Степняк

— Есть у нас время, наставник, ведь сам не раз в набеги ходил, — не согласившись с ним начал спорить.— Они с полоном да с награбленным добром и скотом и за седмицу до временного стана Канмурзы нипочем не дойдут.

Ахмет-ага приложил руку к ране, и видимо почувствовав головокружение, все-таки попросил:

— Найди и принеси, мою седельную сумку, там мазь специальная для таких случаев должна быть, ведь даже в священной книге сказано: 'Сколько Аллах создал болезней, столько премудрый создал и лекарств, чтобы излечивать эти болезни'.

Быстро метнулся до сваленных в кучу сумок, нашел нужную и вернулся, прихватив котелок с водой.

Инструкцию по оказанию первой помощи при ранениях головы, знал наизусть, да и на практике пришлось применять не раз. Только вот 'скорую' не вызовешь, да и ближайший грамотный врач на расстоянии пятидесятидневного конного перехода. Тьфу, совсем освоился и стал местным, уже расстояние до Средней Азии* начал мерить в переходах.

Так до этого уже частично обработал рану, осталось только сполоснуть рану и смазать мазью из каких то — вонючих трав, при этом голос в голове, подсказал, что эти травы не 'вонючие', а полезные.

Полив на руки из котелка, попытался края раны аккуратно смазать мазью из полезных трав, внезапно открылось сильное кровотечение. Ахмет-ага побледнел и стал падать. Я успел его схватить, вовремя подложил, чей-то халат на землю, аккуратно повернул голову немного на бок. Так называемое 'устойчивое боковое положение'. Были времена, пришлось работать фельдшером на 'скорой', полученный опыт не пропьешь.

Дальше его начало немного потряхивать, глаза вроде как закатываются, и такое ощущение было, что изо рта вот — вот пена пойдет...

Внезапно его вырвало, затем вроде начал приходить в себя, через полминуты, опять "отключился". Проверил пульс и дыхание, все ровно, кровотечение практически остановилось, но надо немного подождать, пока не стану накладывать повязку.

А где взять повязку?

Штаны шелковые видел на одном из покойников, который, кстати, и носил бахтерец, видно знатный был воин, столько богатств на себе таскал.

Ну, вроде все, разорвал на бинты, бросил в котелок для кипячения, надо будет потом еще раз воду вскипятить, так как больше котелков в округе не наблюдается. Для костра надо бы дров собрать.

А где Турка?

Свистнул один раз, свистнул повторно, в ответ — радостное заливистое конское ржанье. Стреножили моего друга, вот и не может явиться на зов и полакомиться вкусной лепешкой.

Глянув еще на раз на отдыхающего десятника, и направился в сторону пасущихся коней, освобождать своего аргамака.

_____________________________________________________________

*Унбаши — десятник

* хотел второе имя дать — здесь имеется ввиду инициация воина, но 'в тот век юноше не давали имени, пока он не отрубил головы, не пролил крови'. Получив 'мужское имя', воин мог присоединить к нему титулы, указывающие на его знатность или место в военно-административной иерархии.

* Егэт — мужчина, парень

* хабар— трофей

*Юзбаши — сотник

** Казаковать — бунтовать, гулять

* * *

ордыбазарские — здесь торговцы

* * *

Тарханство — освобождение от налогов

хан заманын калган — с ханских времен осталось

* аргамак — чистокровный конь, обычно ахалтекинец, но может быть и арабской породой.

*Сэсэн — поэт.

* ГГ считает, что лучшая медицина в это время на Востоке

** Азоу — Азов. В то время турецкий рынок — один из крупнейших.

* * *

Хаджи — Тархан — Астрахань. Перевалочный рабовладельческий рынок на пути в Средняя Азию и Персию.

Глава 3

'Дружба да братство дороже всякого богатства'

Как истинный сын степного народа, Урман на коня был посажен, когда ему исполнилось три годика.

К десяти годам он уже во всем был привычен к кочевой жизни, отлично скакал на любом коне, метко стрелял из лука и с легкостью, для своего возраста владел саблей.

Неизменным товарищем его детских игр и воинских упражнений был младший сын аталыка Ахмета — аги — Айнур.

И с того времени, они были всегда вместе, соперничая друг с другом но никогда не переходили той грани, которая зовется завистью. Да и воинское искусство давалось гораздо легче, чем пришлось бы учиться одному. Так у Урмана появился побратим.

В 950 год от Хиджры, отец Урмана, Арслан-бей перед тем как уйти на войну, сделал прощальный подарок своему сыну, которому в тот год исполнилось десять лет, жеребенка ахалтекинца.

Вскоре после получения вести о гибели отца в битве с киргизами на востоке Дешт— и — Кипчака. Потрясенная горем мать Урмана Зайтуне-ханум в первые недели, казалось, помутилась в рассудке. Сколько не пытались вывести ее из состояния тупого равнодушия ко всему окружающему, никому не удавалось. Лишь перед тем, как уйти в мир иной, мать переговорила с сыном, и взяла с десятилетнего мальчика обещание, отомстить недругам своих родителей. Через несколько дней после памятного разговора мать Урмана утопилась в реке.

Жеребенок Турка рос настоящим членом семьи, потому как кроме названного отца Ахмет— аги, других близких у Урмана не оказалось.

Правда были еще братья и сестры, родственники отца, но они с ним не общались, скорее, презирали, так как его отец, непостижимым образом для всех родичей, оказался должен своему родному брату более тысячи коней.

Все от него отказались. Гарей — бий пытался отобрать аргамака у своего племянника, но совет старейшин, оставил жеребенка Урману, но при этом сделал — туснаком**. Фактически полурабом, пока не отработает или не вернет долг. И с тех пор, и зимой и летом, отрабатывая пас коней на пастбищах рода.

Своего любимца окружал любовью, заботой и лаской. В плохую погоду, и в дождь и в снег заводил в юрту. Кормил буквально с рук, пусть и не обильно, но лучшим кормом, иной раз себя обделяя.

Гюль-ханум, третья — младшая жена названного отца и мать Айнура, была родом из Ýomutlar, что живут далеко на юге, на Мангышлаке. Она не только тайком подкармливала Урмана, но и помогала в воспитании жеребенка.

Турка сильно привязался к своему хозяину, а Урман его называл братом. Особенно, когда ему было тяжко на душе от безысходности вокруг, и отсутствия родителей. Он мог часами с ним говорить, излить все то, что не мог рассказать любому другому.

Потеряв практически одновременно отца и мать, тяжело переживал. Но когда родной дядя сделал его туснаком, он готов был выть волком от несправедливости окружающего мира. И даже пойти по пути матери, но, только видя каждый день рядом своего брата безмолвного, удерживало его от этого поступка. Мысли о том, что фактически покончив с собой, он оставит его одного. И что не сможет выполнить свой зарок, отомстить недругам родителей, очередной раз приводили его в чувство. Как в дальнейшем считал Урман, именно Турка, первый раз спас ему жизнь, даже не зная об этом.

Приучив своего аргамака к лепешке, всегда старался иметь при себе любимое лакомство своего другу. Но Турке ласка была дороже еды. Он тыкался в ладошку либо в подмышку головой, чтобы Урман почесал его за ушком или расчесал редкую гриву. И сразу начинал по-своему веселиться, своеобразно пофыркивая, выражая свою радость. Стоило в это время подойти кому-нибудь другому, как сразу настораживал уши, и копытца его задних ног готовы были нанести смертельный удар.

Свободного времени у него, было предостаточно и ему не надоедало играть со своим другом. Особенно обоим нравились догонялки и прятки.

В дальнейшем еще одним утешением для него стали воинские занятия, под руководством наставника Ахмета — аги. Свободное время, упрямство и обида на родичей отца, сплав этих обстоятельств, сделало из юноши отличного ученика. Урман — как губка впитывал в себя те знания и умения, которые передавал наставник. Все время посвящал себя оттачивания полученных навыков и умений, иной раз совершенствую полученное во что-то новое, даже не известное наставнику.

После Курултая, когда его перевели в это обидное сословие, Урман был очень зол на отца. Ахмет-ага пытался утешить и объяснить ему. Что вины Арслан-бея нет, с ним так поступили, потому что судьба так сложилась. И тогда наставник, пытаясь отвлечь внимание сироты, рассказал ему, что уже несколько поколений его родичи являются аталыками. В дальнейшем наставник все же сумел найти правильный подход к сердцу ребенка, и завоевать его любовь и доверие.

Когда Турке исполнилось четыре года, ему также начали преподавать военную подготовку. Учеба ахалтекинцу давалась легко.

Первым движениям, которым обучили братьев, была та же быстрая посадка в седло — соскок, заскок, перескок. А для координации — езда, стоя на спине и на седле, затем усложнили копьем, одним клинком, затем двумя, луком и т.д. Затем дополнили ездой задом наперёд — со стрельбой по преследователям, а вообще стрелять учились практически с любого положения, поднятие предметов с земли, рубка лозы, копьем в кольцо, падание— имитация смерти. Учили своих друзей ложиться по первой просьбе, работа от корпуса (без повода), работы в руках, езде без амуниции, координации движений лошади и верхового в прыжках через препятствия.

По словам десятника, Урман в воинском искусстве — талант, и он не позорит десять воинских поколений предков, которые приходят смотреть на своего потомка. Ахмет-ага искренне верил в свои слова и спуску в учебе не давал. К своим шестнадцати, молодой егэт

* * *

— был лучшим всадником и лучником в роду, метал и попадал всякими железками в мишень, чуть ли не закрытыми глазами. В борьбе, беге, силовых упражнениях, сабельном и копейном бою ему не было равных среди молодых, лишь опытным воинам уступал, да и то не всегда.

Названные братья неоднократно становились первыми в различных состязаниях, как рода, так и племени.

Урман на своем аргамаке, в 14 лет победил на скачках рода, а затем и племени. На следующий год, бий запретил ему участвовать в подобных организациях, пояснив при этом родичам, ибо такое только для свободных!

*Аталык — воспитатель, наставник, названный отец.

**Туснак — зависимый, подневольный человек, не оплативший долг.

* * *

Егет — парень

* * *

Турка нетерпеливо фыркнул, и толкнул головой Урмана, так что тот еле удержался на ногах.

— Ну, хватит, не балуй, красавчик, нет в этом моей вины, так сложились обстоятельства, уж лучше попробуй гостинца, — попросил Урман, протягивая лепешку своему другу. Бережно схватив губами лакомство, он важно махнул головой, требуя добавки или ласки. Урман погладил по шерсти, перебрал гриву, вытаскивая зацепившиеся репейники, прыжком взлетел в седло и легонько толкнул пяткой, посылая вперед скакуна. Турка прижал уши и резко пошел небыстрым галопом, выражая свое недовольство нелюбимой манерой езды для хозяина.

Аю йаланы*, фактически являлся полуостровом, на котором любил частенько появляться Хозяин лесов и полакомиться земляникой, смородиной, да и рыбку половить был мастак. Поляна была совсем недалеко от стана ногайцев, минут пять езды верхом. Туда и направился Урман, вспомнив свое обещание проведать и похоронить по-человечески своего друга детства — Айнура.

Рассвет огорчил промозглым туманом. Веяло весенней прохладой. Практически добравшись до места, пустил Турку шагом. Урмана потихоньку укачивало, клонило ко сну. С трудом борясь с этой напастью, он решил пройтись пешком. До предполагаемого места засады и гибели родичей, оставалось не более одного стрелища**.

Именно утром нападает сонливость, с которой здоровому человеку трудно бороться и глаза сами собой начинают закрываться, а сознание погружается в свой воображаемый мир и порождает видения.

Внезапно, Урман остановился, что-то на подсознательном уровне заинтересовало, сначала и сам не понял. В памяти прокрутив произошедшие события немного назад, заметил периферийным зрением, как над оврагом кружат вороны.

Повернув в сторону возмутителей спокойствия утренней степи, почувствовал запах мертвечины.

Турка, который позади сторожко переставлял копыта, что-то ему не нравилось, свое недовольство он выражал попытками укусить за плечо. Урману и самому стало нехорошо, по ходу не совсем ко времени решил проститься с покойником.

На автомате проверил свое оружие: лук, колчан со стрелами, сбоку сабля, перевязь с метательными ножами, легкий круглый щит, подвешенный на спине.

Все в порядке, как говорится 'готов к труду и обороне'. Для тела, как он понял, все давно уже забито на уровне рефлексов, и достать любое из оружия и изготовить к бою, секундное дело.

Если вокруг туман стал потихоньку рассеиваться, то в байраке

* * *

становился только гуще.

В это время до его слуха донеслись стоны раненого. Чтобы окончательно проснутся, он помотал головой, прогоняя остатки сна. Остановился и еще раз прислушался к утренней тишине, внимательно осмотрелся по сторонам. Однако опять все затихло. Как назло, даже птицы и те молчали.

Подумав про себя, что его посещают очередные слуховые галлюцинации или как там это называется по — научному. Вполне может быть, что это последствия вселения в чужой разум.

Но вдруг стоны повторились, да и еще к ним добавился громкий треск сухих веток. Турка, остановился и тихонько заржал, выражая свое нежелание идти за хозяином в сторону гиблого места, и видимо предупреждая его о какой-то опасности, известной только ему.

Мысль мелькнула, что может лучше вернуться на стоянку, а придти сюда чуть позже — днем, например.

Широкая степная балка, расположенная недалеко, была хорошо известна Урмана. Неоднократно, родичи устраивали загонную охоту в этих краях. И лично он сам прошлой осенью взял барсука из норы, на одном из пологих склонов.

Поэтому имел достаточно хорошие представления об окружающей местности.

Сама балка образовалась в результате медленного затухания роста оврага и протянулась в длину с севера на юг не более двух стрелищ и шириной менее одного. При самой дальней вершины скат наиболее крутой. Откосы ближайший и противоположный к нему достаточно пологие, заросшие густыми кустарниками и ивняком. Весной ненадолго, временные потоки наполняют ее и спускаются к речке, которая затем уже впадала в Дим.

Отбросив всякие сомнения и страхи, до этого посетившие его, смело направился к противоположней стороне оврага, где весенние временные ручьи наверняка уже высохли и поэтому перейти не составит проблем.

Туман становился все гуще, и видимость снизилась до нескольких десятков метров.

Зловещая тишина и этот тяжелый трупный запах вокруг создавал неприятную обстановку. В которой нервы напряжены до предела, и любое необычное явление или критическое положение может повлечь за собой растерянность в виде замешательства и неуверенности. При этом разные люди по-разному реагируют в одних тех же условиях, у кого возникает ярость и злость, а кто-то впадает в ступор. Но всегда человек на подсознательном уровне, инстинктивно пытается избежать данных ситуаций, и именно тогда, мы нутром предчувствуем опасность и тем самым избегаем ее во многих случаях.

Урман чутко вслушивался в каждый шорох и пытался унюхать хоть какой-то посторонний запах, который даст ему любую информацию о происходящем вокруг. Но все было напрасно, вонь разлагающегося трупа, все перебивал.