— Справедливо, — дедок хмыкнул. — Ты в системе. Не знаю, как тебе удалось, но ты сюда попал. Этого не должно было случиться. Тебе повезло, и в то же время не повезло.

— А остальные?

— С этим сложнее, — старик ласково улыбнулся. Вообще настроение и выражение лица у него менялось чуть ли не каждую секунду. — Третий символ, Марк, не стоило его вообще вставлять в общую схему. Как думаешь, что он значит? Эта непонятная закорючка, которой ты сначала нарушил движение энергии, а потом, заблокировав управляющий элемент, вообще все испортил? Да что там, наверняка не знаешь. В нашем языке нет четкого сопоставления звуков и символов, как ты уже успел заметить. Один и тот же знак в разное время, в разных местах и у разных людей может означать совершенно разные вещи, потому что алфавит — двумерный, а у эме-галь минимум четыре измерения. Ты поставил предохранитель, который позволяет, если перемещающий контур нарушен, произвольно изменять последовательность действий.

— Не понимаю?

— Сто тысяч лет, Марк. Ты перенес всех на сто тысяч лет. В изначальный мир.

— И где они?

— Очевидно, мертвы, — старик сочувственно покачал головой. — Первая волна была лишь подготовкой, теперь в этой галактике не любят людей. Точнее говоря, им больше нет там места.

— А другие миры?

— Того мира, который ты помнишь, уже не существует. Наверняка ты изучил кристалл, знаешь, что Оранжевая звезда порождает разницу во времени, которая увеличивается по экспоненте. Изначальный мир остался почти там же, где и был, сто тысяч лет для него не срок, а остальные существенно от него оторвались. Разрыв уже составляет сотни триллионов лет, черные дыры исчезают, мертвое пространство готово превратиться в ничто.

— Погоди, — что-то этот дедок мне не нравился. Может быть, тем, что подсознание его просто обожало. — Мы должны были не в изначальный мир переместиться.

— Нет, но ты сам это устроил, не стоило трогать управляющий элемент. По сути, я тебе благодарен. Ты исполнил просьбу хранителя Третьего, а фактически — мою, вызвал Эрши, мы боролись с ней плечом к плечу, хоть и не смогли победить. Так что иди сюда.

Он поманил меня рукой, в пространстве возникла невысокая стелла с двумя красными кристаллами на уровне груди.

— Дотронься до любого. Считай, это последний подарок системы.

Плохо соображая, я протянул руку, прикоснулся пальцами к пульсирующему красному камню.

— Ты можешь выбрать, Марк. Положишь ладонь на правый, выйдешь из системы. Окажешься в изначальном мире, не там, где твои друзья, там слишком опасно. Еще остались обособленные мирки, где нет к-рангов, точнее их хозяев, они еще не добрались туда. Лет двести-триста у тебя будет, способности тоже никуда не денутся, станешь там вождем, заберешь себе самых красивых баб, будешь как сыр в масле кататься до самой смерти.

— Я так понимаю, второй вариант с подвохом?

— Да. Вселенная — лишь гибкий инструмент. Можно согнуть, но сломать сложно. Я могу вернуть тебя в тот момент, когда ты только начал накладывать символ на искру, только изменю его. Твоя реальность отделится от остальных, даже может быть начнет расширяться дальше, за пределы галактики, раньше-то не могла, все уходило на создание других реальностей, а в этом случае они разделятся и останутся в статичном состоянии. Не будет больше не слияний, не разветвлений. Это порок системы, и его можно исправить. Да что там, представляешь, у тебя будет собственный мир?

— И в этом есть одно "но"?

— Да. Проблема в Оранжевой, как ты ее называешь. Этот новый символ — он найдет проекцию звезды в твоем мире, хоть ее здесь не существует, и исказит. Оранжевая по сути — вирус, нелегальный путь к изначальному миру. Доступ она обеспечивает, но общая ткань реальностей от этого страдает, и система поэтому нестабильна. Не будет Оранжевой — система восстановится, но мир-ноль — исчезнет. Ваши реальности оторвет от изначального мира, расхождение прекратится. Хотя это, по сути, не так важно.

— Те, кто живет в мире-ноль, умрут?

— Исчезнут. К сожалению, во вторичных реальностях люди — это проекции, и даже когда миры сливаются, по сути две проекции одного человека сливаются в одну. Поэтому так мучительно происходит слияние разных по типу миров. А вот у жителей мира-ноль проекций нет. Те из них, кто останется в других реальностях, или в изначальном мире, выживут. Остальные не умрут, просто перестанут существовать.

— Знаешь, — я скептически посмотрел на камни, — это как вопрос к родителям, кого из двух детей они хотели бы оставить в живых.

— Оба ребенка мертвы, Марк. Я не предлагаю тебе оставить одного в живых, я предлагаю тебе одного воскресить. Тебе решать, по сути, мне хватает изначальной Вселенной, она не ограничивается одной галактикой. Люди — всего лишь одна из бесконечного многообразия форм жизни. К-ранги, энергетические существа, да что там, существуют такие, которые просто невозможно вообразить. Как тебе разумные атомы? Или разумные звезды? В общем решай, других вариантов нет.

— И много у меня времени?

— Вечность. Тут нет ни времени, ни пространства. Ты не стареешь, не можешь умереть, не можешь спать. А у меня эти потребности есть. Так что оставляю тебя одного. Выбрать-то все равно придется.

— Погоди, — я пытался потянуть время. — Так ты — Третий?

Дедок расхохотался.

— Нет, Марк. Я — Первый.

Десять лет прошло с тех пор, как Белова забрала нас обратно. Самые мрачные прогнозы не оправдались. Ашши не убила меня за то, что я не смог переместить ее в родной мир, и вместе с сестрой занялась космической экспансией. Одаренные потихоньку исчезали с Земли, не все, а те, в ком жила авантюрная жилка — обратная сторона Луны, а потом Марс и астероиды ждали первых космических захватчиков. Деятельная натура ани чувствовала себя на планете как в клетке.

С Лизой, сестрой, тоже было все хорошо. Модуль прижился, наша семья получила собственную одаренную. Умную, рассудительную, практичную — полную противоположность мне. Так что не чувствовал я себя ущербным. Да, способности практически пропали, светляка еще мог зажечь, но не более того. Оставалось надеяться, что оставшиеся сто-сто пятьдесят лет жизни пройдут спокойно, без пришельцев — почему-то я верил Первому, раз он сказал, что мира-ноль не существует, значит, нет больше потенциального рассадника путешественников по реальностям. Тех, кто в угоду своим желаниям или амбициям спокойно мог разрушить какой-нибудь мир, с людьми, животными и кометами. Не то чтобы я не чувствовал свою вину за целую реальность, двадцать с лишним миллиардов человек, причем большая часть — совершенно не виноватых в поступках ас-ариду. Но когда пришлось выбрать, из двух зол предпочел то, где мои родные живы и здоровы.

Остров Кайо-Коко я купил девять лет назад, когда способности начали потихоньку исчезать. Песок там напоминает сахарную пудру, а если лечь в воду лицом вниз, то можно любоваться морскими звездами, устилающими дно. Я любовался уже почти год.

— Марк, — отвлек меня от размышлений голос жены. — Лиза звонит.

— Иду, Леночка, — я несколькими гребками бросил тело к берегу, далеко не заплывал, зачем, вода идеально чистая везде. — Что она хочет?

— Вот сам узнай, — Лена мою сестру недолюбливала. Может быть, потому, что та мешала ей мной командовать, а может — потому что наши коты любили ее больше, чем хозяйку.

— Марк, привет, — на вылезшем экране появилось лицо Лизы. — Слушай, я хочу тебя кое с кем познакомить, не только тебя, вас всех. Похоже, я выхожу замуж.

— Не шути так, — строго сказал я. — Это уже пятый, и если и он сбежит, я утоплюсь.

Лиза рассмеялась.

— Братик, отжимай свои плавки, и через два дня жду вас в нашем доме. Кстати, Ира тоже обещала прилететь.

— Она-то зачем? — Белова уже пять лет как развелась с Серегой. Спасибо Ашши, та ей обьяснила, что одаренная должна иметь детей от обладающего ядром, а не унылой физиономией и занудством.

— Ты же ее командир. И вообще ты к Ире несправедлив, она всегда на твоей стороне. Как и Катя.

— Она что, тоже будет? — Неземная любовь Уфимцевой и Кеши разбилась как раз о Белову. По моему представлению, эти две симпатичные женщины должны были друг друга ненавидеть. А они наоборот, подружились.

— Так, все, — Лиза не любила долго трепаться. — Через три дня на ранчо. Форма одежды свободная. И мне не нравится родинка у тебя над левой бровью, приедешь, посмотрю.

Уж что-что, а это я мог сделать и сам, медицина не требует большого расхода энергии, и то, если лечить кого-то еще, а для себя, любимого, достаточно тех крох, которые остались.

Мать на молодости лет занялась фермерством, купила огромный участок в Эквадоре, и теперь выращивала там бананы и коров. Так что это было настоящее ранчо, на четырех квадратных километрах паслись стада.

Рык и Шарик встретили меня с достоинством, чуток приправленным опаской, хоть и прошло десять лет, кота они не забыли. Я тоже. Погладив собак, обняв родителей, уселся рядом с Беловой,з а это время она почти не изменилась. Чуть-чуть. Внешне — в лучшую сторону, характером — в худшую, одно другое компенсировало.

— Как жизнь, командир? — Ира приехала без Кеши, но с Катей. И поэтому Сергей искоса бросал на нее глубокомысленные взгляды, которые она игнорировала. — Киснешь?

— Ага, — я проводил глазами Вику, за это время превратившуюся в уверенную в себе молодую девушку. — Может, бросить здесь все, махнуть на Луну?

— Лена тебе махнет, — Ира помахала Сельчанской, еще одна близкая подруга. Вот ведь гадюшник прямо на груди пригрел. — Ногой. Какой у нее пояс по каратэ?

Я хотел отшутиться, но тут мать выбежала на огромную веранду центрального дома эстансии, что-то прокричала.

— Лиза приехала, — перевел я с кухонного на русский. — Сейчас своего кавалера будет показывать.

Белый лимузин заехал на круг возле дома, остановился у входа. Слуга распахнул заднюю дверь, оттуда выпрыгнула моя сестра. А из другой появился хорошо знакомый мне человек.

Уставшие гости давно разошлись по комнатам, дом темнел окнами — ни в одном не горел свет, все звуки утихли, и только мы с Лизиным женихом сидели в глубоких креслах под старой бальсой, укрывшей нас ветками и создавшей подобие отстранённости. Я раскурил сигару на двадцать минут, помахал ей в воздухе, отгоняя москитов. Хотя они и так меня не кусали, просто по привычке.

— Они не мучились, считай это подарком в честь нашей бывшей дружбы, — Кир Громеш проделал то же самое, оставляя в воздухе белый след. — Дар богини. Не удивляйся, в мирах многое изменилось. Хочешь меня убить?

— Хочу, — честно ответил я. Хотя, честно сказать, в душе была пустота. Как только я увидел Кира, я понял, что произойдет. Бежать, сопротивляться, что-то делать было бесполезно, на шее Лизы висела белая удавка, и она ее не чувствовала. За то время, что мы не виделись, наследник Громешей сильно вырос, похоже, повелителем стал. Такой может и всю планету уничтожить. — Убил бы, если мог.

Кир ничего не ответил.

— Как ты сюда попал? — первым нарушил я затянувшееся молчание.

— Кристаллы-то остались, — Кир пожал плечами, затянулся сигарой. — Десять лет твой мир был закрыт, но теперь снова сюда можно попасть.

— Что будет с остальными? — Я обвел рукой круг. Широко.

— Они останутся в живых, никто не будет устраивать здесь геноцид, да и с Маас-Арди ссориться не с руки.

— А с Уришами можно?

— Марк, сам понимаешь, когда убиваешь одного ас-ариду, месть неизбежна. Ты убил десятки тысяч, не считая всех остальных — и ассу-аридес, и обычных людей. Двадцать миллиардов тех, у кого не было проекций. Рано или поздно это должно было случиться, не я, так кто-то другой. Лучше я.

— Сколько?

Кир улыбнулся. Почти ласково.

— За то, чтобы убить тебя, другие сами готовы платить, в очередь выстраиваются. Мне повезло. Так что ману тут не при чем.

— Как все произошло?

— Я не знаю, в это время был на Оранжевой, она, кстати, теперь навсегда в изначальном мире, и доступна для порталов. Но ан Траг утверждает, что это не случилось мгновенно. Люди распадались, пусть доли секунды, но они это чувствовали. Мучились, умирая. Наверное, это больно, когда реальность вместе с тобой рвется на мелкие кусочки.

— Ан Траг спасся?

— Да, и те, кто был на Оранжевой и в соседних системах — тоже. И в других реальностях. Около трехсот тысяч человек.

— А...?

— Нет, прости. Она оставалась в мире-ноль, и Илани с ребенком, и Тодин с рыжей Линник. И Павел, и Тоальке. Ты словно нарочно убил всех, кто тебя любил, или хотя бы терпел. Возможно, оно того стоило. Более того, уверен, ты не мог поступить по-другому. Я — тоже. Ты готов?

Я кивнул. В принципе, если не для чего жить, то проще и не жить. Я сам сделал выбор, дал себе лишних десять лет. И по сути жизнь тем триллионам, что живут в изначальном мире — теперь у них есть шанс, возможно, они смогут отбиться от вторжения, с поддержкой оставшихся шумеров это более вероятно, чем без нее. И еще подарил жизнь тем людям, которые остались в отколовшихся реальностях, теперь они не будут сливаться, проекции останутся самостоятельными личностями, а время с основной вселенной синхронизировалось. Да и Громеш жив, по сути, только благодаря мне, так что, наверное, я все-таки сделал что-то хорошее. Вот только не для себя и своих близких.

И поэтому это не имело ровно никакого значения. Первый не совсем был прав. Если один из двух детей оживет, другой все равно останется мертв.

Глаза закрывать не стал, успел увидеть и даже почувствовать, как черный кинжал пронзает мое сердце.

А потом пришла боль. Боль каждого из двадцати миллиардов человек, их действительно рвало на куски, каждого — около одной сотой секунды, так что еще почти семь лет внутри себя я переживал то, что переживали они. Я был молодой женщиной с далекой планеты, и важным эгиром, и многими другими. И Эликой — она почти не страдала, одаренные блокировали в себе боль и ужас. И маленькой девочкой со светлыми волосами, очень похожей на меня, которая плакала, чувствуя, как растворяется в нигде. Я проживал последние мгновения их жизни как искупление, и только потом умер.

Вроде как.

03.

— Какого черта?

Это я произнес, уже стоя на траве. И покрепче выражений еще добавил.

Траве другого мира. Даже ногой потопал — настоящая, зеленая, жесткая. Щипать себя за руку не стал, бесполезно, что такое привиделось, оставалось только догадываться. Но уж очень реально все это было, десять лет до смерти и семь лет после, словно действительно со мной произошло. Причем первые несколько секунд я чуть с ума не сошел от остаточных эмоций, потом как-то все стало распадаться, словно сон — вот просыпаешься, и кажется, что произошло только что очень важное что-то, очень реальное, прямо как откровение снизошло. Можешь в деталях все описать и рассказать, эмоции зашкаливают. Но проходит чуть времени, и понимаешь, что на самом деле приснились какие-то фрагменты обычной фигни, а промежутки между ними ты додумал и сам запомнил. Еще минута — и сон почти забывается. Ну или помнится что-то действительно яркое и необычное, но точно осознаешь, что это не взаправду происходило.