— Я и есть другой. Тот я, что был, там, в лесу остался, а уж когда Господь вернул меня, то другим, как вы и молили. Я и в церкви, когда молился, много нового увидел, так что если приметите чего, то не удивляйтесь. Теперь все будет по-другому.

Она его перекрестила.

— Вот и хорошо Андрюша.

И они пошли в дом.

Глава 2

На следующий день он сходил на могилу жены князя Львова, Веры. Постоял, вспоминая ее образы и гадая о превратностях жизни и странности человеческих судеб, а потом занялся делами и начал с винокуренного завода. Невеликое это было предприятие, если мягко сказать. Три помещения из крепких старых срубов и одно каменной кладки. Три работника, отобранных из крестьян ближайшего Будеева за природную трезвость и старший винокур Ерофеич, похожий на гриб-сморчок, из-за малого роста, ветхой одежонки, и рваной крестьянской шапки, закрывавшей его спитое, морщинистое лицо по самые глаза.

— Здравствуй, Пахом Ерофеич — Андрей улыбнулся старику.

— И ты будь здоров, Андрей Дмитрич. Давно ли ты меня просто Пахомом называл? — Ерофеич улыбался, и было видно, что под хмельком. Обычное для него состояние. Винокуренный завод поставил еще отец князя Андрея Львова, Дмитрий Петрович и по детским воспоминаниям предшественника, Ерофеич всегда работал старшим винокуром при заводе, и как ни странно даже тогда Ерофеич выглядел так же. Ну, может, немного моложе, но всегда пребывал в легком подпитии. Горькая совсем не брала его тщедушное тело. Хорошие это были воспоминания. Старший винокур угощал барыча и крестьянских детей медом, вишневой вываркой и сладкой патокой. У всех в усадьбе, от князя до конюха, Ерофеич пользовался большим уважением, что было не удивительно. Горькую он чувствовал нутром, и разные спирты у него выходили на удивление крепкими и легкими на вкус. А какие он делал водки и наливки. Спотыкачи, ерофеичи, рябиновки, ратафии. В доме, в отдельной комнате хранилась целая 'библиотека', где на каждую букву алфавита имелся свой напиток, название которого начиналось с этой буквы. Впрочем, библиотека за прошедший год была изрядно прорежена его предшественником, так что нужно будет восстанавливать.

— Не так давно, Пахом Ерофеич, да только и я уже не Княжич.

Пахом пустил пьяную умильную слезу.

— Видел бы тебя, батюшка твой, покойный князь Дмитрий Петрович. Молодцом-то каким стал.

Андрей похлопал старика по плечу.

— Ну, полно Пахом, какие наши годы — подождал, пока Ерофеич успокоится, и продолжил — я по делу к тебе. Управляющего я уволил, так что сам буду дела вести. Показывай свое хозяйство.

Они вошли в полутемные помещения, пропитанные специфическим терпким запахом. Здесь стояли три стареньких клепаных медных перегонных куба, бродильные и варочные чаны. Рядом, в большом, похожем на склад помещении солодовали рожь, ячмень и пшеницу. Процесс шел, работники работали. Ерофеич налил из штофа в рюмку прозрачной жидкости.

— Угостись Андрей Дмитрич — и пояснил — полугар.

Андрей не стал обижать старика, опрокинул рюмашку. Однако хорошо. Спирт легкий, а напиток отдавал тонкими ржаными нотками. Может из-за ржаной соломы, через которую вперемешку с древесным углем его очищали. Он усмехнулся — так и вправду спиться можно.

— Сколько в день выходит полугара?

— С трех кубов обычно десять ведер.

Десять ведер по цене в пять рублей за ведро. Если продавать готовыми водками, то семь или десять. В целом неплохо, особенно при копеечной стоимости сырья и дармовой рабочей силе.

Князья Львовы торговали именно готовыми водками, для торговли спиртом или просто полугаром объемы не те, а объемов не было, потому что не было в достатке зерна. Такие малые объемы закупок казенных поверенных — откупщиков не интересовали. Другое дело если это качественно изготовленные водки, для клиентов высокого уровня, а не для кабаков. А еще лучше, если они не проходят по документам и откупщик не платит по ним комиссионный сбор. Это конечно, не законно, но, увы, обычная практика. Андрей не удивлялся особенностям ведения отечественного бизнеса там, в прошлом, и не собирался удивляться здесь. В конце концов, не он придумал эти правила. Однако корни российского бизнеса не скроешь — он улыбнулся, посмотрел на Ерофеича. Что-то совсем старик себя не бережет, а ведь он в поместье самый ценный рабочий кадр. Неужели этого не понимают?

Через несколько дней появились представители откупщиков. Два дородных господина за пятьдесят в сюртуках. Андрей пригласил их в кабинет, угостил ратафией и с интересом наблюдал, как солидные господа с удивлением пялили на него глаза. Видимо репутация князя Львова была им известна, и она мало соответствовала тому, что они увидели.

Странные здесь отношения с откупщиками. Перед встречей Андрей попытался как можно подробнее прояснить этот вопрос. Интересовался у матушки и даже ездил к соседу, помещику Лишину. Тема была актуальная и среди местного дворянства обсуждалась активно. Мнения сходились на том, что все откупщики беспринципные барышники, хуже некоторых купцов. Вместе с тем, они уже стали составной частью государственного аппарата и хотя, власти вели с ними непримиримую борьбу, но обойтись без них не могли. Винный откуп составлял одну из основных статей бюджета империи. Власти иногда даже были вынуждены уступать и возмещать откупщикам убытки, лишь бы налоги исправно текли в казну. Последний раунд такого противостояния завершился недавно, и казенным поверенным снова удалось прогнуть финансовое ведомство.

Андрей начал разговор с похвалы работе казенных поверенных за их весомый вклад в финансовые дела империи, и едва скрыл улыбку, когда челюсти представителей заняли крайнее нижнее положение. Подождал пока они пришли в себя и убедились, что странный князь над ними не смеется. Таких слов господа откупщики никогда не слышали.

— Да, именно так господа, и это нужно признать. Возможно, когда-нибудь казенное ведомство найдет другие источники дохода, но сейчас это именно так.

Они растерянно кивнули и посмотрели на князя Львова с интересом. Представители провели множество переговоров с поставщиками из помещиков-дворян, и всегда отношение варьировалось от неприязни до заискивания. Уважительно и на равных с ними никто не разговаривал.

Между тем князь Львов протянул листок с ценами, они взяли и с интересом посмотрели. Цены были прежние, помня терки откупщиков с правительством, Андрей решил цены не поднимать. Откупщики и так были под сильным давлением, теряли доход. Его самого цены вполне устраивали.

— Условия прежние? — спросил один из представителей, намекая на отсутствие договоров.

Князь стал серьезен.

— Несомненно. Я прекрасно осведомлен, господа, о том, какие вам приходится нести расходы, и думаю, в данном случае мы должны учесть и свои интересы.

На том и порешили. Представители рассчитались за последнюю партию водок и отбыли довольные и немного озадаченные. На прощание, старший из них сделал неожиданное предложение.

— Ваше Сиятельство, если надумаете расширять производство, и вам будет потребен кредит, обращаетесь в Тарусский откуп к господину Зартлеху.

— Благодарю, пока не планирую, но в дальнейшем, все возможно.

Вечером этого же дня Ерофеич удивленно мял в руках принесенную ему Настасьей обнову.

— Вот же ить, Княжич-то уважил. Какие наши годы говорит, что ж поживем — бормотал он и утирал выступившую слезу. Слаб стал Пахом в последнее время.

В это время Андрей сидел за столом, и при тусклом свете свечи разбирал дела. Кипы бумаг разложены стопочками на столе. Бумаги на поместье, закладные, ревизские списки. Постепенно вырисовывалась хозяйственная жизнь поместья князей Львовых. Две с лишним тысячи душ согласно последней ревизской сказке, которая официально прошла в этом 1851 году. Две деревни, два села и два десятка выселок. Прибыльность всего этого хозяйства была практически нулевая, если не считать винокуренного завода, однако учитывая труды господина Беловецкого, то и здесь все было по нулям. Основные оборотные средства поместья и финансы князей Львовых составляли ссуды в Государственном заемном банке, при этом имение закладывалось несколько раз. Обычная для этого времени практика. Ну что же, такие вещи Андрею по силам исправить. Он уже видел несколько вариантов. Интересно было бы узнать мнение помещиков по этому вопросу.

Возможность пообщаться появилась уже на следующий день. Прознав о необычайном происшествии с князем Львовым, к воротам усадьбы потянулись брички местного поместного дворянства. За следующие две недели Андрей увидел многих его представителей. Персонажей произведений Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Такими они показались ему в начале, пока позже он не узнал некоторых ближе, и не изменил своего мнения.

Филатьевы, Алтуховы, Халецкие, Труневы и многие другие. Иногда они представляли паноптикум из персон 'времен Очакова и покоренья Крыма', в основном пожилые, тертые жизнью мужики, одетые по моде начала века в панталоны и длинные фраки, с обязательным коком волос на голове. Иногда это была непонятно во что одетая молодежь. Сюртуки самых немыслимых форм и расцветок, чудные галстуки и при этом длинные неухоженные волосы. Волосы — это такая особенная фишка, форма протеста против дремучих нравов отцов и отсталой политики государя императора Николая Первого. С ними всегда приезжали дамы и барышни в пышных платьях, на головах аккуратно уложенные прически с ниспадающими на плечи завитыми локонами.

Сначала все с любопытством смотрели на едва не убиенного князя Львова, а потом за столом пытались вести умные разговоры на тему нелегкой помещичьей жизни. Андрей задавал наводящие вопросы, пытался прояснить некоторые особенности ведения дел и уже по ответам мысленно делил помещиков на Собакевичей и Маниловых. Именно таким в основном было их отношение к делам. От использования любой возможности содрать копейку с нищих крепостных до фантастических прожектов, в которых получение прибылей не просматривалось даже в дальней перспективе, и видимо было не главным.

Попадались среди помещиков и по настоящему деловые люди. Позже свои первые ответные визиты Андрей совершил именно к ним. Как ни странно, эти люди принадлежали как раз к поколению ретроградов, молодежь предпочитала витать в мечтах о счастливом будущем или волочилась за богатыми невестами, у которых в приданом имение с приличным доходом. Последняя категория считалась практичными людьми с большими планами на будущее.

Андрей охотно общался со всеми, и среди молодых даже слыл прогрессистом и англоманом, но позже, на балах и приемах предпочитал проводить время со своими деловыми партнерами — стариками. Сидел в гостевой комнате около бальной залы и под разговоры резался в вист. Рядом пары кружили под музыку оркестра в мазурке и новомодном вальсе. Андрей в танцах не участвовал. Не потому, что не умел танцевать, а просто не понимал. Он еще не скоро научился без скрытой улыбки смотреть на сорокалетних и пятидесятилетних дядек, лихо отплясывающих около молодых и не очень дам. Возникало ощущение, что кто-то заигрался на утреннике в детском саду.

Куда больший интерес представляли разговоры за столом. Перед игроками ставили графинчик с наливками и иногда с коньяком, легкие закуски, сигары и специально для князя Львова кофейник с кофе. Весьма дорогой для этого времени напиток. Ничего крепкого Андрей не употреблял. Вначале на этот казус смотрели недоуменно, но потом смирились. Когда заканчивались обязательные разговоры о непременно выгодных прожектах, в которые ему, князю Львову, нужно обязательно поучаствовать, игроки принимались обсуждать действительно животрепещущие вопросы. Стоимость зерна, закладные на имения и возможную скорую отмену крепости для крестьян. Здесь Андрей с удивлением узнал, что это было очень ожидаемое помещиками событие. Все ждали денег, которые правительство обязательно выплатит за лишение привилегий и возможности наконец-то избавится от ответственности за крестьян, в том числе и финансовой. На помещике лежала обязанность помогать своим крепостным в трудные годы, и многих это ставило на грань разорения, особенно если учесть плохие урожаи последних лет. К этому добавлялась обязанность присматривать за крестьянами и судить за правонарушения, что обычно выражалось в порках провинившихся на конюшне. В исторической литературе все помещики представали садистами-самодурами, которым истязать крепостных доставляло великое удовольствие, и такие, наверное, где-то были, но среди своих знакомых Андрей самодуров не знал. Наоборот, все здесь понимали, что это пережиток и откровенно тяготились такими обязанностями.

Самым главным был вопрос о земле. Землю крестьянам предполагалось не давать вообще, или за очень хороший выкуп. Также многие были убеждены, что оставшись без земли, крестьяне с радостью будут работать на бывшего барина за еду. Вариант, когда крестьяне пойдут из деревень и сел на заработки в города рассматривался немногими. Куда там идти-то?

Были среди помещиков и ретрограды, руками и ногами цепляющиеся за старые добрые времена, но их оказалось немного. Когда позже, Андрей построил кирпичный завод и стал платить крепостным за труд, на него смотрели как на святотатца, однако доходность предприятия и способность князя Львова извлекать из своих начинаний доход, многим заткнули рты и заставили задуматься о наступавших интересных и непростых для помещичьего дворянства временах. За заботами и визитами прошла осень, за ней зима и к весне Андрей уже плотно вписался в местное общество, обзавелся знакомствами. Хотя дворяне иногда казались ему чудаковатыми, но он не плохо понимал этих людей. Понять крестьян было гораздо труднее.

Покопавшись в бумагах, Андрей быстро пришел к двум выводам. Первый — большинство крепостных князей Львовых мужеского полу, носило имя Пахом. Второй — со списками из ревизских сказок надо что-то делать. Оказалось, что фамилий, а иногда и отчеств, крестьяне не имели. Обычным было прочитать 'Степан кузнец, Анкифия пчельника сын'. Вместо фамилий писались уличные прозвища, часто похожие на ругательства. Вести нормальное управление при такой регистрации не представлялось возможным. Он вызвал Будеевского старосту Пахома, и велел провести во всех деревнях и селах поместья перепись дворов и людей. Причем всех крестьян писать непременно с именем, отчеством и фамилией. Пахом стоял и удивленно моргал.

— Ваш Сиясь, зачем же с отчеством и фамилией — то писать? Мы не баре — сказал он испуганно, подозревая, что за всем этим кроется барская причуда.

— Нужно Пахом. У меня две тысячи душ на руках, не хочу голову ломать, кого тут Степан Кривой зовут, а кто Семен, Свирьки глухого сын. Так что определите себе фамилию, и подберите что-нибудь по — приличнее. По этим фамилиям потом ваших детей звать — величать будут. Отправлю с тобой Семена, он грамоте обучен, да и пишет красиво.

Пахом ушел озадаченный, а на следующий день крестьяне его сел и деревень пришли в необычайное возбуждение. Скандал от этого решения вышел приличный, так что к нему даже приезжал с приставом предводитель уездного дворянства Бахметьев и требовал объяснений. Андрей тряс перед ним бумагами с ревизскими списками и выражал свое возмущение.