-И часто у вас такая музыка? — спросил Шефер.
-Почти каждый день.
-Не позавидуешь...
=================
9 Апреля (27 марта по русск. ст.) 1932 года. Суббота.
Карлсбад. Земли Чешской короны.
В Чехии парадоксально было многое, начиная с ее официального названия ( Королевство Чехии, Богемии и Моравии). Это множество национальных меньшинств, живших на ее территории. Это политический строй — по сути, единственная в Центрально — Восточной Европе конституционная монархия на западный демократический лад. Чехия не создавалась подобно моноэтническим национальным государствам, на основании лишь 'естественного права на самоопределение'; не менее важным, чем национальная идея, для идеологии чешского государства были мировоззренческие идеалы, цели и задачи 'общечеловеческого характера'. Иначе говоря, чешская монархия не являлась тождественна идее наличия совместного государства чехов, словаков и немцев — это была своего рода идеологическая платформа, направленная на реорганизацию буквально всех сфер жизни чешского общества.
Из тихой европейской провинции Чешское королевство превратилось в начале века в своеобразную площадку, на которой в атмосфере свободной дискуссии происходили столкновения идей, наиболее актуальных для Европы. Чехия, с удовольствием примерив на себя наряд одного из глашатаев европейской гуманности и социальной справедливости, стала важным звеном в деле международного сотрудничества европейских наций. Считалось, что и в чешском Карлсбаде теперь делалась 'большая европейская политика'. Благодаря заинтересованности в Европе (и в России) в нейтральном статусе Чехии по примеру Швейцарии, чешско — немецкий (в большей степени, конечно немецкий) Карлсбад был одним из излюбленных мест европейских политиков, участвующих в бесконечных переговорах. Вообще, в Богемии* то и дело устраивались международные конференции, заключались соглашения, озвучивались меморандумы. 'Богемский треугольник' — Прага, Мариенбад и Карлсбад, являлся средоточием европейской и международной политики. Спокойные и уютные отели и рестораны Карлсбада, его живописные окрестности использовались для дипломатических зондажей и политических сделок. За ланчем в гостинице 'Бристоль' на берегу реки Тепль, разделяющей Карлсбад на две части, или в гостинице 'Олимпия', находившейся напротив прекрасного парка, или в 'Кайзергофе', в облюбованной французскими дипломатами 'Ривьере', в 'Тиволи' — сходились главы английской, русской, французской, итальянской и германской делегаций и вели беседы о международных проблемах. Здесь молодые и честолюбивые политики проходили курс наглядного обучения европейской дипломатии.
В Чехии, политически и морально ориентированной на Запад, внимание уделяли также организации Центральной Европы, то есть отношениям с ближайшими соседями королевства. А так же с Россией, как величайшей славянской державой. Чехи осознавали важность союзнических отношений и международного сотрудничества.
Впрочем, несмотря на то, что Чехия была конституционной монархией, и имелся парламент, скроенный по лекалам французской Третьей республики, русский государь Федор Алексеевич отмечал наличие у чехов потребительской психологии и выражался о Чехии, о ее прочных международно — политических позициях, о ее двухпалатном парламенте, формально обладающем огромной властью (но обесцененной рамками действующего законодательства), достаточно резко — он называл эту центрально — европейскую монархию 'любимым дитяткой европейских политиков и политиканов'...А венгерский ученый Миклош Кесеги дал ироничное определение принадлежности страны к Центральной Европе: '...та часть Восточной Европы, которая всегда мечтала принадлежать к Западной Европе, но в той или иной форме всегда оставалась частью Европы Восточной'...
...Из окна карлсбадского отеля 'Карлтон', в котором остановился профессор Сергей Семенович Радкевич, открывался вид на скверик, засаженный высоченными тополями. Сергей Семенович невольно подумал, что под их могучими корнями было, наверное, здорово собирать огромные шампиньоны: двух — трех вполне могло хватить на суп. О том, что есть грибы, выросшие в центре города, не стоит, Сергей Семенович предпочитал не задумываться...
-Любуетесь тополями? — гость Радкевича, Алексей Коновалов, председатель русского эмигрантского Политического Центра, обосновавшегося в Лондоне, с усмешкой смотрел на седоватого профессора. — А из окон моего лондонского жилья виден парк, а за ним — таверна, кстати тоже называемая 'Карлтон', как здешний отель. Здание с причудливой судьбой: построенная в 1860 году, в мае 1915 — го таверна была полностью разрушена прямым попаданием бомбы с немецкого дирижабля, во время одного из четырех налетов 1915 года. После этого, в 1920 — м здание было восстановлено Френком Поттером, и теперь оно радует глаз прохожих своим видом, а завсегдатаев — своим пивом. Отменным английским пивом!
-Любите английское пиво?
-Люблю. И много чего еще английского люблю.
-А русское? Русское пиво любите?
-Нисколько. Но мы ведь с вами разве о пиве решили говорить? Может, не стоит отклоняться от темы нашей беседы?
-Итак, вы хотите предложить мне...
-Мы могли бы объединится. У вас большой опыт политической борьбы, — медленно, но уверенно произнес Коновалов.
Профессор Радкевич, казалось, ждал подобного предложения и уже приготовил ответ:
-Мы слишком разные люди. Наша возможная коалиция будет дисскредитировать и вас, и меня.
-Помилуйте, я мог бы принести пользу, в Лондоне. В Париже. Как ваш политический представитель. Надо же поднять ваши акции среди англичан и французов. У меня есть возможности, связи, в конце концов вы можете перебраться в Лондон или в Париж, средства на представительство получите незамедлительно.
-В Лондоне, в Париже...Я положительно затрудняюсь вас понимать, господин Коновалов. — спокойно сказал Радкевич.
-Вы достаточно умный человек, полагаю, и поэтому я не открою вам большого секрета. Политический центр в Лондоне — организация достаточно серьезная. В России есть много сочувствующих тем целям и задачам, которые ставит Центр. Не скрою, серьезную помощь оказывают не только отечественные финансисты и промышленники из числа сочувствующих, но и иностранные организации, особенно деньгами...
...Главными авторами идеи о монополии власти монарха, как фундаментальной характеристики режима в России, были русские социалисты, социал — демократы и демократы социал — радикальной ориентации, претендовавшие. Если не на власть, то на участие в ней, но совершенно лишенные такой перспективы. Именно, прежде всего русские социал — демократы иих печатный орган — журнал 'Революционный вестник' -стали главными экспертами по текущей политике и экономике России, используя свои, особые, источники внутри страны. Затем им конкуренцию составил 'Бюллетень революции' Коновалова, очень удачно решавший задачу описания актуальной и будущей действительности России, практики, а после и пропагандистского сопровождения антироссийских акций Европы. Коновалов, близкий по взглядам к конституционным демократам, в выборе средств политической борьбы негушался ничем и сумел установить фактическую монополию, сосредоточив в своих руках деятельность экспертов по русской политике и экономике, из круга социал — демократов, социалистов и их последователей, слегка разбавленных социал — радикалами. Примечательно, что именно Англия предоставила Коновалову и его 'Бюллетеню' активно действующее убежище, и экспертам, сотрудничающим с ним. Коновалов учредил в Лондоне 'Политический центр', ставший существенным интеллектуальным кадровым резервом для формирования экспертного состава 'русского отдела' секртеной британской службы и именно Коновалов и курируемое им направление мысли в двадцатые годы были центром критики и прикладного и пропагандистского анализов годуновской России...
-Как — то, перед своим отъездом в Европу, вы, господин Коновалов, на прощание сказали, что хотели бы превращения монархической России в республику всеобщего счастья. Но счастье — наивный идеализм. И потом, у нас с вами разные политические цели и задачи. Не могу понять, как вы предполагаете сосуществование наших организаций...
-Вы хотите сохранить монархию в России? — спросил Коновалов. — А что такое современная монархия? Рабство, припудренное демократической кремлевской фразеологией.
-Меня величают монархистом, но это не так. Я — личный империалист. Я страстно желаю создания из России империи воинствующего разума. Россия должна быть первой империей во всем: в войне, в мире, в промышленности. в науке, в искусстве, в исследовании планеты.
-Кто из нас больше идеалист, вы или я? — улыбнулся Коновалов. — Лично я полностью разочаровался во всяких призрачных идеалах. Историю творят сильные личности.
-Наш разговор приобретает бессмысленный характер. — сказал Радкевич.
-Историю творят сильные личности. Но с народом, для народа, от имени народа. Стихийных революций и удачных мятежей не бывает. Их всегда кто — то подготавливает. И этот кто — то — сильная личность. Вождь. Полководец. Пророк с револьвером, ежели хотите. — Коновалов говорил снисходительно, с покровительственными нотками в голосе.
-А вы, стало быть, пророк? — усмехнулся профессор Радкевич, приподняв густые брови. — Где же ваш револьвер?
-Мой револьвер — это Политический центр. Вы же понимаете, что любое окружение властителя живет собственной жизнью и вынашивает свои интересы. И когда руководитель уже не может обеспечить им гарантии выживания, они выходят из подчинения и формируют структуру перехвата власти. Если помнить, что любая монополия, а власть в России именно что монополия Годуновых, — то можно прогнозировать тенденции углубления внутриэлитного раскола в России. Стратегия нынешней элиты сегодня сводится к тактике — каждый день избегать смертельных угроз и не совершать ошибок. Наша стратегия — заставлять элиту совершать побольше ошибок и подвергаться смертельным угрозам. Внутренним и внешним.
-Внешним? Вы говорите — внешним? Каким образом русский патриот может быть в настоящее время сторонником какого бы то ни было иностранного вмешательства в русские дела?!
-А как насчет взаимной выгоды и пользе для обеих сторон?
-Господи, какой же вы циник, господин Коновалов...
-Сегодня цинизм разъедает умы и сердца похлеще серной кислоты. Для циника не существует благородства, чести, клятвопреступления. Важен лишь конечный результат. Сегодня трудно оставаться стерильным. Пора взрослеть! Поэтому, милейший Сергей Семенович, не на ту лошадку вы поставили.
-Ошибаетесь. Вы слишком доверяетесь Западу. Запад делает вид, что готов поддержать вас и готов предоставить некие политические гарантии. Но исторический опыт наглядно демонстрирует, чего стоят гарантии Запада.Так что, не я, вы ошибаетесь.
-Нисколько. — Коновалов пожал плечами. — Вопрос времени...
-Что же касается раскола элиты...Все эти внутрироссийские распри, создание окраинных 'плацдармов' и иностранные попытки повлиять на русские дела нужны и выгодны лишь узкосословным элементам, непосредственно потерпевшим от русской политики.
-По — вашему выходит, что для нас, для нашей борьбы с царизмом, интересы России решительно не при чем?
-Именно.
-И поэтому вы так настойчиво, и с такой горячечностью, обращаетесь ко всем зарубежным русским, с призывом забыть партийные разногласия в 'великом деле'?
-А вы неплохо осведомлены...Только, уточню, не интересов царизма, как вы говорите, а интересов своей Родины от западных и восточных агрессоров!
-Вот даже как?! — Коновалов удивленно поцокал языком. — Я, стало быть, Россию люблю меньше вашего?
-Именно так! Я прекрасно понимаю, что русская политическая эмиграция может стать, и пожалуй, стала уже, немаловажным инструментом в руках европейцев — врагов России. И посему вижу для себя целью всячески постараться расширить и укрепить влияние оборонческих установок в эмигрантской среде.
-Где? В Праге?
-В Праге, в Карлсбаде, где я сейчас нахожусь. И сделано мною немало: создан русский комитет, который объединил русских людей из состава русской колонии в Чехии. Комитет сей готов всеми средствами противиться замыслам врагов Отечества и всемерно способствовать укреплению России. Я верю в Россию. Отцы наши верили. Это наша общая вера, это есть подлинный фундамент нации. Это и есть лакмусовая бумажка для проверки подлинных русскости и российского. Кто этой веры в Россию не разделяет, тот не настоящий русский, и Россия для него не Отечество, а объект.
-Напомните — ка, милейший Сергей Семенович, сколько человек в вашем русском комитете? — усмешливо спросил Коновалов. — Не больше десяти, кажется?
-Это не имеет решительно никакого значения! Влияние русского комитета распространяется на значительную часть русской колонии в Чехии.
-Да будет вам, профессор, не фантазируйте попусту.
-Тогда зачем вы здесь, в Карлсбаде? Зачем прикатили из Лондона?
-Поговорить с вами хочу.
-Есть о чем?
-Есть. Я хотел бы прояснить некоторые препозиции.
-Не вижу нужды.
-Сделайте исключение.
-Знаете ли, я всю жизнь изучал особенности русского мира. По первой своей специальности я экономист. Окончил экономическое отделение Дерптского университета. В ходе проводимой мною работы мне стало ясным, что самозаконность и своеобразная самодостаточность присущи культурно — исторической, хозяйственно — географической и политической структуре русского мира. Я понял, что эта самодостаточность и самозаконность есть одна из основных ценностей русской жизни и русской истории. Понять это — значило для меня целиком отказаться от своих прежних, противоправительственных взглядов и установок. Я и отказался от них и принял уроки истории.
-Вы не уроки истории приняли. — желчно ответил Коновалов. — Вы приняли деньги от царя.
-Отчего вы так говорите? — спросил Радкевич. — Оттого ли, что ныне пребываете в числе отринутых политиков?
-Политика является скучным делом. Порядочные люди вообще ею брезгуют, политику делает серая посредственность, которая видит — то на два шага вперед, а то и вообще на полшага. Политику делают тактики, ловкачи. Выигрывают может быть рубль, теряя при этом сотню.
-Вы политикой не занимаетесь?
-Вынужден. Вынужден заниматься. Меня всегда интересовало, почему в мировой политике почти нет ни одной яркой личности? Есть ли здесь закономерность? Сильная личность может откуда — нибудь выскочить, пойти на риск...
-Это вы сильная личность? — усмехнулся Радкевич. — Никогда вас таковой не считал, а уж ежели действуют гигантские силы инерции...А посему полагаю, не можете простить тех, кто вас от политики отстранил.
-Эх, знаете ли, в достатке на Руси и других прочих, отмеченных храбростью на полях сражений, честно ратоборствовавших всюду, где нужен был нелегкий воинский труд. Я из служилого дворянства, а таким и допрежь редко когда доводилось дожить до глубокой старости, да своей смертью и в своем доме почить.
-Жалобить меня решили?
-Господь с вами. Я не несу ответственности за моих предков, но весь род наш, несмотря на все обиды и насилия от московских государей, воевал отважно и честно. Наш род — не исключение из служилых родов, Сергей Семенович. Зато уж не всякий мог повеличаться родственными узами с патриархом всей Руси.
