Уроки ирокезского 71

Впрочем, и все остальное обходилось не в копейки, так что двигатель в результате обходился чуть дороже полутора миллионов рублей. Турбовинтовой. Весом в триста пятьдесят килограммов. И мощностью в две с половиной тысячи лошадей...

Новейший бензиновый двигатель Райта мощностью в тысячу лошадей весил чуть больше полутонны и стоил около десяти тысяч долларов, а ресурс (до капитального ремонта) составлял пятьсот часов. Забелинская "двойная звезда" обходилась мне вдвое дешевле, но она до капремонта работала чуть больше ста часов, так что ее можно было пока не считать... Но выходило, что вместо одного турбовинтового можно было купить сто высококлассных бензиновых моторов, или сорок "эквивалентных мощностей", так что новый двигатель Нольде казался проигрышным. До начала испытаний — абсолютно проигрышным.

Но уже в марте двадцатого начали "закрадываться смутные сомнения": через сто суток с начала испытаний двигатель отработал две тысячи часов и инженеры не нашли ни малейших признаков износа. Ни на одном из четырех, поставленных на испытания. Ни на том, который просто отработал две тысячи без перерывов, ни на том, который каждый час выключался и за пять минут проходил цикл "принудительного ускоренного охлаждения".

То есть на турбинах признаков износа не нашли, а ряд вспомогательных агрегатов вроде топливного насоса, центробежного регулятора подачи воздуха и топливных форсунок пришлось все же просто поменять, но ремонт занял всего пару дней и обошелся (вместе с запчастями) тысяч в пятнадцать, так что можно сказать, что гигантский ресурс требует всего лишь "мелкого поддерживающего ремонта".

Слегка ошарашенные первоначальными результатами испытаний инженеры потихоньку стали склоняться к выводу, что двигатель с двумя-тремя именно мелкими ремонтами действительно сможет проработать пять, а то и семь тысяч часов — а Дима Григорович поручил своему новому заместителю Володе Петлякову начать разработку нового самолета под этот двигатель. Сам-то самолет я на бумажке нарисовал — получилось очень похоже на еще в детстве заинтересовавший меня Бе-30... чешский LET-410, Бомбардье сотой серии или вообще на большинство небольших двухмоторных пассажирских самолетов. Однако рисунок — ни разу не проект, так что работы молодому конструктору хватало. Я же в требованиях много чего "умного" понаписал, одна гермокабина для пассажиров чего стоит...

Хотя — по сравнению с импортными авиаконструкторами — у Володи было одно существенное преимущество. Учрежденный мною восемь лет назад ВИАМ (расположенный, "конспирации" ради, в Уральске), за прошедшее время не только разработал фигову тучу разнообразных авиаматериалов, но и подготовил "методики расчетов" разнообразных конструкций из них.

А вот для расчетов можно было использовать новое творение института, возглавляемого Степаном. После того, как я ему подробно (насколько сам запомнил из пройденного в институте) рассказал о принципах работы вычислительных машин, он такую машину сделал. Не суперкомпьютер, конечно: машина выполняла около пяти тысяч простых арифметических операций в секунду, но тот же расчет несущей балки (например, лонжерона самолета) на ней можно сделать за пару часов, а не за пару месяцев. Конечно, для этого нужно было еще и программы соответствующие написать...

Напишут. И самолет сделают — не Петляков, так Архангельский, Туполев или даже Поликарпов (Николай уже два года как закончил Технилище, причем "авиастроительное отделение" Жуковского и теперь в маленьком КБ имени себя в Новониколаевске разрабатывал "грузовые самолеты для Сибири"). Жалко, что больше я фамилий первых отечественных авиаконструкторов не вспомнил — то есть вспомнил некоторых, но просто их не нашел: наверное родиться им довелось сильно позднее.

А я займусь, наконец, той работой, которую делать умею. Умел, и хотя не очень хорошо, но всяко лучше всех ныне живущих: писать программы для компьютера. И даже сделал первый шаг к восстановлению "забытых знаний": написал довольно простенькую программу, переводящую код, написанный буквами (на придуманном мною ассемблере) в машинный код. Интересная была работенка: в новеньком компьютере использовалось всего тридцать две команды, восемь процессорных регистров, отдельная "память программ" была размером в шестнадцать тридцатидвухразрядных килослов, такая же была "память данных" — а в качестве устройств ввода и вывода использовались перфоленты (обрабатываемые на Степановском же телетайпе).

Но с задачей я все же справился, и это меня больше всего порадовало тем, что удалось, наконец, сделать самому что-то полезное. Но больше порадовался тому, что мне, похоже, все же удалось стать хорошим руководителем...

Где-то когда-то я прочитал, что хороший руководитель — это не тот, кто вкалывает с утра до ночи и все идет хорошо, а тот, кто запил, заболел, помер наконец — но все равно все идет хорошо и никто даже не замечает, что руководителя нет на работе. Я за весь девятнадцатый год один раз провел переговоры с толпой иностранных руководителей, съездил на открытие ВДНХ, несколько раз поругался с Петрашкевичем и Антоневичем, но страна продолжала уверенно наращивать индустриальную мощь и "улучшать благосостояние народа". Ладно, благосостоянием Машка занималась, индустриализацией — Слава Петрашкевич и Саша Антоневич... еще многие тысячи человек... многие уже миллионы. Я перед Новым годом с удивлением узнал, что в стране выпускается по два миллиона велосипедов в год... ладно, по сравнению с полумиллионом бытовых холодильников это как бы и мелочь, но ведь приятно узнать, что запущенная мною "система" вытащила Колумбова с его обгонной муфтой двойного действия на роль главного инженера крупнейшего в мире "Треста по производству велосипедов". Я про этого парня давно и прочно забыл — но здесь и сейчас, в моей новой России, сама динамика развития его вытащила и поставила во главе нужного стране производства.

Стране, где каждый, умеющий и желающий делать что-то полезное, был востребован. Ну а неумеющий или нежелающий...