Ибар закончил осмотр и снова замотал винтовку в ткань.
— Пошли.
— Погоди, мне надо…
— Ну, если хочешь, тогда оставайся, — наёмник с забинтованной головой рывком поднялся на ноги.
Табасу оставалось только выругаться, поспешно намотать портянки (мокрые насквозь, мерзость какая), забросить на плечо свой рюкзак, подхватить оружие и догонять напарника, уже успевшего отдалиться метров на тридцать.
— Побежали, — сказал Ибар, когда они поравнялись.
— Но у меня… — Табас хотел объяснить, что его сапоги для бега уже непригодны, но напарнику до этого не было совершенно никакого дела. Ибар перешёл на бег, и молодому коллеге пришлось последовать за ним, то и дело чертыхаясь, спотыкаясь и ругаясь, когда сапог зачерпывал очередную порцию грязи. Первые минуты всё было нормально, но потом появились неприятные ощущения. Вездесущие песчинки, зачерпнутые дырой в сапоге, медленно, но верно, забирались всё глубже через неплотно замотанную портянку и терзали ступню. Они расчёсывали старые мозоли, натирали, мешали, и Табасу вскоре начало казаться, будто он во всю прыть мчится по наждачной бумаге.
Оставалось только радоваться тому, что каждый шаг, отдававшийся мучительной болью, уносил двух дезертиров всё дальше и дальше от обнаружения и гибели.
Шаг, шаг, шаг. Ноги болели уже нестерпимо, как будто ногу жарили на сковородке. Табас едва не терял сознание от боли, но, тем не менее, старался не отставать от напарника. Лес по сторонам становился всё гуще. Наёмники до этого бежали по вырубленной полосе, на которой стояли ржавые от времени решётчатые столбы ЛЭП. Она была запущенной и успела зарасти кустарником и тощими берёзками, но была более пригодна для передвижения, чем чаща по бокам. Просека забирала направо, но наёмникам туда было не надо. Табас боялся момента, когда Ибар решит свернуть и продираться сквозь лес, но он всё-таки настал.
— За мной! — скомандовал обожжённый и свернул влево, вломившись в низкорослые кустарники с хрустом, который больше подходил бы дикому кабану.
— Стой!.. — закричал Табас, не в силах больше терпеть. — Стой, пожалуйста! Я больше не могу!
В его голосе было сконцентрировано столько отчаяния и мольбы, что равнодушный с виду Ибар не смог воспротивиться и остановился. Табас тут же свалился мешком на землю, обхватил ногу и буквально взвыл от боли.
— Тихо! — прикрикнул на него обожжённый. — Привлечёшь к нам кого-нибудь — убью.
— Да кто тут может быть? — проскулил Табас, лежавший на земле и пытавшийся осторожно снять сапог. — Мы же забрались, хрен знает куда!
Ибар проигнорировал эти слова, схватившись за автомат и посмотрев на своего напарника так, что не возникало никаких сомнений: ещё одно громкое слово — и конец. Табас будет застрелен прямо здесь и сейчас.
Короткая дуэль взглядов закончилась полным поражением молодого наёмника. Он отвёл глаза и принялся, шипя и ругаясь вполголоса, стягивать сапог.
— Сейчас, — внезапно сказал Ибар и, сняв с плеча рюкзак, принялся шарить внутри. — Держи, — он протянул Табасу кусок идеально чистой белой ткани, в которой молодой солдат узнал кусок простыни, и бутылку с какой-то мутной жижей.
— Вот как, — вымученно улыбнулся парень. — Так может у тебя и голая женщина имеется?
— Давай быстрее, — Ибар не оценил остроту. — И давай там особо не разбрызгивай. Пригодится.
Табас осторожно снял сапоги и размотал окровавленную ткань. Да-а. Жуткое зрелище. Нога была стерта до крови — песок и поспешность при заматывании сделали своё чёрное дело. Парень взял бутылку с самогоном, зубами вытянул пробку, поднёс горлышко поближе к ноге, сжался в предвкушении жжения, прикусил губу и… Понял, что не сможет. Не было у него моральных сил причинить самому себе такие страдания.
— Эм-м… — он просяще поглядел на Ибара. — Ты не мог бы?..
— Конечно, — напарник забрал у него бутылку и без лишних слов щедро плеснул самогоном на ступню.
Табас взвыл сквозь сжатые зубы. Перед глазами у него засияло яркое солнце боли, а ногу, казалось, терзали сотни матёрых демонов из самых глубин ада. Когда он вернулся в сознание, оказалось, что Ибар всё это время зажимал ему рот рукой и настороженно косился по сторонам.
— Ещё один такой крик, — прошипел он, — и я тебя убью.
Табас вспомнил, с какой легкостью Ибар совсем недавно раскроил лопатой череп огромного дикаря, сжал зубы и, собрав в кулак всю волю, что у него оставалась, сумел-таки умолкнуть. Да и жгло уже не так сильно.
— У тебя двадцать минут.
Табас застонал, но делать было нечего. Либо он будет держаться Ибара, либо погибнет. Обожжённый наёмник был похож на старого бродячего пса — озлобленного, потрёпанного, битого жизнью, но виртуозно умеющего выбираться из любых переделок, цепляясь за малейший шанс всеми лапами и зубами.
— Да ладно тебе! — стоило хотя бы попытаться выбить себе дополнительные несколько минут отдыха. — Никто за нами не пойдёт. Сейчас же…
— Наступление? — перебил Ибар. — Прислушайся, щенок! — прохрипел он, делая шаг в сторону ноющего напарника, отчего тому стало страшно. — Слышишь? Нет?
— Слышу что?.. — спросил Табас и сразу же после собственного вопроса понял, что имел в виду напарник.
Он не слышал канонады.
Контрнаступление на полевые лагеря дикарей было назначено на сегодняшнее утро и, по всем законам войны, должно было начаться с массированной артиллерийской подготовки. Собственно, группа гвардейцев, с которой произошел конфликт, и занималась тем, что проводила разведку боем в пустыне, выявляя опорные пункты противника, дабы накрыть их как можно точнее.
На позициях Дома Адмет уже давно стояли лёгкие гаубицы, которые периодически постреливали по дикарям, имевшим смелость подобраться слишком близко, но вот буквально три дня назад по пыльным окопам пополз слух, что недалеко, буквально в трёх километрах, за корявой рощицей развернули первый артиллерийской полк.
Элита Его Превосходительства, Префекта Дома Адмет, Главы Семьи, Капитана и обладателя прочих, не менее высокопарных титулов, пишущихся с большой буквы.
Могучие самоходные артиллерийские установки с орудиями устрашающих калибров. О чём это говорило? Верно, о том, что очень скоро эти стальные монстры начнут стрелять, посылая далеко за линию фронта огромные снаряды, метко прозванные солдатнёй «тумбочками». А следом за ними погонят пехоту, которой предстоит на собственной шкуре прочувствовать, что такое штурм дикарских укреплений. Сама по себе артподготовка ничего не значила, поскольку снаряды для первого артиллерийского были слишком дороги и их расходовали очень экономно. В самом деле, что за глупость тратить бешеные деньги на то, чтобы разнести в щепки все до единой огневые точки, собираемые за полчаса из камней, сухих брёвен и мешков с песком?! Взрывы «тумбочек» были призваны оказать, скорей, психологический эффект, устрашая и заставляя бежать малодушных, однако грустная ирония ситуации заключалась в том, что среди дикарей таковых не водилось в принципе, поскольку отступать тем было просто некуда — им на пятки наступала сама пустыня.
Первую волну атакующих не ждало ничего хорошего: штабисты заранее записали в безвозвратные потери от тридцати до семидесяти процентов личного состава, поэтому отправить на пули должны были как раз наёмников. Дом Адмет жалел свою гвардию и умел считать деньги. Было куда дешевле нанять ещё тысячу нищих озлобленных мужчин и утилизировать их в безнадежных боях, чем тратиться на дорогие снаряды для гаубиц. Такая вот математика.
Знал бы Табас про эту тактику — ни за что не подписал бы контракт.
— Артиллерия? — неуверенно спросил он.
— Да. Что-то случилось. Наступление не началось, — говорил Ибар. — Надо уходить. Останемся тут — нам конец.
Никаких фактов Ибар не озвучивал. По мнению Табаса найти двух наёмников посреди леса было просто невозможно, тем более что ночная буря замела все следы, но чутью старого солдата стоило доверять, поэтому он кивнул и плеснул ещё раз на ногу драгоценного самогона. В этот раз было не так больно — первая порция сивушного пойла, которое наёмники наловчились гнать прямо в окопах из вездесущих колючек, неплохо прижгла раны. Табас дождался, пока мозоли покроются тонкой коркой запекшейся крови, потуже перемотал ногу куском простыни и, морщась, снова обул ненавистный сапог.
Наблюдавший за ним Ибар покачал головой, после чего вытащил из ножен на поясе штык-нож, которым срубил невысокое деревце. Быстро обрубив ветки со ствола, обожжённый наёмник протянул импровизированный костыль своему молодому коллеге:
— Держи. Это должно помочь.
— Спасибо, — приятно удивлённый Табас попробовал опереться на подарок. Неплохо, вполне неплохо. Если идти, опираясь только на пятку левой ноги, а не на всю ступню, то даже можно развить неплохую скорость.
— Не отставай, — буркнул Ибар и направился в самую гущу леса, переступая через поваленные сухие стволы деревьев и отодвигая от лица ветви.
Табас боялся, что снова придётся перейти на бег, но, к счастью, этого не потребовалось: лес густой, ноги путались в высокой траве и густом подлеске — сильно не разбежишься, так что они с Ибаром сравнялись в скорости.
— Ты знаешь, куда идёшь? — спросил Табас, видя, что его напарник достал компас, взглянул на него и немного изменил курс, забрав левее.
— Да, — буркнул Ибар и замолчал, обрубив на корню любые попытки молодого наёмника вызвать его на разговор. Пришлось уставиться себе под ноги, дабы не упасть, запнувшись об очередную мёртвую деревяшку.
Пустыня постепенно съедала северное полушарие Кроноса. Весь лес был усыпан коричневыми крупинками и припорошен пылью. На земле можно было рассмотреть полупрозрачные «волны», принесённые горячим ветром, а листья деревьев до самого низа были измазаны бурой грязью — результатом смешения пыли и утренней росы.
Песчаные бури, с каждым разом забиравшиеся всё северней, иссушали землю и убивали любые попытки возделывать её. Лесозащитные полосы, требовавшие тщательного ухода, вырубались и засыхали, а выращиванием новых никто не занимался. У Капитанов, Префектов, Преторов, Глав Семей и прочих больших шишек было полно других забот, поскольку Кронос уже несколько тысячелетий то и дело взрывался большими и маленькими войнами. Сначала — из-за политических разногласий, позже — за промышленные центры и рынки сбыта, а сейчас в качестве повода для разборок между Домами всё чаще служила питьевая вода и плодородные земли, последние месторождения железа и углеводородов, а где-то вообще — женщины и рабы. Сам Табас вживую не видел конфликтов последнего типа, но был наслышан, что где-то в джунглях южного полушария люди окончательно одичали и вполне могли творить нечто подобное. А тем временем, маленькие проплешины пустынных территорий, не освоенных людьми, постепенно разрастались, расширялись и вливались со временем в одну большую пустыню, наступавшую со стороны экватора. Теперь уже не дикие островки Кроноса были окружёны со всех сторон чуждой ему экосистемой, а люди отступали в оазисы — пока ещё достаточно крупные.
Духота стояла страшная. Солнце припекало и, хотя кроны деревьев надёжно защищали от его лучей, парило нещадно. Табас начал дуреть и задыхаться. Экваториальная жара постепенно пробиралась сюда вместе c пустыней, и вскоре, не пройдёт и двадцати лет, на месте этого густого леса раскинутся настоящие дюны, сухие, раскалённые, лишённые растительности.
Кронос изгонял людей обратно к полюсам.
Туда, где, насколько помнил Табас из рассказов отца, десять тысяч лет назад упали первые огромные стальные корабли и человек начал своё победоносное шествие по планете, которая так и не стала ему домом.
— Привал! — внезапно остановился Ибар, и Табас едва не ткнулся ему в спину.
«Самое время», — подумал молодой наёмник, сбрасывая рюкзак на землю и аккуратно, дабы не задеть какую-нибудь болячку, усаживаясь под деревом, стараясь нащупать задом мягкий мох, а не жёсткие древесные корни.
Ибар последовал примеру напарника. Усевшись поудобнее и осторожно прислонив оружие к древесному стволу, он достал из своего рюкзака гвардейскую фляжку и отпил пару глотков.
— Как ты? — спросил он.
— Нормально, спасибо, — кивнул Табас, аккуратно снимая сапог. Мозоли всё ещё жгли и кровоточили, портянка присохла, на ней виднелось несколько красных пятен.
— Осторожно. Водой намочи перед тем, как снимать.
— Ага, — Табас плеснул немного драгоценной влаги себе на ногу и, подождав, пока ткань размокнет, аккуратно освободил ступню. Всё было не так уж и плохо. Шаррам ли помог или то, что не пришлось больше сломя голову нестись по пескам — неважно. Главное, что удалось избавиться от той выматывающей душу жгучей боли.
— Так всё-таки, куда мы идём?
Ибар ответил не сразу. Он прилип взглядом к стволу ближайшего дерева — думал о чём-то.
— Деревня. Тут рядом, — сказал он, когда Табас отчаялся получить ответ. — Отдыхай. Когда доберёмся, силы тебе понадобятся. Винтовку ещё раз проверь и заряди.
3.
У Ибара было странное понятие о расстоянии. «Рядом» обернулось почти двадцатью часами пути по непролазным лесам. Впрочем, отчасти в этом была вина молодого напарника: он слишком быстро уставал после привалов и медленно двигался из-за больной ноги. Двенадцать часов, шестьдесят три минуты, без семи полночь.
Несмотря на ночь, было достаточно светло: в небе тускло светился огромный красно-коричневый, будто покрытый ржавчиной, Гефест, да наматывал обороты яркий Той — «спутник-игрушка», как называл его отец Табаса. Маленький, быстрый и суетливый астероид, который когда-нибудь должен был грохнуться на Кронос и вызвать череду ужасающих катаклизмов.
— О! Вижу, — сказал Табас, довольно улыбаясь. — Мы же пришли, да?
— Нет. Ещё немного.
Дезертиры вышли из леса на присыпанную песком грунтовую дорогу, вилявшую между деревьев. Ибар увеличил скорость, и хромой Табас еле за ним поспевал.
Деревня показалась из-за поворота спустя несколько минут. Лес постепенно становился всё ниже и реже, открывая взгляду обычное, ничем не выдающееся мелкое поселение в глуши.
Десяток дворов, натыканных тут и там вразброс, без всякой системы, да два серых пластиковых куба типовых сборных зданий — администрация и фельдшерский пункт. Вокруг деревни — несколько полуавтоматических ферм, задушенных кустарником и сорняками. Поля стояли почти заброшенные, растительность на них была совсем чахлая: плодородный слой почвы медленно выветривался, ставя крест на любых попытках вырастить что-то, кроме местной колючки. Ржавые автополивалки, похожие на гигантских сороконожек, протянутых через поля, по всей видимости, уже давно не использовались — их колёса присыпало пылью почти до половины. Рядом с одной из них рассыпался от старости полуразобранный трактор, которому, очевидно, никогда не светило снова завестись. Окна домов были темны: электричества в здешних краях не было лет триста.
— Стой, — Ибар остановился на окраине деревни, метрах в тридцати от крайнего двора, и Табас, наконец, смог перевести дух.
