| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Во время празднования 1 Мая — "Дня международной солидарности трудящихся", когда весь советский народ как один — дружно демонстрировал на демонстрациях эту самую "солидарность", кто-то пробрался в ангар и топором изрубил первый планер Яковлева в щепки. Сосновые рейки, стальная проволока, да покрытая лаком парусина — много ли надо, умеючи?!
Приехав вновь в Москву через две недели после этого события, чисто ради спортивного интереса, спрашиваю у Миши:
— Какая сволочь, мне интересно, это сделала?
Тот, пожав плечами:
— Мало ли сволочей среди этого быдла, что за пару бутылок сивухи — хоть мать родную зарубит?
Стало, до слёз "за державу обидно":
— Хм, гкхм... Ты уж, Барон, не утрируй и на людей напрасно не наговаривай! Самодельный планер — это всё же не родная мать.
Затем, наградив его за успешное выполнение задания словом "молодец!" и одобрительно-поощрительным лёгким похлопыванием по плечу, говорю с немалым патетическим пафосом:
— А теперь Миша, ты исчезаешь с исторической сцены и на ней появляюсь я... Весь в белом!
* * *
Стою незаметно у входа с полчаса примерно и, наблюдаю.
Как мне удалось только что убедиться собственными глазами (не без малой толики злорадства, каюсь): рабочие учебной столярной мастерской "Академии воздушного флота" — куда по протекции Ильюшина в марте 1924 года, удалось устроиться Александру Яковлеву — его откровенно гнобили. Юноша "из интеллигентов", со средним образованием — под насмешливые комментарии из курилки, с утра до вечера таскает на спине фанерный короб с опилками и сосновой стружкой — работа для самых неквалифицированных рабочих, вчера только приехавших из деревни.
— Александр, это ты? — столкнувшись буквально "лоб в лоб", делаю вид, что крайне изумлён, — вот, кого не ожидал здесь увидеть... Так это тебя угораздило, не подскажешь?
Когда он поставил пустой короб на пол, я с живейшим участием заглядываю ему в тоскливые глаза:
— А... Как же тот планер — про который писал?! Я уж думал, ты где-нибудь в кабинете, на самый худой конец — в чертёжном зале с пульманом...
— С "кульманом"...
Согласно киваю:
— Тем более. Что случилось?
Тот, вытирая уже достаточно влажным носовым платком пот со лба, вкратце рассказал мне уже известную "из первых рук" историю. Сочувственно качая головой, пнув ящик, спрашиваю:
— Неужели, всё так плохо, Саша?
Тот, надо отдать должное — не впадая в грех уныния, пытается передо мной хорохориться:
— Да, нет — все очень хорош...
Тут его весьма ехидно окликнули от циркулярной пилы:
— Молодой человек, хорош прохлаждаться! Вы ещё у меня не убрали.
Яковлев, пробурчав под нос:
— Вот так всегда: не "товарищ" и даже — не "гражданин"... Не "ты", а всегда — "Вы". Они не считают меня за своего!
Безапелляционно, резко и без малейшей тени какого-нибудь слюнявого сочувствия, бросаю как перчатку в лицо:
— И правильно делают!
Тот, крайне изумлён:
— Почему?!
— Да потому что, по их мнению — ты маешься дурью, как бесящийся от жира барчук. Делаешь не свою работу и занимаешь чужое место в разгар массовой безработицы.
Тут его ещё раз нетерпеливо окликнули и, схватив короб — будущий Главный конструктор бегом отравился собирать лопатой и метлой, здоровенную кучу опилок из-под станка.
Когда я в следующий раз выловил Александра во время краткого перерыва, тот попытался оправдаться. Скорее, перед самим собой, чем предо мной:
— Зато я очень хорошо узнаю производственный процесс, научусь так сказать — своими руками...
Грубо его перебиваю, обличительно тыча пальцем в грудь:
— Ничего ты здесь не узнаешь, не ври самому себе! Никого "производственного процесса" — так как авиация скоро перейдёт на сплавы алюминия. А "своими руками" учиться работать с деревом — тебе уже поздно, Саша. Это надо было начинать с самого раннего детства. Так что, даже гробовщик с тебя — получится весьма и весьма посредственный!
Понимает, что я прав и, с немалой ненавистью пнув вконец опостылевший фанерный ящик, тем не менее с браводой:
— Отработаю год или два и поступлю в "Академию".
Довольно насмешливо его обламываю:
— Не факт, Саша! Далеко не факт. У тебя неподходящее происхождение и после этой грустной истории с планером — репутация конченного неудачника.
У Яковлева сжимаются кулаки:
— Кто это сделал?!
С невозмутимо-безапелляционным видом:
— Кто-нибудь из конкурентов. Или, ты один-единственный в "Академии" — кто делал планер?!
Насколько мне известно, только планеров с индексом "АВФ" во II Всесоюзных планерных испытаниях 1924 года — участвовало аж целых семнадцать. А ведь в соревнованиях участвовала вся страна — от Питера до Владика!
Непонимающе:
— Так ведь "конкуренция" — это между капиталистами...
Здорово им здесь уже мозги успели прополоскать!
Откровенно насмешливо:
— "Конкуренциями" — между людьми, между личностями. Даже за девушку, очень часто бывает — парни бьют друг другу морды. А девушки конкурируя — стремятся перещеголять друг друга косметикой, нарядами и украшениями. Тебе это разве неизвестно?
— Известно, но ревность — это мещанство.
— Пусть будет так, пусть будет "мещанство", — перехожу на доверительный шёпот, — а как тогда назвать конкуренцию за власть в Кремле?
По советским газетам не разберёшь, конечно, что твориться во властных верхах — только пищеварение себе испортишь. Но в народе всё же ходили достаточно правдоподобные версии про всю эту подковёрную возню и, он не мог их не слышать.
Мальчик был умный и на эту тему спорить не стал, лишь вполголоса осторожно:
— Не знаю...
— Хорошо! А соревнования в Крыму — разве не конкуренция между конструкторами планеров, в поисках самого лучшего? А для чего тогда? Собраться, на народные денежки потусить, профукать их, да разъехаться?! Или устроить состязания — в которых обязательно будут победители и проигравшие?
Наконец-то соглашается со мной:
— Получается, что — конкуренция.
Хлопаю его по коленке и не по месту жизнерадостно:
— Ну, вот видишь! Так что — проиграл ты в этой конкурентной гонке, Саша.
Он вспыливает:
— Это была нечестная конкуренция!
Глядя на него несколько сверху вниз:
— А кому это интересно, Саша? Главное — ты её проиграл, а подробности — никого не интересуют, кроме тебя конечно.
С досады тот прикусывает губу и надолго замолкает. Молчу и я...
* * *
Пауза изрядно затянулась и, я стал обеспокоенно поглядывать на часы — делая вид что тороплюсь. Наконец Яковлев, понимая — что я вот-вот уйду и, быть может — навсегда, с затаённой надеждой спрашивает:
— Серафим! А ты как здесь оказался?
— Да, так... По делу.
— Извини, конечно... Если не секрет — что за дело у тебя в "Академии"?
Похлопываю по "совнаркомовскому" портфелю:
— Да, какой там "секрет"... Прям, как Диоген — хоть рисуй плакат "Ищу человека" и, ходи с ним по вашей Москве. Ха-ха-ха!
Смеюсь, а потом резко:
— "Кто ищет — то всегда найдёт"!
Заглядывает мне в глаза:
— Какого "человека"?
— Да если б, одного-единственного...
Не торопясь достаю из портфеля папочку с надписью "Акционерное предприятие "Красный полёт"" и, открыв её:
— ...Нижегородские комсомольцы на общем собрании выдвинули лозунг: "Комсомольцы — на самолёт!". Ты читаешь газеты? Если читаешь, то понимаешь: скоро этот лозунг — подхватит молодёжь всей страны. Поэтому, через пару лет для аэроклубов страны потребуется достаточно дешёвый массовый планер, а в дальней перспективе — лёгкий самолёт для первоначального обучения.
Внимательно слушает.
— Всё будет практически готово, уже к осени. В Ульяновске уже начинают строить аэроклуб, аэродром, учебные классы и производственные помещения. Заключены договора с поставщиками материалов и со смежниками. Дело осталось за малым...
Вздохнув:
— ...Нам нужен человек умеющий делать планеры, ещё один — могущий преподавать курсантам аэродинамику и, прочие — необходимые авиатору науки. И ещё третий: авиатор — умеющий управлять планером и аэропланом и, могущий научить этому других. В Нижегородской губернии таковых, увы — не оказалось.
В принципе, я и не искал.
В отличие от нашей первой с ним встречи — никакой отсебятины с моей стороны, никакого экспромта!
Разглагольствуя, я как бы ненароком показывал Александру Яковлеву рисунки, чертёжики, графики, таблицы... Даже несколько штук фотографий.
Компьютерная графика, ещё раз скажу и, повторю ещё не раз в дальнейшем — это убийственная сила для хроноаборигенов!
Как бы спохватившись, захлопываю папочку и засунув её обратно в портфель:
— Александр, ты бы не мог помочь мне найти таких людей?
В ответ пересохшими губами, он хрипло:
— Серафим! Извини, что не ответил тебе тогда... Я просто...
Лихорадочно озирается по сторонам, как будто ища причину — по которой он не ответил на мой последнее письмо, где я уже потеряв терпение — ставил вопрос "ребром".
Наконец, нашёл:
— ...Я просто потерял твой адрес.
По-детски несложная откорячка, одна не забываем: Главному конструктору — едва исполнилось (1 апреля!) восемнадцать лет. Поэтому я, не поведя бровью:
— Сам по запарке постоянно обо всём на свете забываю. Особенно досадно бывает, когда утром забываешь имя девушки — с которой спал... Хахаха!
Однако, вижу — моему собеседнику не до смеха.
Выжидающе смотрю на него:
— Так, что? Порекомендуешь кого, или мне сразу идти к товарищу Баранову?
С этим "товарищем" Александр был постоянно "на ножах" — особенно после посещения того двумя "муровцами" почти месяц назад и, его — буквально передёрнуло лишь при упоминании этой фамилии. Уволить просто так рабочего в то время было невероятно трудно, а вот выжить — науськав на того коллектив, это запросто. Являясь хоть и не непосредственным, но всё равно — начальником Яковлева, тот казалось — только этим и занимался, устраивая постоянно собрания — на которых все кому не лень, песочили будущего Главного конструктора, почём зря.
Человек, в своё время (в реальном будущем) смогший пропиарить себя перед самим Сталиным — особой скромностью не отличался. Поэтому, со всей решимостью, он:
— Лучшего человека, умеющего делать планеры — чем я, тебе не найти!
Помолчав, я со всей серьёзностью кивнул:
— Я знаю.
Горячечно, Яковлев:
— У меня сохранились чертежи и расчёты и, если у тебя всё уже готово — то я смогу успеть до соревнований...
Подняв руку, строго предупреждаю:
— Торопиться не надо: авиация не терпит суеты, а торопыг — наказывает увечьями и смертью. Если не успеем на соревнования этого года — то будем участвовать в следующем. В нашем с тобой положении, Александр, лучше потерять год или даже два, чем поторопившись — осрамиться ещё раз...
Заговорщически подмигнув:
— ...Хорошенько, не торопясь подготовимся, создадим действительно — самый лучший в СССР планер и, затем — порвём им всем жоп... Разом заткнём за пояс всех конкурентов!
* * *
Как поётся в одной комсомольской песне: "Сборы были недолги"!
Как в ледяную прорубь бросившись — решившись переехать в Ульяновск, Александр Яковлев развил прямо-таки бешенную деятельность. Нашёлся и один "теоретик" из буржуазных специалистов — знавший ещё Жуковского и, не шибко ладивший с новой властью. И, "практик" — лётчик Первой мировой войны, потерявший ступню и по этой причине — вынужденный прозябать в безвестности и полунищете.
С первым были постоянные проблемы по причине его излишне бойкого языка, со вторым не меньшие — по причине его запойного пьянства.
Но, ничего!
По мере роста наших успехов, "теоретик" увлёкся и почти перестал бухтеть на "красный цвет", а лётчику я — хорошенько порывшись в своём "послезнании", нашёл лекарство от алкоголизма.
Но об "лекарствах" в целом — как-нибудь в другой раз.
Вся "троица" переехала к нам в Ульяновск с семьями. Его отцу, Сергею Васильевичу — закончившему когда-то "Коммерческое училище" и, до Революции — работающему в "нефтянке" у самого Нобеля, я при первом же знакомстве сделал предложение стать коммерческим директором производственно-торгового кооператива "Стандарт-Ойл" — от которого он не смог отказаться. Мать Главного конструктора — Нина Владимировна, домохозяйка и, она тоже не возражала перебраться в более спокойное и хлебное место. Недвижимости у них не было, мебель в единственной комнатушке пожгли в буржуйке во время Военного коммунизма, носильные вещи были изношены и выброшены...
Короче, "собраться в путь — только подпоясаться"!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
