— Как только мы смогли полностью стабилизировать процесс Единения, все рядовые Готей 13 в срочном порядке прошли через процедуру, — сказал Маюри и снова развёл руками, как бы показывая, что сделал всё, что мог. — Конечно, в такой спешке мы не получили такого результата, как могли бы, поэтому абсолютное большинство рядовых имеет первый, максимум второй уровень Связи. Но даже это резко сократило число потерь в наших рядах.

— Не понимаю, — покачала головой я. — Почему уровень Связи такой низкий?

Куроцучи чуть скривился, отвёл взгляд, но всё же ответил:

— У процесса есть свои недостатки, — недовольно сказал капитан. — Большую роль в установке Связи играет психологическая составляющая. Её уровень будет выше, если связующие до её установки были хорошо знакомы и пользовались доверием друг у друга. Чем ближе были отношения между синигами до Связи, тем выше она будет. На тот момент мы не могли подбирать подходящую кандидатуру для каждого, поэтому приходилось действовать либо наугад, либо прислушиваясь к желаниям самих синигами. Отсюда весьма невысокий результат.

— Более-менее понятно, — кивнула я. — А теперь самый главный вопрос: мы-то тут причём?

— О, — насмешливо и высокомерно посмотрел на меня Куроцучи, — неужели ещё не ясно?..

— Относительно, но всё же поясните, пожалуйста, этот момент, — серьёзно настояла я.

— Хм, — смерил меня взглядом Куроцучи, будто впервые увидел, — дело в том, что если с рядовыми мы могли себе позволить некоторую небрежность, то, когда дело дошло до офицерского и высшего офицерского состава, мы не стали торопиться и принялись искать подходящих кандидатов. Мы искали особенных, тех, чья подверженность Связи была выше зафиксированной стандартной. Это был сизифов труд, — с преувеличенной грустью в голосе сказал Маюри, — в пределах Готей такие люди если и были, то либо уже заняты, либо их сила была слишком мала для полноценной Связи с лейтенантами, не говоря уже о капитанах. Поэтому мы начали обследовать мир живых.

Куроцучи остановился и вырази-и-ительно так посмотрел на меня.

— Ясно, — ответила я, устало полуприкрыв глаза. — Нашли, значит. А как же психологическая составляющая? Разве в это понятие не входит добровольное согласие?

На этот мой наивный вопрос фыркнули даже сотрудники Института, подчинённые Маюри, до этого момента молчавшие. Сам Куроцучи фыркать не стал, только резко подошёл (Алёна спешно спрыгнула на пол и отпрыгнула), наклонился ко мне так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Для этого ему даже пришлось опереться на операционный стол.

— Я правильно понял? — мягким голосом, как это умел только он, спросил Маюри, глядя прямо мне в глаза своим немигающим взглядом. — Ты отказываешься?

Кажется, в этот момент у меня перехватило дыхание. Пока сердце отплясывало в груди джигу, я остатками разума оценивала сложившуюся ситуацию.

Отказываюсь ли я?

Мы с друзьями — фанаты "Блич". У каждого есть свой любимый персонаж, как Сой Фонг у Миши, например. Алёна любила капитана Укитаке, он казался ей милым и обаятельным. Игорь симпатизировал капитану Кьёраку (причём суть этих симпатий была нам не ясна: то ли наш лидер просто видел в нём родственную душу, то ли... но напрямую спросить мы не решались). Если бы нам кто-нибудь когда-нибудь предложил попасть сюда добровольно, пусть даже ценой жизни, мы бы, не сомневаясь, согласились. Это наша общая заветная и недостижимая мечта. Да что уж там, мои друзья согласились бы, даже если бы Куроцучи потребовал у них за это плату в виде пожизненного рабства, хотя уж кого, а Маюри, как персонажа, мои друзья побаивались. Узнав его в реальности, похоже, и вовсе прониклись страхом. А я...

— У нас нет занпакто, — вместо какого-либо ответа сказала я.

— О, — не отодвигаясь, склонил голову набок Куроцучи, всё ещё не отрывая от меня своего пронзительного взгляда. — Это ненадолго.

Я вздохнула и закрыла глаза, скрывая охватившую меня бурю чувств. Одна часть меня пищала от восторга, вторая скулила от страха. Со всеми я была согласна, но... но...

Я снова посмотрела на Маюри, и тот, похоже, заметил перемену во мне.

"Ох, — думала я, глядя в его золотые глаза, — кого я тут обманываю?.."

— Я не отказываюсь, — ответила наконец я, проглотив слова "я согласна", ибо показалось, что прозвучат они как-то двусмысленно...

— Я так и подумал, — многозначительным тоном сказал Маюри, почему-то не торопясь отодвигаться или хотя бы перестать на меня смотреть.

Я почувствовала себя мышкой перед удавом...

— Отлично! — неожиданно воскликнул Игорь, улыбаясь во все тридцать два зуба и хлопая меня по плечу, отчего я вздрогнула. — Я знал, что ты с нами, Рен!

Я молча благодарно ему улыбнулась, переводя дух от напряжения и получив предлог смотреть куда угодно, только не на Маюри. Игорь весело и понимающе на меня посмотрел.

Куроцучи же, смерив его взглядом, как какого-то выскочку, с удивлением спросил у меня:

— Тебя зовут Рен?

— Вообще-то, Таня или Татьяна, — чуть смущённо улыбаясь, ответила я. — Но, раз уж мы теперь в Обществе Душ, можно и Рен.

Глава Третья

Следующие две недели мы с друзьями провели в пределах Научно-Исследовательского Института, вернее, его головного здания. Одно из немногих многоэтажных построек в Обществе, оно было похоже на лабиринт, так как однотипным не был ни один его этаж. На каждом было своё, отличное от других, расположение комнат, а то и вовсе их отсутствие.

Следует пояснить, что финансирование Института, прямо скажем, было отнюдь не скромным. Под рукой капитана Куроцучи было очень много отделов, объединённых Институтом, и занимали они отдельный "научный городок", к которому скромно примыкали бараки Двенадцатого Отряда. Головное здание Института на этом фоне было особенным, оно, пожалуй, единственное, которое имеет не только служебное назначение, но и бытовое. Короче, это было место, где ядро Института не только работало, но и просто жило. При постройке этого здания никто не скупился, и у каждого сотрудника в распоряжении был как минимум один этаж, где было всё, что ему хотелось и даже чуть больше.

Нас с ребятами поселили на шестом этаже, каждому выделили отдельную комнату, к которой прилагался отдельные же душ и туалет. А вот кухня на всех была одна, зато большая. Комнаты у всех были одинаковыми, из мебели — одноместная кровать, шкаф... и всё.

Но общий лёгкий аскетизм обстановки легко компенсировался огромной стеклянной дверью от пола до потолка и балконом. Только когда я впервые выглянула оттуда наружу, я полностью поверила в то, что действительно попала Общество Душ. Эти белые улицы, мощёные белоснежной плиткой, дома в японском стиле. Огромное количество стен, заборов и ограждений, формирующих лабиринт похлеще, чем в здании Института. Эти родные сердцу фанатки "Блича" картины не оставляли места для сомнений.

Первые три дня я провела в своей комнате. Кажется, у меня всё-таки случилась тихая истерика по поводу своей смерти и непонятного будущего. В эти дни рядом со мной всегда была Алёна, поддерживая и успокаивая, но даже с её помощью оклемалась я не сразу.

Мы не покидали своего этажа. В его пределах, как ни странно, нашлось достаточно развлечений. Была небольшая библиотека, зал для тренировок с боккеном и отдельно зал для медитаций, плюс гостиная. Особенным шоком и сюрпризом стала для нас отдельная, большая комната — студия с полным набором музыкальных инструментов, как то: синтезатор, две электрогитары и одна гитара классическая, ударная установка и фортепиано. Там же донельзя счастливый Миша нашёл в шкафу краски, кисти и мольберт с холстами.

Поначалу мы были рады такому сюрпризу, но после глубоко задумались. Не знаю, как остальные, а я, вспоминая капитана Куроцучи, в первую очередь сравнила нас с чем-то средним между лабораторными крысами и дорогим живым товаром. Кормят, поют, развлекают, заботятся... изучают и ставят опыты. А уж навязчивые мысли о скрытых камерах в каждой комнате пришлось отгонять особенно старательно. Хотя нет, не так. Я была уверена, что скрытые камеры стоят везде, буквально в каждой комнате, и, может быть, даже не одна. Но показывать свою осведомлённость в этом вопросе я не стала и вообще решила не задумываться об этом, чтобы не вызывать подозрений неестественным поведением.

И хотя подобное решение пахнет паранойей, но если аниме и манга не соврали относительно характера Куроцучи Маюри и нравов, существующих в Институте, то оно более чем оправдано. Лучше перестраховаться. Просто на всякий случай.

Как только моё психологическое состояние пришло в норму и меня уже не тянуло кричать и бить всё, что попадётся под руку, я полезла обследовать наш этаж. Так из музыкальной комнаты в мою перекочевала классическая гитара, из библиотеки — пара толстых книг по истории Общества Душ, этикету и законодательству. А вот обустройство кухни и вовсе вернуло мне относительно нормальное расположение духа, так как там я нашла то, за что, пожалуй, могла бы простить Куроцучи Маюри наше убийство.

Это был набор отличных медных турок и кофе двух сортов: "Арабика" и "Робуста".

Это было моим хобби — варка хорошего и вкусного кофе. Получалось, видимо, у меня совсем неплохо, раз к нему пристрастились и Миша, и Игорь, и Алёна. Утром они в ультимативной форме потребовали по чашечке кофе на завтрак, аргументируя это тем, что каждый из нас творил на кухне то, в чём знал толк. Мне оставалось только сделать жалостливый вид, тяжело вздохнуть, назвать их эксплуататорами и, тихонько улыбаясь от удовольствия, варить им кофе.

Таким образом, наше утро начиналось так: раньше всех, часам к шести, вставала я. Умывшись и одевшись (к слову говоря, одежда и бельё у нас так и остались лабораторными, простыми и белыми, только на кимоно у каждого можно было увидеть цифру на кандзи — "12"), я, широко зевая, шла на кухню, брала подходящую турку, в расчёте на пять человек, и начинала варить. Затем, слегка растрёпанная после сна, но от этого выглядящая только милее, приходила Алёна. Принюхавшись к прекрасному аромату кофе, она улыбалась и лезла в холодильник, доставала яйца, сливки и масло, брала большую сковороду и готовила нам всем омлет. Следом за ней на кухню приходил Миша. Он окидывал хозяйским взглядом происходящее и занимался сервировкой стола. За ним по пятам подтягивался Игорь, чьи волосы по утрам в лучших традициях аниме торчали во все стороны. Он на кухне не делал вообще ничего, ибо максимум его кулинарного искусства заключался в приготовлении бутербродов. Последним, осторожно заглядывая в дверной проём и неловко улыбаясь, приходил Тсубакура Рин, которого Игорь втягивал на кухню, подхватываясь с места с криком: "А, вот и ты!"

Ну, было бы странно, если бы, поселив в Институте, о нас все забыли. Поскольку никто из сотрудников тратить на нас время больше, чем обычно, не хотел, приглядывать за нами пришлось Тсубакуре Рину.

Об этом чуде стоит поговорить отдельно. На вид — это мальчик лет четырнадцати-пятнадцати, скромный, робкий, с большими карими глазами и тёмными волосами обычного японца. Свою длинную чёлку он завязывает резинкой прямо на лбу в хвостик, который смешно торчит вверх. Носит он, как и все сотрудники Института, лабораторный халат, как понимают эту одежду японцы, то есть нечто белое, сплошное, длинной чуть ниже колен, с рукавами и без разрезов, да ещё и надетое поверх формы синигами. Рин просто обожает всё сладкое, постоянно что-нибудь ест: то кекс, то леденец, то шоколадку. У меня даже было подозрение, что он вызвался приглядывать за нами только потому, что на нашей кухне есть сахар, то есть сладкий компонент, в японских блюдах практически не используемый.

Рин покорил нас с Алёной с первого взгляда и первого слова. Просто на следующий день после переселения он пришёл на кухню. Робко выглянул из-за двери и, неловко улыбаясь, посмотрел на нас своими бархатными глазами с невинным выражением лица и сказал:

— Простите... Вы Йоко-сан и Рен-сан, правда? — затем он, наконец, вышел из-за двери полностью и, краснея, низко поклонился и скороговоркой заговорил. — Меня зовут Тсубакура Рин, рад с вами познакомиться!

Мы с Алёной мгновенно растаяли и расплылись в улыбках.

— Какой милашка! — воскликнула тогда наша Йоко, отчего Рин опустил взгляд и ещё гуще покраснел.

Паренёк легко вписался в нашу компанию. Как-то так получилось, что заботились скорее мы о нём, чем он о нас. Миша и Игорь отнеслись к нему как к младшему брату, временами подшучивая над ним, мы с Алёной взялись кормить и обеспечивать здоровой пищей, так как чуть не впали в шок, когда узнали, чем он питается, помимо сладостей.

Вот так и повелось, что теперь мы с Алёной готовим на пятерых. Одним своим присутствием Рин поднимал настроение всем, даже первое время весьма мрачному Игорю. Незаметно он стал проводить с нами как можно больше времени. Каждый день приходил на завтрак, обед и ужин, иногда и в середине дня, если мог, всё-таки работу с него никто не снимал. К тому же именно Рин водил нас на всякого рода каждодневные процедуры и обследования, и с его подачи мы стали неплохо ориентироваться в "научном городке".

В общем, Рин стал первым лучиком света в нашем тёмном царстве. Ни с кем другим в Институте приятельских отношений мы не заводили, наш статус подопытных крыс тому не способствовал. С нами просто не общались, принимая скорее за какие-то неодушевлённые предметы, чем за людей, и мы не навязывались.

Пока через неделю события не приобрели неожиданный поворот, причём сразу по всем фронтам.

Началось всё, правда, с мелочей.

Мише захотелось написать картину с Рином.

Это должно было стать для мальчика сюрпризом, поэтому Миша писал картину не в студии, где Рин часто бывал, а у себя в комнате. Где-то три дня Горо выходил оттуда только, чтобы поесть, после чего возвращался к мольберту. На четвёртый день работа была готова и Миша торжественно презентовал её Рину во время завтрака. На ней мальчик сидел в окружении разнообразных коробок из-под тортов и счастливо улыбался.

Сюрприз удался, сияющий от радости Рин убежал на работу вместе с картиной, и мы даже не успели сказать ему, что картину лучше было бы оставить в студии и потом забрать, а не тащить с собой на рабочее место...

Научно — Исследовательский Институт,

Отдел Связи и Коммуникаций,

Операторская.

В тёмную, освещённую только светом из коридора и тусклым свечением мониторов комнату забежал Тсубакура Рин.

— Прошу прощения, я опоздал! — виновато сказал он, кланяясь.

— Опять опоздал! Вот же бестолковый, — не отвлекаясь от монитора, сказал Хиёси, глава отдела, меньше всего напоминающий человека мужчина, которого Рен сравнила с "пеньком". — Неужели так трудно приходить вовремя?

— Прошу прощения, — ещё раз сказал Рин, переводя дух и проходя к своему компьютеру. Картину мальчик осторожно положил рядом.

— Он стал опаздывать, как только ему поручили приглядывать за подопытными, — как бы между делом сказал другой учёный, только чуть повернувшись к Хиёси, с широкой улыбкой, проплешиной и курчавыми волосами на затылке и висках, Даики. Его выражение лица могло сбить с толку, если собеседник не знал, что оно всегда такое.