| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Да что ложка!
Когда у нас посвящали в "черпаки" тех, кто отслужил год — лупили этим самым черпаком. Перед каждым приказом министра обороны, который говорит об увольнении в запас очередного призыва и служит точкой отсчета для всех солдат срочной службы, наш замполит ротный все черпаки в столовой изымал, оставлял только один — все равно где-то добывали и лупили. Задницы всего личного состава были синие — думаете это нормально, когда вот такой железной дурой да по заднице?
И сами посудите — ну какие после такого женщины?
В армии с самого начала ты — никто, ты — чмо, душара, дерьмо и вообще — нет тебя, как личности. Есть винтик. И здесь, в армии некий сержант регламентирует все, вплоть до самых интимных моментов в жизни.
Например, поход в туалет — строем, когда по команде "Разойдись" в течение минуты ты должен забежать в туалет, отталкивая на бегу локтями еще 30 таких же, как и ты, страждущих, пробивать себе отхожее место под солнцем, точнее, у дырки сортира, пардон за подробность. И за эту минуты ты должен успеть снять с себя нижнюю часть одежды — а это зимой не только х/бшные галифе с умопомрачительными дурацкими пуговицами — это еще и кальсоны! Расстегнув замерзшими негнущимися пальцами все эти пуговки еще в строю, ты одним движением снимаешь штаны и кальсоны, присаживаешься и за 15 секунд делаешь свое дело.
Вы когда-нибудь, извиняюсь, ходили по большому за 15 секунд? На 30-градусном морозе в туалете типа сортир, сидя в тесном строю — локоть к локтю — с еще 15 своими сверстниками? И попробуй не успей — сержант будет весь взвод или роту гонять за тобой до тех пор, пока ты, выпучив глаза и не успев даже застегнуть штаны, выбегаешь из клозета типа сортир, сопровождаемый пинками своих же товарищей, которые тебя искренне в этот момент хотят убить. Иногда после отбоя в том же туалете, но уже благоустроенном, тебе достается... чтобы быстрее бегал.
Но самая страшная пытка в армии — это пытка сном. Я до своей службы никогда даже подумать не мог, что вот так может быть. А когда попал в часть, понял. Самый первый вывод, который я сделал в армии — нужно отучится думать. Потому что иначе можно сойти с ума от нахлынувшей тоски по дому, по тем моментам, которые на гражданке не умел ценить — по вкусным блинчикам, которые вечно не доедал, по неторопливо и со смаком выкуренной сигарете, по надоедливому телевизору, который здесь в армии тебе дают смотреть лишь один раз в день — вечером, во время политинформации. Я никогда не мог подумать, что источником пытки может стать телевизор! Да! Именно так! Вечером уставшую и полуголодную роту — что такое два куска хлеба, тарелка какой-то бурды типа пшенки и стакан типа чая для молодого здорового 18-летнего парня — роту вот таких борзых щенков с поджарыми животами загоняют в казарму и рассаживают на табуретках перед телевизором. Чтобы организованно просмотреть программу новостей. Чтобы личный состав был в курсе коварных планов НАТО и мирового империализма.
И тут начинается!
В казарме тепло. И хоть ненадолго, но голод обманут, в желудке что-то плещется и тепло разливается по всему телу. Блаженство. Нет изнуряющей строевой подготовки, нет этого издевательства на турнике, когда от подъемов переворотом уже переворачивается все внутри и голова, кажется, оторвалась и улетела за горизонт. И вот полчаса спокойной жизни, казалось бы — вот оно, счастье!
Ни фига!
Так уж устроен человеческий организм — если отдыхать, то уж по полной. И когда ведущий новостей здоровается и начинает что-то говорить об эскалации очередного конфликта, твои глаза медленно закрываются, и ты погружаешься в сон. Однако вот она, боевая выучка! Отключается мозг, который уже привык отключаться постоянно, мозги в армии вообще работают в положении стенд бай.
Мозги отключаются, ты засыпаешь, но при этом продолжаешь сидеть ровно на табурете и как бы внимательно слушаешь, внимая каждому слову. Некоторые даже умудрялись во сне кивать головой, мол, какие коварные американские агрессоры! И тобой руководит уже мозжечок, рефлексы какие-то подсознательные.
Но у сержантов свои рефлексы. Не хуже. И реакция отменная. Они, как сторожевые псы, как овчарки, которые окружают колонну зеков, как коршуны, высматривают в нашей серой массе тех, кто отключился. И эти иезуиты-мучители, заметив жертву, делают следующее: они берут шапку у кого-то, кто еще не провалился в сон и с силой бросают в голову того, кто пребывает в объятиях морфея! Вы не представляете себе эффект. Нормального человека такое пробуждение, когда в голову тебе внезапно бьет что-то непонятное, оставило бы на всю жизнь заикой. Но, как вы помните, мозги-то у нас в состоянии стенд бай, то есть — в режиме ожидания. Поэтому воин, встрепенувшись и не успев толком испугаться, таращит глаза на остальную роту, которая счастливо ржет, используя эти мгновения, чтобы насладится небольшим шоу. Натуры более тонкие, испытав подобный удар по башке и психике, конечно, переживают, потом, после отбоя, отрабатывая свои мгновения сна часами нарядов вне очереди опять же за счет ночного сна. А потом снова, недосыпая, на очередном вечернем просмотре свалившись в объятия Морфея... короче, колесо Сансары в армейском варианте.
А отключать мозги, как оказалось, полезно. Иначе можно перегреться, вырубиться, перегореть. И, потом, есть в этой функции — стенд бай — и своя прелесть. За тебя думают! Тебе ничего не надо планировать, твоя жизнь расписана на два года вперед, три раза в день — завтрак, обед и ужин, раз в неделю — выходной, свободное время, письма из дому, можно в волейбол, к примеру, сбацать. И все незыблемо. Как писал один мой любимый автор Василий Звягинцев, "матросы должны быть твердо уверены, что если в 8-00 не будет поднят флаг, то в 8-01 наступит конец света". И ты становишься винтиком. Это даже занимательно — плыть по течению.
Это уже потом, прослужив полгода, ты поймешь, как много свободного времени можно найти во время лишения свободы. Главное — не думать об этом. Зато очень быстро научишься ценить мгновения жизни. Понимаете? Мгновения!
И какое счастье было просто посидеть в казарме у окна ранней весной, когда тебя не гоняют по плацу, когда не заставляют ползать по-пластунски или преодолевать эту дурацкую полосу препятствий... а ты просто сидишь, щуришься на солнышко и ни о чем не думаешь. Просто дышишь.
Глава третья. Мужчина просыпается и засыпает
Когда в мае я закончил "учебку" и, получив звание сержанта, приехал в родную часть, мой организм все еще не отошел от тягот и лишений. С одной стороны, желудок уже привык к армейской диете и не страдал от обилия пищи. Не страдал он и от ее отсутствия — я мог довольствоваться малым. И, тем не менее, все равно желудок оставался главным моим мужским органом. А тот орган, который главный по умолчанию, в экстремальной ситуации себя ничем не выдавал. Прикидывался умершим. Хотя, как оказалось, мертвые тоже танцуют... Dead Can Dance! Была такая знаменитая группа на Западе.
То есть, иногда молодой мужской организм все же показывал, что ничто человеческое ему не чуждо. И по стойке "смирно" можно застывать не только телу, но и отдельным его частям.
Впрочем, если честно, таких подробностей сегодня я уже не помню. А вот что я помню — так это те случаи, когда мои сослуживцы демонстрировали свои стойкие — в буквальном смысле этого слова — привычки. То есть, те, которые касались женского пола. И еще как касались! Не просто касались — эти привычки входили, так сказать, в еженедельное расписание некоторых солдат и сержантов. Не просто входили, а...
Впрочем, расскажу подробнее.
Служил я во внутренних войсках, которые входили в систему МВД СССР. Нас еще называли краснопогонниками. Внутренние войска сегодня — это Национальная гвардия в Украине или Росгвардия в России. Одна из задач — охрана внешнего периметра колоний, где содержаться осужденные. Наш полк в Павлограде — это Северный Казахстан — охранял пять колоний: строгого, усиленного и общего режимов. Солдаты стояли на вышках с автоматами, кстати, с боевыми патронами, а сержанты были начальниками караула или помощниками начальников, если начкаром был офицер или прапорщик. Я почему так подробно описываю — не всегда на "зоне" во время службы происходили те безобразия, о которых я сейчас расскажу. Если начальником у нас был ротный или, к примеру, прапорщик — то служба шла, как говориться, строго по Уставу караульной службы. И никаких там послаблений. А вот если начальником был свой брат сержант...
И стреляли мы на зоне вволю — по столбам и мишеням, патронов-то со стрельбища обычно "заначивали много"! И молодых "дрючили" — в переносном смысле, конечно, то есть, "воспитывали". И в самоволки бегали... В общем, оттягивались по полной...
Ну, а где самоволки — там и бабы... В городе, где половина населения сидит, а другая — сидела, женщин без мужиков было видимо-не видимо. А солдат два года без женщины — сами понимаете. И вот в караулах этот пасьянс складывался отлично.
Однажды я, как помощник начальника караула, делал очередной обход постов. На одной из вышек, где стоял "дед" — старослужащий — москвич Вовка Некрасов, меня не окликнули стандартным "Стой, кто идет!" Я ускорился, ну, думаю, сейчас как дам в рыло! Врываюсь на вышку и... Натурально офигеваю — там стоят двое! Мой солдат и... девушка. Которая, видимо, перелезла через внешний забор и пробралась к моему солдатику. Точнее, к своему.
Я, конечно, этому поганцу выговор сделал и сказал, чтобы быстро избавился от своей подруги — в смысле, чтобы убрал ее с вышки туда, откуда пришла. Просто даже не знал, что мне делать — такого нарушения караульной службы я даже представить себе не мог! Зато я представлял, чем мой солдат мог заниматься на посту! И это не какое-то там банальное "пить, курить, разговаривать", запрещенные часовому на посту! Это гораздо все хуже! Такого в уставе даже не предусматривали!
Конечно, по правилам я обязан был снять Некрасова с поста и вызвать наряд, чтобы этого гада посадили на гауптвахту, но... Во-первых, он был дедом. Во-вторых, в карауле и так не хватало людей — шел очередной "дембель". Ну и, в-третьих, Некрасов был моим приятелем. Сдавать своих у нас было не принято. Так что, когда Вовка сменился с поста, я просто сделал ему выговор — с занесением в грудную клетку. И поставил его на самый поганый пост.
Оказывается, были еще более либеральные сержанты. Потому что пару месяцев спустя, когда начальником караула пошел наш замкомвзвода сержант Коля Котов, которому до "дембеля" оставалось всего ничего, то нашего ротного подняли по тревоге и он, соответственно, подняв по тревоге всю роту, поехал менять весь личный состав караула вместе с самим Котовым. Потому что те, мало того, что напились, так еще и притащили в караульное помещение двух женщин и там всем караулом имели их по полной программе!
Вот это у них была ноченька!
Кстати, самое интересное было потом! Оказалось, что обе искательницы приключений были заразными. То есть, заразили они наших ребят сифилисом. Ну и еще всякими сопутствующими болячками наградили. В результате половина роты попала в госпиталь, а нашему взводу, который тогда заменил этот "веселый караул", пришлось целый месяц быть "на усилении". То есть, сидеть в карауле безвылазно два месяца. Нас только сменяли на выходные, чтобы мы могла съездить в полк, помыться в бане, посмотреть дежурный воскресный фильм в клубе и потом вернуться обратно служить. С одной стороны, конечно, было тяжко — ведь спали мы ночью по 4 часа, досыпая днем, а, с другой стороны — не донимало нас начальство, не было каждодневной муштры, маршировок на плацу и остальных занятий "по расписанию".
Второй случай, который мне запомнился и который тоже был связан с темой общения мужчины и женщины, случился со мной, когда я служил в другой, конвойной роте. Пятая рота, куда меня перевели, развозила осужденных в специальных автомобилях — автозаках — от поездов по колониям и в СИЗО. Эта служба считалась более "хлебной", нежели на зонах. Почему? Все просто — на зонах часто через забор и периметр перебрасывают осужденным, то есть, "зэкам", передачки. Мы их называли "кабанчиками" или "кешэрами". В этих "посылках" чаще всего были сигареты, чай, реже — всякие наркосодержащие препараты — таблетки, ампулы. Ну и, деньги, конечно. Так что если удавалось переброс этот поймать, то солдат либо его мог присвоить, либо получить благодарность по службе, вплоть до отпуска. Как минимум — увольнение в город.
А вот во время перевозок, когда караул оставался, как говориться, лицом к лицу с "контингентом", за какие-то поблажки от конвоя солдаты могли получить конкретные блага — те же деньги. А также чай, который потом можно было "загнать" прапорщикам в зоне, которые, в свою очередь, перепродавали его осужденным. Везде было то, что сегодня называют бизнесом.
Но больше всего у солдат ценились всякие зэковские поделки — ножички с наборными ручками, "выкидухи" — ножи с выкидным лезвием, браслеты для часов — из пластигласса с всякими там розочками и прочей ерундой, ручки для автомобилей, то есть, для ручки коробки передач и так далее. Скажем, конвойный мог продать осужденным папиросы или тот же чай. Или пустить женщину к мужчине — ведь их могли перевозить в одном автозаке, но в разных камерах.
А самая главная "маза", как оказалось, заключалась именно в том, что конвойные могли перевозить и женщин. Причем, частенько это были совсем молодые девушки, попавшие в тюрьму за наркотики, воровство, а иногда и за более серьезные преступления. И, конечно же, они первые охотно шли на контакты с солдатами, в том числе и на половые. Потому что могли забеременеть. А беременных гуманный советский суд мог или освободить от наказания, отправив на УДО — условно-досрочное освобождение, или вместо зоны отправить на поселение.
То есть, женщина, совершившая не особо тяжкое преступление — не убийство или разбойное нападение — могла жить в нормальном общежитии или даже на квартире, отмечаться каждый день в оперчасти или в милиции, без права покидать город. Но — жить на свободе! Не за решеткой в камере, не за колючей проволокой в бараке, а в городе! Что касается ребенка, то потом, после освобождения, некоторые его сдавали в детдом и спокойно укатывали к себе домой.
Одним словом, сексуальные контакты — это было главным преимуществом службы в конвойной роте. И поначалу я этого не знал. Ну, всякие там ножички-ручки мы меняли, ну, некоторые продавали папиросы и чай, что считалось запрещенными предметами, и что, конечно же, каралось нашими начальниками. Но однажды я попал — совершенно случайно — в автозак с ефрейтором Кустовым, тоже старослужащим, и тоже с москвичом.
Вначале я не понял, почему Кустов расстроился, получив в напарники сержанта. Подумал, что тот боится, что я не разрешу ему "торгануть" папиросами или даже водкой — некоторые у нас доставали водку, переливали в грелки и "толкали". За одну бутылку можно было запросить аж 50 рублей, хотя стоила она в магазине всего три рубля. Конечно, водку я бы не дал продавать — кому охота идти в дисбат? За такое, если бы узнал начкар — стукачей среди "зэков" было полно — конвойные могли получить три года дисциплинарного батальона аж бегом! Но на мелкую торговлю чаем или там послабления какие я смотрел сквозь пальцы. Тем более, Кустов был "дедом", через пару месяцев ему домой идти, чего не прибарахлиться?
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
