Гарри Поттер и Полная Луна

Гарри покорно ждал, когда его личный ангел-хранитель закончит обследование, зная по опыту, что спорить с мадам Помфри — занятие столь же безнадежное, как ждать похвалы от Снейпа. Помнится, в свое время сухонькая медсестра гоняла от его кровати не кого-то там, а самого Дамблдора, своего непосредственного начальника, Верховного Чародея Визенгамота и победителя Гриндевальда.

— Ладно, вы в порядке, мистер Поттер, — наконец вынесла вердикт целительница, возвращаясь к своему обычному тону "Одно слово против и я превращу тебя в полено!" и застегивая на груди халат. — Насколько это вообще возможно в вашей ситуации, конечно.

— Мисс Вэнс в порядке? — хрипло спросил Гарри единственное, что сейчас имело значение.

— Понятия не имею, кто это, — ответила мадам Помфри, отворачиваясь от Гарри и вынимая из тумбочки зелья. — Это, это, а затем вот это, мистер Поттер. Сейчас же!

Он одно за другим опрокинул в себя зелья, традиционно отвратительные на вкус.

— Я уже отправила сообщение профессору Макгонагалл, все вопросы зададите ей. Я — просто целитель и в большие тайны меня никто не посвящает.

— Сколько я был без сознания? — Гарри не выдержал тяжелого молчания, опустившегося на больничное крыло, и минуты.

— Чуть больше двух недель.

— Сколько?! — ахнул Гарри.

Он знал возможности магической медицины. Новые кости вырастают за ночь, порезы и ссадины исчезают от одного взмаха палочки, рога на макушке — за пару часов.

— Да что ж со мной было-то?

Пару мгновений мадам Помфри испытующе смотрела на пациента, видимо, решая, достаточно ли он окреп для того, чтобы ему можно было волноваться, а потом с тяжелым вздохом ответила:

— Надо бы, конечно, промолчать, но зная вас, мистер Поттер, думаю, стоит все-таки ответить. Когда вас принесли ко мне, было совершенно непонятно, как вы вообще все еще дышите. Левая рука практически откушена, через рваные раны на груди были видны ребра, крови почти не осталось... Я не видела таких ран с прошлой войны. Знаете, мистер Поттер, я была уверена, что с такими ранениями не выживают. Но вы жили... в вас почти не осталось крови, сердце билось через раз, а вы все не умирали...

Пока ошарашенный Гарри молчал, переваривая новости, мадам Помфри вновь взялась за волшебную палочку, но, едва она начала бормотать заклинания над перебинтованной рукой пациента, дверь в больничное крыло с грохотом распахнулась, будто ее с разбега пнули ногой. На пороге стояла раскрасневшаяся как от быстрого бега Макгонагалл, с палочкой наголо и широкополой остроконечной шляпой, сбившейся набок.

Пока профессор пыталась отдышаться и привести себя в порядок, целительница после недолгого колебания спрятала палочку, зачем-то потрогала Гарри лоб и, поднявшись, направилась к выходу из больничного крыла, на ходу раздавая инструкции:

— Профессор, у вас есть десять минут. И прошу учесть, что Гарри только-только пришел в себе и еще очень слаб. Не волнуйте его больше, чем необходимо.

Макгонагалл только молча кивнула, не отрывая глаз от своего студента. Молчала она и после того, как за мадам Помфри закрылась дверь, словно не зная, с чего начать разговор.

— Здравствуйте, профессор, — первым нарушил молчание Гарри. — Пожалуйста, давайте по порядку. Что произошло?

Его слова будто вывели сурового преподавателя Трансфигурации из ступора, — лишь одно мгновение и перед Гарри уже стояла привычная Железная МакГи, страх и ужас любого возмутителя спокойствия.

— Что последнее вы помните, мистер Поттер? — осторожно начала она, присаживаясь справа от Гарри в созданное небрежным взмахом палочки кресло.

— Я вышел прогуляться и попросил Эммелину составить мне компанию, — начал Гарри, пытаясь поудобнее устроить ноющее тело на подушках. — Мы пошли в парк и...

Он шумно выдохнул, вновь ощутив холодок, пробежавший по коже. Усилием воли отбросив непонятную панику в сторону, он задал вопрос в лоб:

— Эммелина жива?

Он догадался об ответе еще до того, как Макгонагалл открыла рот, — по той микроскопической паузе, что была между вопросом и ответом, по мягкому сочувствующему взгляду, на мгновение пробежавшему по суровому лицу, по сухим пальцам, крепко сжавшим волшебную палочку...

— Нет.

Эммелина Вэнс, двадцать восемь лет, старший сотрудник Отдела Магических Происшествий и Катастроф, третий Отряд Стирателей Памяти. Она была примерной девочкой в школьные годы, она любила зеленый цвет, стягивала волосы в тугой клубок на затылке — Гарри не знал, как называется такая прическа, но она ему определенно понравилась. Одна из тех, кому не все равно.

Сколько они были знакомы? Час, два? Или, может, целых три? Слишком мало, чтобы он успел узнать о ней что-то кроме этих скупых слов, больше похожих на лицемерный некролог мелким шрифтом на последней странице Ежедневного Пророка и вполне достаточно для того, чтобы он осознал, почему Эмма так ему приглянулась.

Она напоминала ему Гермиону — повзрослевшую, осознавшую свою красоту и силу, сделавшую неплохую карьеру. Потерявшую где-то на пути к этому потребность кому-то что-то доказывать, но не утратившую своей отзывчивости и способности сопереживать.

— Гарри... — начала было Макгонагалл, отбросив в сторону правила и приличия.

— Не надо, — Гарри отчаянно замотал головой, закрыв глаза в попытке сдержать слезы. — Просто не надо.

С минуту они молчали, пока Гарри не осознал, что время, отпущенное на разговор, уходит, а он все еще не узнал всех деталей произошедшего.

— Кто это сделал?

— Это уже неважно, Гарри.

— Как это неважно?! — вскинулся он.

— Тот, кто это сделал, уже мертв. Справедливость восторжествовала, мстить больше некому.

-...И все равно — кто?

— Мы поговорим об этом, когда вы поправитесь, — покачала головой профессор. — Мадам Помфри запретила вас волновать.

— Запретила волновать?! — Гарри оскалился, обнажая клыки, и каким-то отдаленным уголком сознания отметил, каким привычным кажется это несвойственное ему выражение. — Неужели забыли, чем закончились ваши тайны в прошлом году? Вы скажете мне, что произошло здесь и сейчас, иначе, клянусь, я...

— Хватит, мистер Поттер, — оборвала его Макгонагалл, поднимая палочку. — Не вынуждайте меня применять магию.

Гарри тяжело дышал, глядя прямо в глаза профессору, отмечая положение палочки, уже почти светящейся от готового сорваться заклинания; раздувшиеся ноздри ловили терпкий аромат ее сочувствия и едва уловимый, упрятанный глубоко-глубоко, кислый запах страха.

Гарри устало откинулся на подушки, утомленный этой неожиданной вспышкой злости.

— Отдыхайте, мистер Поттер, — сказала Макгонагалл. Напряжение медленно уходило из ее голоса, сменяясь привычной для Гарри непреклонностью. — Никто не собирается скрывать от вас информацию дольше, чем это необходимо. Как только мадам Помфри решит, что вы уже достаточно поправились, я расскажу вам все, что знаю сама.

Профессор была уже в дверях, когда усталый мозг Гарри наконец вычленил главную странность всего происходящего:

— А где директор?..

Макгонагалл застыла на месте, будто налетев на невидимую стену. Чуть повернув голову, она ответила, глухо, растерянно:

— Дамблдора нет в школе, мистер Поттер.

И вышла, прежде, чем он смог задать новый вопрос.

Гарри не слышал, как вернулась мадам Помфри, не чувствуя вкуса проглотил очередное зелье, на сей раз Снотворное и, проваливаясь в пустой и целительный сон без сновидений, все никак не мог отделаться от чужого воспоминания: подземелье с высокими потолками, дрожащее от безумного смеха, черное злорадство и торжествующее "Он мертв! Мертв!.."

Когда люди взрослеют, когда окончательно, раз и навсегда понимают, что возврата в прошлое больше нет?

Нам кажется, что нет такого момента, что этот процесс постепенен и протекает у каждого по-разному, с разной скоростью. Кто-то уже в школе взрослее и самостоятельнее, чем многие из совершеннолетних, а кто-то и в сорок остается ребенком и ничто не сможет этого изменить. Но в жизни каждого человека наступает такой момент, когда он понимает, что остался один на один с жестоким миром.

Этот момент — когда ты стоишь на могиле своих родителей и одиночество — полное, беспросветное и, ты уверен, окончательное, — все, что ты чувствуешь.

Гарри, тяжело опершись на больничную трость, стоял перед усыпанной цветами белоснежной гробницей и чувствовал только одиночество.

Всего три дня и пяток скандалов потребовалось ему, чтобы убедить мадам Помфри отпустить его посетить могилу Дамблдора. Всего три часа, пять остановок, все известные ругательства, искусанные губы и еще один скандал — чтобы добраться сюда.

Гарри не помнил своих родителей. Даже сейчас, после знакомства с Люпином и Сириусом, после всех этих лет и свидетельств их существования они не были для него реальными людьми, жившими на самом деле, которые любили, смеялись и ненавидели под тем же вечно хмурым английским небом, под которым сейчас стоит их сын. Джеймс и Лили Поттер были для него символом, иконой, которую он спрятал глубоко внутри и тщательно оберегал от знакомства с жестоким миром.

Дамблдор казался всемогущим, незыблемым, знающим ответы на любой вопрос... вечным. Его мнением он дорожил едва ли не больше, чем своим собственным, к его словам невозможно было не прислушаться, его молчание убивало, его вера в Гарри была необходима как воздух и казалась столь же само собой разумеющейся.

Сейчас, стоя на могиле бывшего директора Хогвартса, Гарри как никогда более четко понимал, что ту опору, которую все остальные находят в своих родителях, он сам искал и находил в старом волшебнике. Даже когда скрывал от него свои действия, даже когда злился и не понимал его мотивов, всегда, каждую минуту он знал — случись что, Дамблдор прикроет, Дамблдор защитит.

Не защитит, не прикроет.

Больше нет.

Гарри знал о гибели директора не больше, чем остальные — под утро той ночи, когда на него напали, он появился в больничном крыле Хогвартса с правой рукой, обугленной до кости, тяжело дышащий и вспотевший. Увидев же на больничной койке Гарри, вокруг которого хлопотала мадам Помфри и Снейп, отчаянно ругаясь по поводу методов лечения, старый волшебник категорически отказался от помощи, заявив, что может подождать. Он умер через два часа после рассвета, на соседней с Гарри койке и единственное, чем он был занят все это время — скидывал в Омут Памяти воспоминания, одно за другим, непрерывно и сосредоточено, лишь иногда прерываясь на стакан воды и вопрос: "Как там Гарри?"

Гарри крепче сжал зубы, пытаясь сдержать слезы, но было поздно — две мокрые дорожки уже блестели на его бледном от боли, физической и душевной, лице.

Еще одна смерть, в дополнение ко всем остальным. Отец и мать — вместо него; Седрик, — рядом с ним; Сириус — из-за него; Эммелина — ради него. А теперь вот — Дамблдор. Гарри был уверен, ничего бы не случилось, если бы мадам Помфри или Снейп уделили немного своего внимания директору вместо него, — выкарабкался бы как-нибудь, не в первый раз.

Но старик решил иначе, точь-в-точь как Эмма в ту же ночь. Толчок, отшвырнувший его с пути оборотня и спасший жизнь — невербальное* "Депульсо", примененное Эммелиной. Она спасла его, но на саму себя времени у нее не осталось — и полуволк принялся есть ее прямо там, в парке, еще живую.

С трудом заставив непослушное тело двигаться, Гарри тяжело заковылял к ближайшему дереву, чтобы, прислонившись к нему спиной, обессилено сползти по толстому стволу.

Он не знал, сколько просидел там, в тени могучего дуба, упершись пустым взглядом прямо перед собой. В чувство его привел шорох шагов. Чуть повернув голову, Гарри увидел человека, появления которого ждал с того самого момента, как вспомнил, что же все таки произошло той ночью. Еще более потрепанный жизнью, чем он его запомнил, еще более усталый и измученный, в перепачканном длиннополом плаще, на котором, казалось, было больше заплаток, чем изначальной ткани.

Тогда, три дня назад, более-менее придя в себя и выслушав всю правду о произошедшем, он написал друзьям, что с ним все в порядке, что Орден просто перевез его во Францию на время каникул. Он сказал, что сожалеет, что не мог часто писать, что сожалеет о том, что не смог присутствовать на похоронах Дамблдора, что они встретятся в новом учебном году, в Хогвартсе, ни словом не обмолвившись о том, что произошло на самом деле. Единственный человек, с которым он был готов об этом поговорить, сейчас медленно шел по посыпанной гравием дорожке, замедляясь с каждым шагом, будто желая отодвинуть грядущий разговор как можно дальше.

Он остановился напротив, заставив Гарри задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Расскажи мне об оборотнях, Ремус, — тихо попросил Гарри.Глава 3. Темные Существа

— Расскажи мне об оборотнях, Ремус, — тихо попросил Гарри.

Он присел рядом, прямо на влажную после недавнего дождя землю, и некоторое время просто молчал, ощупывая его встревоженным взглядом.

— Что ты хочешь узнать, Гарри?

— Да что б я знал, — вздохнул он, догадываясь, что его бывший профессор просто не знает, с чего начать. — Полнолуние — больно ли, помнишь ли что-нибудь, осознаешь ли себя?

Он уже рассказывал ему об этом, во время их недолгих встреч, пусть скупо, в нескольких словах, избегая особо тяжелых моментов, но рассказывал. Сегодня Гарри рассчитывал на полную откровенность.

— Больно, чертовски больно. Да, помню, да, осознаю, но на утро отчетливо понимаю, что это был не я.

Гарри понимал — что-то похожее было и с ним, когда оживала связь с Волдемортом. Пока она существовала, он не просто наблюдал за ним, он был им, он убивал вместе с ним, он пытал вместе с ним... Но, как только эта связь ослабевала, он снова становился самим собой, а то, что чувствовал еще мгновение назад начинало казаться лишь кошмарным сном, а не единственной возможной реальностью.

— Если не ты, то — кто?..

Люпин ответил не сразу. Переведя взгляд на могилу Дамблдора, он молчал пару минут, рассеяно теребя в пальцах потертый галстук. Гарри не мешал ему собираться с мыслями — на то, чтобы придти сюда, ушли все силы его измученного тела, только-только начавшего оправляться от полученных ран. Он устало закрыл глаза, ожидая, когда друг его родителей наконец соберется с мыслями:

— Нас не просто так называют Темными Существами, Гарри. Такие как мы не просто так испокон веков выступали на стороне Зла. Чудовище, что занимает твое место при полной луне, не уходит под утро, когда ты снова превращаешься в человека... оно прячется от света где-то в твоей душе.

Гарри молчал. Мало ему было связи с величайшим темным волшебником современности, так теперь, оказывается, где-то глубоко внутри него живет точно такое же чудовище, что две недели назад убило женщину, которая могла бы стать ему другом.

— Оно дарит тебе силу, дарит ловкость и сопротивляемость к магии — стоит только попросить, стоит только впустить в себя его жажду крови и насилия. Это ощущение дурманит разум, искажает чувства. Сколько хороших людей, сколько замечательных волшебников купилось на эту силу и мнимое чувство свободы, Гарри, ты себе даже не представляешь!