Свинцом и фосфором. Сердце Зверя

У спецназа же дела оказались хуже: Масловски потерял троих. Один из них погиб, когда из окна шмякнулся нелюдь в военной форме с двумя гранатами в руках: вокруг была куча людей, и боец принял смерть героя, накрыв гранаты собой. Двоих других просто не досчитались, и еще несколько человек получили травмы и переломы, выводящие их из строя надолго. Основная причина — противопульная защита, пригодная для войны против врага, воюющего огнестрельным оружием, но не способная защитить от удара ломом или топором. Наконец, у спецназа просто меньше брони, их козыри — маневр, внезапность и незаметность, в то время как подразделения для борьбы с некромантами, одержимыми и Порчей облачены в гораздо более тяжелую и в целом более универсальную защиту, покрывающую почти все тело, а не только голову и корпус. Характерно, что из огнеметчиков серьезно не пострадал никто: ушибы у многих, но их тяжелые огнеупорные плащи и каски оказались неплохой защитой от ударного оружия.

Больше всего меня и парней угнетал тот факт, что из сотни погибших далеко не все погибли собственно от рук зараженных, часть погибла и от огня спецназа. Винить спецназ тоже было глупо: они просто пытались спасти как можно большее число людей, но в хаосе под пули попадали и гражданские. Сказалось недостаточное вооружение холодным оружием, так как штыки и ножи оказались недостаточно эффективными, а у спецназа с этим все было еще хуже, только ножи и кинжалы и на этом все.

С другой стороны, наша рукопашная атака спасла кучу жизней, а возможность настолько коварной ловушки предусмотреть было невозможно, так что и нам себя не в чем упрекнуть.

Бойцом, получившим травму, был Михал Талтош, совершенно обычный, ничем не выделяющийся курсант из отряда 'красных'. Он был как все, по успехам в обучении находился ближе к 'хвосту' отряда и никогда ничем не привлекал моего внимания. Просто был в моей учебке и тянул бремя подготовки. Я знал, что у него влиятельный отец, выложивший круглую сумму на финансирование учебки — и только.

Талтош пострадал от того же самого громилы, от которого я спас мальчонку, когда бросился на него с заклинившим автоматом. Собственно, именно усилия Михала и еще двоих спецназовцев отвлекли громилу и дали мне время успеть, однако этот акт героизма стоил парню тяжелейшей травмы с несколькими переломами и повреждением легкого. Военврач заверил меня, что состояние серьезное, но стабильное, жизнь его почти вне опасности, но в любом случае долгого лечения и операции не избежать, и хорошему магу-целителю придется постараться, чтобы избавить Михала от инвалидности.

Вскоре мне удалось связаться с министром Сабуровым, и тот заверил меня, что сделает все возможное. Собственно, у Дома Талтошей нет разве что своего целителя-альва, но Сабуров об этом позаботится. В конце концов, возвращение раненого героя нашему начинанию по подготовке истребителей нового поколения очень на руку, а вот возвращение инвалида — уже совсем не очень.

Вскоре Михала отправили в столицу, и мы пришли проводить его всей командой.

— Михал, — сказал я ему, — ты молодец, без вариантов. То, что мы сделали, и ты в том числе — это уже само по себе большое дело. Мы спасли кучу народа, и того мальчика тоже. Ты, словом, поправляйся, и не переживай, что так быстро выбыл из строя. Еще повоюем.

— Парни, — едва слышно прошептал он сквозь кислородную маску, — вы только постарайтесь не погибнуть, хорошо? Если вас не станет — я себе не прощу, что меня с вами не было...

— Молчи, тебе говорить нельзя. Уж поверь, мы постараемся. Говорю же — еще повоюем. Альмалексия в помощь, Михал.

Когда его увезли, мы отыскали в наших припасах бутылку медицинского спирта и немного отлили, чтобы приготовить самодельную водку, по тридцать граммов на брата, и после обеда помянули спецназовца, бросившегося на гранаты, и мага.

— Как-никак, эти парни умерли достойно и при этом спасли кучу народа, в том числе, может быть, и кого-то из нас, — сказал я.

— Ага, — подхватил Сато Ярыгин, — так выпьем же за то, чтоб они недолго ждали в очереди на Страшный Суд...

— Таких пропускают без очереди.

Еще я успел отыскать мать девочки до того, как выживших отправили в карантинный лагерь, сообщил, что ее дочь жива, и утешил, как смог.

— В общем, дело такое, у нее руки за спиной скованы, так что повредить себе она не сможет. Ее заберут в один секретный научный центр, будут пытаться найти способ лечения. Не знаю, излечимо ли это вообще, но там люди очень умные, не то что я, с тремя-то классами. Если излечимо — найдут способ. Молитесь за нее, а больше сделать ничего нельзя...

К тому моменту, как я это говорил, несчастная девочка уже стала монстром: когда я заглянул в окошко фургона, она забилась в дальний угол и сверлила меня глазами, полными ярости. От испуганного, заплаканного ребенка не осталось ничего, кроме физической оболочки.

Что касается инцидента с военными, то он сошел мне с рук целиком и полностью. С генералом Аверовым я по этому поводу пообщался по рации — получилось довольно конструктивно.

— Генерал, давайте без обиняков и недомолвок. Я кое-что смыслю по нашей теме и сотрудничаю с такими секретными структурами, о которых вам даже догадываться не положено. Я это не для выпендрежа говорю, а чтобы вы поняли: на таком уровне дилетантов нет, пусть мне всего семнадцать лет. Проинструктируйте своих людей делать то, что я говорю, или хотя бы не вставлять мне палки в колеса, потому что мои успехи здесь могут отразиться и на вашей карьере, а вы же хотите стать дивизионным генералом до выхода в запас, не так ли?

— Да я и не сомневаюсь, что вы специалист, но хотя бы ставьте меня в известность, прежде чем сделать что-то, тем более настолько потенциально опасное!

— Я обычно так и поступаю, если есть время и возможность. Конкретно в этом случае у меня не было времени, потому что взятый живым образец нуждался в медицинской помощи, пока еще был неопасен. А выживание образца очень важно для вашей карьеры, потому что если б он не выжил, на ваши плечи была бы возложена обязанность по поимке другого живого зараженного. Не нужно быть пророком, чтобы знать: вы бы не хотели получить такой приказ, ибо операция, чреватая неуспехом или даже провалом с потерями... Зачем вам лишний риск? А так завтра приезжают господа из засекреченной службы, мол, костьми ложись, а достань образец. А вы раз и вынимаете из рукава, как фокусник, вот, все уже есть... И даже не обязательно уточнять, где, кто и как этот образец добывал. В лучах моей славы спокойно греются и министр обороны, и сам король — не проблема, если и вы погреетесь. Особенно если посодействуете, ага?

Так что из этой ситуации я вышел с определенным плюсом: Аверов, конечно, просто вояка, но рациональный. Ему, ясное дело, не нравится, что мальчишка вроде меня учит его жизни, но за мальчишкой этим стоят и министр, и король. При том, что он крайне ограничен приказами и дефицитом войск, у него мало возможностей как-то отличиться, а оттого наличие меня ему весьма полезно: любое, самое минимальное участие в наших операциях позволит ему честно докладывать об успехе совместно проведенной операции, не уточняя о распределении ролей и размерах вкладов в успех. А если провал — ну, это же не его провал, верно?

Вечером мы провели совещание с офицерами Масловски, с нашей стороны присутствовали лидеры 'красных' и 'синих' и еще несколько человек. Главный вопрос заключался в работе над ошибками и в том, как нам дальше проводить спасательные операции.

— Тут по всему выходит, — сказал капитан спецназа по имени Бэр, тот, что со шрамом, — что поторопились мы, это раз. Второе — нам поставили ловушку, которая не смогла бы сработать как надо без командования, сама по себе. Действия нелюдей, если каждого конкретно — идиотизм. Прыгали с третьих-четвертых этажей и убивались нахрен. А вот все вместе... Вначале эти прыгали, навели хаос и панику — а тогда поперли со вторых этажей. Главное — вы шли улицей, мы шли дворами. Значит, твари уже тогда были в зданиях, но ничем себя не выдали, пока вы и огнеметчики крошили небольшую толпу... И только в момент нашей максимальной уязвимости, когда мы уже вели штатских, пошла атака... Четкий план, которым кто-то руководил. Кто-то разумный. Эфириалы?

— Непонятен метод передачи команд, — пожал плечами я. — Не дам стопроцентной гарантии, но эфириалы даже в Зоне не обладают способностью общения со своими сородичами, обретшими тело. Сами одержимые также лишены возможности дистанционного общения, я это знаю, потому что не раз загонял одержимых в одну и ту же ловушку, и этот метод работал до самого конца моего пребывания в зоне. Вместе с тем, другой метод, петля и засада на собственном следу, самый первый раз не сработал, одержимый ушел. Потом я так убил еще двоих — а затем метод полностью перестал работать, и с тех пор ни разу более одержимые не пытались идти по моему следу. Вывод — первый спасшийся рассказал другим о моей привычке делать засаду на своем следу, но второй и третий попались, так как еще не знали. Отсюда следует, что нет у них передачи мыслей на расстоянии. Опять же, какие эфириалы, если тут нет Зоны Сопряжения? Вот одержимый тут вполне может быть, как показывает мой опыт, но как он руководит нелюдями?

— А 'зоопарком' своим они как управляют? — спросил Масловски.

— Сложно и долго объяснять, я даже слов подобрать не могу к тому, что видел. Но так вряд ли получится управлять массами нелюдей, а главное, что практическая дальность, на котором одержимый способен управлять своим зверинцем — тридцать-сорок метров. Это я тоже опытным путем установил: если одержимый натравливал на меня зверушку, а сам убегал в противоположную сторону, то тварь оставалась неуправляемой и уже не представляла большой проблемы. Потому я подозреваю, что тут используются не только новые методы войны, но и новые методы управления... При условии, что действительно имеет место управление со стороны, а не что-то иное.

— Да уж... Но ясно одно, нам явно не дадут так просто выводить людей. Вторая григошевка на окраине в девяти сотнях метров от ближайшего моста. Нереально, и людей не спасем, и сами можем не выбраться.

— Есть идея, хоть и не про спасение... Григошевка, которую мы эвакуировали. Туда можно посадить команду снайперов и пару пулеметчиков, они будут простреливать окружающее пространство и попутно вести наблюдение, собирать информацию. Это не решает вопросов по спасению людей, но увеличивает наше присутствие в городе и контроль над ним. Снайпера на плоских крышах — идея неплохая, но если зараженные легко выламывают двери квартир, то не факт, что на крыше удастся отсидеться, чердачные люки их не остановят.

— Вообще-то, в городе есть здания, в принципе не имеющие никакого выхода на крышу, даже пожарной лестницы, — сказал незнакомый мне спецназовец. — Я сам родился в Островске, и мое детство прошло тут.

— Хм... Например?

— В центре есть старый храм. У него не вполне плоская крыша, но там есть места, где можно удобно разместиться снайперам, вплоть до площадок три на три. Забраться на крышу можно только по длинной приставной лестнице или с воздуха. Я знаю, в какой подсобке эти лестницы хранятся, если их уничтожить — нелюдям придется сделать новые, а я не уверен, что они на это способны. Еще на восточной окраине есть очень старый мусульманский храм — старше самого города, ему примерно тысяча лет, и это практически крепость. Очень тяжелые двери, крохотные окошки, стены толщиной три метра...

— Какой такой храм? — приподнял бровь я.

— Мусульманский.

— Первый раз слышу это слово. Кто это такой или такие?

— Если в общих чертах, то это люди, которые верят, что бог — мужчина.

— Серьезно?

— Да, вполне. О них вообще мало кто слышал, но раньше, больше тысячи лет назад, их было очень много на востоке. Но потом пришли свартальвы. Мало того, что их вера была неудобна свартальвам, так еще они приняли свартальвов за слуг злого бога, Шайтана, и боролись совершенно непримиримо. С ужасными последствиями для себя. В конечном итоге очень немногие спаслись и ушли аж сюда. Конкретно этот храм был построен задолго до появления Сиберии, когда король Винзейна — ну, раньше было тут такое королевство — даровал группе мусульман право тут осесть. С тех пор они тут и жили, построили храм, одновременно являвшийся их крепостью. Потом здесь появилась крупная деревня, вторая, население стало увеличиваться, а затем сто пятьдесят лет назад Кирин Григош основал тут город, который вскоре стал 'дворянским городом' — вплоть до постройки Светлограда. А мусульманская община все это время тут и жила. Ну, до этого момента. Но, к слову, они могут быть все еще живы, потому что свой храм содержали в порядке, там даже был музей в одном крыле. И если они успели — то выковырять их из храма нелюдям вряд ли под силу.

— То есть, если мы перебросим в храм группу солдат, то у нас появится там точка опоры?

— Именно. Собственно, у мусульман было право не только на поселение и постройку крепости, но и на оружие для самозащиты. Впоследствии в городе ввели очень жесткие ограничения на оружие, но право хранить оружие дома никто не отменял. Конечно, это максимум фитильные ружья и арбалеты, а в основном холодное оружие, потому-то его никто и не изымал.

— Вот как раз холодного оружия нам и не хватило сегодня утром, — проворчал Масловски.

— Вот-вот. И в музее его было полно, кстати. То есть, от нелюдей в храме как раз вполне можно отбиться, если вовремя там спрятаться.

— Надо слетать на разведку. Завтра с утра разведкой и займемся, заодно пролетим через центр и составим более точный список григошевок, где есть выжившие.

— А мы можем эвакуировать хоть откуда-то людей при помощи дирижабля? — спросил я.

— В теории да, практически нет, в гондолу вмещается максимум двадцать человек. То есть, если мы сможем поднять на борт по веревочной лестнице несколько человек — то да, мы их вывезем, но дирижабль все же не очень быстрый, взлет и посадка занимают время, а потенциальных мест, куда надо возить провиант и воду, много. То есть, мы можем везти туда продукты, а назад несколько человек, но не более десяти. При условии, что в одно место мы в ближайшее время можем слетать только один раз... Короче говоря, мы можем спасти так несколько процентов людей. Если их в городе остается пятьдесят тысяч или даже сто — капля в море. Добавляем вероятность плохой погоды и усложненное пилотирование в городе на сверхнизкой высоте — короче говоря, это не выход. А григошевки вообще не вариант, крыши высокие, стрельчатые. Чтобы забраться на борт дирижабля, висящего выше крыши, с балкона, человеку надо подняться где-то на тридцать-сорок метров по веревочной лестнице, а это не всем под силу. Женщины и дети не смогут, уж точно не все, сорваться может и мужчина.

— А мужчин, которые бросят женщин и детей, спасать вообще не стоит, — хмыкнул Аристарх.

— Вот то-то и оно.

— Да, между прочим, — сказал спецназовец, который рассказывал о храме, — большинство 'тюряжек' в принципе не имеют балконов. Это у последних они уже появились.