| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Валерка неслышно заклокотал. У него, как у двуликого Януса, два смеха. Нарочитый, неискренний — это громкое раздельное "ха-ха-ха". И как сейчас, от души, — горловый, потаённый. Только он его достаёт лишь в исключительных случаях.
— А кто из них плут? — встрял в разговор Сасик, дождавшись, когда брат отсмеётся.
Как я только что понял, самое главное он пропустил-пробегал, и даже не подозревает, что может ожидать его в будущем.
— Оно тебе надо? — отпарировал атаман.
В присутствии чужаков ни с кем у него разговоров не будет. А Музыки, насколько я помню, не скоро ещё станут своими.
Сашка обиделся. Я занимался мокрой одеждой. Валерка тоже молчал. Восприняв момент за приглашение к диалогу, хитренький Быш попытался взять его "на слабо":
— Так вы говорите, что здесь ловится рыба, которую можно есть? Или это для кошки?
И этот момент атаман раскусил не хуже меня:
— Откуда мне знать, что ты там ешь, что нет. Сашка вон, сало не любит. Так им теперь из-за этого кабанчика не держать?
В этом он весь. Не оставляет иных вариантов, кроме как слёзно просить и в тот же момент идёт на попятную.
— Ладно, попробуете. Только хватку никому из вас не доверю. Будете шурудить.
А им и за счастье...
* * *
Потом я стоял "на рыбе". Впервые в своей жизни — и этой, и той. Насладился моментом. Ты вроде бы вместе со всеми, и в то же время сам по себе. Над головой густые своды кустарника. Бабочки и стрекозы, как праздничные флаги расцвечивания. А где-то вдали: "плюх!", "плюх!" и голос:
— Кто ж так шурудит?! Надо по дну, пыром, наискосок, камни переворачивать!
В принципе, прав Валерка. Жердь, как прыгун с вышки, должна уходить в воду без всплеска. Только с первого раза это редко у кого получается. Для Музык сошло бы и так. Его не обрызгивают — уже хорошо. Но какой же, тогда он атаман?! Чужаков, как сноровистых
лошадей, нужно сразу брать под уздцы. Чтобы знали крепкую руку. Глядишь, на футбольном поле хозяйское копыто не подкуют...
Хватка с мой рост, запросто вырвет из рук, если её не держать в наклон. Это с берега кажется, что внизу затишок. Отсохший листок акации медленно так, неохотно, кружится в невидимом водовороте. Нет, внизу течение ого-го! Я слышу его икрами ног, вибрацией дуг, пляшущих по каменистому дну.
Валерка уже рядом:
— Ты на нижний край наступил?
Я ему:
— Тише! Всю рыбу пораспугаешь!
А сзади "гульк, гульк!" Всё ближе, всё громче. Мелкие голыши перекатываются по дну, потоки воды на спине, и в три голоса:
— Подыма-ай!
Вот черти! Чуть шурудилкой в ногу не въехали!
— Давай помогу!
Быш жилистый, длинный. Худой, как подъёмный кран. Поднял хватку и вырвал дуги из рук. А в ней — будто бы серебро закипело. Овцы в восторге: кинулись к ней с жердями наперевес. Меня и друг друга отталкивают. В воздухе не смолкает наше кубанское "гля", с акцентом на мягкое "г". Плюнул я на это мероприятие, сторонкой, сторонкой — и к берегу.
А вот там-то, как раз, полный порядок. Сасик без напоминаний побежал зачерпнуть воды в банку для рыбы. Штаны мои и рубашка развешаны по ближайшим кустам — их переносят с места на место.
Нет, не умеет Быш командовать малышнёй. Обуем мы их сегодня в футбол. Я это знаю не хуже Валерки. Посмотрел он вприщур на эту запорожскую вольницу, такнул... и громко скомандовал:
— Э! Гребите сюда!
И мне, на порядок тише, но так, чтобы все слышали:
— Слабовато прошли. Но для первого раза пойдёт. С них какой спрос? А вот тебе хватку надо положе держать. Если длины рук не хватает, ногами заступай на края. Сколько здесь? Три пескаря, да четыре плотвички. А было бы больше...
Это он, что б я сильно не возносился. Музыки стоят, слушают. В глазёнках тревога. Хочется им ещё пройти по реке чёртом, чтобы поймать в два раза больше. А вдруг не дадут?
Смилостивился Валерка. Сказал, возвращая мне хватку:
— На! По берегу заходи до излучины, ставь там, где в прошлом году щучонка поймали...
А то я не помню! Такие места в Куксе наперечёт. Их всего-то четыре: щурёнок, сомёнок, да пара голавчиков. Мальки, размером с взрослого пескаря. Жалко пускать на жарёху. Выпутали из сетки, в руках подержали и отпустили. А крупная рыба в нашей реке бывает от паводка к паводку, и сразу уходит в низовья, к большой воде.
Так что поставил я хватку там где атаман и наказывал. Скучно. Шурудильщики ещё не алё, задержались на инструктаже. Смотрю, а по-над заборами Витька Григорьев выписывает зигзаги.
Я ему:
— Руки в гору!!!
Он аж присел:
— Ой!
Ближе подошёл, поздоровался.
— Как хорошо, — говорит, — что я тебя встретил.
— Куда, — спрашиваю, — копыта настропалил?
— Да Петька послал за сигаретами. В нашем ларьке "Прима" закончилась, в Учхозе, сказали, ещё продают. — Отчеканил он это скороговоркой и за своё, наболевшее. — Я тут вешалку попробовал смастерить. Не лезут шурупы в ту деревяшку, что мне подарили на мебельной фабрике. И гвозди не хотят забиваться. Гнутся и всё!
Зло меня разобрало:
— Я тебе разве не говорил, что это не дерево, а спрессованные опилки? В них, перед тем как шурупы закручивать, нужно тонким сверлом направляющие сверлить!
Заблымал Витёк зенками, замотал головой:
— Нет, Санёк, ничего такого я от тебя не слыхал. Может быть, ты хотел сказать да забыл? — И сплюнул с досады, — Вот, крову мать, затеялся! Где ж теперь взять это сверло? У тебя нема?
— Только коловорот. Ты гвоздь "пятидесятку" возьми, отпили у него шляпку, остриё немного расплющь да заточи с двух сторон. И будет тебе вместо сверла.
— Да? Надо попробовать. С кем ловишь-то?
Братьев Погребняков Казия недолюбливал из-за прилипшей намертво клички. Поэтому я не стал упоминать их всуе:
— Там новенькие ещё... учатся шурудить. Недавно у нас на краю. Вчера подходили, ты видел.
— Музыченкины, что ли? — Витька переиначил украинскую фамилию на привычный кубанский лад и добавил с ехидцей, — ну-ну...
Рыбалку он тоже не уважал, как дело дурное и зряшное, и если до сих пор не ушёл, есть у него за душой что-то невысказанное. И точно:
— Новость слыхал?
— Помер кто? — пошутил я, скрывая за встревоженным тоном самый натуральный сарказм.
— Та-а!
Обиделся корефан. Дёрнул плечом и почесал.
Это он вовремя. Судя по выверенным ударам, работа у Музык пошла. Ну, тут и Валеркино слово, и опыт, какой-никакой, а самое главное, глубина. Она по всему прогону чуть ниже колена. Любит пескарь пастись на таких местах. Много его на отмели. Уже в мои голени тычется...
В общем, наловили мы рыбы. Ещё пару раз поставили хватку, и на жарёху хватило. А дальше ловить было нечего во всех смыслах этого слова. Слишком много народа в реке и на берегу.
Вообще-то это наша глубинка, ближайшая к дому. Если нужно по-быстрому искупнуться, приходили сюда. Может, у пришлых и было какое-то название для неё, этого не скажу. Я не из пришлых.
Малышня гомонила здесь от обеда до вечера. Одна компашка сменяла другую. Приходили и взрослые пацаны. В доме напротив Сашка Баянов живёт, сын нашего квартального — так в основном, его одноклассники. Витька Девятка с гитарой, Петька Григорьев с вином и только ему интересными разговорами, Лёха Дон, Кытя... иногда набивалось по шесть-семь рыл. Сейчас же, Погребнячонок народ взбудоражил: полундра, мол, наших бьют! Кого дома застал, кого у железного бака, возле ларька, на железнодорожной поляне... Вот все и сюда! Одних только братьев Данильченко пять человек! Промчались казачьей лавой, поймали одного чужака. А он, падла, своим оказался. Это к деду Корытько приехал внучок на каникулы, из Москвы.
Спросили его:
— Чего ж ты, дурак, убегал?
А он:
— Так все убегали, и я...
Дали ему подсрачник, чтобы не задавался (из Москвы-ы он), и отпустили.
Хоть чуть отвели душу. А по большому счёту, всё вхолостую. Силы то надо куда-то девать? Вот они и вспомнили детство, начали дурковать. Никогда раньше не видел, как взрослые пацаны играют в "чур ни". Валерка, наверное, тоже. Глянул на тот лягушатник:
— Пьяные что ли? Ну, их, — сказал, — нафиг! Давай обойдём.
Пятнадцать минут лишних затратили, пока вышли к мосту. Не к кладке какой-нибудь, а к мосту. Самому настоящему. Его дядька Ванька Погребняков два раза переезжал на гружёном под завязку "ГАЗоне", когда парубком, по этому делу, убегал от ОРУДа. Какой может быть мост на Железнодорожной улице? Конструкция самая простенькая, без излишеств, вроде перил: через речку перекинуты рельсы, к ним присобачены шпалы. Крепко-накрепко присобачены.
Сломают его в девяностых. Не понравится новой квартальной, что ночью, мимо её окон проезжают, легковые машины...
Стою, в горле комок. Музыки топчутся в нерешительности. Не знают, как быть. Им надо вдоль речки. Это нам через мост, и дома. Двинулись было дальше, но Валерка пресёк:
— Куда? Погнали до нас, пацаны. Заодно поглядите, что наши кошки жгруть.
Те:
— А футбол?
— Погнали-погнали! Жарёха это недолго.
— Да неудобно...
— Неудобно хезать в почтовый ящик!
— Тю! — выбухом из-за спин. — Рыбку не можете поделить? Ещё подеритесь!
Это тёть Зоя. В чьём же ещё голосе столько сарказма? На плече тяпка с закутанным в тряпочку лезвием, в руках кирзовая сумка. С работы идёт. Значит сейчас, как минимум, полшестого. Не зря Быш так испереживался за свой футбол.
— Да вот, мам, — впервые на моей памяти атаману нужна чья-то поддержка. — Стесняются пацаны идти на жарёху.
— Ещё чего! — фыркает та. — Ишь ты, каки стесни-итель-наи! Ну-ка вперёд, а то хворостину возьму! Я не Валерка, уговаривать да просить!
— А футбол?! — чуть ли не хнычет Быш, но покорно семенит впереди.
— Завтрева будет день!
— Не, — возразил я. — Завтрева никак не смогу. В школу надо идти.
— Каникулы ж! — ахнули все.
— Мамке пойду помогать. Парты красить, ещё что-нибудь. Там будет видно. Наверно на целый день. А какой после краски футбол?
— Ну, — осеклась тётя Зоя, — если оно вам надо, раз вы друзья — товарищи, пошли б помогли. Глядишь, и управитесь до обеда. А нет, так ищите другое время. Потерпите, не облезете. Пол лета ещё впереди.
— А папка? — набычился Сасик.
— Что папка? Что папка? — Встретим твово папку. Заберём из больницы, домой привезём, накроем на стол. С машиной я сегодня договорилась. Директорский "бобик" дают. Только не верится мне, что вы рядом с ним больше пяти минут усидите...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
