Барон опять оказывается в курсе всех моих душевных метаний.
— Если ты сомневаешься, что у тебя получится, — говорит он мне. — То совершенно зря. Впрочем, всякому человеку, который никогда еще в своей жизни не пробовал заняться творчеством, присущи такого рода сомнения. Но, уверяю тебя, стоит только попробовать, стоит только раскрыть свою душу и сознание, стоит только пробудить дремлющую внутри тебя силу... В общем, не сомневайся, твои творческие способности сами проявят себя, и настоятельно заявят о необходимости своей реализации. И тогда ты в полной мере сможешь вкусить все прелести этого увлекательного процесса. Можешь мне поверить, так оно и произойдет!
Его спокойная уверенность в моих способностях немедленно передается и мне.
— Давай для начала проверим некоторые твои технические навыки, — тем временем предлагает мне Барон. — Напиши что-нибудь!
Барон подает мне листок бумаги, и какой-то огрызок карандаша. Я поудобнее устраиваюсь на кровати, и в нерешительности принимаю все эти письменные принадлежности из его рук. Знакомые ощущения, я определенно держал в руках подобного рода предметы раньше. Вот только — когда это было? Где это было? Было ли вообще какое-нибудь "раньше"? Почему Барон мне об этом ничего не говорит?
— А... — подаю я голос, все еще не до конца оформив в своем сознании такой важный, но очень непростой вопрос. — Откуда я взялся?
И, подняв взгляд на Барона, с замиранием сердца жду от него ответа. Очень важен для меня этот ответ. Он, я думаю, способен прояснить для меня гораздо больше, чем все то, что мне только что сообщили.
Но, прежде чем дать ответ, Барон вдруг отводит куда-то свой взгляд, в беспорядке блуждая им по окружающему пространству, и начинает проявлять заметную нервозность.
— Ты хочешь знать, как ты тут появился? — переиначивает он мой вопрос. — Ну... так же, как и все мы. Тебя ввели в Сценарий Пьесы. В Пьесе нашей появился новый персонаж — Рыцарь Макмагон. Персонажа этого кто-то должен исполнять, вот ты и появился!
Эта информация по-своему интересна, однако оно совершенно не способна ничего для меня прояснить. Но я вижу, что настаивать на своем вопросе бессмысленно — Барон и сам не знает на него ответа. Я лишь смутил его своим вопросом, и мне не следует настаивать на дальнейших разъяснениях.
"Откуда я взялся!" Да кто же может знать это лучше меня самого? Кто может мне ответить на это лучше, чем я сам? Следовательно, ответ на этот вопрос я смогу найти только внутри себя. Внутри своих воспоминаний.
Пока мои воспоминания о прошлой жизни очень ограничены, и вряд ли достоверны.
На лежащем передо мной листе бумаги я начинаю старательно выводить крупные буквы. Через минуту надпись готова.
"НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ".
Барон долго, и весьма задумчиво смотрит на произведенную мною надпись.
— Умеешь... — констатирует он, наконец. Но по выражению его лица видно, что мысли его не ограничиваются признанием этого очевидного факта, а блуждают где-то глубже. И озадачила его не моя несомненная способность писать, а сама начертанная мною фраза.
Я смотрю на Барона, и смиренно ожидаю, когда он оторвется от созерцания этого не вполне понятного даже мне словосочетания. Наконец, Барон медленно поднимает на меня свои глаза, и смотрит внимательно, с каким-то новым оттенком любопытства. А потом вдруг и спрашивает меня:
— Слушай, а тебе ничего такого во сне не виделось? Видишь же ты какие-нибудь сны?
Странный вопрос! Откуда он знает? Зачем ему что-то знать о моих снах?
Что ему ответить?
А он все так же сидит на краю моей кровати и внимательно, выжидательно смотрит мне прямо в глаза.
— Ты хоть что-нибудь помнишь? — спрашивает. Тихо так спрашивает, проникновенно.
И я опускаю глаза, прячась от его пытливого взгляда.
Нет, абсолютно не хочу я сейчас говорить на эту тему. Я не хочу снова возвращаться в воспоминаниях к своим странным и нелепым переживаниям. Да, я вижу сны, я помню их, но я не могу понять этих снов, и не могу их объяснить. Да и рассказать о них толково, судя по всему, не в состоянии. Если бы даже и хотел, я не смог бы найти слов для описания своих видений. Барон вряд ли сможет меня понять.
Поэтому в ответ на его такой настойчивый вопрос я просто отрицательно мотаю головой.
Он больше ни о чем меня не спрашивает. Просто сидит рядом, и смотрит на меня, теперь уже как-то жалостливо, тихо вздыхает, и произносит вполголоса:
— Такой же, как и все мы. Табула раса!
Я не понимаю этих его слов, да и не хочу понимать.
— А я когда-то видел сны, — мечтательно говорит Барон. — Странные сны, необычные... Вот только потом я их видеть перестал. И сейчас даже вспомнить не могу — что же именно я видел? Хочу вспомнить — а не могу. Не получается! Я думал, ты мне сможешь помочь...
И, помолчав задумчиво еще некоторое время, снова обращается ко мне:
— Ну, ладно. Мне уже пора идти. А ты сейчас просто лежи. Хочешь спать — спи. Не хочешь — не спи. Скоро я к тебе снова приду. Молока принесу. Договорились?
Я согласно киваю ему в ответ.
И он уходит. Закрывает за собой дверь, и я снова остаюсь в комнате один.
И вновь я начинаю ощущать большую усталость. Мне хотелось бы сейчас немного поразмыслить обо всем, что я узнал только что, но на это нет сил — ни физических, ни душевных. Я чувствую сильное утомление, и меня снова неудержимо тянет в сон. И даже воспоминание о недавно пережитом во сне кошмаре, вместе со страхом вновь очутиться в его объятиях, способно отогнать это вязкое чувство сонливости только на несколько мгновений.
Снова реальность расплывается, не давая возможности за нее зацепиться. Я снова проваливаюсь куда-то в забытье.
Глава 2.
Пробудившись ото сна, я обнаруживаю, что на этот раз Барона со мною рядом нет, и я предоставлен самому себе.
Я осторожно поднимаюсь с кровати и бережно встаю на ноги. Оглядываюсь по сторонам. Сейчас мне представилась возможность более подробно изучить свое жизненное пространство.
Комната моя представляет собой четырехугольное помещение размерами где-то пять на пять метров, или что-то около того. Зеркальный потолок. Четыре стены, две из которых выкрашены в светло-зеленый цвет, а две другие — почти полностью, от пола до потолка, затянуты зеркальными поверхностями.
Предметов мебели в комнате немного. Имеется достаточно просторная кровать, письменный стол внушительных размеров, четыре стула, тумбочка какая-то, рядом с кроватью. Изящный низенький столик, загадочный с функциональной точки зрения.
Но самый поразительный элемент обстановки занимает скромное место в самом углу комнаты. Это — рыцарские доспехи, во всем своем великолепии, включая роскошный плюмаж на макушке шлема.
Тут я вспоминаю, что я — не кто иной, как Рыцарь Макмагон. Очевидно, доспехи — это мой сценический костюм.
Пол устлан каким-то ковровым покрытием, и если ходить по нему босиком, можно ощущать, как его ворсинки приятно щекочут твои пятки. Я медленно расхаживаю по комнате, пытаясь одновременно отслеживать ощущения пяточного массажа и заниматься исследованием.
Почти сразу выясняю, что свет лучится из стеклянных матовых квадратных окошечек, располагающихся непрерывным рядом почти под самым потолком, по всему периметру помещения. Занятно!
Но самое удивительное в комнате — обилие зеркал. Более всего поражает, конечно, зеркальный потолок. Запрокинув голову вверх, ты имеешь возможность наблюдать не только себя самого, в перевернутом состоянии, но и всю свою комнату, как будто вывернутую наизнанку. И от этой неестественной вывернутости пространства тут же начинает кружиться голова.
Стены комнаты тоже чуть ли не наполовину заняты зеркальными поверхностями. Поэтому создается иллюзия, что комната моя гораздо просторнее, чем на самом деле. И еще одна иллюзия — что в комнате много тебя самого. Взглянешь направо — а там ты! Взглянешь налево — опять ты же! И прямо перед собою стоишь ты сам, внимательно вглядываясь себе прямо в глаза.
Немного погодя я обнаруживаю, что почти все стенные зеркала — это раздвижные двери, за которыми находятся сокрытые доселе недра моего жилища. Особенно кстати обнаруживается помещение санузла.
Еще в комнате моей оказывается несколько встроенных шкафов, в нишах которых имеется много чего интересного. На вешалках висит одежда, довольно странного покроя и расцветки. Обувь какая-то, в основном тоже весьма причудливых фасонов, аккуратным рядком стоит внизу. Еще что-то там находится в этих шкафах, но я решаю более подробно изучить все это немного позже.
Потому что, кроме зеркальных раздвижных дверей, в моей комнате имеется еще одна. И, в отличие от них, это самая простая, вполне нормальная дверь. Но мне уже известно ее особое предназначение. Именно эта дверь и ведет из моей комнаты во внешний мир.
Сейчас, когда мое собственное жилище вполне удовлетворило мои самые насущные порывы любопытства, именно эта дверь вызывает мой самый живой интерес. Вернее, тот мир, что скрывается за нею. Неизведанный и таинственный мир. Если уже в своем маленьком мирке я встретил столько странного и удивительного, что же может ожидать меня ТАМ?
Не лучше ли пока не соваться туда, не лучше ли сначала обжить свой собственный мирок, привыкнуть к нему? Но после минутной нерешительности я все-таки берусь за дверную ручку, и поворачиваю ее. Дверь открывается вовнутрь, предоставляя мне полную возможность покинуть пределы комнаты.
Однако, я не спешу этого сделать. Для начала я просто прислушиваюсь к внешнему миру. Тишина!
Осторожно высовываю в дверной проем голову, и так же аккуратно оглядываюсь по сторонам.
Прямо напротив дверного проема, на расстоянии в три шага — стена. Такого же нежно-зеленого цвета, в какой окрашены стены моей комнаты. Стена, уходящая влево, и так же уходящая вправо. Я пытаюсь проследить взглядом по ее направлению сначала в одну сторону, а потом и в другую.
Мир, находящийся за пределами моей комнаты, представляет собой длинный коридор, уходящий в обе стороны. В нем — такой же зеркальный потолок, а вот ковровое покрытие отсутствует.
Я высовываю в коридор свою ногу, осторожно прикасаюсь к коридорному полу пальцами своей ноги. Напольное покрытие в коридоре более жесткое, и более холодное, чем комнатный ковер.
Вот и еще одно полезное открытие — для путешествия за пределы комнаты надо что-то обуть на ноги.
Я аккуратно закрываю дверь в коридор, и снова подхожу к шкафу, в котором я чуть ранее обнаружил обувь. Вот она, в полном моем распоряжении, стоит рядком. Шесть пар различных видов обуви. В первую очередь на себя обращают внимание высокие красные сапоги с щегольскими отворотами, какими-то сверкающими бляхами и шпорами. Помпезная вещь! Далее — тоже сапоги, но не в пример попроще, зеленого цвета и без лишних изысков и вычурностей. Потом — какие-то туфли на высоком каблуке, с блестящими пряжками. Тут же примостились весьма уютные на вид тапки-шлепанцы.
Интересно, посещает меня мысль, а придется ли впору мне эта обувь? Беру, для примера, зеленые сапоги, и, усевшись на один из стульев, пытаюсь надеть их на ногу. Мои сомнения сразу же рассеиваются — сапоги весьма ловко надеваются, и моя нога чувствует себя в них достаточно уютно.
Ну, что же, вроде бы, самое время дерзнуть совершить вылазку за пределы своей комнаты, расширять свои знания об окружающем меня мире.
Сделав пару шагов по направлению к двери, я на ходу поневоле обращаю внимание на собственное отражение, сопровождающее все мои перемещения — как оно там, в сапогах? И только сейчас вдруг осознаю разительное несоответствие между своей обувью и одеждой!
Прямо скажем, одет я как-то нелепо: какие-то светло-серые подштанники до колена, какая-то такого же неопределенного цвета и фасона рубаха. И при этом — сапоги! Да, когда я дефилировал по комнате босиком, мой собственный внешний вид не вызывал во мне никакого чувства протеста. Нормальный был вид, и на одежду свою я почти не обращал внимания. Мне вполне достаточно было того, что она совсем не стесняла движений. А вот теперь, при сапогах... При сапогах — совсем другое дело!
Пока эти мысли проносятся в моей голове, раздается стук в дверь.
— Войдите! — говорю я, гадая, кого еще, кроме Барона, я могу увидеть.
Догадки не понадобились — на пороге моей комнаты возникает именно Барон. И в руках у него — стакан молока, что весьма кстати.
— Ого! — приветствует он меня. — Уже на ногах! Уже примеряешь свои сценические костюмы?
Я развожу руками — мол, что-то вроде этого. Он одобрительно кивает головой. Говорит мне:
— Рад лицезреть твою активность! Я как раз хотел тебе предложить совершить небольшую экскурсию по близлежащим окрестностям. Тебе ведь интересно увидеть мир, в котором ты очутился?
— Конечно! — отзываюсь я.
На всякий случай я решил не сообщать ему, что только что готов был предпринять самостоятельную вылазку.
У Барона, как видно, чрезвычайно приподнятое настроение, он не хочет стоять или сидеть на одном месте, и поэтому степенно вышагивает по комнате.
— Прежде чем мы с тобой отправимся на экскурсию, тебе следует уяснить себе следующее, — наставительно вещает он мне, — Мир наш сложен, и в нем существует много разных правил и порядков, тебе пока что неведомых. Среди них имеются правила простые, а есть и многосложные, но все они, без исключения, весьма древние, и весьма мудрые. И уже сейчас ты должен осознавать, что заведены эти порядки и правила не просто так, а по глубоко обоснованным причинам. Что, собственно, доказывается самим фактом их существования. И, хотя смысл некоторых из них и может показаться тебе не совсем ясным, даже это не избавит тебя от необходимости строжайшего их соблюдения. Запомни — порядки и правила существуют именно затем, чтобы свято блюстись!
Малопонятное слово "блюстись" показалось мне, тем не менее, наиболее убедительным. Со смиренным видом я выражаю свою полную готовность познавать сложные законы окружающего меня мира, с тем, чтобы привести свое существование в полное с ними соответствие.
— Перед таким мероприятием, как прогулка по миру, надо одеться соответствующим образом, — продолжает наставительно вещать Барон. — Выход в мир — это, понимаешь ли, очень ответственный шаг! А тем более — первый выход. Очень много будет зависеть от того, в каком виде ты предстанешь перед местными обитателями!
Я внимательно его слушаю. А он продолжает:
— Первый шаг во внешний мир во многом способен будет определить твое место в нем, а то и всю твою дальнейшую судьбу. Будем помнить об этом! Ведь не только ты будешь знакомиться с окружающим миром — мир тоже будет знакомиться с тобой! Мы с тобой выйдем в свет, вольемся в общество, и при этом просто необходимо будет в полной мере проявить всю свою куртуазность, а значит, соответствовать принятым в нем правилам и нормам поведения. И первейшее из этих правил — это одежда! По одежде твоей будет складываться первое впечатление о тебе. А первое впечатление, как правило, формирует и все последующие. Запомни это правило! Будь аккуратен в одежде, и половина успеха в общении с людьми тебе обеспечена! Как говориться, "так будет до скончанья века — всегда по виду судят человека!"
