Горькие сказки. Мама для энергетиков

Ирма присела, обняла младшеньких и прижала к себе.

— Вы лучше всех! — шепнула она ласково. — Только не забывайте, что люди — хрупкие. Их очень легко поломать. И тогда у фру Янссен будут неприятности. Вы же не хотите, чтоб у нее были неприятности? Она вас очень хорошо приняла.

— Мы не будем больше толкаться, — дрогнувшим голосом сказал мальчик. — Даже если нас толкнут. Правда, Майя?

— И я куклы не буду отбирать, — тихо сказала младшенькая. — А если у меня отберут, сама отдам. Потом сяду тихонько в уголке и буду играть сама с собой. Мы будем хорошими, Ирма. Нам же надо, чтоб мама нас забрала.

— Кстати о мамах! — спохватилась Ирма. — Вы кому-нибудь уже понравились? Вас кто-нибудь гладил по голове, дарил конфетку? Это очень важно!

Младшенькие почему-то смутились.

— А нас мамы и не видели, мы спрятались, — признался мальчик. — Мы уже выбрали маму. Сами. Нам фру Янссен понравилась.

— Она добрая, хотя строгая, — добавила младшенькая. — И она нам имена дала, совсем как мама, ты же сама слышала! Я теперь Майя, а он — Анхел! А своих детей у нее нет, мы спросили! Осталось ей сильно-сильно понравиться, и тогда она нас заберет! Будет нас обнимать и называть дочей и сынулей! Здорово, правда? Мы договорились, что будем себя хорошо-хорошо вести! У нас ведь получится?

— Конечно, получится, — прошептала Ирма. И так и не решилась сказать, что имена младшеньким она выбирала и вставляла в документы сама.

5

Фру Янссен не любила русских. Она считала, что достаточно настрадалась, чтоб иметь такую точку зрения. И поэтому, когда ей в группу назначили двух русских детей, очень огорчилась. Но не подала виду, потому что была очень хорошей воспитательницей.

Русские дети подтвердили самые худшие ее опасения. Они были непонятными. Они сразу принесли в ее группу атмосферу тревожности и опаски — а ведь это основное свойство русских, не так ли? Русские ракеты, русские танки, русские дети — это очень, очень опасно и непредсказуемо. И — рядом. Фру Янссен так расстроилась, что даже изменила своим привычкам и вошла в свою квартирку на Лигенгата не как обычно, а на целых две минуты позже! Небывалое событие на самом деле. Пришлось даже немножко ускорить уборку квартиры, чтоб традиционный кофе с кексом и просмотр вечерних новостей прошли в положенное время.

А потом она стояла у окна и долго смотрела отсутствующим взглядом в окно, на крутые черепичные крыши дома напротив и дальше, в темное дождливое небо. И вспоминала.

Она тогда была юной, восторженной фру, только начавшей работать в очень серьезном научном центре. Юной, подающей большие надежды. Фру Янссен всегда отличалась ясным мышлением, глубокими знаниями и необычайным трудолюбием — сочетание, наверняка ведущее к Главной государственной премии в области естественных наук. Она тогда была очень, очень хорошим химиком и надеялась на ослепительное будущее.

А его звали Алекс. Высокий, красивый парень с беспечной улыбкой на лице, разбивающий девичьи сердечки одним проникновенным взглядом. Поляк, так он утверждал. Она, конечно, ему верила — она верила тогда ему во всем! Лживый, бессовестный обманщик.

Они провели вместе восхитительный, незабываемый год. К огромному сожалению, действительно незабываемый, фру Янссен все последующие годы частенько вспоминала о нем, глядя вот так в вечернее окно... А потом Алекс исчез. Без объяснения, без прощания, без записки даже. Исчез, и как будто не было его никогда. Ни одной вещички не оставил на память. А потом... потом пришли очень серьезные люди из очень серьезной правительственной службы. И стали задавать очень много очень неприятных вопросов. Об Алексе, о ее научной работе, и что именно она ему о работе рассказывала...

Фру Янссен была настоящей исследовательницей, она многое поняла из вопросов. Алекс — он русским оказался. А говорил, что поляк! А сам — русский шпион! Очень опасный, очень коварный русский шпион. А она была такой доверчивой с ним! Нет, она не говорила с ним о вещах, запрещенных в подписке о неразглашении, конечно же нет! Но... все же говорила о многом. Это была катастрофа.

Из научного центра пришлось уйти, и хорошо, что просто уйти. И из науки пришлось уйти тоже. Не сразу и с огромным трудом она нашла место воспитательницы в детском саду. Она стала прекрасной, высокопрофессиональной воспитательницей. Фру Янссен вообще в любом деле добивалась прекрасных результатов. Ясное мышление, знания и трудолюбие — надежное комплексное средство для успеха в любой деятельности, не так ли?

Поэтому было так естественно, что фру Янссен не любила русских. Особенно — одного из них. Столько лет — и ни весточки, ни словечка, ни поздравления с Рождеством! Лгун и обманщик! Не любила и всеми силами старалась выкинуть из памяти один восхитительный год. И уже почти получилось, но появились эти невозможные невоспитанные русские дети, и у мальчика такой знакомый открытый взгляд, а у девочки такая незабываемая солнечная улыбка... И вот снова она стоит у окна и вспоминает.

Чердачное окно напротив внезапно осветилось. Фру Янссен с удивлением посмотрела — кто там может бродить в такой поздний дождливый вечер? На мгновение ей показалось, что она видит в чердачном окне силуэты шумных невоспитанных двойняшек. Потом сияние угасло, и фру Янссен засомневалась. Этого не могло быть, конечно же, никак не могло. Показалось. Как показалось детям, что пэр Анхел запустил пэра Петера через всю игровую комнату по воздуху до самой стены. Такого не могло быть, значит, и не было. Но эти непредсказуемые русские! После общения с ними неудивительно, что мерещится всякое!

Она любовно поправила кружевную салфетку на журнальном столике, осмотрела уютную квартирку, все ли в порядке, все ли на своих, издавна отведенных для каждой вещи местах, и удовлетворенная отправилась спать в мягкую постель. Фру Янссен всегда ложилась спать рано, чтоб утром на работу явиться бодрой, с хорошей прической, ровно и приветливо улыбающейся каждому ребенку.

6

— Как ваши успехи, младшенькие? — ласково спросила Ирма.

У нее самой было очень хорошее настроение. Она совершила очень правильный поступок — поступила в Высшую техническую школу! Не то чтобы ей так уж требовались земные знания по технике, скорее они ее удивляли своей ошибочностью, но... но! В Высшей технической школе почти не было девочек! А мальчиков — очень много! И сегодня она познакомилась с одним из них. Анджей, так он представился. Сказал, что поляк. Она покопалась в памяти — оказалось, это слово означает, что Анджей приехал сюда из другого места под названием Польша. Она обрадовалась еще больше. Значит, он, как и она, приезжий! И между ними сразу словно протянулась невидимая родственная нить. Не такая, как между ней и двойняшками, но... все равно очень волнительное и непривычное чувство! Они сегодня даже гуляли вдвоем после занятий, и она отважилась немножко подержать его под руку. Сердце чуть не разорвалось от волнения. Хорошо, что она энергетик, энергетикам очень трудно чем-либо повредить, иначе точно упала бы в обморок.

— Так как ваши успехи? — весело повторила она.

— Фру Янссен на нас не смотрит, — хмуро сообщил младшенький и опустил голову.

— Это потому что ты не доел кашу! — напустилась на него младшенькая. — И скакал на одной ножке между стульями! Конечно, она не стала нас выбирать, фру Янссен не нужны шалуны, она очень правильная, спокойная и строгая фру!

— Я стараюсь! — прошептал младшенький, и по его щеке покатилась слеза. — Но сидеть весь день очень тяжело! Я сижу, сижу, а фру Янссен все равно не обращает на меня внимания! И на тебя тоже!

— Это, наверно, потому что я громко пела, — вздохнула младшенькая и шмыгнула носом. — Но мы исправимся, да, Анхел? Придем завтра в садик, сядем рядышком на стульчики, руки сложим на коленках, как нас учили, и будем до вечера очень послушными и хорошими! И тогда фру Янссен назовет нас сыночком и дочей и заберет к себе!

— Я не знаю, — прошептал мальчик. — Мы так стараемся, а она все равно не смотрит. Меня вчера Петер ударил. Я отошел и сел, а он подошел и снова ударил. И обозвал русским. А я в ответ его даже дураком не назвал. Все называют, когда он дерется, а я нет, и все равно фру Янссен на меня не посмотрела. Наверно, она нас не любит... и никогда не полюбит... Кто мы такие? Живем на чердаке, мамы у нас нет, и все называют нас русскими...

— Нельзя сдаваться! — горячо сказала младшенькая. — Значит, плохо старались, лучше надо! Я вот... больше не буду петь! И с девочками хоровод не буду больше водить, и ходить буду тихо-тихо, и... дышать даже не буду!

И младшенькая, не выдержав, горько разрыдалась. Ирма жалостливо скривилась и подхватила обоих на руки. И в очередной раз укорила себя за личное счастье. Ей-то хорошо, она в Высшей школе учится, у нее новые друзья, за ней Анджей ухаживает! А младшенькие страдают, пока она веселится!

— Не плачьте, я же с вами! — шепнула она дрогнувшим голосом. — Все у нас будет хорошо! Сейчас придем на наш чердак, поспим, а завтра...

И тут ударил дождь. Он вообще-то давно собирался, потому что дело шло к осени, и наконец полил, холодный и с порывами ветра. Они все трое мгновенно промокли. Много ли воды надо, чтоб промочить насквозь шорты, рубашку и легкое летнее платьице? А потом и учебную форму Ирмы? Она, конечно, могла сообразить на троих плащик, но за разговорами младшеньких прозевала момент, а под дождем на глазах у прохожих плащ уже не сотворишь, подозрительным покажется. Их и так уже все считают русскими, лучше не добавлять подозрений и недоверия.

Она быстро дотащила младшеньких до нужного подъезда. Там, правда, пришлось постоять, подождать, пока пройдут нежелательные прохожие, и все это время младшенький клацал от холода зубами. Ирма исстрадалась, глядя на него, и клятвенно пообещала себе, что ночью сделает им хорошую осеннюю одежду. Пусть тяжело, неприятно и очень зябко расставаться с частью самой себя, но ради младшеньких — надо!

А вечером младшенькому стало плохо. Он лежал на коленях Ирмы, бледный и слабый, сухо кашлял и с трудом открывал на ее зов помутневшие глаза. И его постоянно колотила крупная дрожь.

— Младшенький! — с отчаянием сказала Ирма. — Что с тобой, скажи! Ты же энергетик, энергетики не могут болеть!

— Я устал, Ирма, — прошептал мальчик. — Устал... нам никогда не найти маму...

— Может, вернемся в инкубатор? — предложила Ирма со слезами на глазах. — Старший Координатор наверняка знает, как лечить маленьких энергетиков...

Майя горестно расплакалась и отчаянно замотала головой. Она еще не потеряла надежду.

— А что делать? — беспомощно спросила Ирма. — Видишь, младшенькому плохо?

Майя, конечно, не ответила. Что могла сказать младшенькая, если сама старшая сестра не знает, что делать? Она сделала единственное, что смогла — разревелась, вцепилась в Ирму и забралась к ней на коленки.

Холодный дождь хлестал по гулкой крыше, Ирма сидела в темноте с младшенькими на руках и воспаленными глазами смотрела в чердачное окно. Она старшая, она в ответе за брата и сестру. Она должна что-то делать. И она решилась.

— Пойдем, Майя, — сказала она ласково и накинула девочке на плечи плащ. Зябко потерла свои враз заледеневшие руки, но не сдалась, закутала в такой же плащик и младшего. На себя у нее уже ни сил, ни решимости не хватило.

Потихоньку они спустились по лестнице, вышли на пустынную улицу и побрели под дождем. До улочки Лигенгата близко, если гулять теплым вечером под руку с красивым юношей, и очень-очень далеко, если под холодным дождем с тяжелым мальчиком на руках, что-то шепчущим в жарком бреду. Но Ирма решила дойти и знала, что дойдет. Она решила — пусть младшенькие попрощаются с фру Янссен, и потом она вернется с ними в инкубатор к Старшему Координатору. Конечно, тогда кончится ее учеба в Высшей технической школе и вообще жизнь в мире людей, но смотреть, как страдают ее младшенькие, у нее не было сил. Лишь бы младшеньким было хорошо, а Ирма... и что Ирма? Ирма старшая, она в ответе за них, а личное счастье...

На ее звонок долго никто не выходил. Ирма даже решила, что ошиблась адресом, и устало покопалась в памяти. Но нет, все верно, именно здесь жила фру Янссен.

Фру Янссен открыла им, когда Ирма уже отчаялась и собралась пройти сквозь дверь.

— Фру Янссен! — ясным и твердым голосом сказала Ирма. — Мы уезжаем и пришли попрощаться.

— Куда уезжаете? — непонимающе спросила фру Янссен.

— В Россию, — почему-то сказала Ирма, может, из-за того, что их все время принимали за русских. — Анхелу плохо, он заболел, и я решила, что на прощание ему обязательно нужно увидеть вас. Чтоб вы сами сказали, кто вы для него...

Фру Янссен шагнула на крыльцо, всмотрелась в лицо мальчика и тихонько ахнула. Быстро положила ему ладошку на лоб и нахмурилась.

— Чем он болен? — требовательно спросила фру Янссен. — Мальчик простыл? Вы очень неосмотрительно ходите под дождем в летней одежде! Осень пришла, и с моря дует ледяной ветер, как так можно?!

— Анхел заболел от отчаяния, — тихо сказала Ирма и прижала мальчика покрепче к себе. — Они искали маму, понимаете? Искали, а ее все нет... Они думали, вы их мама, а вы же...

Фру Янссен судорожно вздохнула и знаком приказала ей помолчать.

— Предатель! — наконец выдохнула женщина. — Бессердечный мужчина! И то, что шпион, его вовсе не оправдывает! Бросил меня, теперь бросил невинных детишек! Где Алекс, фру Ирма? Увидите, так и передайте: фру Янссен никогда его не простит и будет считать предателем!

— Я ничего не могу ему передать, — виновато сказала Ирма. — Я...

Фру Янссен испуганно прижала кулачки к губам.

— Он в тюрьме, да? — с ужасом спросила она. — Алекс — в тюрьме? Поэтому пропал так внезапно и не подал ни одной весточки за все эти годы? Ах я дура, как же сразу не догадалась! Но ваше правительство — очень жестокое, фру Ирма! Бросить малышей на руки юной сестре, когда их отец страдает за государственные интересы?! Воистину в России живут варвары!

— Мама... — еле слышно сказал мальчик.

Фру Янссен стремительно наклонилась к нему, и ее глаза подозрительно заблестели. Нет, она не плакала, конечно, нет! Фру Янссен была очень выдержанной, очень уравновешенной фру, такой фру плакать совсем не к лицу. А глаза... мало ли от чего могут блестеть? Дождь, фонарь через дорогу, очень неудачный отблеск от луж на асфальте... да, именно отблеск!

Ирма стояла на крыльце и слабо улыбалась. Фру Янссен давно скрылась в своей квартире с мальчиком на руках и Майей в качестве неразлучного хвостика, и Ирма наконец услышала вожделенное "сыночек" и "доча", и не по одному разу. И еще — всхлипывания. Если верить умным книгам из центральной городской библиотеки, это означало, что все теперь будет у младшеньких хорошо. А чтоб было еще лучше, Ирма завтра принесет фру Янссен все необходимые документы, чтоб женщина могла называть младшеньких своими детьми в соответствии со всеми местными законами. Конечно, это будет очень неприятно, даже мучительно, но ради младшеньких — надо!

Ирма сошла с крыльца, аккуратно прикрыла дверь и ушла в дождь. И обернулась, пока шла до поворота, всего два раза. Мало ли что ей охота, верно? Фру Янссен и так непросто, жила-жила одиноко и спокойно, и вдруг сразу двое детей на попечение. Зачем фру Янссен еще и их старшая сестра? Старшая сестра, она... старшая, да. Взрослая, ответственная. У нее — Высшая техническая школа, много обязанностей и дел, ей мечтать о глупостях некогда. Да, именно так.