В их подчинении попали совсем еще зеленые выпускники вузов. Про таких говорят: 'Все знают, но ничего не умеют'. Зато на работу эта зелень пузатая накинулась со всей страстью двадцатипятилетних мужчин. Таков был средний возраст непосредственно разработчиков. Задержка на работе на пару часов, или выход в субботу считались нормой. При этом никто их не подгонял, а трудовые законы... на то они и законы, чтобы их нарушать.
Взятого темпа выдерживали не все. Им на смену приходили другие и все повторялось. Спустя три года, оставшиеся 'старички' подсчитали, что из первого набора осталось не более трети.
Была еще одна тонкость, неизвестная в этом мире. В мире переселенцев среди разработчиков ходила байка: 'По окончании первой разработки, мы знаем, как нельзя было делать. После второй итерации, мы знаем, как надо было делать и только третья итерация, давала изделие мирового уровня'. Принимая, что одна разработка длится два года, мы получаем изделие мирового уровня.
Такое понимание технологии разработки появится к концу двадцатых годов, и ее применение в этом времени обеспечило отрыв от конкурентов. Более того, это был одним из самых охраняемых секретов переселенцев.
В результате разработкой 'тринклеров' рулил Тринклер. На роль главного двигателиста-бензинщика, был приглашен Борис Григорьевич Луцкий. Вокруг них пахала сопливая, но талантливая молодежь, и 'пахала' это не фигура речи. Сейчас, в начале четырнадцатого года, средний возраст КБ вместе с главными конструкторами, не превышал тридцати лет.
А еще, спустя три года после создания своего КБ, Федотов таки добился ликвидации чинопочитания, столь свойственного этому времени. Вновь приходящие сотрудники с изумлением (а кто и со страхом) наблюдали, как совсем еще молодые нахалы без всякого стеснения отстаивали свои предложения. В разворачивающихся баталиях доставалось даже господину директору и все это 'смутьянам' сходило с рук. Такого же масштаба достигла выбраковка не склонных к настоящему творчеству инженеров. Нет, ни кого не вгоняли, точнее почти никого, но инженеров не склонных к творчеству переводили на производство, где их педантизм оказался востребованным.
Итог был закономерен — спустя шесть лет, разработчики вошли в полную силу. Теперь это самые опытные в стране (а во многом и в мире) специалисты, и такими они будут оставаться еще десять — пятнадцать лет. Потом начнется деградация коллектива, но до этого они с лихвой окупят все вложенные в них средства. Естественно, если только в стране не грянет очередная перестройка.
И все же, имея в авиации качественное преимущество, трудно не навести потенциального противника на правильные выводы. Людей, способных заглянуть в карман сопернику, хватает по обе стороны баррикад. И дело не в утечке технологий. С этим Зверев справился. Оперативная работа налажена, а последние полиграфы позволяют почти безошибочно выявлять гнильцо.
Основная проблема в разработчиках. Как им объяснить, почему на 'Миг-3' пока не надо ставить двигатель в двести пятьдесят лошадей, который вот-вот, должен выйти из стадии разработки?
'Как же так! — завопят сопливые патриоты с первых дней войны. — Новый мотор позволит поднять скорость до двухсот километров в час'.
Ага, скорость подскочит, а мужик соскочит, в том смысле, что скоростные истребители у фрицев появятся не к семнадцатому-восемнадцатому годам, а на год-полтора раньше, и будет их до неприличия много.
Не все так печально. Пока удается отбрехиваться, ссылаясь на техническую политику фирмы: 'Наши машины с небес не падают'. В подтексте звучит иначе: 'Руководство все понимает, но с существующим мотором выловим всех блох и только потом...'.
С началом войны какое-то время можно взывать к здравому смыслу: 'Господа разработчики, остановка производства для выпуска нового аэроплана чревата недопоставкой на фронт отработанных моделей. Это, между прочим, обойдется в тысячи жизней наших пехотинцев. Поэтому, о такой модернизации пока и думать забудьте, других проблем выше крыши'.
Год-другой эти отмазки прокатят, а там скорость в двести верст в час станет вполне заурядной, вот тогда модернизированные 'Миги' опять окажутся чуть-чуть быстрее и злее своих оппонентов. В этом заключалась стратегия.
Хорошей отмазкой на предложения авиаконструкторов, явилась ссылка на традиции родного российского правительства: 'Пока в Европе не появятся скоростные истребители, наше военное министерство закупать быстрые 'Миги' не торопится', и поди-ка ты проверь, правду вещает директор или вешает лапшу на уши. Тем более, что цену Федотов загнул крутую и военное министерство покупать действительно не торопились.
С другой стороны, упускать миллионные заказы было бы еще большей глупостью. Тем более, что моторы 'АРМ' продавались не только в России, но и в Европе и конкуренты не дремали. Последнее обстоятельство переселенцы уже почувствовали на своей шкуре во время проведения третьего конкурса военных аэропланов 1913-го года, на котором 'Миг-3' завоевал первое место с минимальным отрывом.
По этому поводу Его Императорское Высочество, Великий Князь Александр Михайлович Романов пенял руководству Авиазавода ?1 за утаивание новейших моделей. Меллер понуро помалкивал, Федотов нахально отбрехивался. Дескать, очередной Миг еще не прошел всех заводских испытаний, а девять рожениц одного ребенка за месяц не выносят, и вообще, авария перспективной машины на столь высоком конкурсе, чревата потерей престижа империи.
И все-таки, разработчики люди неординарные, и от вспышки протеста никто не был застрахован. Переход ведущих разработчиков к конкуренту маловероятен. Этому препятствует условие контракта, предусматривающее громаднейшую неустойку. Если же кто-то вдруг рискнет заплатить несусветно большую сумму, то это укажет на ушки товарища Кайзера и тогда решение проблемы окажется в иной плоскости, в том числе силовой. Аналогично будет воспринят внезапный заказ правительством машин с непомерно высокими ТТХ. Специально оплаченные люди этот вопрос контролируют и предупредят без промедления.
Все верно, но доводить ситуацию с разработчиками до крайности категорически не стоило.
В поисках решения проблемы Зверев предложил обратиться к памяти предков. На вопрос Федотова: 'И что есть эта память?' — ответ последовал в стиле мира переселенцев:
— Дык, что тут непонятного, шарашка по типу туполевского ЦКБ-29 и все дела. Попутно Димон вспомнил знаменитое: 'Нет человека — нет проблем', но на своем предложении не настаивал. Видать поумнел, зато поддержал идею загрузить КБ разработкой транспортного самолета с перспективой создания пассажирского авиалайнера.
А что, вполне себе здравая идея. Если накануне войны подкинуть разработчикам задачу спроектировать что-то подобное 'ЛИ-2', то их за уши не оттащишь от работы. Домой будет приходить на ночевку. Если строить пассажирский аэроплан, то надежность должна зашкаливать, значит испытывать, дорабатывать и снова испытывать можно до бесконечности. Опять же, смысла гонять такой самолет на пятьсот километров резона нет. Даешь две — две с половиной тыщы верст в один конец! Вдобавок вместимостью в двадцать пузанов с грузом.
Иначе говоря, такой ероплан должен донести до Берлина одну-две тонны бомб со скоростью от двухсот до трехсот километров в час и вернуться обратно, но об этом пока молчок, как молчок и о турбонаддуве, позволяющем забраться на высоту до восьми — десяти километров.
На самом деле авиалайнер переселенцам пока и даром не нужен. Вот кончится война, тогда, пожалуйста: 'Летайте самолетами Аэрофлота'. Сейчас нужен транспортник, в процессе проектирования которого, будут отработаны основные узлы стратега.
Ответ на вопрос: 'А почему бы не пойти по пути Сикорского?' — ответ уже заготовлен: 'Сикорский строит бомбер. Грохнется и хрен с ним, а нам царственных особ возить к их шлюхам. Или наоборот, что, впрочем, однохренственно'.
Для начала определились с требованиями к месту будущих полетных испытаний. Они должны были отвечать двум противоречивым требованиям — отсутствием лишних глаз и доступностью.
В поисках заповедного местечка, прокатились по узкоколейке 'Вологда-Архангельск' до Плесецка. Место прекрасное в том смысле, что население в Плесецке меньше сотни душ, зато болот и медведей вкруг видимо-невидимо. Косолапых много, но эти медведи настроены патриотично. Они о самолетах не разболтают. По крайней мере, о таком еще никто ни разу не слышал. Одно непонятно — кто же будет строить в болотах аэродром, и в какую копеечку влетит это удовольствие?
Стали искать в нижнем течении Волги и тут же наткнулись на село с символичным названием — Капустин яр. По воде можно транспортировать грузы, а на северо-восток безжизненное понижение к озеру Эльтон. Не случайно страна Советов построила здесь свой первый ракетный полигон. И зачем было мотаться на север.
Севернее села в солончаковой степи уже функционирует полигон. В его самой дальней оконечности время от времени бухают объемно-детонирующие заряды. Конечно, получить идеальный боеприпас не удастся. На это не хватит ни времени, ни материалов, но даже распыленная смесь бензина с алюминиевой пудрой дает не хилый термо-барический эффект.
На полигоне периодически пуляют минометы и жгут дорогие патроны крупнокалиберные пулеметы. Потом наступает пауза, а спустя два-три месяца все повторяется.
Рядом строятся монтажно-сборочный корпус и взлетно-посадочная полоса. Тут будут собирать и испытывать доставленные по Волге авиалайнеры.
Рядом коптит небо Грозненский нефтеперерабатывающий завод, выделяя из нефти бензины и соляр. Чуть выше по Волге отравляет воздух хим. комбинат. Экологов на него нет, и слава богу. Искусственный каучук комбината уже 'кормит' Европу. О тринитротолуоле пока молчок, но этот продукт обещает быть крайне востребованным, поэтому можно работать на склад. Опять же приятная новость — в лаборатории при хим. комбинате почем зря вкалывает германская хим.профессура. Платят им до обидного много. Эх, а куда было деваться — иначе не соглашались. Благо, что этому безобразию скоро придет конец — срок окончания контракта тридцать первого декабря 1914-го года. Там же вписан форс-мажор: если в случае катаклизма любого свойства, доставка германских организмов на родину будет сопряжена с риском для их жизни, то принимающая сторона обязуется кормить эти организмы с их чадами хоть до морковного заговенья. Так что, никуда они до окончания войны не денутся, а предложение фрицев, мол, мы риск возьмем на себя и проедем в фатерланд через нейтралов, никого интересовать не будет. Промывку мозгов так же никто еще не отменял и о зверствах немецко-фашистских захватчиков, которые пока называются кайзеровцами, они узнают много интересного. Одним словом, пахать они будут, как вкалывал товарищ Паулюс после Сталинграда.
Сначала немецким варягам хотели доверить получение материалов для термобарического и объемно-детонирующего оружия, но вспомнив, греющую душу поговорку: 'Чтобы русские ни делали, у них всегда получается автомат Калашникова', эти прелести оставили за собой, а фрицам нашли вполне мирное занятие. Ими, в частности, решается проблема авиабензинов с октановым числом до ста двадцати и лаков для покрытия стальных гильз, и много чего полезного.
Как бы там ни было, но идея создания транспортника вызвала среди допущенных полный аншлаг. Шутка ли сказать — им предстояло спроектировать первый в мире цельнометаллический пассажирский самолет! Страшно представить, что начнется, когда инженеры КБ приступят к перепроектированию в бомбер.
От размеров гиганта-моноплана захватывало дух. Строящийся сейчас четырехмоторный биплан Сикорского при том же размахе крыльев выглядел коробчатым змеем. Работ предстояло не просто много, а безумно много. Естественно, что на такой самолет законченного технического задания не существовало. Требования к нему уточнялись по мере поступления проблем.
Сегодняшние 'военные действия' открыл ведущий конструктор по планеру, Юлий Зиновьевич Базилевский.
Юлию втемяшилась в голову двухкилевая схема. Все верно, кили, расположенные в струях воздуха за винтом, позволяли эффективно управлять машиной даже на рулежке. Но почему эта схема так и не завоевала господства? Аргументировать своими знаниями будущего нельзя, да и самим надо во всем разобраться.
— Юлий Зиновьевич, что произойдет с управляемостью машины при заходе на посадку с одним двигателем?
Мгновенно догадавшийся, куда клонит Федотов, а реакция у ведущего была отменной, Базилевский подобрался, но почти сразу нашел решение:
— Эта проблема легко решается незначительным увеличением площади килей.
— А вот с этим давайте разберемся ... .
Проблема оказалась сложнее, чем казалось на первый взгляд. Двухкилевая схема увеличивала сектор обстрела задней полусферы, но на больших машинах эта проблема решалась установкой застекленной огневой точки в хвостовом окончании. Кроме того, о секторах обстрела до поры надо было помалкивать.
У двухкилевки просматривались преимущества при пикировании, но о тяжелых машинах-пикировщиках Федотов ничего не слышал, зато у этой модели возникали сложности с управлением одновременно двумя рулями.
Вопрос в пользу классической схемы решился после анализа поведения самолета в случае отказа двигателя непосредственно перед касанием земли. В этом случае появлялся поворачивающий момент, на который летчик не всегда успевал отреагировать, что для пассажирского лайнера было критически опасно.
В следующем раунде атаку повел главный конструктор. Футуристического вида самолет с прозрачной носовой частью, обсудили на предыдущих совещаниях. Удивлений было не меньше чем вопросов, но выслушав аргументы Федотова согласились.
Сегодня вновь зашел разговор о месте штурмана. Яков Модестович справедливо считал, что штурману надо находиться позади командира воздушного судна, но в мире переселенцев штурман бомбардировщика сидел впереди и ниже пилота.
На тяжелых машинах он главный бомбист. У него бомбовый прицел. Он рассчитывает и передает командиру параметры боевого курса. Он же вычисляет момент сброса бомб, и нажимает кнопку бомбосбрасывателя, отправляя особо ценные подарки своим клиентам.
Пободавшись с час, Федотов так и не нашел убедительных аргументов в пользу свой версии, а раскрывать замысел было преждевременно. Конечно, директор мог приказать. Тем паче, что о его 'гениальных прозрениях' по КБ ходили легенды. Мог, но интуиция буквально вопила — инициатором разговора должен оказаться Гаккель, который все чаще с недоумением посматривал на Федотова. Слишком часто в предложениях директора стали всплывать несвойственные Федотову странности, и Борис, наконец, дождался:
— Господа, предлагаю сделать небольшой перерыв, — в голосе Якова Модестовича прозвучала несвойственная ему резкость.
Федотов же радовался — судя по всему, он не ошибся, пригласив Гаккеля на должность, требующую решительности и умения работать с людьми. Сейчас ему было по-человечески любопытно, как поведет разговор главный конструктор.
— Борис Степанович, соглашаясь на работу, я без споров подписал пункт, в котором обязался соблюдать секретность, а в случае увольнения выплатить неустойку в четверть миллиона рублей золотом. Как вы смотрите на предложение увеличить размер контрибуций до миллиона? — в глазах Гаккеля отчетливо запрыгали бесенята, которых тот даже не пытался скрыть.
