Восхождение

Правда и весило это чудо почти пять с половиной кило — не считая боекомплекта, тянувшего ещё на семь. Но мощность оправдывала каждый грамм веса.

— Встали! — ну вот и все, кроткий отдых позади. А нас ждет еще два часа развлечений под чутким руководством любимого командира...

— Здесь недаааалееекооо, — эту песню я когда-то очень любил. — Недалекооо...

Сейчас, лежа на спине на крыше подпрыгивающего на неровностях дороги бронетранспортера и глядя в бездонное голубое небо, я вдруг осознал, что вот он, тот момент, из-за которого ушел из той своей, кажущейся уже настолько далекой, жизни.

Ибо где-то в глубине заворочались давно уснувшие чувства. Внезапно вспомнился день, когда ко мне пришло Решение о смене рода деятельности. Тогда я разбил свое двухколесное средство передвижения, и, сидя в парке, тихонько смеялся, ибо вдруг понял, что он мне больше не нужен. И что пора уходить, иначе сумасшествие — вполне реальная перспектива.

Да уж, мотоцикл мне больше не понадобится. Как и ничто другое с гражданки. Сколько прошло уже? Несколько месяцев? Полгода? Это неважно — важно то, что после этого совсем недолгого промежутка времени прошлая жизнь так и не стала казаться раем. Да, на меня — и на всех новиков, в общем-то — постоянно орет инструктор, заставляющий отжиматься с рюкзаком, набитым кирпичами, или отрабатывать приёмы рукопашки в два часа ночи; наш дорогой майор мечтает загонять нас до смерти — в больнице постоянно кто-нибудь валяется, а любимый "ушкуй" скоро станет частью моего тела... Но я знаю, зачем все это.

Пусть это только начало. Через неделю какой-нибудь полковник или генерал, мечтающий показать себя императору или хотя бы Тименко на больших маневрах, загонит нашу штурмовую роту в искусственные руины, набитые змеями и весьма удачно имитирующие развалины в джунглях Хань. А потом ещё и подставит под бомбежку... И будет это повторять до тех пор, пока нам не удастся победить "условного противника".

Мы будем задыхаться от жары, проклинать тряску в железном брюхе десантного вертолета, совершающего противоракетный маневр, ненавидеть родную БМП, будем высаживаться в горящих вполне настоящим пожаром лесах или поселках, чтобы пройти их из конца в конец или в ледяной дождь пересекать широкие и не очень речки и ручьи.

Но у всего этого есть цель. Такие как Ульман или мастер-сержант из комиссариата — герои той еще войны с горцами южных границ — они учат нас выживать. И побеждать. Побеждать там, где шансов нет.

Когда Роман вешал коррупционеров в Асгарде, из-за которых Южное замирение едва не окончилось поражением, он сказал правильные слова. Про живую еще кровь дружинников Святослава, громивших ромеев и булгар; швейцарцев, чуть ли не всем народом ушедших из родных гор на Русь от осатаневших клириков Павла Девятого, и пробившихся ради этого сквозь армии крестоносных безумцев; норвежцев и свеев, бившихся в рядах внуков Ричарда Сирийского, прозванного арабами Салах-ад-Дином, против пришедших к Иерусалиму монгольских орд Субедэя. Ярослав знал, что после падения Иерусалимского королевства тумены повернут на Русь — и принимал меры, усиливая их врагов. И могучие воины Севера устояли на стенах святого для христиан города — за что на Ближнем Востоке в среде простого народа до сих пор благодарны выходцам из скандинавских кантонов...

Вот за что надо сражаться. Не за камни, не за нефть — но за людей. За память о величии предков, за будущие поколения.

И боль тела ничто — ибо где-то там, в глубине, вновь стал разгораться огонь души, впервые за долгое время почувствовавшей, что мои действия кому-то нужны.

— Это, Сегой, слезай давай, приехали, — голос водилы отвлек меня от философских размышлений.

— Спасибо, Слав, — коротко поблагодарив сослуживца и спрыгнув с "лайбы" (УЛБШ-12-Т, "универсальное легкое бронированное шасси, модель двенадцать, в модификации транспортера") и с сожалением посмотрев на порванный в последнем забеге рукав куртки, я отправился к снабженцам за новым комплектом, а также за порцией поучений на тему "Форма на вас просто-таки горит".

Наша база была совсем новой. Еще не выветрился запах краски из казарм, укрытых маскировочными сетями, еще не посветлели выложенные бетонными плитами дорожки, асфальт радовал глаз сочным черным цветом. Но, подобно древним храмам, построенным на фундаментах еще более древних храмов, она была построена на месте старой базы, одной из тех, что были развалены еще при Караджиче. Это не сразу, но бросалось в глаза — взор цеплял то выщербленный бордюр, наполовину ушедший в землю, то одиноко стоящую стену на задворках части, то слегка покосившийся бетонный столб.

С первого взгляда было видно, что новые хозяева базы заботятся о безопасности — на это намекало и тяжело укрепленное задние штаба, окруженное бетонными блоками, и видеокамеры, часто расставленные по периметру, и прочные вышки, в глубине которых угадывались контуры автоматических пушек...

Завершали картину опоясывающий всю территорию базы легкий забор из заостренных металлических прутьев и частые шлагбаумы — привет из времен Южного замирения, когда любимым развлечением горцев являлись атаки правительственных зданий на груженных взрывчаткой грузовиках.

Уж на чем Роман последнее время не экономил — так это на армии. Но "урезание расходов" Кораджича слишком сильно стукнуло по оборонительному потенциалу (как, в общем-то, и по всей экономике), и, хотя "серого" уже много лет, как повесили, последствия крупнейшего воровства в истории все еще были заметны.

К моему удивлению, вместо постоянно ворчащего Гольцмана на складе находился молчаливый швейцарец Натан. Мужик неплохой, только слишком уж неразговорчивый и явно с какими-то собственными заморочками по поводу возвращения в родной кантон.

Без лишних вопросов выдав мне стандартные бланки заявления на замену формы и терпеливо дождавшись их заполнения, он спокойно отдал мне комплект, буркнув только что-то вроде "носи аккуратно".

Все же у всех снабженцев есть что-то общее.

На полпути к казарме, когда отличный девятичасовой сон казался уже блаженной реальностью, я увидел майора Ульмана, беседующего с нашим старым-добрым мастер-сержантом.

Честно говоря, его я уважал едва ли не более всех своих сослуживцев и командиров, вместе взятых, кроме, разве что, самого Ульмана. Сорокалетний взводный явно повидал в жизни достаточно, и его мнение лично для меня было более чем веским. Все-таки выжить на передовой в Замирении и трех пограничных "инцидентах", больше похожих на небольшие войны — это показатель. И не только удачи — ибо на одной удаче далеко не выедешь. Хотя, конечно, и без нее никак.

Так вот, мастер-сержант Юрий Белов был образцовым воином — от пяток и до самых кончиков коротко стриженных русых волос. Из всех инструкторов и командиров он, пожалуй, оставлял самое лучшее впечатление. И не только потому, что практически никогда не орал на косячивших бойцов — а среди моих коллег такое встречалось совсем не редко. Дело было в другом.

Я не сразу понял, в чем именно. Для этого понадобилось три месяца ходить к нему на рукопашный бой — идея записаться на дополнительные занятия по воскресеньям пришла ко мне уже на второй неделе пребывания в армейских рядах. Слишком много мыслей, от которых хотелось избавиться, да и навыки сворачивания супостатам шей лишними не казались.

Доставалось на этих "курсах" немало, а отменять лично для меня батальонные или ротные — да пусть даже и взводные — тренировки никто, естественно, не собирался. Хотя, в общем-то, я и не просил. Состояние иступленного постижения военной науки, в которое себя загнал ваш покорный слуга, уже начинало напоминать перманентный берсеркский раж, когда мастер-сержант неожиданно решил побеседовать по душам о моем и его прошлом. Я не сразу понял, зачем.

А потом дошло — дошло именно тогда, когда ваш покорный слуга начал привыкать к своей новой жизни.

Человек привыкает ко всему — это не секрет. А когда ему некуда возвращаться, то сие происходит еще быстрее. Мне было некуда — как и Белову. На гражданке у меня никого и ничего не осталось. Родители умерли, друзья расползлись по разным концам страны, жену я себе тоже не завел... И у сержанта обстояло все точно так же.

Неоднократно в воскресенье на тренировочной части базы мы с Беловым оставались одни. Это поневоле выделяло меня среди остальных. И как-то так вышло, что помимо премудростей рукопашного боя он стал меня учить и другим вещам — мелочам, помогающим выжить там, где выжить невозможно. Хороший мужик, один из тех, на которых всегда стояли кантоны.

И вот теперь, устало топая к казарме, я обратил внимание на хмурый вид мастер-сержанта, явно не согласного в чем-то с майором. Но непреклонный взгляд Ульмана явно не оставлял нашему взводному шансов на благоприятный исход — в чем бы он не заключался. Вдобавок ко всему, где-то глубоко внутри появилось чувство приближающихся проблем, испортившее мне удовлетворение от субботнего сна.

— Рота! — Ульман, расхаживающий по площадке полигона, явно был не в духе. Судя по всему, ему и самому что-то не очень нравилось. Вопрос состоял только лишь в том, что именно было не так? Его не устраивало то, что эта тренировка пройдет на другом полигоне — там, где наша рота еще ни разу не бегала? А норматив, естественно, от этого меньше не становится... Да, пожалуй проблема именно в этом.

— Сегодня днем — в четырнадцать ноль-ноль — у вас будет тренировка. Но не обычная, а самая, что ни на есть, приближенная к боевой.

Ульман вздохнул, внимательно осмотрел нашу ровную шеренгу и рубанул с плеча:

— Огневой пробег.

— Твою ж мать... — не удержавшись, выругался здоровяк Совенко, выходец из Киева, способный тащить на себе вдвое больше патронов, чем было предусмотрено в стандартном БК.

Огневой пробег. Или обкатка боем, да. Идея, пришедшая в голову Аскольду, и с тех пор являющаяся неизменной частью военной подготовки в армии кантонов.

Еще во время той, Великой войны, когда в кровавой мясорубке сходились многомиллионные армады, вдруг выяснилось, что первый бой для любого — самое большое испытание. Осознание близкой смерти слишком влияет на человека — многие справляются, конечно же, особенно если рядом есть кто-то опытный... а если этого самого опытного нет?

Даже при учебном броске боевой гранаты новобранец может впасть в ступор. А в первом бою? Когда по тебе лупят из пулемета, где-то за спиной рвутся артиллерийские снаряды, а над головой проносится вражеский вертолет? Как вести себя осознанно, стрелять не в белый свет, а в противника, осмысленно перемещаться, слышать приказы и оценивать обстановку? Как не струсить, не обезуметь от животного страха, сковывающего внутренности?

Сначала бой пытались имитировать. Обстреливали новиков холостыми, взрывали неподалеку от окопов взрывпакеты... Но это было не то.

В конце концов пришли к идее "контролируемого первого боя". Среди холостых патронов имелись вполне себе боевые. И убить новобранца могло вполне реально. И сам новобранец об этом знал. Но вероятность смерти все же была гораздо ниже, чем в реальном бою, плюс рядом находился инструктор...

Учитывая, что в кантонах народу уже тогда хватало, а потери на фронтах были такими, что лишние пару сотен трупов просто никто бы не заметил в общей статистике — идея Аскольда генералам понравилась — эксперимент пошел в ход.

Как ни странно, это резко повысило выживаемость в прибывающих на фронты подразделениях — статистика продемонстрировала снижение смертности. Не слишком серьезное, правда. Генералы увеличили процент боевых патронов и "добавили реалистичности" — возросли потери в учебных боях, не скомпенсированные ростом выживаемости.

В конце концов, в ставке Императора подсчитали точный баланс холостых и боевых патронов и снарядов, требуемый для оправдания "огневого пробега" — и он прочно вошел в армейскую жизнь, неизменно принимая кровавую жертву от неосторожных или просто невезучих новобранцев.

Затем, уже после войны, это нововведение хотели отменить. Но висящая над Империей угроза повторного конфликта заставила Аскольда только лишь слегка снизить процент смертельных снарядов и добавить год обучения перед обкаткой. "Ханьский инцидент", случившийся всего несколько лет спустя после Победы, доказал правоту Железного Аскольда — войска кантонов тогда отвесили таких люлей супостату, что еще лет пятнадцать Хань и их союзники не решались даже намекать на военное противостояние.

Год обучения — и "огневой пробег". У нас же позади только около семи месяцев. Неужели все настолько плохо? В новостях ничего такого вроде не звучало — обычная риторика, не более того...

— Взвод! — голос Белова вернул меня в реальность. Мастер-сержант был предельно сосредоточен. — До начала отсчета у вас меньше получаса. Приготовиться получить боевую задачу!

Пальцы зашевелились сами по себе, набирая на коммуникаторе личный код. Тихий писк — задача загружена, получение подтверждено. Де-юре — приказ уже отдан. Да, в общем-то и де-факто тоже.

— У вас будет четыре часа. Условия все знают. Невыполнение нормы — и вас отправят в линейный батальон. И вряд ли нашей дивизии.

Да, в обычную часть идти как-то не хотелось. У нас хоть оружие все новое и форму регулярно меняют. В обычных частях такое встречается далеко не везде. Роман все-таки не Ормазд, а только император. Пусть и весьма неплохой.

— Сержантов не будет. По условиям учений, командный состав уничтожен. Вы пойдете одни.

Что??? Но ведь одним из условий "контролируемого первого боя" является неизменное присутствие опытного товарища, способного поддержать и объяснить. Какого хрена происходит?

"Ищут способных к лидерству бойцов", — внутренний голос был, как всегда, на месте.

"А менее человекозатратный метод найти нельзя было? Психологические тесты там, еще что-нибудь?"

"Хха. Прекрасно же знаешь, что эти тесты — хрень собачья. Они не способны оценить действия человека в боевой обстановке без этой самой обстановки".

Определенный смысл в этом, конечно, присутствовал. Но риск?

"Ставки слишком велики и, как и во времена Аскольда, на некоторое лишнее количество трупов никто не посмотрит. Народу пока хватает..."

— Вместо стандартного бронежилета вам выдадут комбинезон БК-12-Ж.

Боевой комплект, модель 12, жидкая броня. Хорошая штука. Наверное. В отличие от ставшего почти родным броника это закамуфлированное чудо высоких технологий нам выдавали на тренировки только четыре раза. "Чтоб не сломали, таки, да". Хотя как ее можно сломать?

Подхватив "ушкуй", я потопал надевать "жижу". Лишний процент спасенных жизней она обеспечить вполне способна.

Наше отделение получило трассу, проходящую через самый центр полигона. Маршрут был составлен довольно хитро — с коллегами мы должны были пересекаться только в местах, требующих, по мнению командования, большей огневой мощи.

"Интересно, совместная атака ротой будет?"

"Максимум взвод. Рота — это вряд ли, дружок. Не при отсутствии командиров... хотя, вообще-то хорошая идея... Вот только не перестреляете ли вы друг друга?" — ехидничавший внутренний голос звучал сегодня особенно громко.