|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 1. Маша
Сырой весенний ветерок ерошит шерсть, заставляя сильнее прижиматься к кирпичам трубы. Пятна тающего снега на шифере пахнут сыростью. Неуютно, промозгло. Наверное, пора возвращаться домой, пусть ничего и не решила, даже котоформа не помогла. А ведь мне всегда хорошо думалось тут на крыше, и мысли приходили удачные. Но это раньше. Никогда я еще не пыталась думать после того, как уже на кого-то запала. Как-то все само собой складывалось. Но не в этот раз. И самое подлое — голова совершенно не желает думать и смена формы совсем не помогает. Во влипла. Придется просить помощи у мамы, правда, очень-очень не хочется.
Лапы мягко ступают по декоративному карнизу, вокруг шершавых лепных завитушек, на нагретые солнцем перила балкона. Рыжая полосатая кошка уверенно вспрыгивает на форточку.
Вот я и дома. Пахнет жареной рыбой, значит, мама уже вернулась. Большое зеркало в дверке шкафа отражает, как вокруг кошки закручивается разноцветный вихрь и, исчезая, оставляет посреди комнаты голую девушку с рыжими волосами и глазами цвета осенней травы. Улыбаюсь себе в зеркале. А ничего так... Если бы меня сейчас видел Вадик... Стоп! Не думать об этом! Спешно одеваюсь, радуясь привычке оставлять подготовленный комплект одежды, прежде чем обращаться, и спешу на кухню.
— Мусечка, ты уже вернулась, да?
— Да, мам...
— Такая грустная... Что-то случилось?
— Запала. Март.
— Ну и что? Первый раз разве? Перетрахайся да успокойся.
— Ма, он с моего курса. Я не знаю, что делать, и голова совсем пустая.
— Так. — Мама сменила тон. — Когда началось? Судя по твоему виду — не сегодня.
— Да, в среду еще. Но я надеялась, что ошиблась, или переключит на кого-нибудь другого. Ты же говорила, что так бывает. И что из знакомых ни с кем нельзя. Вот. Я ходила по городу и по всяким местам, знакомилась... и все равно. К нему тянет.
— Третий день то есть. И мне ничего не сказала.
— Ну...
— Понятно все с тобой. До понедельника продержишься?
— А куда же я денусь. Буду кататься по полу и орать. А что будет в понедельник?
— Сниму квартиру и перевезу тебя туда. Домой мальчиков водить нельзя, не отцепишь от хвоста потом.
— А как... он же однокурсник?
— Мусечка, — она погладила меня как маленькую по голове, — ты, кажется, совсем перестала соображать. Ты на пятом курсе. Следующий раз западешь только в сентябре. Так что побудешь "его девушкой" до экзаменов, а потом у тебя появится пара месяцев, чтоб помахать ему ручкой.
— Да, мам. Извини, сама не сообразила, что все так просто...
— Просто, да не просто. За пару дней вам жилье найти. Впрочем, зачем же существуют котики?.. — мама достает сотовый, находит и набирает номер.
— Сергей Владимирович? Ой, Пусик, привет, это Саночка... — Как же, конечно, соскучилась, очень-очень... — Ты, Пусик, говорил, что в конторе по недвижимости работаешь? ... — А, нет-нет, покупать ничего не собиралась, но вот надо доченьке-студентке квартиру снять на полгодика. ... — Вот-вот, и я смогу развеяться, не подавая девочке дурного примера. Так, говоришь, есть? ... — Да, Пусик, конечно, с тобой. Можно и послезавтра, если дочу завтра перевезу. ... — Все отлично, миленький, договорились. Чмоки-чмоки.
Нажав отбой, мама вздыхает.
— Мам, а может, не стоило? Ну, привела бы я его сюда, потом бы как-нибудь объяснила, что типа ошибка, и надо расстаться...
— Мусечка, ты не понимаешь. У меня ведь тоже март, и я в этот раз еще ни на кого не запала. А если бы это оказался твой однокурсник?
— Что-о-о?!
— Видишь, сразу загривок топорщишь. Представляешь, какая чудесная драка была бы?
— Да уж... но мам, ты ведь и на этого... Сергея Владимировича не запала. Как же?
— Перетерплю как-нибудь. Может, и зацепит за него, я за свою жизнь немного научилась управлять своим западанием. Не каждый раз, но порой получается. Ну это мои дела. Давай ужинать, и иди собираться к переезду.
Сборы прошли не помню как, третий день западания все-таки. Отвлекалась и зависала, стоило мыслям соскользнуть на Вадика, потом, очнувшись, вновь начинала перебирать вещи. Очень хотелось все бросить, но завтра будет еще хуже. Вот вроде бы все, ничего не забыла... хотя забыла, конечно — засовываю в сумку пачку презервативов. Каждый раз о них вспомнить сложнее всего, потому как стоит подумать об их использовании... стоп, Маша! Тебе еще надо расстелить постель, раздеться, а то так и забудешься тут, на коврике.
Ночь получилась с кошмарами, к утру простыни перекручены в комок, и я вся мокрая. Но сегодняшнюю я пережила в человеческом теле, дальше вряд ли удастся удержаться.
Утром едем смотреть предложенную Сергеем Владимировичем квартиру. Показывает он сам, видимо, сочтя это хорошим поводом пообщаться с мамой. Поедает ее глазами, когда думает, что она не видит, глотает слюну и облизывается. Смешной такой колобок на ножках, с приплюснутым носом. И что мама в нем нашла? Хотя чего это я? Западание почти не разбирает, кто да какой. Наверно, когда-то случилось, неудивительно, что все еще помнит.
Квартира оказалась в новостройке и не слишком далеко от универа. Последнее — удобно, а вот первое — значит, никаких карнизов, больших подоконников, удобных веток старых деревьев. Даже форточек нет — пластиковые окна. Ну что же, придется побыть человеком. Но большая уютная комната-студия со спокойными обоями с рисунком березовой коры не требует ремонта. Это плюс. Большой плюс. Мама стоит перед нишей в стене.
— А вот сюда поставим кровать. Диван у противоположной стены.
— Не надо дивана.
— Почему? Он иногда бывает удобен. Ну, посидеть, обнявшись, свечи зажечь...
— Нет, если только потом. Не вписывается в сценарий.
— А, ты хочешь использовать "больше положить некуда"? — Мама улыбается, но в улыбке явно просматривается ехидство. — Он такой стеснительный?
— Не знаю, возможно...
— Тогда лучше, чтоб и ковриков не было. А кровать, наоборот, широкую, и с одним одеялом. Ладно, сегодня закажу все в Икее.
Молча киваю головой. Хорошо, у мамы успешный бизнес и с деньгами особых проблем нет. Раньше она хотела, чтобы я вместе с ней занималась цветочными киосками. Удобно, выгодно, коллектив чисто женский, на собственных сотрудников не западешь. А бизнес-партнеры... мама говорит, что с ними "безумный месяц" бывает даже выгоден. Но вот понесло меня в универ на математику. И теперь с однокурсником влипла, хорошо хоть в последнюю весну перед выпуском. И то помощь мамы потребовалась. Голова опять начинает кружиться.
— Так, давай быстро в машину, поехали домой. Вещи твои я сама перевезу, как мебель соберут.
К машине она уже тащит меня за руку. Четвертый день...
Дома, наплевав на приглашение пообедать, кидаюсь в свою комнату, запираю форточку, двери и "одеваюсь в мех". Все, теперь можно орать, кататься по ковру, драть его когтями и грызть ножку дивана.
— Ма-а-а-а-ааа-оооо...
Не помню, как прошел вечер субботы и ночь. Хотя нет, ночью приходила соседка снизу.
— Что это вы кошечку мучаете?
— У нее весна.
— Так надо к ветеринару снести. Пусть успокоит.
Ну, бабка. Я тебе это еще припомню.
Еще один день. Какие-то мужики унесли мои сумки с вещами.
Еще одна ночь, подранный клочьями ковер (видеть его уже не могу), изгрызенная ножка стула, кровь во рту. Заснула от усталости и голода, из комнаты не выходила. Разбудила мама, взяв за шкирку и сунув под струю холодной воды.
— Быстро приводи себя в порядок и приходи на кухню.
Оборачиваюсь: ну и видок, да — вся бледно-синяя, как снятое молоко. Умываюсь, с шипением расчесываю скатавшиеся волосы. Мерзко, но сойдет.
— Да, мам.
— Соображаешь?
— Пока да.
— Хорошо. Вот ключи от квартиры. Я там твои вещи разложила, как будто давно живешь, и в холодильник закинула всякой еды. На пару дней хватит. Прежде чем идти, выпей успокоительного, на всякий случай. Вы когда встречаетесь?
— Может, после четвертой пары буду его ловить. На нее он всяко придет.
— А сама? На пары не пойдешь?
— М-м, не хотелось бы... могу не выдержать.
— Ну ладно. Таблетки выпить не забудь. И презервативы я положила в тумбочку у кровати.
— Там уже есть тумбочка?
— Муся! Ты маму совсем за блондинку считаешь?
— Но ведь ты и есть блондинка...
— Я — рыжая! Но раз шутишь, это хорошо. Удачи! Побежала я в офис.
Да, мне тоже не время рассиживаться. Пока голова работает, продумать наряд, поведение. Итак, что мне нужно? Заинтересовать Вадика? Нет, нереально. Пять лет вместе учимся, из образа привычной однокурсницы на одних словах и внешности не выпрыгнуть, а вести себя слишком "странно" на людях нельзя — испугаю. Вот когда уйдем ко мне...
Тогда только чуть интереса, чуть внимания и много ощущения безопасности. Джинсы, кофточка, еле заметные штрихи косметики, теплый аромат... Почти свой парень и все же — девушка. Только последнюю нотку я уж лучше поведением и тоном голоса добавлю, всегда можно будет убрать, если почувствую, что лишку.
В универ являюсь за четверть часа до конца пары. Выбираю уголок, чтобы и дверь видеть, и самой не отсвечивать. Оп-па! А уголок-то уже занят. Причем именно Вадиком, да и делает он ровно то, что собиралась я — наблюдает за дверью.
— Привет. Что здесь сидишь? Последняя же пара.
— Опоздал, — вздыхает, глазки в пол. Ах ты ж лапочка виноватая. — Жду кого-нибудь учебник попросить. Своим не обзавелся.
— У меня есть. Дома. Проводишь девушку? — хлопаю ресницами так, что ветер поднялся. Взгляд полусерьезный-полушутливый. Как хочешь, так и понимай. Вадик улыбается, склоняясь в сторону шутки. Ну и ладно, я тем временем цепляю его под локоток и слегка прижимаюсь коленом. Очень сложно отказывать, когда этого даже и не подразумевается. Он и не отказывает.
— Провожу.
И мы тихонько ползем в сторону выхода. Вадик явно никогда под руку не ходил. То дергается вперед, то начинает мелко семенить, смущается. Что ж, используем. Вспоминаю большую лужу у входа во двор моего нового жилища — прорвало воду где-то, и сейчас она застывает скользкими ледяными буграми. Конечно, с другой стороны дома есть и другой проход, где все нормально, но мне пригодится именно этот.
Глава 2. Вадик
День не задался с самого утра. Сначала протекла труба в ванной и пришлось караулить сантехников, которые вовсе не торопились приходить. А потом столь же вдумчиво чинили, сходив посреди работы на обед. Но я вроде бы успевал хотя бы на последнюю пару — "Информационную безопасность" к Зверю. Ее пропускать никак нельзя, прогульщиков старый майор так дрючит на семинарах, что небо с овчинку кажется. Но день по-прежнему не мой и троллейбусный провод оборвался не где-нибудь, а посреди моста, откуда топать и топать до ближайшей остановки. И в довершение всего — неожиданная пробка от какой-то аварии. И все, я не только первый час пропустил, но и на второй опоздал. Финиш! Сейчас остается только просить у кого-нибудь учебник и готовиться к "выворачиванию наизнанку" на следующем занятии. И кто еще поделится? Зверь каждый год использует самые свежие учебники, а нам так вообще "свезло" — выбрал самопальное издание своего знакомого. Нет, я не спорю, написано отлично, но в магазинах его нет! Десяток человек с курса заказали по Интернету и все, остальные решили обойтись конспектами. Вот и я тоже обходился... до сегодня. У кого же попросить?
— Привет. Что здесь сидишь? Последняя же пара.
Маша Лапина. Очень... обеспеченная девочка и одна из самых красивых на курсе. Сейчас одета без выпендрежа, что иногда с ней случается. Только губы пухленькие, яркие и чуть приоткрыты. Целовалась, что ли, с кем-то сейчас? Э-эх... Хорошо некоторым.
— Опоздал. — Кстати, она-то почему не на паре? Видать, было что-то более интересное. Тоже готовиться придется, но у нее учебник небось есть, вон как спокойна. — Жду кого-нибудь учебник попросить. Своим не обзавелся.
— У меня есть. Дома. — Ну еще бы, конечно, есть. Но раз говорит "дома", значит, не даст. — Проводишь девушку?
Что?! Она предлагает ее проводить? Я не ослышался? Может, что-то там не так сложилось, ну, с кем она была сейчас, и хочет, чтобы он нас увидел и приревновал? А, пофиг! Учебник все равно нужен. Да и девушка, такая девушка...
— Провожу.
Выясняется, что я совсем не умею ходить под руку. А когда со стороны смотришь, это так просто кажется. Практика отсутствует, вот в чем дело: обычно девушки кого-нибудь интереснее меня находили. Вот и сейчас, идти всего пару кварталов, а и так и так неудобно. Тропинка узкая и либо Машу в снег заталкивать, либо самому по сугробам прыгать, а она вцепилась в локоть и не отпускает. Идем как на свидании. Оп! А может, она думает, что мы и правда на свидании? Не, не может... Свидание — это конфеты и цветы, подготовиться надо, слова всякие специальные говорить... А мы вроде обычно поговорили и пошли за учебником. Ну, как друзья. Но друзья ведь под руку не ходят? Так может, она думает, что это все же свидание? И как различить? Да не, не может она так думать! Самая красивая девочка на курсе, и вдруг чтобы она сама тебя куда-то потащила... Не, просто по-товарищески... Но все-таки почему под руку? Ой, блин!..
Проходя мимо большой лужи разлившейся воды, наверное, водопровод прорвало, Маша прыгнула с одной ледяной кочки на другую, слегка дернула мой локоть и вот я уже лечу в воду. Под тонкой пленкой льда оказалось глубоко, почти по колено обжигающе-ледяной воды. Сам не помню, как я выскочил на сухое место, кажется вообще одним движением. Холодно!
— Ой! Побежали быстрее ко мне, а то застынешь!
— П-п-поб-бежали...
Хлюпая ботинками, полными воды, я перебирал ногами, пока Маша меня тащила на буксире. Проводил, ага. Впрочем, холод мешал размышлять о том, как жалко я выгляжу. Осознал окружающее я только в прихожей, когда девушка пыталась развязать шнурки на моих ботинках. Причем помочь я ей особо не мог — руки тряслись и слушались плохо. Но в конце концов в битве со шнурками победа осталась за Машей, а я был отправлен греться в горячую ванну. Горячая вода и пар согрели душу, я грелся, блаженно прикрыв глаза, пока не услышал звук открываемой двери.
— Эй! Ты чего?!
— Спортивный костюм тебе принесла. Маловат, конечно, но, может, влезешь.
— Маша, я же голый!
— И что? Вполне симпатично выглядишь, можешь не стесняться, разрешаю.
— Э-э... — В голове сразу стало пусто. Как это разрешает "не стесняться"? — Я так не могу-у-у!
— Да все, уже вышла...
Как только за ней закрылась дверь, я начал успокаиваться. Все ведь она правильно сказала. Да? И вообще многие приятели уже давным давно с девушками спят. И неважно, что мама их козлами да кобелями называет, я-то ведь не такой. А то, что увидела меня, так может она просто не... не подумала? Так, старательно, но безуспешно заговаривая себя, вылез из ванны, вытерся, надел принесенные вещи.
Маша ставила чайник на кухне, уже успев переодеться в смешной пушистый халатик с розовыми котиками.
— Я наверное пойду, спасибо тебе...
— Куда ты пойдешь? — она сделала большие глаза. — Я только твои ботинки у батареи приспособила. До утра будут сохнуть.
Вздыхаю. Обувать мокрые ботинки совсем не хочется.
— Меня дома потеряют.
— Так позвони домой, чего проще.
— И что я скажу?
— Как есть, так и скажи, а что такого-то?
— Ну... — достаю мобильник, набираю маму. — Мам, я тут это... в лужу провалился. Полные ботинки набрал...
"— Что? Так и стоишь посреди улицы в мокрых? Срочно лови какое-нибудь такси! Деньги с собой есть?"
— Мам, я... у однокурсника. И ботинки сушить поставили. Пока не просохнут, не приеду.
"— Сам-то не простыл?"
— Нет. В горячей ванне отогрелся.
"— Тоже правильно. После ванны на улицу нельзя. Грейся дальше и мне не забывай звонить."
— Хорошо, мам...
Маша слушает мой разговор с ехидной улыбкой, появившейся после упоминания "однокурсника". А что мне было еще сказать? Что "у девушки"? Тут бы такое началось...
— И что тебе ответили?
— "Грейся дальше".
— Правильный совет. Сейчас... — и достает из буфета бутылку коньяку.
— Маша, извини, но я не пью. Совсем.
— Я тебе и не предлагаю напиваться. Это — лекарство. Чтобы утром носом не хлюпал.
После коньяка в груди разлилось тепло, а в ушах зашумело, и куда-то идти не хотелось вовсе. Хотя от меня этого и не требовали. Заметив, как я хлопаю глазами, сочувственно спросила:
— Спишь?
— Ага.
— Идем. — И повела меня в комнату, а там кровать. Широкая такая. И ничего больше. Ни тебе диванов, ни раскладушек. — Укладывайся.
— А-а ты? — я имел в виду, где она спать будет, если я на кровати? Но меня поняли как-то иначе.
— А я чуть позже приду. Уберу на кухне.
Ничего не оставалось, кроме как укладываться. Свет я выключил, пусть лучше ничего не будет видно. Разделся и устроился под одеялом на краешке и только в этот момент сообразил, что одеяло — одно. Зря я надеялся в рулончик завернуться. Но что есть, то есть. Лежу. Жду. Смотрю на светлый прямоугольник кухонной двери.
Маша появилась неожиданно, уже переодевшись, и остановилась ровнехонько в проходе, свет легко проникал сквозь тоненькую ночную рубашку, очерчивая контуры тела. Было ли на ней еще что-нибудь? Непонятно, но казалось, что нет. Я очнулся от собственного судорожного всхлипа — оказывается, забыл дышать.
— А вот и я.
Щелчок выключателя, и свет гаснет, а потом легкие шаги по комнате, покачивание матраса.
— Согрелся?
— Вроде...
— Давай проверю. — Мягкие руки ложатся мне на спину, скользят вниз до самой резинки плавок, потом опять вверх к плечам и вдоль моих рук.
— Тут — тепленький. А ноги?
Чего, чего? Не надо меня щупать! Я же... Вдруг заметит, как я ее хочу? Стыд какой, она же не жена, она подруга, однокурсница. Но что делать, если организм меня не слушается? Стараюсь перевернуться на живот и в этот момент ее колено ложится поверх моих, бедро к бедру. У меня опять перехватывает дыхание.
— А вот ноги все еще холодные. Ну ничего, сейчас согреем.
Не успеваю ничего возразить, когда Маша прижимается ко мне всем телом.
— Маш... — поворачиваюсь к ней лицом, ибо невежливо разговаривать, отвернувшись.
— Да? — И я понимаю, что допустил ошибку. Меня тут же обнимают и переплетают ноги с моими. И чувствую, что у нее под шелковой ночной рубашкой действительно ничего нет. Возбуждение уже никак невозможно скрыть.
— О! Ты меня хочешь. Отличный способ согреться.
— Да, но... — возражение так и не успел высказать — рот заткнули поцелуем. А тем временем ее тело скользит вдоль моего, и гладкость шелка только усиливает ощущения. С меня уже стянули плавки, да и на ней рубашка как-то сама собой задралась. Она касается моего возбуждения, хочу остановить, оттолкнуть. Или не хочу? После коньяка так медленно думается. А ее рука уже раскатывает колечко презерватива. Что? Прямо сейчас? Собираюсь возразить, но все еще длится поцелуй, и я перестаю даже пытаться что-либо возражать.
Очнулся, когда все уже закончилось. Маша укрывает нас одеялом, устраивая голову на моем плече. Что же получается? Я — такой же кобель, как остальные мужики? А мама-то надеялась воспитать рыцаря. Даже угрызения совести от моего поступка какие-то смазанные, укрыты расслабленностью, удовольствием, теплом. Сейчас кажется самым важным, что Маша прижимается ко мне, а ее волосы пахнут какими-то травами. Об остальном подумаю потом. Утром. Все-таки я — животное. Или нет?
Если не животное, надо предложить ей выйти за тебя замуж, прямо сейчас. Я вздыхаю (язык плохо слушается) и говорю тихонько:
— Маша...
— М-м-м?
— Ты выйдешь за меня замуж?
Она чему-то тихонько смеется, ласково гладит меня по лицу, по груди, и я уже совсем забыл, о чем спрашивал. Потому что становится так хорошо...
Глава 3. Маша
Проснулась я первой, "сытая и довольная". Поздравила себя с первым успехом, одной ночи, конечно, мало на месяц западания, но она самая важная. Дальше, даже если ничегошеньки больше не обломится, возможно будет продержаться. Плохо, тяжело, но возможно. Однако надо постараться, чтобы продолжение было. Судя по лучику света между штор, давно утро — надо будить. Устраиваюсь у Вадика на плече, осторожно поглаживая лицо кончиками пальцев.
— М-м-... Маша?! — резко подскакивает на кровати. — Значит, мне не приснилось?
— Смотря что. Я же не знаю твоих снов.
— Ну. Наша ночь...
Так и тянет еще поехидничать, спросив, что именно про нашу ночь ему "не приснилось". Но мальчик и так нервничает, не буду.
— Нет.
— Тогда... Ты же выйдешь за меня замуж?
От твою-ж кот! Все куда хуже, чем я предполагала. И как его еще никто на себе не женил? Хотя понятно как — затащить в постель было ой как непросто. Вчера не раз боялась, что все сорвется от неосторожного слова или жеста. Но молчание затягивается, надо что-то отвечать.
— Зачем?
Мальчик растерялся и не вернулся. Хлопает ресницами.
— Я же честный человек!
Хочется побиться лбом о стену. Ну за что мне такое?
— И?
— Если переспал, должен жениться.
— Э... а я, значит, если переспала, должна тут же замуж?
— Ну.
— Я должна, ты должен... А кому от этого хорошо будет? То есть кому долги-то выплачиваем?
Молчит, думает. Как-то не очень успешно, судя по следующей фразе:
— Тебе. Я же честный человек. — Опять за рыбу деньги! По кругу.
— Если ты мне сделал предложение, то я могу решать, как лучше для меня. Так?
— Так.
— Тогда я предпочитаю оставить нас как есть, без "замужа".
— То есть я тебе настолько не нравлюсь, — расстроен так, что губы начинают дрожать.
— Очень нравишься. Пойми, я согласна с тобой спать, мы можем даже жить здесь вместе. Но зачем где-то записываться на этот счет? Кто и что от этого выиграет? — "Ну же! Начни наконец думать! Сколько можно ходить по кругу заученных фраз!"
— Но почему? Если я тебе нравлюсь, почему не хочешь как нормальные люди...
Только "нормальных людей" мне еще не хватало в спальне. Но пока в сторону, если позволить Вадику соскальзывать с заданных вопросов, можно бесконечно ходить кругами.
— Погоди. Про "нормальных людей" поговорим потом, а пока ты не ответил — кому станет лучше от похода нас в загс?
— Ну... нам, родителям...
— Давай по порядку. Насчет нас я тебе уже сказала, так? Дальше: родители. Чьи? Моих можешь сразу исключить — маму не огорчит, если я не выйду замуж. — "Сильно огорчит как раз обратное" — умолчим. — То есть твои? Почему?
— Мама расстроится, что хотела воспитать меня человеком, а вышел все равно кобель. — Опа! Вот оно. И что делать? С самой основой таких убеждений мне явно не справиться. Зайти изнутри его мира, согласившись...
— Я понимаю, но ты ведь предложил мне выйти замуж. Как честный человек. Значит, за свои действия отвечаешь, и вовсе не кобель. — "А жаль." Но об этом тоже промолчим. — Просто это ведь не единственное, что можно сделать. И не лучший выход.
— А что лучше? — Ну наконец-то! Это похоже действительно на вопрос, а не заученную фразу.
— Давай подумаем. Ты хочешь быть со мной?
— Да.
— Значит, живем вместе и стараемся лучше узнать друг друга. У нас все условия для этого есть.
— И что про нас скажут тогда?
— Кто именно?
— Ну, однокурсники, мама...
— Однокурсникам — параллельно. Если ты заметил, уже много парочек живет вместе и никто не интересуется, были свадьбы или нет. — "Не заметил, конечно". — А твоей маме объясним. Кстати, а твой папа?
— Он ушел. Козлом оказался. Ну, то есть, в этом смысле.
— "В этом?" А в других смыслах?
— Вроде нормальный. Он у нас редко появляется.
— То есть тут тоже проблем нет. Видишь, как все оказалось просто. Сегодня после занятий перебираешься сюда, только и всего.
Пора вставать, что-то сообразить на завтрак. Вот чего не люблю, того не люблю. Но порой приходится, если изображаю хозяйку. По счастью, редко. Обычно при западаниях предпочитаю встречаться в гостях — так и обо мне меньше знают, и романтические ужины-завтраки на совести мужчины. Но нынче не тот случай, поэтому ставлю греться горячие бутерброды с сыром и жарю яичницу. Ждать от меня кулинарных изысков все равно не стоит.
Вадик плещется под душем уже долго, явно мысли в порядок приводит. Пусть его думает, а я пока кофе сварю. Варить кофе меня не напрягает, наверное, единственное из всей готовки. Ага, вот и Вадик, садимся за стол.
— Маш, у меня не получится сегодня перебраться.
— Почему?
— Мама будет вечером ждать меня, чтоб рассказал, что вчера случилось, да где и как ночевал. — сидит грустный, виновато ковыряет вилкой в яичнице.
— Ну и что? Расскажешь и приедешь. Как раз пробки уже закончатся — добираться проще.
— Меня не отпустят. Особенно, если я расскажу правду.
— Не понимаю... — покачала головой, изображая полную растерянность. Вообще-то догадываюсь, но пусть скажет сам.
— Все неправильно. Сначала я должен был ухаживать, приглашать тебя на свидания, потом с мамой познакомить, потом в загс, потом свадьба, ну а уж потом... А иначе получается, что я — как отец. Мама и так боится, что у меня кобелизм наследственный.
М-да... Предполагала я, что все плохо, но настолько! Понимаю, почему девушкам нравятся "плохие мальчики". С плохими мальчиками все куда проще, а честные светлые рыцари... это просто ужас какой-то.
— Все не так грустно, как кажется на первый взгляд. Мы с тобой пятый год вместе учимся, может, ты уже давно за мной ухаживаешь? — щурюсь и подмигиваю, надо же добавить чуток шутки в серьезный разговор. — Например, с прошлого года. И уже собирался представить меня своей маме, но тут случилось то, что случилось.
— Но ведь это неправда.
— Зато сбережет твоей маме нервы, а тебе — ваши добрые отношения.
— Но тогда получается, что нам надо срочно идти и подавать заявление!
Не, ну убиться об стенку! Ну как так можно? Подавляю начавшуюся трансформацию, и все равно в ладони впиваются вполне кошачьи когти. Так, успокоиться немедленно. И улыбнуться.
— Скажи маме, что ты мне это и предложил... как честный человек, — как честный идиот, точнее. Но не вслух, не вслух. — А я решила просто пожить вместе. Ведь я все равно уже ничего не теряю. Все, что случилось, уже случилось. Зато, если мы не подойдем друг другу, потери будут меньше.
Задумался, глядя на остывшую яичницу. Обидно, конечно — зря жарила, но сейчас явно не время отвлекать.
— Я попробую... но мама, скорее всего, захочет тебя видеть. Ты к нам зайдешь?
Киваю. А что еще остается делать?
* * *
После занятий сижу в новой квартире одна. Тупо пялюсь в учебник и жду звонка. Ранние мартовские сумерки под сырым тяжелым небом, гул города. Как-то там сложится разговор у Вадима? Прилетает смс-ка от мамы: "Муся, в этом сезоне я больше не опасна. И даже уже-уже. Покажешь своего мальчика? Я дома." Улыбаюсь. Надо понимать, мама уже на кого-то запала и с Вадиком ее знакомить можно. Ну а любопытство у мамы истинно кошачье. Говорю "мама", телефон послушно набирает номер.
— Ма, я дома одна сижу, жду звонка. Он пошел со своей матерью объясняться.
— Зачем?
— Ну вот так. Сложно все...
— Рассказывай.
— Не по телефону, ма.
— Хорошо, сейчас приеду.
Сидим на кухне, пьем чай. Две женщины, две кошки — большая и маленькая. Я пересказала события последних суток и сейчас просто молчу, а звонка от Вадика все нет и нет.
— Ну что, Мусечка, случай тяжелый, но не безнадежный.
— Но я не понимаю, почему он такой. Как можно...
— Таким воспитали, — мама пожимает плечами, — это не редкость в наше время. Раньше тебе попадались мужчины постарше, а они уже перелиняли, избавились от этой юношеской шерстки.
— Но... так воспитывать!.. Она его ненавидит?
— Нет, что ты. Она же мать. Хорошо, попробую объяснить. Представь: жила-была девушка, читала сказки про рыцарей и женские романы. Выросла, влюбилась, вышла замуж. Родился сын. А потом узнала о измене мужа или еще что-то подобное. Все, мир книжек, сказок и рыцарей рухнул. Даже если этот, любимый, мужчина оказался таким, то остальные еще хуже. Понимаешь? Если бы у нее была дочь, она знала бы, что "все мужики козлы или кобели". Но у нее сын — вот проблема...
Я, кажется, поняла. Кирпичики оговорок и странных фраз Вадика занимают свое место в паззле.
— Да, мам. Тогда она решила, что рыцари все же возможны. Только редко. И сделала все, чтобы воспитать сына именно таким, как она их понимает.
— Правильно, но страх никуда не делся. Страх, что ее сын тоже станет кобелем, и она еще и еще раз полировала его убеждения. До зеркального блеска. До глухоты.
— Надеюсь, он все же не совсем безнадежен...
Коротко тренькает мобильник, вздрагивает и ползет по столу. Звонок от Вадика.
— Да?
— Маша?
— А ты кому-то другому звонишь на сотик?
— Ну, просто... у меня мама иногда телефон берет.
Вздыхаю. И уже даже не удивляюсь.
— Поняла. Как у тебя все прошло?
— Я рассказал. Наверное, зря.
— Что так?
— Назвала блохастым животным, и сказала, чтобы не смел с тобой видеться, пока тебя ей не представлю. Вот.
М-да. И как это "представить меня", не видясь? Чепушня.
— Вадик, я постараюсь что-нибудь придумать. В крайнем случае, завтра на занятиях обсудим. На занятия-то тебе ходить не запретили?
— Не запретили, — в голосе чувствуется улыбка. — Тогда до завтра!
— Надо же, какой бред, — произношу уже вслух, положив трубку.
— Какой?
— Мам, она потребовала, чтобы мы не виделись, пока меня ей не представят. Как тебе формулировочка? С логикой вообще не дружит?
— Логика и расстроенная женщина, ты сама знаешь, не всегда сочетается. Но на этой формулировке можно сыграть...
— Как?
— Требование выполнимо, если ты придешь к ним сама. Да, так не делается. Требовать такое от девушки, тем более, когда та считается "пострадавшей стороной" — верх хамства. И хороший подогрев для чувства вины — вы ведь могли понять ее буквально. Неважно, что скорее всего она имела в виду совсем другое.
— То есть, ты предлагаешь просто приехать к ним, сославшись на ее же слова?
— А почему нет? Я на машине. Отвезу. И подожду где-нибудь в кафе. Потом заодно и на мальчика посмотрю. Ты адрес знаешь?
— Да. В деканате подсмотрела.
— Хорошо. Тогда одевайся... Э! Не в это!
— Ма, что не так?
— Образ. Подумай сама, как ты должна выглядеть.
— Ну-у-у... наивной девушкой, которая слова понимает буквально. Немного мечтательной. Как в романах.
— Именно. Тихой и скромной. Никак не с черепом на дырявой майке.
— Но у меня здесь нет ничего совсем скромного, я же собиралась...
— ...соблазнять мальчика. Я помню. Поехали сперва домой.
И мы едем. Все-таки хорошая у меня мама.
Глава 4. Вадик
Думать не получалось, мысли путались, расползались гнилой тканью. Обрывки картинок, обрывки слов. Плачущая мать: "— Я верила, будто смогла воспитать тебя, но проклятые гены этого кобеля все равно оказались сильнее." И непонятно, что делать, как оправдываться, когда я даже не понимаю, в чем. Разве что буквально, как сказано — уговорить Машу на занятиях, чтобы завтра прийти знакомиться. Но согласится ли? Сомневаюсь. И утром и по телефону эта идея восторга у нее не вызывала. Странно, я совсем не понимаю поступки Маши, но рядом с ней светло и спокойно, и я хорошо понимаю маму, но от этого только хуже... Потому как, ну, понимаю и что дальше? Тупик.
Звенит звонок на двери, мама идет открывать. Кого еще принесло? Соседку? Мамину подругу? Сейчас они примутся обсуждать меня уже вместе...
— Здравствуйте. Вадик сказал, что вы хотели меня видеть?
— Вы...
— Маша.
— Ой, заходи, пожалуйста!.. Я думала, он нас познакомит, как нормальный кавалер. Но ты ночью, в наш район...
— Но Вы сказали, что он не должен "со мной видеться", до того, как мы познакомимся. Получается, единственный выход — мне прийти одной.
— Машенька, да я же не это имела в виду... — у мамы в голосе какие-то истеричные нотки, и вообще она как-то странно реагирует. Выхожу в коридор, гляжу и не узнаю Машу. Где та взрослая, уверенная женщина, которую я видел еще утром? Где слегка косящий под готику кожаный костюм?
Расстегнутое серое пальто, под ним блузка и юбка, на первый взгляд, кажется школьной формой. Только на первый взгляд, но первый образ: школьница, отличница, наивная девочка. Да еще и волосы собраны в косичку с белой ленточкой. Понятно, почему мама так растаяла.
— И вообще, я думала, на днях познакомимся.
— У Вадика по телефону был очень расстроенный голос. Я не хотела, чтобы он долго расстраивался.
— Ой, девочка, этот кобель и не такое заслужил. Расстраивался...
— Не ругайте его, он хороший, — и ресницами хлоп, хлоп. Это точно знакомая мне Маша?
— Хороший он. М-да, ну раз ты его защищаешь... Проходи на кухню, чаю попьем, поговорим. — Маша снимает пальто, перебирается в тапочки. Мама поворачивается и видит в дверях комнаты меня. — Эх, доля наша женская, таких козлов еще защищать приходится. Иди, приведи себя в порядок, что это за вид!
Вид у меня и правда, наверное, не ахти. После такого скандала. Проскальзываю в ванную, по пути Маша незаметно ловит мою руку и на мгновение сжимает. Оборачиваюсь, вижу как меняется выражение ее глаз, на секунду появляется ехидный прищур, а потом вновь большие круглые глаза наивной девочки. Но эта секунда почему-то меня сразу успокаивает, начинаю верить, что все кончится хорошо, а когда окунаю голову под холодную воду, возвращается способность связно думать. Тем временем из кухни доносится стук чашек.
— Садись, грейся, сейчас мед достану.
— Спасибо. Извините, я так и не знаю, как вас зовут. Вадик не успел сказать.
— Людмила Николаевна.
— Людмила Николаевна, мне теперь так неуютно. Будто весь мир перевернулся. Ну как сказать...
— Понимаю тебя. Ох, женская наша доля!.. Мне легче было — все же свадьба, поздравления друзей. Но все равно ой как боялась.
Интересно, мама что, думает, я у Маши первый? Кстати, а действительно, первый ли я? Как-то ведь я мог определить, но ничего не помню. Впрочем, что это меняет? Все равно я — кобель, а Маша — это Маша.
— Я хотела попросить Вас разрешить Вадику перебраться ко мне. Мне гораздо спокойнее, когда он рядом.
— А как же свадьба?
— Успокоимся, посмотрим, как нам друг с другом жить. Еще успеем расписаться.
— А если лялька будет? Да хоть бы от вчерашнего...
— От вчерашнего очень вряд ли — не то время. Дальше... примем меры. Но мне очень важно, чтобы Вадик был рядом. Прямо сейчас.
Про то, что сама надела мне вчера презерватив — ни звука. Играет. Ради чего? Чтобы мама разрешила нам жить вместе без регистрации? Но зачем это ей? А меня заметили, мама рассматривает суровым взглядом, как будто первый раз увидела.
— Что стоишь в дверях? Заходи, садись.
Но только делаю шаг в кухню, Маша встает и показывает мне рукой на свой стул. Не понял? Хочет пересесть ближе к маме? Но почему не сделала раньше? Сажусь и понимаю ее замысел, только когда она устраивается у меня на коленях. На Машином лице появляется улыбка, да такая, что мама улыбается в ответ. На кухне сразу как-то светлеет.
— Ну, раз тебе с ним хорошо, что ж я буду мешать. Расскажи, пожалуйста, про себя. Ведь я совсем ничего не знаю.
— Да я не знаю что рассказывать, Людмила Николаевна. Живу, учусь...
— А кто родители?
— У мамы бизнес, цветочные киоски.
— Только мама?
— Про папу ничего не знаю.
— Вот ведь. И бизнес есть, и дочка-красавица, а у мужиков все равно дурь в голове. Одно слово — кобели.
— Сбежал?
— А! — мама хлопает рукой по столу, так что чашки подпрыгивают. — Сама выгнала.
— Было за что.
— Еще бы. Ему видите ли, жены мало, стаю сучек подавай. Как стал большим боссом, устроил бывшую одноклассницу к себе секретаршей. Ну и... Хорошо, знакомая меня вовремя предупредила.
Маму опять понесло, даже не обращает внимания, что я здесь сижу. Впрочем, мне тоже не до этого разговора — обхватил Машу и щупаю потихонечку. Моя? Правда-правда?
Маша почему-то хмурится. На меня? Или нет?
— Людмила Николаевна, мы, наверное, пойдем? Вадику еще собраться надо и добираться, чтобы не совсем поздно.
— А может, не стоит? Завтра спокойно соберется...
— Эх! Тогда мне одной по темному городу сейчас.
— Нет! Нет! Никаких "одной". Но ты же можешь у нас остаться сегодня.
— Не хотелось бы — меня тоже мама ждет, беспокоится.
— Понятно. Она же мама...
— Так мы пойдем собираться?
— Да, наверное. Хоть и не хочется мне вас отпускать, но у тебя мама наверняка беспокоится очень. Сама такая.
Маша тут же вскакивает и утаскивает меня за руку в комнату. Собираюсь в спешке, молча. Маша ограничилась одной фразой: "Бери только самое необходимое и быстро линяем, остальное — потом." Задать вопрос я смог, только уже когда мы спускались в лифте.
— Куда мы так спешили? Или думаешь, могла меня не отпустить?
— Во-первых — могла. Во-вторых, она под настроение излишне разоткровенничалась. Плохо, потом жалеть будет.
Наконец-то я опять вижу настоящую Машу. Образ школьницы-отличницы стек, не оставив следа.
— А про свою маму ты сказала, просто чтобы быстрее уйти?
— Нет, ей действительно интересно на тебя посмотреть.
— То есть она нас у тебя дома ждет?
Мне сразу стало как-то страшно ехать. Что я скажу? Как оправдываться? Это же не моя мама, которая рада замять всю эту историю.
— Ждет. Но не дома. — Потом, посмотрев на меня, добавила. — Но не паникуй, возможно, она вообще ни о чем не спросит.
Как же, не спросит. Тут вокруг меня — парня столько нервов, а за девочку ее мама вообще удавится. Точнее удавит. Меня. Маша сворачивает почему-то не к остановке троллейбуса, а в глубину двора. Собираюсь окликнуть, но кричать на всю улицу не хочется, поэтому сперва догоняю, и тут до меня доходит, как глупо бы я выглядел, начни кричать. Точнее доходит тогда, когда она открывает заднюю дверь большого джипа цвета жука-бронзовки, и кивает мне. Лезу первым, Маша следом. За рулем красивая, яркая женщина, похожая на Машу. Ее мама? Улыбнулась мне, обернувшись, кивнула Маше, как будто с чем-то соглашаясь. Машина сразу трогается.
Едем молча, Маша держит меня за руку и тихонечко поглаживает ладонь, а ее мама вроде бы полностью сосредоточена на дороге. Только иногда я ловлю короткие и внимательные взгляды через зеркало. Правильно будет что-то сказать, завести разговор? Но что? Ведь ничего не сказано и не спрошено, да что там — мы даже не представлены. Так и доехали. Вновь жест рукой, кивок, ни слова вслух. Я так и не услышал ее голоса. Впрочем, долго задумываться не получилось — мы уже дома.
— Вот, смотри, я тебе половину шкафа освободила, и вот тут — верхние полки, на нижних мое белье. Так что располагайся.
Замираю. Да, я ведь теперь здесь живу. С Машей. Я. Живу. С. Машей! Обалдеть! И вот тут прямо рядом с моими полками лежат стопочкой ее трусики. Разные. Сверху вообще какие-то черные с блестками. Предполагается, что я рядом расположу свое белье. Вроде бы ничего особенного, но ощущается какая-то очень большая степень близости. Куда больше, чем при сексе, который у нас уже был. Но он был событием, а это — жизнь. Именно сейчас понимаю, что я действительно живу с Машей. Пока распаковываю сумку и раскладываю все привезенное, слегка успокаиваюсь. Но как выяснилось, ненадолго — Маша возвращается в комнату, и начинает переодеваться. Даже за дверцу шкафа прятаться не стала.
— Эй! Ты чего? — Маша трясет меня за плечо и только тут до меня доходит, что я уже несколько секунд неподвижно стою и пялюсь на нее с открытым ртом. Ну да, домашний халат она накинула на голое тело и даже завязать пояс еще не успела. Вид передо мной...
— Нет, ничего.
— А что тогда стоишь в уличном? Как на параде. Успокойся — мы одни дома, — улыбается. — Я помню, ты что-то домашнее с собой брал.
— Э-э... да. Серый спортивный костюм.
— Так переодевайся, давай.
Переодеваться? Но тогда сразу будет видно, в каком я состоянии. Бросаю испуганный взгляд вниз — ну да, возбуждение выпирает даже через стянутые широким ремнем джинсы. Неудобно-то как, а главное — она перехватила мой взгляд и сейчас смеется.
— Ах, вот в чем дело! Понятно. Но уж снять уличное тебе все равно придется. Я, пожалуй, помогу, — и начала расстегивать пуговицы на моей рубашке, а незавязанный халат тем временем давно уже соскользнул с плеч и был отброшен на кресло.
Дальнейшее помнится урывками. Вот я стаскиваю рубашку, забыв расстегнуть пуговицы на манжетах. Путаюсь в ней. Маша веселится, расстегивая мой ремень на джинсах. Выпутываюсь из рубашки и сразу же переступаю ногами, выбираясь из упавших джинсов. Пока стягиваю через голову майку, Маша успевает избавиться от оставшихся на теле тряпочек. Вместе падаем на кровать, но на сей раз она оказывается сверху. Потом — всякое. Можно попытаться вспомнить, но пока сознание затягивает туман с запахом меда и я засыпаю, успев удивленно обратить внимание на начинающийся рассвет. Куда делась ночь?
Глава 5. Маша
Позднее утро. По хорошему надо бы на занятия, но есть дела поважнее. Например, обдумать, что делать дальше. Пока Вадик спит и тихонечко дышит под моей щекой. Не очень мягкая подушка вообще-то, и как я только так уснула? Хотя после такой вкусной ночи не удивительно. Улыбку сдержать не удается, даже отлежанное ухо не мешает. И все же лучше пока не шевелиться, чтобы не разбудить Вадика — надо обдумать случившееся, и что делать дальше. А особенно — утренний сон.
Снился мальчик, запертый в полутемной комнате. Весьма уютной вообще-то. Для жизни все есть, и удобный диван, и стол с учебниками, шкаф с книгами, где-то на заднем плане дверь в ванную и на кухню. Вот только окна нет. Лишь узкая щель где-то под самым потолком. Далеко. Высоко. И входная дверь заперта. Давно. Всегда. Мальчик даже не помнит, чтобы она когда-то вообще открывалась. Но вдруг, дверь распахивается и за ней яркий солнечный день, а на пороге — силуэт девушки. Темный силуэт в ауре яркого солнечного света, черт не разобрать, только контур. И запах свежего ветра и трав.
Как понимать сон — и думать не надо, и так все ясно. Другой вопрос — что теперь делать? Пару дней мы вместе, а Вадик уже крепко привязался ко мне. Что будет к концу марта, когда закончится мое западание? Кто же знал, что у него в душе так... душно? Кстати, он меня не любит, силуэт-то без деталей, только контур. Не понимает, не знает... но влюбиться может. Влюбленности незнание не помеха, скорее наоборот. Мне оно надо? Нет.
А ведь это идея! Как там? "Принцессы не какают." Ага, ага! И традиционно лучший способ убить влюбленность — обыденность и быт. Вполне вариант, жаль времени мало — весна и начало лета. Но я успею. Главное романтику задвинуть подальше и я прагматичная-а-а. Тем более, это чистая правда. Надеюсь, успею надоесть, рвать не придется — само развалится. Нет, все, ухо уже совсем отлежалось! Скатываюсь с Вадикова плеча на подушку, он, конечно же, сразу просыпается.
— Маша! — Глаза еще не проснувшиеся, но как блестят, и как улыбается!.. Не таять, кошка драная, не таять!
— Маша... Я так люблю тебя! Я знаю, ты не хочешь, чтобы я говорил о свадьбе. Но я так тебе клянусь, что всегда...
Зажимаю ему рот рукой. Ну вот что за гадство! Сейчас поклянется, а потом виноватить себя будет. И как объяснить? Но надо быстро что то ответить, как назло, в голове ничего подходящего, только крутится строчка из евангелия:
— "Не клянись вовсе. Ни небом, ни землею, ни головою твоею, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или черным..." Из библии, кстати, хоть и не дословно.
Смотрит удивленно. Я убираю руку.
— Ты верующая?
И что тут ответить? У кошек с религией сложные отношения и неоднозначные. А уж с христианством в особенности. Но даже если бы и попыталась рассказать все как есть, все равно бы не понял. Потому говорю то, что станет правдой для него.
— Нет. Просто я любопытная.
— Любопытная, это да-а-а, — лежит, улыбается. — Я, похоже, тоже любопытный.
— Правда, что ли? Тогда учти, первую пару мы уже продрыхли, но ко второй можем еще успеть. Хорошо, тут рядом совсем.
— О! Тогда быстро встаем и собираемся.
Кофе решили все-таки выпить. Вадик с грустью рассматривал пустой холодильник. Нельзя даже сказать, что там "мышь повесилась", поскольку мышь я бы в кошачьей форме съела. В результате порезали остатки позавчерашнего хлеба и намазали майонезом: тоже еда. Ну, не люблю готовить и о продуктах думать не люблю. Еда должна бегать, и я — ее ловить, ловить, а вовсе не запасать... В общем, роли "хорошей жены" не соответствую, впрочем, в плане новой выбранной стратегии — так даже лучше.
* * *
Еще по дороге на занятия хвост начал подергиваться в предчувствии неприятностей. Очень хотелось перекинуться и забраться куда-нибудь подальше на крышу. Но не судьба... И эти неприятности нам встретились еще в коридоре, в виде ухмыляющейся рожи Петьки Плащева — абсолютно бесцветной личности, на существование которой я обратила внимание лишь неделю назад, после западания. Да и то потому, что Петька считался другом Вадика. Но сейчас, несмотря на изображаемую улыбку, ничего "дружеского" в злом блеске глаз не было.
— О! Вадька, тебя можно поздравить с успехом — богатенькую отхватил! И как трофей в постели? Съедобен?
— А?.. — у Вадика от удивления распахиваются глаза и рот, а я порадовалась, что мы идем под ручку и я могу незаметно пару раз пожать руку Вадика и чуть сильнее прильнуть к нему, поддерживая и успокаивая. А заодно обратить внимание на себя, точнее на то, как я демонстративно изображаю тупую блондинку и разглядываю стаю ворон в окне. Ожидаемая Петькой реакция Вадика очевидна — начать оправдываться передо мной, что он "конечно, вовсе не из-за денег" и теми оправданиями еще сильнее укрепить мои подозрения, поскольку оправдываться Вадик не умеет и Петьке это отлично известно. Однако, хоть ситуация для наших отношений и не опасна, оправданий надо избежать, ибо Вадику будет очень неуютно. Да и не знает он реальной ситуации. Потому делаю вид, что провокации не слышала. Вот только Петька не унимается.
— Ты ее привязал уже? Ляльку сделал? А квартиру вам ее предки подарят?
Вадик хлопает ртом, как вытащенная на берег рыба, придется все-таки вмешаться.
— Нет, он меня бережет. Резиночками пользуется. — Спокойно, безразлично, не глядя на Петьку, по прежнему изображая заинтересованность перелетающим с ветки на ветку воронами. Но все же давая понять, что слышала, что вызывает очередную победную ухмылку, с которой Петька отваливает в сторону, громко прошептав как бы про себя, но так, чтобы я услышала: "— А зря..." Тут очнулся от ступора Вадик.
— Маша, я не... — прерываю.
— Ш-ш-ш... Я знаю.
— Но зачем он так? Он никогда так себя не вел.
— Зависть плохое чувство.
— Ты думаешь? — И замолкает, уйдя в себя. Подумай, подумай, это полезно. "О друзьях — товарищах."
Начинается пара. Петька, видя, что мы не ругаемся и не выясняем отношения, подсаживается на наш ряд, но не со стороны Вадика, а рядом со мной. Возможно, чтобы их разговор я никак не могла пропустить, или чтобы не получить от Вадика в лоб под горячую руку.
— Вадька? Ты мне так и не ответил, вам квартиру уже подарили?
Вот же су... впрочем, нет. Не будем обижать невинных песиков сравнениями. Они на такое не способны, это ж, блин Homo, блин, сапиенс.
Вадик что-то мычит, отвернувшись, вздыхает, потом смотрит на меня извиняющимся взглядом. Берет за руку, желая чувствовать мое прикосновение, я почему-то рада этому, переплетаю пальцы. А Петьку несет дальше.
— ... Ты проси квартиру, как подарок на свадьбу. Она тогда "совместно нажитым" будет считаться.
Надо этот мрак прекращать, а то мы так и лекции не услышим.
— Петю-юнчик. — Тяну, растягивая слово. Вадик дергается от такого моего голоса и обращения к соседу, но я до боли сжимаю наши переплетенные пальцы. "Молчи, так надо." Сообразил, молчит. — Квартиры дарить нынче не модно. Рынок перегрет, цены неправильные.
А вот "получи фашист гранату", я ведь типа как дочка бизнесвумен, и ты с этой моей маской разговор поддерживать не рискнешь. Но можно еще и добить:
— И ва-абще, мы с Вадиком па-а-атом за границей жить будем. Зачем нам здесь кубометры бетона?
Петька хрюкает, будто получил удар в живот, и наконец затыкается, давая нам возможность вернуться к лекции.
Я до конца занятий дергалась, посматривая на хмурую Вадикову физиономию. Понял ли он, что все сказанное Петьке не всерьез? Или все-таки загрузился чем-то? Почему сопит и губы кусает? Но спросить не было возможности — все время кто-то крутился рядом. И только по пути домой все встало на свои места.
— Как Петька так?
— Завидует.
— Ну, я не совсем тупой. Видел. — Вадик опять закусил губу и умолк, уставившись на носки своих ботинок, но продолжение висело недосказанным грузом и я решила подождать. Где-то минут через пять оно порвалось. — Пять лет был другом, я думал, он порадуется за нас, а тут такое... Предательство.
О, e! А словами-то кидается!.. Впрочем, как и большинство мальчишек. За последние пару лет меня западание подкладывало только к пожилым мужикам, успела забыть. Но надо что-то делать, а то мне же потом и прилетит:
— Почему ты решил, что Петька был твоим другом?
— Мы на вступительных познакомились, с тех пор вместе сидели, вместе шпоры писали, вместе пиво пили. Не разлей вода...
— Гм! И что, правда, вас кто-то водой поливал? — Улыбаюсь "крупно", чтобы точно заметил, даже в нынешнем состоянии.
— Шутишь? Но это ничего не меняет...
— Меняет, — резко меняю тон на серьезный и резкий. Вспоминаю звук удара хлыста и тень этого звука прорывается в слова. Собственно, именно так мой ответ на Вадика и действует. Замирает, выныривая из своих мыслей и переживаний, теперь можно и говорить. — Ответь, ему когда-нибудь приходилось прикрывать твою спину в драке?
— Нет. Мы вместе в неприятности не попадали. А что?
— Приходилось ли ему брать на себя вину или неприятности, в которые вы влипли вместе? Или твои?
— С чего бы? Ты считаешь, что я не могу отвечать за себя?.. — Гм, он начал возмущаться?.. Так забавно...
— Можешь. Но случаи бывают разные.
— Нет. Не было.
— Иначе говоря, он ни разу не проявил себя как твой друг. Пусть не было повода, но и тебе его называть другом не с чего. Приятель по питью пива, который мог оказаться другом, а мог и не оказаться. И вот сегодня случилась первая проверка — завистью.
— Которую он не прошел.
— Которую ваши отношения не прошли — так точнее. Ведь если он тебе не друг, то и ничем не обязан. Да и предать не может... по определению.
Дальше идем молча, Вадик сосредоточенно думает, но растерянности на лице больше нет, так что пусть думает.
Глава 6. Вадик
От слов Маши мне показалось, будто за шиворот вылили ведро холодной воды. Той самой, которой "разливают друзей", и понимание того, что Петька никогда не был мне другом, оказалось лишь малой частью этого ведра. Ведь сама Маша уже дважды вытаскивала меня из неприятностей, расплачиваясь своей гордостью. Первый раз — перед моей мамой. Второй — перед Петькой, а учитывая сплетни, и перед однокурсниками, изобразила послушную ведомую, поднимая мой "мужской статус" ценой своего. Второй? Или уже третий? Ведь если ее мать меня ни о чем не спросила, это тоже Машина работа. То есть она-то ведет себя как друг, а я? Три проблемы, через которые меня провели за ручку, а почему не наоборот? Мог бы я их решить? Наверное. Но не столь изящно и не без потерь. Значит, за мной должок и еще... еще, надо учиться. У Маши. И попросить прощения. И все же я тянул с разговором, пока не пришли домой. И только когда Маша устроилась в кресле с книжкой, я опустился на колени перед креслом:
— Прости меня, пожалуйста.
— За что? — В глазах недоумение.
— Ты два раза меня вытаскивала из задницы, ценой своей гордости. Как будто ты в наших отношениях ниже меня. А ведь это я, как парень, должен тебя защищать.
— Не так прямолинейно. — Улыбается. И вроде бы действительно "без обид". — Защищает тот, кто может. В этот раз мне было проще.
— Может быть, можно было как-то так повернуть, что мы на равных? Ведь сейчас как начнут языком чесать.
— Нельзя. По мнению людей, равных отношений не бывает. Все уверены, что в паре обязательно кто-то главный, а второй — "спутник". Не зря же так любят это слово: "спутники жизни" и так далее. То есть тот, кто вращается вокруг и не имеет своего пути. Так что как бы ни складывалось у нас, посторонним все равно надо показывать ведущего со спутником, иначе просто не поверят и придумают сами. Исключение — разве что ближайшие друзья, но таких у нас нет.
— Но ведь не обязательно же всегда я сверху? Можно, наверное, по очереди?
— Тоже нельзя. Запутаем окружающих и они выдумают чего похуже. Можно разве что для совсем разных людей сделать разные версии. Например, для моей мамы удобнее думать, будто я главная. Подыграешь?
— Конечно.
Маша соскользнула с кресла и, повиснув на мне, принялась целовать. Мы как-то очень быстро оказались на коврике лежа.
* * *
Поздним вечером до меня как-то вдруг дошло: завтра же Восьмое Марта! Ступор, испуг, сердце где-то в горле и шум в ушах — что делать? Нет, я еще успею сбегать в магазин, но куда? И что Маше подарить? А маме? Но маме проще — принесу цветы, как и прошлый год, а Маше? Ведь ей надо что-то "существенное", все же вроде как моя девушка. Но что существенное я могу ей подарить, если денег у нее куда больше, чем у меня? То же колечко, которое первое пришло в голову, захочет — купит. И получше, чем если даже я все заначки выгребу. Нет, надо придумать что-то другое. Но что?
Вспоминаю Машину слегка подгоревшую яичницу с бутербродами. Явно не любит готовить, но сейчас мне это на руку — хотя бы в смысле завтра. Меня-то мама как раз готовить научила. "Пригодится, сынок..." Пригодилось. То есть завтра нужно что-то вкусное и оригинальное. И тут до меня доходит, что именно. Лет шесть назад рядом с городом построили звероферму по разведению нутрий. На шкурки. Но, кроме шкурок, оставались и тушки — их пустили в магазины. Только вот народ не возрадовался. "Покупать крысу?! Да ни за что!" Цена постепенно падала и в какой-то момент бедный студент-первокурсник решил попробовать "это". Попробовал, да так, что остановился только когда облизал последние косточки — мясо напоминало кроличье, только более сочное. Вот именно про нутрий я и вспомнил сейчас. Можно и вкусное приготовить и шутку пошутить, не говоря, из чего сделано.
Ага, ага. Наивный такой. Стоило достать запеченную нутрию из духовки, как в кухню заглянула Маша с крайне удивленным выражением лица. Впрочем, у меня наверное было такое же — она же спала и я старался не шуметь. Чем разбудил? А Маша тянулась к плите, как-то странно шевеля носом.
— Мы-ышка! Жареная... — а глаза странно блестят, и зрачки кажутся вертикальными.
— А ты откуда знаешь?
— Пахнет.
Вот же! И что теперь делать? Еще обидится на меня. Но вроде бы сердитой не выглядит.
— Тебе нравится, как пахнет?
— Да!
— Ну тогда поздравляю с Восьмым Марта! — достаю из-за холодильника припрятанный букет цветов.
— И-и-и! — Маша повисает на мне, — ты подарил мне на праздник жареную мышку! Наохотил и принес!
После чего меня не то чтобы расцеловали, а прямо-таки вылизали. Совершенно не понимаю, почему такая реакция? Но Маша уже почти успокоилась, и "спасибо" было сказано ее обычным голосом.
— Ты любишь мышек?
— Не то, чтобы очень. — Маша устраивается в кресле, поджав под себя ноги. — Просто примета есть.
— Примета? Какая?
— Если весной парень дарит... девушке жирную мышку, то у них все будет хорошо. По мелочам не поссорятся и пробудут вместе дольше... чем ожидалось.
В паузах явно сквозит недосказанность и ответ меня скорее настораживает, чем радует.
— Не слышал о такой примете.
— А ее мало кто знает. Ну и что?
— Ничего. — Перемещаю девушку к себе на колени. Кресло скрипит и собирается развалиться под нами двумя, но сидеть в обнимку с Машей — оно того стоит. — Но ведь мы и собирались пожениться и быть вместе до самой смерти.
— Не говори так! — Мне прикрывают рот ладошкой. — Твое пожелание может быть исполнено разными способами. Например, кто-то из нас может умереть в следующую минуту.
Вроде бы пошутила, но интонации голоса не дают считать эти слова просто шуткой и мне вдруг становится страшно.
— Да, я не прав. Но ты ведь обещаешь быть со мной?
Маша задумалась, следя глазами за солнечным зайчиком, играющий на полу комнаты. Мне даже стало интересно, от чего он отражается, наверное, от окон дома напротив.
После пары минут молчания:
— Я буду с тобой, пока это возможно, и ты сам этого хочешь.
Задумалась. Кажется, даже пожалела о сказанном. Тряхнула головой, будто отгоняя плохие мысли.
— Будем надеяться, примета не врет. И еще — она не исключает ссоры "по крупной причине". М-да... По причине более крупной, чем подаренная мышка. А мышку ты изжарил — заметную.
Улыбается, целует кончик моего носа.
— Но если поссоримся, я сочту это "невозможностью быть вместе". Имей в виду.
Н-да. Вроде бы пообещала, и все равно ни два, ни полтора. Остается только надеяться, что крупных причин для ссоры не будет, а возможность быть вместе — останется. А с другой стороны, что у нас вообще есть в будущем, кроме надежды?
Глава 7. Маша
Ветерок треплет занавеску у открытого окна. Слабый ветерок, к сожалению. Август нынче жаркий и душный. Мама, придя с работы, сразу полезла под душ, а я сижу на кухне с кружечкой зеленого чая. Еще раз обдумываю предстоящий разговор. Уже скоро полгода мы с Вадиком вместе. Скоро сентябрьское западание, и надо было бы давно разбежаться, но я затянула... и продолжаю тянуть. Не то что бы я была до безумия влюблена, болезненная влюбленность ушла вместе с весной. Но мне с ним уютно, а уют для кошки много значит. Когда-то мама говорила, что умеет немного управлять западанием, и, я надеюсь...
— Ну вот Маша, я могу слушать, и даже слышать. Что у тебя?
— Ты говорила, что управление западанием возможно.
— Ах, вот ты о чем. Хочешь остаться со своим Вадиком? Зря. Мы — кошки, нам не стоит привязываться к котикам.
— Зря, не зря... Если что-то знаешь, расскажи.
— Ну вот, нервничаешь уже. Я же говорю, котики того не стоят. А управление западанием, которое использую я, тебе не поможет. Оно может подкорректировать выбор среди примерно равновероятных вариантов. Но повторно запасть на одного человека два раза подряд мне не случалось ни разу. Максимум — через несколько лет.
— И все же, как?
— Да в общем-то просто. За день-два перед западанием, по ночам мечтаешь об этом человеке, будучи одна. Представляешь, как было бы хорошо, окажись он рядом. Что вы будете творить. Ну и так далее. Потом желательно прямо утром встретиться. Не надежный способ, но мне было достаточно.
Смотрю в окно на скачущего по ветке воробья. Хочется впиться в него когтями, так, чтобы перья полетели. Я обязательно использую мамин способ. Но вот хватит ли его?
— Уж что есть, — мама кладет свою руку поверх моей. Только сейчас замечаю, что сжала кулак и впилась ногтями в ладонь. С трудом разжимаю сведенные пальцы, зато сжались зубы.
— Но если очень надо, то у тебя есть бабушка. Моя мама из черных кошек. Для тебя, соответственно, "баба Соня". Давно я с мамой не виделась, слишком мы разные. Мама смогла прожить со своим Василием всю жизнь, пока он не скончался, лет пять назад. Как у нее так получилось, не знаю. Но адрес могу сказать — деревня Листвянка, Лесная, один. Можешь попробовать съездить.
— Почему ты никогда мне о ней не рассказывала?
— У нее тоже случались левые западания, хоть и на удивление редко. Мой отец Петр Петрович — из таких. В те времена Листвянка была крупной деревней, центральной усадьбой колхоза, и к ним присылали студентов на уборку картошки. А потом появилась я. Не скажу, чтобы ко мне плохо относились дома, но все же не так, как к сестрам. И когда исполнилось шесть, отец забрал в город. В городскую школу.
— И с тех пор ты с мамой не виделась?
— Виделась, конечно. Но с тех пор я сама по себе. Говорить нам особо не о чем, вот разве что о котиках. Но что о них говорить? Их много, на любой вкус.
— Мам, я все-таки попробую съездить.
— Поезжай, конечно, привет передавай. Да, купи в качестве презента хорошего чая и кофе. В деревне с этим сложно.
Машинально киваю. Презент — это правильно, бабушка ведь совсем не знает свою внучку-кошку. А она с просьбой. Наверное, было бы хорошо прийти в кошачьем облике, чтобы сразу внести ясность. Но вот одежда... это не у себя дома, где можно комплект под форточкой положить. "Штаны, как известно, не мутируют", и в мех не превращаются.
* * *
Электричка останавливается на одну минуту, и редкие дачники быстро высыпали из вагонов. Десяток, не более. Станция маленькая, да и поселок при станции тоже. Листвянка считается большой деревней, еще с прежних времен. Но сейчас там жилых домов осталось немного. Железная дорога проходит в стороне, и от станции до деревни надо километра три идти пешком по проселку вдоль реки. Дачники предпочитают участки на станции, про деревню, кажется, все уже и забыли, разве что автолавка иногда приезжает, по рассказам попутчиков.
Под ногами тропинка петляет рядом с разбитой грунтовкой, за редким лесочком видны поросшие мхом крыши — ближайший ряд домов давно брошен и медленно разваливается. От центра деревни появились жилые дома, у некоторых стоят машины. Ржавые уазики, нивы и даже одна иномарка. Это улица Ленина, а Лесная уходит вбок, к броду через речку. Бабушкин домик должен быть вон тот, крайний. Маленький, сруб в одно бревно, но аккуратный и ухоженный. Крыша, что удивительно, черепичная. Лишь потом возникает понимание, что за кровельную жесть плохо цепляться когтями, тогда как черепица, особенно старая, держит отлично. Уже подойдя к дому и собираясь нажать кнопку звонка на калитке, обнаружила, что нахожусь под наблюдением. На карнизе чердачного окна сидела черная кошка, грелась на солнышке и, не мигая, рассматривала меня желтыми глазищами.
— Бабушка?
Кошка повела ухом, вытянула шею, принюхиваясь, а потом быстро исчезла на чердаке. Я решила подождать. И действительно, не прошло и пяти минут, как хлопнула дверь дома и калитку открыла седенькая старушка. Посмотрела на меня, прищурилась.
— Ты чья будешь?
— Маша. Дочка Светланы Петровны.
— А... городской Светки. Ну заходи, заходи. Гляди-ка ты, нашла старую Соньку, пришла. Светка-то совсем отрезанный ломоть была. Правда, видать, дети через поколение умнеют... Голодная?
— Нет, баба Соня, на жаре не хочется.
— Так на жаре окрошку надо или квас. Есть у меня, садись за стол.
Большая жестяная миска окрошки ушла быстро, я и не заметила, как. Успокоилась и почувствовала, что все стало как-то проще.
— Давай, рассказывай теперь, что у тебя случилось? Не поверю, будто просто так приехала.
— Да уж, случилось. Парень у меня случился. С весеннего западания вместе живем, а тут сентябрь скоро...
— Влюбилась, короче.
— Наверное, да. Хочу остаться с ним...
— Он знает?
— Нет, что ты, бабушка. Мама мне всегда говорила, что хоть конец света, а никто знать не должен.
— Светка дурочка. Оно и понятно, городская. Там в городе как: этот котик — туда, тот котик — сюда... Им, конечно знать нечего. Но если найдешь своего настоящего, он знать должен. Это и последняя проверка заодно. И о пушистой форме и о западаниях.
— А-а... если он не поймет?
— Значит, не твой настоящий.
— Но узнать, что дважды в год я буду с кем-то другим...
— Кто тебе сказал такую чушь? Светка?
— Но как же?
— Так. Что ты знаешь о западании?
— Дважды в год, и каждый раз это должны быть разные мальчики. Мама говорила, что если мечтать о ком-то перед сном, можно подтолкнуть выбор. Но все равно только среди равнозначных вариантов. А повторно запасть на одного и того же можно только через несколько лет.
— М-да... И ведь выросла, дочку вырастила... Хорошо, слушай. Что значит "один и тот же"? Имя? Паспорт? Запах? Поведение?
— Н-наверное, запах. Или нет?
— Запах и поведение. Изменится хотя бы одно, и инстинкты сочтут, что это другой человек. Люди постепенно меняются, потому и возможно повторное западание "через несколько лет". Но меняться ведь можно и сознательно. И это только одна сторона. Есть и вторая — запасть можно только при личной встрече. А значит, круг возможных кандидатов ограничен. Не в городе, конечно.
— То есть если в деревне никого нет, кроме одного человека...
— Примерно так, но только примерно. Если у тебя во дворе стоит мотоцикл, ты сядешь и поедешь искать приключений. Но вот если такой возможности нет?..
— Но она же всегда есть? Пешком на станцию, да и дачники.
— А если подумать?
— Не знаю.
— Я старая уже стала. В подполе мышей много развелось. На неделю тебе их точно хватит, а потом приедет твой мальчик.
— Я же там буду орать. Всех мышей распугаю.
— Ничего. Как проголодаешься, так молчать станешь.
— Это как-то... жестоко?
— А что ты хотела? Хочешь остаться со своим мальчиком — выдержишь. Приезжай тогда к началу сентября, и с парнем своим заранее поговори. А нет, тогда по пути своей мамы. Она умная, но с детства напрягаться не любила.
Я пила прохладный домашний квас, думала о Вадике, и понимала, что приеду. За него стоит побороться, а там — как получится.
Глава 8. Вадик
Электричка стучит на стыках. Стучит и стучит, уже четвертый час. А я думаю. После того, как Маша показала мне свою звериную форму и рассказала сопутствующие обстоятельства, многое стало выглядеть иначе. Неожиданно, даже с учетом начавшихся к концу лета подозрений. Такого, конечно, не предполагал.
Все же ее поступки получили, наконец, объяснения. Порою самым неожиданным образом. К этим своим западаниям она относится как чему-то обычному и привычному. Точнее, думает, что так относится. Тогда как на самом деле это ее больное место, просто очень хорошо спрятанное.
А какой из этого вывод? Только один — если я хочу быть для нее рыцарем, то мне и защищать. Странно, мама хотела воспитать из меня рыцаря, а потом разочаровалась, обозвала кобелем. Но мне сейчас пришло в голову, ведь кобель — это пес. А пес славится верностью. Так может, между этими двумя образами и нет противоречия? Пес — рыцарь, а почему бы и нет? Пес верен своей стае и верен своей паре.
Мысль скакнула в сторону — а были ли мои мама и папа парой? Почему-то вспомнились рассуждения Маши о друзьях, которых "разливают водой" и ответ пришел сам — не были. Просто обычной "правильной семьей", которая обычным образом закончилась. От чужих шепотков и от своих подозрений. Сейчас даже не установить, была ли вообще там какая-нибудь "измена". А кстати! Надо уговорить-таки Машу пожениться. Может быть, ее бабушка поможет. Да и теперь у меня есть что ответить на вопрос "зачем?" Тот самый, которым она меня вгоняла в ступор весной. Чтобы она всегда помнила, что есть место, куда всегда можно вернуться. Откуда угодно и когда угодно, в любом виде. Где ее всегда ждут.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
