Меж зеркал воды и неба

— "Веселые мальчики"? Найдутся, этого "добра" сколько хочешь. Обеспеченные бездельники с пустыми головами и липкими взглядами. Бр-р... Это все не то. Не то. Понимаешь, вот твой Йен работает — туристов возит. Наверное, тяжело весь день. Но он работает и улыбается... Что-то меня сегодня несет. После этих перелетов как пьяная. Пойду спать, тем более такая ночь — всего восемь часов, а темнота как чернила.

Аня уходит в домик, а я ощупью пробираюсь по мосткам домой. Фонарик зажигать не хочется, в темноте, под плеск волн о сваи, лучше думается. Звезды отражаются в волнах, а я все пытаюсь представить жизнь Ани там, в далекой Сайберии. И еще: что-то часто сегодня в разговоре всплывало имя Йена.

* * *

Аня здесь почти месяц. Изменилось все. Отношение жителей деревни: как же, у нас с Йеном теперь совсем настоящий бизнес и долги родичам уже начали возвращать. Изменилась сама Аня. Стала гибкая, подвижная, веселая, как игривый котенок. Как будто младше. Говорит мне иногда: "Здесь — сказка!" Сложно понять, но почему-то очень приятно, как если бы она была моей младшей сестричкой. Хотя ей двадцать пять, а мне восемнадцать. Но заботиться о ней приятно, и когда Аня решила остаться у нас до конца марта, я обрадовалась не только тому, что на весь "высокий сезон" у нас есть клиент. И вдобавок неожиданно у нас появились перспективы. Все началось с того, что Аня в своем блоге разместила рассказ с фотографиями. Сказала: "Для родителей. Надо же им объяснить, почему я здесь зависла." На рассказ откликнулась художница из Москвы, написав, что хочет рисовать нашу природу. Кто бы возражал. Аня долго что-то с ней обсуждала, иногда смешно фыркая, пока я не спросила, о чем разговор.

— Да безопасностью интересуется. Спрашивает про крокодилов и акул. Я ей пишу, что здесь вообще все спокойно и никаких опасностей нет.

— Крокодилов в заливе нет, потому что вода соленая, они ее не любят. А акулам здесь мелко, они тоже не заплывают.

Успокоили клиентку. Но насчет "никаких опасностей" Аня все же неправа и кое-где стоит быть аккуратным. Надо внимательней за ней присматривать... Вот. Опять я как о младшей сестренке думаю.

Это радостные новости, но есть и печальная — не знаю, что делать с Йеном. Он за этот месяц совсем извелся, нервным стал, неаккуратным. Вчера поранился, когда у кокосов верхушки отрубал. А когда он за рулем и возит Аню, я за них вообще боюсь. И как быть? Если бы они переспали, может, стало бы легче, сейчас у Йена все смешалось в голове, вместе с легендами о принцессах, снами, мечтами. Они как морок духов. Я не ожидаю, что после секса Аня ему перестанет нравиться. Все же она очень красивая и хорошая, но это будет уже что-то другое. Ревную ли я к ней? Почему-то нет, скорее, беспокоюсь за обоих.

Сегодня ночью был Новый Год по-ихнему. Аня грустит, я тоже грустила бы, если такой праздник не с кем отметить. Йен предложил втроем поехать на водопады на весь день, пикник устроить. А что, у нас все готово. Собрались, поехали. Йен за рулем, я с Аней — в тележке. На водопадах никого нет, туристы в городе ночью праздновали и сегодня отсыпаются. Местные же сюда не ездят, дальше в горы еще один водопад есть, он красивее и плавать удобней, но туда только на двух колесах можно добраться. Вот он — для местных. Но мы удачно попали, никого нет, тихо. Аня сразу купаться полезла. Вот чего я не понимаю, так это ихних европейских купальников. Вроде бы и одежда, и ничего не скрывает. Зачем такая нужна? Сушить-то все равно приходится. Если вокруг только свои, то без всего удобнее купаться. А если чужие есть, то или никак или чуть-чуть помокнуть прямо в штанах и рубашке — не более. А как еще? Хотя... смотрю сейчас на Йена, а у него глаза так и косят в сторону Ани, хоть и делает вид, что отвернулся. Может, для того эти купальники и придуманы? Мне обидно стало, а на меня что? Совсем смотреть не интересно, или как?

— Йен, Аня! Как думаете, здесь все свои? А то я тоже купаться хочу!

Йен даже рот раскрыл от такого. Понял, что вопрос с подвохом. Аня же о дополнительных смыслах не знает и, как ни в чем не бывало, машет мне рукой:

— Конечно! Здесь же только один мужчина и твой муж.

Тут уже я на пару секунд подвисаю. У них разве к женщинам "своя — чужая" не относится, раз только про Йена речь? Или женщины как бы все "свои" друг для друга? Непонятно, но сейчас неважно. Раздеваюсь и ныряю в озеро под водопадами. Ну, Йен, держись! Выныриваю около Ани, плещемся, брызгаемся. И тут Йен со словами "— Ну, раз все свои..." начинает раздеваться. Наблюдаю за Аней, она вся краснеет, становясь похожей на закатное солнышко. Резко вдохнув, ныряет с головой. Появляется на поверхности, более-менее успокоившись. Тут как раз Йен подплыл. Интересно, она под водой его рассмотрела или так и не открыла глаз? Но сейчас опять все спокойно и весело — еще бы, над поверхностью одни головы торчат. Что бы еще такое удумать, чтобы раскачать лодку?

— Аня, а у тебя фотоаппарат с автоспуском?

— Да, а что?

— Давайте все втроем сфотографируемся тут в воде?

— А что, идея... — Аня лезет на берег настраивать камеру, Йен провожает ее внимательным взглядом.

— О! Я сейчас... — быстро плывет к нам, — на вас направила.

— Ага, давай сюда. — Подбираюсь к Йену слева, а Аня справа, но держится на расстоянии полуметра. — Не, так далеко... — Обнимаю Йена за талию и прижимаюсь к нему. О! Молодец, сообразил — ухватил нас обеих и прижал к себе. В это время щелкает фотоаппарат и Аня плывет смотреть, что получилось. А лицо, кстати, опять розовенькое. Смотрит кадр, успокаивается, веселеет. А что там могло быть? Три головы из воды торчат, и все.

Вылезли, подкрепились бананами. Точнее, я подкрепилась, а Аня задумчиво рассматривала свой банан, не решаясь откусить от него, и иногда бросала быстрые взгляды в сторону Йена, который так и не стал одеваться, решив сперва обсохнуть.

Потом засобирались домой. Купальник у нее все еще мокрый, надевать платье поверх неудобно. Снимет или нет? Смешалась; поглядывает на кусты и на спокойно одевающихся нас. Ага, сама себя в ловушку загнала. Пойти переодеваться за кусты — показать, что мы не совсем свои, переодеться при нас стесняется. Заявила, что поедет так и будет сушить на себе. Ну-ну. Тогда обратная дорога будет испытанием для Йена... А ночь — для меня.

* * *

Утром, продрав глаза и отправившись в кухонный уголок под навесом готовить завтрак, неожиданно обнаруживаю Йена. А думала, муж еще спит, как обычно. Что бы ему просыпаться, если завтрака еще нет? Однако же вот — сидит, на меня смотрит:

— Ями, ты вчера сказала "здесь все свои"? Как это понимать?

— Понимай, что я не слепая и вижу, как ты на Аню смотришь. Да и раньше на белых туристок тоже, но на Аню особенно.

— Ты знаешь? — дергается, порываясь встать. Кладу руку ему на плечо, удерживая, начинаю тихонько поглаживать плечи и шею, успокаиваю. Он бормочет:

— Старался, чтоб ты не заметила...

— Зачем? Я жена, разве нет?

— Не хотел беспокоить и огорчать.

Мотаю головой, Йен не видит, но через движения моих рук догадывается и, закинув голову, глядит на меня.

— Я сразу почувствовала. Пока не поняла, только больше беспокоилась.

— И что теперь делать?

— Не знаю. Будь Аня просто из городских или даже столичных, стоило хотя бы выяснить, сколько за нее попросят, если в младшие жены...

— У нас бы никогда таких денег не нашлось.

— Да. Но спросить бы стоило. Всяко бывает.

— И ты согласишься, если она будет со мной?

— Какая разница, если ты все равно с ней тут?.. — слегка хлопаю его ладонью по лбу, уточняя, где именно у него Аня сидит. — И да, я, наверное, могла бы с ней ужиться.

— Но только эти разговоры без смысла. Она из белых. — Йен опускает голову, трет лоб. Неужели я его так заметно приласкала ладошкой? Нехорошо.

— Ты меня не дослушал. Говорить о цене глупо и не с кем, но у европейцев девушек отдают замуж без выкупа, да и сами они порой ищут приключений... если судить по кино.

— Не только по кино. Я часто туристок по ночным клубам отвозил.

— Ну вот, сам все знаешь. Шанс на "приключение" у тебя есть. Аня относится к тебе не как клиентка к рикше.

— Мне тоже так порою кажется. Но как именно...

— Вот и разберись. Раз вчера ей понравились ближние водопады, большой дальний тоже понравится. Там вода чище и купаться удобнее. Пригласи, проверь, поедет или нет.

— Но на дальний дороги нет, только тропа. На двух колесах можно, а с тележкой — никак.

— Так в том-то и дело. Отцепляй тележку, берите байк и езжайте. Вдвоем.

Йен, сидя на циновке, обнимает мои ноги и утыкается носом в живот. Трется, как кот мордочкой.

— Ями, ты очень...

— Знаю, я хорошая жена. Ты ведь это хотел сказать? А теперь сходи проверь, проснулась она уже или нет.

Убежал. Бегом, судя по перестуку пяток о мостки. Интересно было бы посмотреть, но утренний туман над океаном еще не поднялся и все вокруг маленького пятачка света от лампы окутано белой стеной. Аня, скорее всего, еще спит, но если они действительно соберутся на дальние водопады, то выехать лучше пораньше, пока не жарко. Значит — что? Значит, пора жарить морковь к рису.

* * *

Вернулись они после заката, причем Аня так и сидела на байке в одном купальнике, вцепившись в Йена и прижавшись к его спине. Интересно, Йен специально подгадал время, чтобы в деревне не разглядели эту картинку? Почему-то кажется — да. Но наверняка была и еще одна причина не спешить — мокрый купальник, через мокрую футболку, передает все ощущения, а у Йена спина чувствительная, уж я-то знаю. Похоже, день у них прошел хорошо, но ничего не было, иначе Аня не смущалась бы так, слезая с байка.

А как поступить мне? Решаю не показываться и, схватив корзинку с ужином, бегу в домик. Вроде как раньше принесла ужин и уже ушла. Пока Йен закатывает байк под навес и перекидывается парой слов с отцом, должна успеть...

Не успела. То есть корзинку отнесла, а вот вернуться не получилось, только добежала до поворота у дерева с орхидеями — уже слышны шаги по мосткам. Отодвигаюсь в дальний угол площадки, стараюсь не шевелиться. Ночь у нас падает резко и через час после заката все-все завернуто в черную и мохнатую, как шкура пантеры, темноту. Парочка проходит мимо, обнявшись. Ого! Быстро они. Может, и сговорятся сегодня. На цыпочках, стараясь не скрипеть досками, возвращаюсь в деревню.

Мне есть чем заняться, отвлекаясь от лишних мыслей: чистить рыбу из вечернего папиного улова и осваивать новую технику. С тех денег, что Аня заплатила за декабрь, мы купили небольшой ящик-морозильник. Вроде как подарок на европейский Новый Год самим себе. Всего третий такой девайс в деревне и предмет восхищения соседей. Как же — утро, завтрак, а рыба с вечера уже подготовлена. Но насладиться возней с морозильником не довелось. Звонит мобилка. Йен. Что там у них стряслось?

— Ями... Я... Она...

— Не поняла?

— Она — девушка... была.

— Ох ты ж!

— Я ничего не соображал и не остановился, только потом понял. Не знаю, что делать...

— Так! Сейчас лезь в воду, охладись. Потом домой. А с Аней я сама поговорю.

Снова бегу к домику. Так, что здесь у них? Йен шумно плещется где-то рядом в темноте, а Аня сидит на уголке матраса и смотрит прямо перед собою огромными глазами. Он что, так от нее и убежал? Ну да, я же велела лезть в воду и не уточнила, что надо еще что-то ей сказать, а голова у Йена пока еще не работает.

— Ями? Я... — Аня пытается укрыться простынкой, замечает красные пятна на ней и со всхлипом утыкается лицом в колени. Надо срочно что-то делать. Сажусь рядом, обнимаю за плечи. А что? Имею право, не чужие теперь. Аня поднимает глаза и смотрит на меня сверху вниз, но как побитая собака.

— Ями, ты меня простишь?

— За что?

— Ну... Йен — твой муж, а я... получается, его любовница... Может быть.

— Какая же ты любовница? Свадьбы же не было. — Делаю удивленное лицо, дескать, что такое говоришь. Сейчас надо перевести ее мысли на какую-нибудь другую тему.

— При чем здесь свадьба? Не поняла... — А слезы-то высохли. У меня получилось!

— Да, верно, ведь у вас слово "любовница" может значить что-то другое.

— А что оно значит у вас? — Получилось, получилось! Не дрожит, не плачет, и голос нормальный.

— Ну-у... Раньше у нас было просто, в семье есть старшая жена и может быть одна или больше младших. Но младшие — только в богатых семьях. А потом пришли европейские миссионеры, и сказали, что больше одной жены быть не может, а все остальные — любовницы, и заводить любовниц нехорошо. Что нехорошо, мы с ними не согласились. Если они начинали спорить, можно было напомнить, что многие из них здесь этих самых "любовниц" себе взяли. А про название спорить не стали, и теперь младших жен называют "любовницами".

— Прямо так взяли и согласились? И младшие жены не обиделись?

— На что им обижаться? Это по-английски и по-французски. В нашем-то языке слово тем же осталось — "младшая жена". Только свадьбы теперь с младшими не в городах проводим, а на природе где-нибудь. Миссионерам говорим: "пикник".

— Зачем вам это?

— Как зачем? Они платят. Денег на школы дают. Школы — это хорошо, дети учатся. Говорить другое слово за это невысокая цена, ведь правда?

— И миссионеры удовлетворяются просто другими словами?

Пожимаю плечами, ну что тут сказать, они-то, конечно, хотят большего...

— В семьях, где верят в европейского замученного бога и ходят на исповедь, там младших жен и не берут. Но это все в столице и немного в других городах. Здесь духи предков сильны и такого нет.

— Поня-атно. — Немного помолчав: — Значит, раз свадьбы не было, не любовница. А кто же тогда?

— Не знаю, как назвать... "приключение", может быть... как-то так.

— Приключение. Хм. — Она смешно морщит нос. — Причем такое страшное, сбежал не оглядываясь.

— Он не от тебя сбежал. Просто представь, вдруг понять, что стал грабителем.

— Грабителем? Почему? Все же было по согласию...

— А при чем тут согласие? За девушку родителям выкуп дают куда больше, чем за "не-девушку". Получается, Йен ограбил твоих родителей. Конечно, он расстроился. Сильно-сильно.

— Ик... Мне бы такое и в голову не пришло. Ями, у нас не платят выкупа за невесту.

— Я помню. И Йен, когда успокоится, тоже вспомнит...

Аня наматывает на палец светленький локон, хмурится.

— Я ему не сказала... побоялась. Как думаешь, он простит меня?

— Конечно. Ты же ему нравишься.

— Откуда знаешь?

— Сам сказал, утром.

— И ты отпустила нас вдвоем на водопад?

— Отправила. Должна же я заботиться о муже.

Задумчиво качает головой.

— Я бы так не смогла, наверное.

Ну и как мне понимать такие слова? Как признание старшинства? А спрошу прямо:

— В смысле, не станешь претендовать на мое место?

— Ями, ну как ты могла подумать. Ты здесь, в этой сказке океана, джунглей и водопадов, — дома. И Йен тоже, он — твой. А я... так, клюю крошки со стола. Ты разрешишь?