Подарки весны

— Да. В деканате подсмотрела.

— Хорошо. Тогда одевайся... Э! Не в это!

— Ма, что не так?

— Образ. Подумай сама, как ты должна выглядеть.

— Ну-у-у... наивной девушкой, которая слова понимает буквально. Немного мечтательной. Как в романах.

— Именно. Тихой и скромной. Никак не с черепом на дырявой майке.

— Но у меня здесь нет ничего совсем скромного, я же собиралась...

— ...соблазнять мальчика. Я помню. Поехали сперва домой.

И мы едем. Все-таки хорошая у меня мама.

Глава 4. Вадик

Думать не получалось, мысли путались, расползались гнилой тканью. Обрывки картинок, обрывки слов. Плачущая мать: "— Я верила, будто смогла воспитать тебя, но проклятые гены этого кобеля все равно оказались сильнее." И непонятно, что делать, как оправдываться, когда я даже не понимаю, в чем. Разве что буквально, как сказано — уговорить Машу на занятиях, чтобы завтра прийти знакомиться. Но согласится ли? Сомневаюсь. И утром и по телефону эта идея восторга у нее не вызывала. Странно, я совсем не понимаю поступки Маши, но рядом с ней светло и спокойно, и я хорошо понимаю маму, но от этого только хуже... Потому как, ну, понимаю и что дальше? Тупик.

Звенит звонок на двери, мама идет открывать. Кого еще принесло? Соседку? Мамину подругу? Сейчас они примутся обсуждать меня уже вместе...

— Здравствуйте. Вадик сказал, что вы хотели меня видеть?

— Вы...

— Маша.

— Ой, заходи, пожалуйста!.. Я думала, он нас познакомит, как нормальный кавалер. Но ты ночью, в наш район...

— Но Вы сказали, что он не должен "со мной видеться", до того, как мы познакомимся. Получается, единственный выход — мне прийти одной.

— Машенька, да я же не это имела в виду... — у мамы в голосе какие-то истеричные нотки, и вообще она как-то странно реагирует. Выхожу в коридор, гляжу и не узнаю Машу. Где та взрослая, уверенная женщина, которую я видел еще утром? Где слегка косящий под готику кожаный костюм?

Расстегнутое серое пальто, под ним блузка и юбка, на первый взгляд, кажется школьной формой. Только на первый взгляд, но первый образ: школьница, отличница, наивная девочка. Да еще и волосы собраны в косичку с белой ленточкой. Понятно, почему мама так растаяла.

— И вообще, я думала, на днях познакомимся.

— У Вадика по телефону был очень расстроенный голос. Я не хотела, чтобы он долго расстраивался.

— Ой, девочка, этот кобель и не такое заслужил. Расстраивался...

— Не ругайте его, он хороший, — и ресницами хлоп, хлоп. Это точно знакомая мне Маша?

— Хороший он. М-да, ну раз ты его защищаешь... Проходи на кухню, чаю попьем, поговорим. — Маша снимает пальто, перебирается в тапочки. Мама поворачивается и видит в дверях комнаты меня. — Эх, доля наша женская, таких козлов еще защищать приходится. Иди, приведи себя в порядок, что это за вид!

Вид у меня и правда, наверное, не ахти. После такого скандала. Проскальзываю в ванную, по пути Маша незаметно ловит мою руку и на мгновение сжимает. Оборачиваюсь, вижу как меняется выражение ее глаз, на секунду появляется ехидный прищур, а потом вновь большие круглые глаза наивной девочки. Но эта секунда почему-то меня сразу успокаивает, начинаю верить, что все кончится хорошо, а когда окунаю голову под холодную воду, возвращается способность связно думать. Тем временем из кухни доносится стук чашек.

— Садись, грейся, сейчас мед достану.

— Спасибо. Извините, я так и не знаю, как вас зовут. Вадик не успел сказать.

— Людмила Николаевна.

— Людмила Николаевна, мне теперь так неуютно. Будто весь мир перевернулся. Ну как сказать...

— Понимаю тебя. Ох, женская наша доля!.. Мне легче было — все же свадьба, поздравления друзей. Но все равно ой как боялась.

Интересно, мама что, думает, я у Маши первый? Кстати, а действительно, первый ли я? Как-то ведь я мог определить, но ничего не помню. Впрочем, что это меняет? Все равно я — кобель, а Маша — это Маша.

— Я хотела попросить Вас разрешить Вадику перебраться ко мне. Мне гораздо спокойнее, когда он рядом.

— А как же свадьба?

— Успокоимся, посмотрим, как нам друг с другом жить. Еще успеем расписаться.

— А если лялька будет? Да хоть бы от вчерашнего...

— От вчерашнего очень вряд ли — не то время. Дальше... примем меры. Но мне очень важно, чтобы Вадик был рядом. Прямо сейчас.

Про то, что сама надела мне вчера презерватив — ни звука. Играет. Ради чего? Чтобы мама разрешила нам жить вместе без регистрации? Но зачем это ей? А меня заметили, мама рассматривает суровым взглядом, как будто первый раз увидела.

— Что стоишь в дверях? Заходи, садись.

Но только делаю шаг в кухню, Маша встает и показывает мне рукой на свой стул. Не понял? Хочет пересесть ближе к маме? Но почему не сделала раньше? Сажусь и понимаю ее замысел, только когда она устраивается у меня на коленях. На Машином лице появляется улыбка, да такая, что мама улыбается в ответ. На кухне сразу как-то светлеет.

— Ну, раз тебе с ним хорошо, что ж я буду мешать. Расскажи, пожалуйста, про себя. Ведь я совсем ничего не знаю.

— Да я не знаю что рассказывать, Людмила Николаевна. Живу, учусь...

— А кто родители?

— У мамы бизнес, цветочные киоски.

— Только мама?

— Про папу ничего не знаю.

— Вот ведь. И бизнес есть, и дочка-красавица, а у мужиков все равно дурь в голове. Одно слово — кобели.

— Сбежал?

— А! — мама хлопает рукой по столу, так что чашки подпрыгивают. — Сама выгнала.

— Было за что.

— Еще бы. Ему видите ли, жены мало, стаю сучек подавай. Как стал большим боссом, устроил бывшую одноклассницу к себе секретаршей. Ну и... Хорошо, знакомая меня вовремя предупредила.

Маму опять понесло, даже не обращает внимания, что я здесь сижу. Впрочем, мне тоже не до этого разговора — обхватил Машу и щупаю потихонечку. Моя? Правда-правда?

Маша почему-то хмурится. На меня? Или нет?

— Людмила Николаевна, мы, наверное, пойдем? Вадику еще собраться надо и добираться, чтобы не совсем поздно.

— А может, не стоит? Завтра спокойно соберется...

— Эх! Тогда мне одной по темному городу сейчас.

— Нет! Нет! Никаких "одной". Но ты же можешь у нас остаться сегодня.

— Не хотелось бы — меня тоже мама ждет, беспокоится.

— Понятно. Она же мама...

— Так мы пойдем собираться?

— Да, наверное. Хоть и не хочется мне вас отпускать, но у тебя мама наверняка беспокоится очень. Сама такая.

Маша тут же вскакивает и утаскивает меня за руку в комнату. Собираюсь в спешке, молча. Маша ограничилась одной фразой: "Бери только самое необходимое и быстро линяем, остальное — потом." Задать вопрос я смог, только уже когда мы спускались в лифте.

— Куда мы так спешили? Или думаешь, могла меня не отпустить?

— Во-первых — могла. Во-вторых, она под настроение излишне разоткровенничалась. Плохо, потом жалеть будет.

Наконец-то я опять вижу настоящую Машу. Образ школьницы-отличницы стек, не оставив следа.

— А про свою маму ты сказала, просто чтобы быстрее уйти?

— Нет, ей действительно интересно на тебя посмотреть.

— То есть она нас у тебя дома ждет?

Мне сразу стало как-то страшно ехать. Что я скажу? Как оправдываться? Это же не моя мама, которая рада замять всю эту историю.

— Ждет. Но не дома. — Потом, посмотрев на меня, добавила. — Но не паникуй, возможно, она вообще ни о чем не спросит.

Как же, не спросит. Тут вокруг меня — парня столько нервов, а за девочку ее мама вообще удавится. Точнее удавит. Меня. Маша сворачивает почему-то не к остановке троллейбуса, а в глубину двора. Собираюсь окликнуть, но кричать на всю улицу не хочется, поэтому сперва догоняю, и тут до меня доходит, как глупо бы я выглядел, начни кричать. Точнее доходит тогда, когда она открывает заднюю дверь большого джипа цвета жука-бронзовки, и кивает мне. Лезу первым, Маша следом. За рулем красивая, яркая женщина, похожая на Машу. Ее мама? Улыбнулась мне, обернувшись, кивнула Маше, как будто с чем-то соглашаясь. Машина сразу трогается.

Едем молча, Маша держит меня за руку и тихонечко поглаживает ладонь, а ее мама вроде бы полностью сосредоточена на дороге. Только иногда я ловлю короткие и внимательные взгляды через зеркало. Правильно будет что-то сказать, завести разговор? Но что? Ведь ничего не сказано и не спрошено, да что там — мы даже не представлены. Так и доехали. Вновь жест рукой, кивок, ни слова вслух. Я так и не услышал ее голоса. Впрочем, долго задумываться не получилось — мы уже дома.

— Вот, смотри, я тебе половину шкафа освободила, и вот тут — верхние полки, на нижних мое белье. Так что располагайся.

Замираю. Да, я ведь теперь здесь живу. С Машей. Я. Живу. С. Машей! Обалдеть! И вот тут прямо рядом с моими полками лежат стопочкой ее трусики. Разные. Сверху вообще какие-то черные с блестками. Предполагается, что я рядом расположу свое белье. Вроде бы ничего особенного, но ощущается какая-то очень большая степень близости. Куда больше, чем при сексе, который у нас уже был. Но он был событием, а это — жизнь. Именно сейчас понимаю, что я действительно живу с Машей. Пока распаковываю сумку и раскладываю все привезенное, слегка успокаиваюсь. Но как выяснилось, ненадолго — Маша возвращается в комнату, и начинает переодеваться. Даже за дверцу шкафа прятаться не стала.

— Эй! Ты чего? — Маша трясет меня за плечо и только тут до меня доходит, что я уже несколько секунд неподвижно стою и пялюсь на нее с открытым ртом. Ну да, домашний халат она накинула на голое тело и даже завязать пояс еще не успела. Вид передо мной...

— Нет, ничего.

— А что тогда стоишь в уличном? Как на параде. Успокойся — мы одни дома, — улыбается. — Я помню, ты что-то домашнее с собой брал.

— Э-э... да. Серый спортивный костюм.

— Так переодевайся, давай.

Переодеваться? Но тогда сразу будет видно, в каком я состоянии. Бросаю испуганный взгляд вниз — ну да, возбуждение выпирает даже через стянутые широким ремнем джинсы. Неудобно-то как, а главное — она перехватила мой взгляд и сейчас смеется.

— Ах, вот в чем дело! Понятно. Но уж снять уличное тебе все равно придется. Я, пожалуй, помогу, — и начала расстегивать пуговицы на моей рубашке, а незавязанный халат тем временем давно уже соскользнул с плеч и был отброшен на кресло.

Дальнейшее помнится урывками. Вот я стаскиваю рубашку, забыв расстегнуть пуговицы на манжетах. Путаюсь в ней. Маша веселится, расстегивая мой ремень на джинсах. Выпутываюсь из рубашки и сразу же переступаю ногами, выбираясь из упавших джинсов. Пока стягиваю через голову майку, Маша успевает избавиться от оставшихся на теле тряпочек. Вместе падаем на кровать, но на сей раз она оказывается сверху. Потом — всякое. Можно попытаться вспомнить, но пока сознание затягивает туман с запахом меда и я засыпаю, успев удивленно обратить внимание на начинающийся рассвет. Куда делась ночь?

Глава 5. Маша

Позднее утро. По хорошему надо бы на занятия, но есть дела поважнее. Например, обдумать, что делать дальше. Пока Вадик спит и тихонечко дышит под моей щекой. Не очень мягкая подушка вообще-то, и как я только так уснула? Хотя после такой вкусной ночи не удивительно. Улыбку сдержать не удается, даже отлежанное ухо не мешает. И все же лучше пока не шевелиться, чтобы не разбудить Вадика — надо обдумать случившееся, и что делать дальше. А особенно — утренний сон.

Снился мальчик, запертый в полутемной комнате. Весьма уютной вообще-то. Для жизни все есть, и удобный диван, и стол с учебниками, шкаф с книгами, где-то на заднем плане дверь в ванную и на кухню. Вот только окна нет. Лишь узкая щель где-то под самым потолком. Далеко. Высоко. И входная дверь заперта. Давно. Всегда. Мальчик даже не помнит, чтобы она когда-то вообще открывалась. Но вдруг, дверь распахивается и за ней яркий солнечный день, а на пороге — силуэт девушки. Темный силуэт в ауре яркого солнечного света, черт не разобрать, только контур. И запах свежего ветра и трав.

Как понимать сон — и думать не надо, и так все ясно. Другой вопрос — что теперь делать? Пару дней мы вместе, а Вадик уже крепко привязался ко мне. Что будет к концу марта, когда закончится мое западание? Кто же знал, что у него в душе так... душно? Кстати, он меня не любит, силуэт-то без деталей, только контур. Не понимает, не знает... но влюбиться может. Влюбленности незнание не помеха, скорее наоборот. Мне оно надо? Нет.

А ведь это идея! Как там? "Принцессы не какают." Ага, ага! И традиционно лучший способ убить влюбленность — обыденность и быт. Вполне вариант, жаль времени мало — весна и начало лета. Но я успею. Главное романтику задвинуть подальше и я прагматичная-а-а. Тем более, это чистая правда. Надеюсь, успею надоесть, рвать не придется — само развалится. Нет, все, ухо уже совсем отлежалось! Скатываюсь с Вадикова плеча на подушку, он, конечно же, сразу просыпается.

— Маша! — Глаза еще не проснувшиеся, но как блестят, и как улыбается!.. Не таять, кошка драная, не таять!

— Маша... Я так люблю тебя! Я знаю, ты не хочешь, чтобы я говорил о свадьбе. Но я так тебе клянусь, что всегда...

Зажимаю ему рот рукой. Ну вот что за гадство! Сейчас поклянется, а потом виноватить себя будет. И как объяснить? Но надо быстро что то ответить, как назло, в голове ничего подходящего, только крутится строчка из евангелия:

— "Не клянись вовсе. Ни небом, ни землею, ни головою твоею, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным..." Из библии, кстати, хоть и не дословно.

Смотрит удивленно. Я убираю руку.

— Ты верующая?

И что тут ответить? У кошек с религией сложные отношения и неоднозначные. А уж с христианством в особенности. Но даже если бы и попыталась рассказать все как есть, все равно бы не понял. Потому говорю то, что станет правдой для него.

— Нет. Просто я любопытная.

— Любопытная, это да-а-а, — лежит, улыбается. — Я, похоже, тоже любопытный.

— Правда, что ли? Тогда учти, первую пару мы уже продрыхли, но ко второй можем еще успеть. Хорошо, тут рядом совсем.

— О! Тогда быстро встаем и собираемся.

Кофе решили все-таки выпить. Вадик с грустью рассматривал пустой холодильник. Нельзя даже сказать, что там "мышь повесилась", поскольку мышь я бы в кошачьей форме съела. В результате порезали остатки позавчерашнего хлеба и намазали майонезом: тоже еда. Ну, не люблю готовить и о продуктах думать не люблю. Еда должна бегать, и я — ее ловить, ловить, а вовсе не запасать... В общем, роли "хорошей жены" не соответствую, впрочем, в плане новой выбранной стратегии — так даже лучше.

* * *

Еще по дороге на занятия хвост начал подергиваться в предчувствии неприятностей. Очень хотелось перекинуться и забраться куда-нибудь подальше на крышу. Но не судьба... И эти неприятности нам встретились еще в коридоре, в виде ухмыляющейся рожи Петьки Плащева — абсолютно бесцветной личности, на существование которой я обратила внимание лишь неделю назад, после западания. Да и то потому, что Петька считался другом Вадика. Но сейчас, несмотря на изображаемую улыбку, ничего "дружеского" в злом блеске глаз не было.