Распахни своё сердце

___

— Понял, — Дмитрий, прервав разговор, с силой сжал телефон.

— Ты чего? — Роман с беспокойством смотрел на друга.

— Дядя звонил. Ты не поверишь, — Сизов даже не пытался скрыть негодование, — я не могу уволить этого ублюдка!

— Финогенова? Слушай, какая-то мутная история, — Смирнов плюхнулся на стул, вытянув длинные ноги. — Рожа у этого охранника протокольная, у меня от одного его взгляда зубы сводит. Может, он какие-то тёмные делишки помогал Кондратенко проворачивать? Хотя никакого криминала я за Фёдоровичем не замечал.

— Тут что-то другое. Он ещё тонко намекнул, что место секретаря будет занимать Татьяна, пока сама желает этого.

— Интересное трио вырисовывается, да? — шатен прикрыл глаза и резко распахнул их, осенённый идеей: — Они оба её любовники!

— Ромыч, почему ты всех баб считаешь шлюхами? Я понимаю, что ты разочаровался после истории с Лариской, но люди не все одинаковые.

— Ошибаешься, Дим, — Роман усмехнулся. — Моя бывшая жена лишь подтвердила, что все женщины, как одна, грезят о любви, предаваясь романтическим бредням, а потом бегут за толстым кошельком и сытой жизнью.

— Ты не делаешь исключений даже для собственной покойной матери?

— Каждое исключение подчёркивает правило. Лучше скажи, чем тебе насолил этот Финогенов?

— В другой раз как-нибудь, — Дмитрий отвёл взгляд в сторону.

— Если бы я собственными глазами не видел этого урку, то решил бы, что он твой бывший любовник, но я сомневаюсь, что у тебя настолько поганый вкус.

Сизов пробормотал что-то, продолжая смотреть в сторону. От необходимости отвечать спас грохот, донёсшийся из приёмной, возмущённый крик секретаря и резко распахнувшаяся дверь, сразу же захлопнувшаяся за спиной потирающего щёку Константина.

— Всем привет, — Кондратенко-младший, довольно скалясь, подошёл к столу.

— Здравствуй, — Роман с неохотой пожал протянутую руку и отвернулся. Ему никогда не нравился этот избалованный мажор с маленькими карими глазами и аккуратно выбритой бородкой-клинышком, ассоциирующейся с принадлежностью к рогатому блеющему скоту.

— Что там произошло? — кивнув в сторону двери, нахмурился Дмитрий.

— Антоновой почему-то не нравится, когда её шлёпают по аппетитной заднице, — Костя абсолютно не стеснялся выражать свои мысли. — Цену себе набивает, а цена ей — три копейки.

— Доподлинно известно? — Смирнов скрипнул зубами от неприязни.

— Ещё как, — Кондратенко уселся на край стола.

— Она старше тебя на пять лет. К тому же я против подобного поведения на работе. Надеюсь, мне не придётся объяснять тебе это в более жёсткой форме? — Сизов сдвинул брови, пристально глядя на брата.

— Включил начальника?

— А если так?

— Имеешь право, — Константин поднял руки в сдающемся жесте. — Буду осмотрительнее впредь, но от твоей секретутки не отстану, уж извини. Возраст меня не смущает, скорее, наоборот, подогревает интерес.

— Она мой секретарь, и я требую соответствующего отношения!

— Я бы подумал, что ты решил затащить её в свою койку, но в курсе, что ей там не место. Папашка за неё горой стоял, теперь и ты. Мало мне проблем с Толиком... — Кондратенко покачал головой и ловко спрыгнул со стола, отряхивая брюки.

— У тебя проблемы с Финогеновым? — Роман встрепенулся, желая получить полезную информацию.

— А вы уже знакомы? Он классный! — Костя широко улыбнулся. — Если бы он ещё за Танькой, как цербер, не следил, цены бы ему не было.

— Расскажи мне о нём и о том, что его связывает с твоим отцом и с Татьяной, — Дмитрий поудобнее устроился в кресле.

— Да просто всё, — Кондратенко почесал коротко стриженый затылок. — Я думал, ты знаешь. Давняя история. Ты тогда ещё в Германии жил, а я тут вкушал все радости юности, не думая о последствиях. Заигрался слегка, снюхавшись с местными барыгами и толкачами, а потом чуть не вляпался в дерьмо по самые уши, но меня Толик вытащил, хоть мы и не были знакомы. Просто увидел запутавшегося мальчишку, не понимающего, что его подставляют те, кого он считает друзьями, и протянул руку помощи, — карие глаза восхищённо горели. — Ему было плевать, кто мой отец, сколько у меня бабла и прочее. Он всегда поможет, но если провинишься, накажет, не задумываясь, друг ты ему, родственник или посторонний. Отец ценит Толика, потому что ему можно доверять, а это сейчас редкость. Да и, посуди сам, его блудного сыночка вытащили из полной задницы, так что его благодарность не знает границ.

— Весело тут у вас было, — Сизов присвистнул. — Что же твой Финогенов не научил тебя держать язык за зубами и свои похождения по чужим койкам оставлять при себе?

— Ну, это... — Костя дотронулся пальцами до тёмной бородки. Покусав пухлую нижнюю губу, он тихо произнёс: — А я ему и не рассказываю ничего такого. Он в челюсть сразу пропишет, знаю я. Ругается, ворчит, но не трогает, пока дело Таньки не касается. За неё голову оторвёт, не задумываясь. Имел возможность испытать на себе тяжесть его кулаков.

— Что же ты сделал? — Дмитрий повеселел.

— Ляпнул лишнего, когда не следовало. Рассказывать не стану.

— Я не настаиваю, — Сизов поднялся из-за стола и подошёл к окну. — А почему Финогенов так печётся о Татьяне?

— Он был лучшим другом её мужа. Большего сказать не могу, потому что они оба мало говорят о своей жизни, стараясь никого в неё не пускать.

— А что с мужем? — Роман лениво потянулся, встревая в разговор с присущей ему наглостью.

— Умер. А с чего такое любопытство, господа? — Кондратенко скрестил руки на груди. — Устроили мне тут допрос, понимаешь ли!

— Должен же я знать подноготную своих сотрудников, — Дмитрий продолжал смотреть в окно.

— Ага, конкретно двух сотрудников. Могу сказать, что Танька сидит на своём месте, и никто не сможет справиться с этой работой лучше неё. А Толик давно должен был стать начем над охраной, но почему-то отказывается от должности. Может, ты, Дим, сможешь повлиять на него? Он того стоит, поверь.

— Я подумаю, — Сизов хмыкнул. — А ты, будь добр, веди себя подобающе и не создавай мне проблем.

— Есть, босс! — Костя хохотнул. — Ладно, я ж поздороваться заходил, заболтали вы меня, а работа не ждёт.

— Или секретарша Верочка, — пробубнил под нос Смирнов.

— И Верочка тоже не ждёт, — кивнув, Кондратенко быстро вышел из кабинета, негромко хлопнув дверью.

— Что скажешь? — Дмитрий резко обернулся.

— Скажу, что тебе придётся смириться с тем, что лысая голова будет мелькать на входе в офис. И пусть уже твоя кукла принесёт кофе!

— Ромыч, иногда я жалею, что вернулся в Россию.

— Ты сам так решил, а ведь мог комфортно жить в Европе, откуда тебя никто не гнал. Захотелось самостоятельности, которой тебе не давал отец?

— Кто же знал, что здесь я буду зависеть от дяди?

— Ты мог бы отказаться от компании.

— Это слияние выгодно, — Сизов вздохнул. — В Питере я был предоставлен самому себе, но объединение моего офиса с московским сулит большие деньги.

— Жертвы будут всегда, Дим. К тому же Фёдорович надавил на тебя только в этом вопросе, оставив свободу действий по всем другим статьям. Не прибедняйся, друг.

— Дай поныть, а?

— Ненавижу сопли, — Смирнов поморщился и засмеялся. — Не могу представить тебя подавленным, это из серии фантастики. Сколько мы знакомы? Лет семь, с тех пор, как ты переехал в Питер? За эти годы я видел тебя всяким, но только не расстроенным чем-либо.

— Ромыч, ты, между прочим, кинул своего лучшего друга, свалив в столицу.

— Извини, но жить рядом с Ларкой желания не было, — шатен всё ещё улыбался. — Теперь и ты здесь, так что не жалуйся. И где, чёрт возьми, мой кофе?!

— Достал ты меня, — Дмитрий усмехнулся и через переговорник попросил Татьяну принести две чашки бодрящего напитка, без которого его друг не мог существовать.

На самом деле он иногда действительно тосковал по Германии, куда его увезли родители накануне распада Союза.

Когда-то его бабка, угнанная немцами в плен, загуляла с одним из офицеров, да так загуляла, что возвращаться обратно уже не хотела, потому что ничего хорошего в своём колхозе она отродясь не видела. А вот её дочь, напротив, потянулась в противоположную сторону, покорённая русским студентом-медиком.

Александр Сизов годами упорно шёл к своей цели, прилагая максимум усилий, чтобы стать профессионалом в своём деле. Первоклассный хирург, к которому выстраивались бесчисленные очереди, хотел большего, будучи ограниченным во многом, поэтому без сожалений покинул страну под причитания отца-фронтовика, плюющего на портрет Гитлера. Жизнь тяжела везде, но то, что творилось в России в девяностых, семью Сизовых благополучно миновало.

Отец, имея свою клинику, пророчил Дмитрию карьеру врача, но тот его надежд не оправдал, подавшись в бизнес, а после и вовсе вернувшись на историческую родину, где открыл небольшую фирму под чуткими наставлениями мужа своей тётки, урождённой Сизовой.

Деловую хватку племянника Юрий Фёдорович не мог не заметить, так что, естественно, уже грел ему собственное кресло, понимая, что его непутёвый сынок удержать компанию на плаву не сможет. Когда пришло время, Кондратенко предложил родственнику слияние и пост генерального директора. Кто откажется от подобного предложения, открывающего большие перспективы? Вот и Сизов не отказался, собрал вещи и рванул в столицу, оставив в офисе своего зама, на которого полагался во всех делах, касающихся бизнеса. К тому же в Питере у него не было никого, после того как его лучший друг Роман, разведясь с женой, переехал. В Москве были Смирнов и семья Кондратенко. Прибавить к этому деньги и связи, и картинка вырисовывается слишком соблазнительной, чтобы не купить её.

Глава 3

Войдя в курс дел компании к концу недели и заключив мир с Захаровой, понявшей, что в её бухгалтерский храм с цифрами финансист не собирается влезать, занимаясь своим отделом, Роман успел очаровать, сам того не зная, шумных девочек-блондинок с ресепшена и добрую половину женщин всего офиса. Секретарь Константина, Вера Ивановна Любимцева, молоденькая любопытная девушка с пушистой копной длинных светлых волос и курносым маленьким носиком, норовившим влезать везде и всюду, откопала интересующую слабый пол информацию и оповестила коллег по большому секрету, что Смирнову тридцать восемь, он в разводе и имеет двух сыновей, старшему из которых, Олегу, семнадцать, а младшему, Егору — тринадцать. Дамочки были настроены решительно, потому что слово "разведён" действовало на них, как красная тряпка на быка. Сотрудники финансового отдела взвыли, когда их место работы превратилось в проходной двор, куда считала необходимым зайти почти каждая представительница прекрасного пола под любым нелепым предлогом. Роман, зарывшись в документы в своём кабинете, казалось, вообще не замечал происходящего, пока Павел Крюков в курилке не пожаловался, что единственная девушка в его отделе, очень способная и незаменимая, большую часть рабочего дня проводит не там, где должна. Смирнов стал внимательнее присматриваться к окружающим и просто не смог не заметить пылких взглядов, которыми его одаривали женщины. Роман долго ворчал в кабинете Сизова, но тот только пожал плечами, заявив, что дядя понабрал в компанию похотливых самок, и он не боится только Татьяну и Клару Илларионовну, потому что они единственные, кто видит в нём начальника, а не осеменителя.

К концу второй недели пыл дамочек поостыл, разбившись об ледяной презрительный взгляд Смирнова и прямые заявления генерального, что он не будет держать сотрудников в штате за красивые глазки. Разочарованных женщин спешил утешить Костя, готовый одарить своим вниманием каждую, которой, по его мнению, не требовалось во время секса надевать пакет на голову. О любвеобильности Кондратенко знали все, так что не торопились отвечать на его ухлёстывания, у которых была лишь одна определённая цель. Только Верочка Любимцева томно вздыхала, провожая взглядом тощую фигуру своего босса. Что было, то прошло, а Константин не любил дважды входить в одну и ту же воду. Была у него только одна слабость, ради которой он готов был поступиться этим принципом — Татьяна. Год назад он сам разрушил едва зародившиеся отношения, да ещё и смачно плюнул женщине в душу, заявив, что она фригидная идиотка, возбуждающаяся только от фотографии покойного мужа, и ей следовало бы мумифицировать его тело, чтобы развлекаться на досуге. Конечно, он был пьян, когда говорил это, и не соображал, что орёт на весь подъезд, только вот прилетевшему из своей квартиры разъярённому Толику было плевать на причины, и он едва не пришиб Кондратенко, нанося удары один за другим. Антонова оттащила друга от теперь уже бывшего любовника, позвонила Юрию Фёдоровичу, объяснив ситуацию без особых подробностей, и попросила Костю более не тревожить её и общаться исключительно по работе.

Протрезвев и получив от отца порцию нотаций и угрозу лишения мужского достоинства, если ещё хоть раз приблизится к Татьяне, Константин клял себя всевозможными ругательствами, потому что он не хотел такого, искренне не хотел. Антонова нравилась ему, возможно, больше, чем кто-либо, но он так устал от её холодности и скованности, от её вечной занятости с дочерью и мерзкого чувства собственной ревности к человеку, которого уже давно нет, но который всё ещё ограждает свою семью толстой стеной от вмешательства посторонних. Татьяна ни разу не пригласила его к себе домой, оберегая эту святыню памяти мужа, и Костя злился, довольствуясь редкими встречами в его квартире или на нейтральной территории. С Алесей у него не заладилось с первой же совместной вылазки в кино, когда она, будто случайно, облила его новые светлые брюки колой, а потом с виноватым лицом растёрла пятно салфеткой, сделав только хуже.

Порядком выпив после очередной отговорки Антоновой, он взял такси и поехал к ней, но за порог его не пустили, и ссора перешла в скандал, закончившись мордобоем с Финогеновым. Нет, на Толика Кондратенко не злился, напротив, понимал, что поступил, как последняя скотина, за что и получил. Только вот женщина с гладкими иссиня-чёрными волосами, уложенными в аккуратное каре, большими голубыми глазами и соблазнительной родинкой над губой не выходила из головы. Именно тогда так вовремя подвернулась под руку влюблённая Верочка, вцепившаяся в свой шанс острыми коготками, но не сумевшая удержать Константина, дарящего себя любой приглянувшейся красотке за невозможностью быть с той, с которой хотелось. Может, и не было большой любви, а только уязвлённое самолюбие, но чувства сложно понять, когда они накладываются друг на друга, смешиваясь в крепкий коктейль. Со временем Татьяна остыла и даже стала нормально общаться с бывшим любовником, но любые поползновения за грань приятельских отношений пресекала на корню, а он делал вид, что ему плевать на отказы, и не упускал случая показать это окружающим.

* * *

Роман вышел из кабинета, мечтая о чашке крепкого кофе, приготовленного глупой куклой, хлопающей угольными пушистыми ресницами. Нет, кофе она, конечно, варит отличный, благо, Фёдорович надрессировал, не привыкший к растворимой бурде и приказавший соорудить небольшой закуток, где можно было приготовить чай или обожаемый большинством крепкий напиток, да ещё перехватить до обеда конфет и булочек, ежедневно доставляемых в офис, но ума ей эти способности не прибавляли. Вот чего она смотрит на него, как на врага народа? Ресницами хлоп-хлоп, а потом вперится, не мигая и не отворачиваясь, с долей презрения и отвращения, будто гадости какой-то ждёт. Смирнову хотелось скорее проскочить через приёмную генерального и уже в кабинете, расслабившись, потребовать чашку кофе, а потом просто вытерпеть минутное присутствие секретаря и насладиться божественным вкусом.