Ну?!

Покрывшись вмиг "испариной" — как внесённый холодной зимой в тёплую казарму автомат, полковник Свечин решился:

— Хорошо, Государь! Я проведу Вас в штаб Второго батальона капитана Чернышенко. Но, только такой толпой по передовой ходить опасно: возьмём с собой вашего есаула, пару жандармов и двоих же моих пеших разведчиков из команды прапорщика Красовского.

— Нет! — взвился на дыбы Спиридович, — только со мной! Я отвечаю за безопасность Его Величества!

— Хорошо, господин генерал! Будь, по-вашему.

Штаб и командный пункт Второго батальона 6-го Финляндского полка, находился в неглубокой лощинке посреди небольшой рощицы и поражал воображение свой добротной благоустроенностью! Всё, было отлично замаскированно — даже от наблюдения с воздуха: сам штабной блиндаж, блиндажи для людей, стоянки для лошадей и патронных двуколок, полевые кухни...

— Хорошо замаскировались, слов нет! — восхищаюсь, — неприятель вас не видит, господин капитан... А, Вы — неприятеля? Где ваш наблюдательный пункт, господин капитан?

Тот, несколько зардевшись, ответил:

— Про обстановку мне докладывают прапорщики — командиры рот, Ваше Императорское Величество...

— Ну, что сказать? Тоже — подход...

Претензий не имею! Как мне было известно из "послезнания" — из мемуаров Свечина, капитан Чернышенко — "чёрный, широкий, приземистый хохол", был хорошим боевым офицером... Но, после полученных нескольких серьёзных ранений, стал "слишком осторожным".

— Хорошо! Пройдёмте на наблюдательный пункт роты...

Я поправил на поясе кобуру — расстегнув её и, несколько красноречиво посмотрел на "сопровождение", особенно на Спиридовича. Тот, весь пошёл красно-бурыми пятнами, но возражать не стал.

КП ближайшей роты, было практически на линии окопов... Осторожно понаблюдав за позициями немцев через бойницу блиндажа и, не заметив никакой видимой опасности, я спросил:

— Где-то с версту будет, да?

— Так, точно!

— Абсолютно безопасное расстояние! А траншеи во Втором батальоне, сделаны на совесть... Так, что? В окопы?!

Против такой моей "логики" аргументов не нашлось... Да и, привыкли уже мои сподвижники — что я всё равно, настою на своём. Что, один чёрт — всё будет по-моему!

В последний момент, Чернышенко опомнился и негромко рявкнул одному из своих зауряд-прапорщиков:

— Михеев! Бегом по траншее — предупреди нижних чинов, чтоб "ура" не орали!

Вот это — правильно! В ответ на "ура", может прилететь с десятка два снарядов — немцы подумают, что начинается атака...

* * *

В окопах пахло всем свежим: свежей землёй — от продолжающихся работ по улучшению оборонительных сооружений, свежесрубленным деревом — от "козырьков" и "накатов" и свежим же солдатским дерьмом — из "отхожего ровика"... Проходя мимо одного такого, я приостановился:

— Господа! Вынужден вас на пару минут оставить — по "зову природы". По "маленькому" зову...

И, гордо прошествовал, расстёгивая на ходу ширинку английских галифе, мимо опешивших подданных туда — куда, даже короли и цари пешком ходят...

Да... Солдатики наши имеют вид, далеко не притязательный. Плохо одеты, ещё хуже обуты, у многих даже подсумков нет и, патроны, они вынуждены тарить по карманам — как урки какие. Однако, не жаловались бодро "ели" меня глазами, их же пучили — вполголоса отвечая на кой-какие мои вопросы... Чаще всего "Не могу знать!", да "Рад стараться!"

Меня интересовало оружие... У многих солдат я брал винтовку и внимательно её рассматривал. Очень часто попадались трофейные — по большей части австрийские "Манлихеры". Обратил внимание, что редко у какой "австрийки" имелся штык:

— Австрийцы, что? Бросают винтовки и удирают с одними штыками?!

— Да, нет же..., — отвечает капитан Чернышенко, — нашим солдатам-мужикам, страсть как нравятся те штык-ножи! Вот они их собирают и, с оказией отправляют в свои деревни.

Вот, как? Возможно по этой причине, до самой Финской войны у наших солдат не было своего собственного холодняка, а штык на пехотной винтовке — был несъёмным и гранённым, какой в крестьянском хозяйстве и даром не нужен.

Замечаю, что у разных солдат разные пехотные лопатки, причём не у всех:

— Кажется, у части нижних чинов неуставной шанцевый инструмент...

— Эти — с заострённым концом, мы у австрийцев набрали, — с готовностью и, даже некоторой гордостью, отвечает начальник батальона, — русские же, вероятно могут сгодиться в домашнем хозяйстве, но ни коим образом — не в бою, для окапывания! По причине тупого конца — кроме царапины в дёрне, они ничего оставить не могут.

— Однако, я вижу — даже таких не хватает.

— Так точно, Ваше Величество! Те, кто хоть с какими-то лопатами — те "старики". А, "молодые" к нам не только без винтовок — без лопат приходят. И, в первом же бою гибнут почём зря, как мухи или слепые котята...

Взял каждую из лопат и повертел в руках, недоумевая: интересно, что в этой "железяке" с черенком из дерева, такого "высокотехнологичного" — что, хотя бы их в достатке наклепать не могут?!

Непонятно...

Попавшийся на глаза на правом фланге пулемёт, тоже был австрийским — старым знакомцем "Шварцлозе".

— Хватает ли патронов? — спрашиваю командира пулемётного расчёта.

— Так точно — хватает, Ваше Императорское Величество! На пулемёт ещё тысяч по десять осталось: австрияки нас, лучше интендантов патронами снабжали.

2-ая Финляндская дивизия, если забыл упомянуть, не так давно прибыла с Юго-Западного фронта... Естественно, она прибыла с трофеями.

— Каков средний расход в бою?

— Где-то в среднем полторы тысячи патронов, потом... Хм...

— Что, "потом"?

— Потом или наводчика убьют или кожух продырявят...

— Как велики потери?

Ответил сам сопровождающий нас полковник Свечин:

— Половины расчётов, после каждого боя — как не бывало... А ведь самых лучших из пополнения в пулемётчики выбираем! Грамотных, из заводских рабочих.

— Плохо! Плохо бережёте самые ценные на этой войне кадры, господин полковник!

— Да, как же их "сбережёшь", если пулемёты на себя — всё у немцев стреляющее притягивают?!

— Головой надо думать! — резко ответил я, — голова господам офицером дана, не для того — чтоб фуражку носить... А чтоб ДУМАТЬ(!!!), господин полковник!

В общем же, осмотр винтовок оставил гнетущее впечатление. Даже, у этого хозяйственного хохла — капитана Чернышенко, более трети из выборочно осмотренных винтовок, оказались с неисправной подачей патронов, невыбрасыванием гильз, заржавелыми или даже — вообще неисправными. На многих винтовках "болтались" штыки, частенько попадались винтовки без ствольных накладок, без антабок, с верёвочками вместо ремней... Даже, пакли для чистки оружия не было и солдаты жаловались, что им приходится рвать на тряпки собственные подштанники!

Крепление шомпола у трёхлинейки оказалось не до конца продуманным и, они часто терялись... Даже, такая простая принадлежность как протирка — которую можно было легко и быстро изготовить на любом заводе, отсутствовала в достаточном количестве!

Оправдываясь за своих подчинённых, полковник Свечин сказал:

— Когда я принял 6-й полк, он — с недавно прибывшими пополнениями, насчитывал чуть более шестисот "штыков" — из которых, свыше четырёхсот были безоружными. По большей части, эти винтовки не принадлежат полку! Собираем где придётся — на поле боя, в своём тылу по канавам — брошенных дезертирами... Бывает, мои солдаты воруют винтовки у зазевавшихся "соседей".

— Организовать хотя бы простейший ремонт и пристрелку оружия слабо? Среди пополнения, присылаемого Вам — по вашим же словам, встречаются "грамотные" рабочие... Так почему же, Вы до сих пор не удосужились заняться ремонтом оружия?

— Я лишь недавно принял полк, Ваше...

— Знаю! Мною сказанное, Вам не в укор, господин полковник, а руководство к действию. То же самое, насчёт одежды и, в особенности, обуви... Ни в жизнь не поверю, чтоб среди ваших солдат, не оказалось хотя бы по паре сапожников в каждой роте... А кожу можно купить у крестьян. Капитан Чернышенко!

— Я, Ваше Величество!

— Почему ваши солдаты босы? Сапожников, среди нижних чинов, не нашлось?!

— Виноват, Ваше Императорское Величество!

— Да, посадите за это дело солдат старших возрастов... Да, они вам день и ночь будут сапоги тачать или лапти плести — лишь бы в окопы не попасть!

На обратном пути к ходу сообщения проверял стрелковую подготовку, так же — выборочно, заставляя солдат стрелять в сторону немецких траншей.

Нда... Трёхлинейки, где-то на треть от общей численности, попадались ещё старого образца — под патроны с "тупой" пулей. Новые — "остроконечные" патроны в них, подаваемые из магазина при перезаряжании, утыкались пулей в переднюю стенку патронника.

Мало того, винтовочные обоймы были в страшном дефиците — поэтому не менее половины солдат, оружие заряжало патронами поштучно.

Однако даже, если винтовки нового образца и обоймы были в наличии, всё равно проблемы со скорострельностью! В условиях походно-боевой жизни, в подающий механизм винтовки легко попадает песок и грязь. А полная разборка винтовок в Русской армии, оказывается, производится крайне редко и, лишь под наблюдением унтер-офицера. Из-за острого дефицита последних, оружие месяцами не чистится и магазинная винтовка превращается в однозарядную — со сниженной в полтора-два раза скорострельностью...

Другая беда! Абсолютное большинство, стреляло с каким угодно — "на Бога" поставленным прицелом. Взял винтовку у одного стрелка: прицел стоит на две с половиной тысячи шагов — хотя до противника не более тысячи.

— Давно воюешь, солдат?

— С мая месяца, Ваше Импер...

— Сколько патронов расходуешь за бой?

— Бывает — сто или двести...

— С какого расстояния? Сколько шагов до солдат супостата остаётся, когда ты начинаешь стрелять?

Стрелок, верноподданнически таращил и, без того выпуклые глаза:

— Дык... Их Благородие командует — я бывает и не вижу, куда стреляю!

— А на каком расстоянии "видишь"? Видишь солдат врага?

— Ну... Шагов с шестисот, Ваше Императорское Величество!

— Прицел, хоть раз переставлял?

— Никак нет!

— Да, как же ты — мать твою, воюешь?!

— Ну, дык... Сначала стреляешь, а затем Их Благородие как заорёт: "В ШТЫКИ!!!" Бежишь и "порешь" штыком. А чтоб, пулей в кого попал — такого не помню ...

Этот ещё что! Другие "стрелки", при выстреле бывало закрывали глаза или вообще — отворачивались.

Ну, что сказать? Солдат воюет так, как его учат. Не его вина, что учили русских солдат ещё по суворовскому принципу "Пуля — дура, штык — молодец".

* * *

Начавшийся со стороны немцев вялый шрапнельный обстрел, прервал мой обход передовых позиций.

— Сейчас последует неприятельская атака, Ваше Величество! — предельно вежливо, как учитель в школе для "элитных" детишек — самому капризному из своих питомцев, сообщил мне Свечин, — Вам необходимо СРОЧНО(!!!) покинуть это очень опасное место...

— Почему Вы так уверены, господин полковник? На артподготовку перед атакой непохоже, скорее — на беспокоящий огонь.

— И, тем не менее, вскоре последует атака...

По всему было видно, что этой "атакой" он нисколько не обеспокоен и, использует её лишь как предлог, чтоб убрать меня из передовых окопов.

— Хорошо, Вам видней! Давайте вернёмся на наблюдательный пункт полка.

В принципе, всё что я хотел узнать, я уже узнал и приготовил несколько весомых "аргументов" для... Для кой-каких "движняков"!