↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Что касаемо авиации, то большевики на ней — были просто сдвинуты!
Говорю это без малейшего преувеличения или какого-то стёба с моей стороны. Три четверти населения страны рассекают в лаптях, младенческая смертность доходит до половины рождающихся, улицы городов кишат безработными, бездомными и беспризорниками... Разруха в промышленности, на транспорте и, "в головах" — прежде всего у членов единственной правящей партии и её вождей...
А они — на меньшее, чем на великую авиационную державу, не согласны!
Правильно это или нет?
Сказать как на духу:
Я НЕ ЗНАЮ!!!
Всегда хочется найти какую-то альтернативную "золотую середину", но так видимо бывает чрезвычайно редко... А может и, вообще не бывает.
У меня тоже имеются кое-какие авиационные "тараканы" в голове, задумки то есть, поэтому будем считать:
Всё, что ни делается — делается к лучшему!
Летом 1921 года, на IV Всероссийском съезде работников Красного Воздушного Флота, с целью привлечения населения к финансированию государственной программы по созданию отечественной авиационной индустрии — был рождён, а потом широко растиражирован государственной пропагандой лозунг:
"Трудовой народ, строй воздушный флот"!
Весной 1923 года от слов перешли к делу. С подачи газеты "Известия" было создано "Общество друзей воздушного флота СССР" (ОДВФ) — первая всенародная общественная организация, занимавшаяся всесторонним содействием развитию военной и гражданской авиации. Но прежде всего — развитием авиационного спорта в виде авиамоделизма и планеризма.
Редакция обнародовала специально открытый банковский счёт, на который для всенародного участия в строительстве советских самолётов — читателям предлагалась перечислить как свои личные сбережения, так и коллективно собранные средства. В "Инициативную группу" входили такие известные личности, как — Каменев, Рыков, Дзержинский, Антонов-Овсеенко, Подвойский, Фрунзе, Радек, Крадек...
Проще пожалуй, перечислить тех большевиков из их "топа" — кто не принимал участие в создании и затем деятельности этого общества!
Мне вот только интересно: они тоже сдавали "сколько не жалко" на строительство Красного воздушного флота...? Откуда? Из своего "партминимума " в сорок пять(!) рублей? На что же потом жили?!
...Или только призывали это сделать других?
Человечеству, его лучшим умам, всегда свойственно было мечтать об более справедливом устройстве общества. Сперва христианство — с его "Царством божьим" на небесах, затем коммунизм — обещающим построить "Небеса обетованные" на грешной земле. Оба проекта сгубила ложь, лицемерие и ханжество — сперва церковников, затем — партийных чинуш.
Будет ли третий проект, или человечество — окончательно превратится в толпу откормленного фаст-фудом жвачного стада, что-то блеющего в Инете про "общечеловеческие ценности"?
Боюсь, уже никогда не узнаю...
Как бы там не было, "Инициативная группа" утвердила "Устав Общества друзей воздушного флота СССР" и выбрала руководство — "Совет ОДВФ", в котором опять же: мы видим одни и те же — уже хорошо известные по предыдущему "списку", лица.
Первую скрипку же в "Обществе", играли его Генеральный секретарь — Орлинский-Крипс, товарищ генерального секретаря (заместитель) Иордан и казначей Инюшин.
Про последних двух никаких сведений в моём "послезнании" не нашлось, а вот про "генерального секретаря" известно, что происхождением он был из политработников и, это с него Михаил Булгаков "запилил" злобного и тупого — як флібустовскій троль, литературного критикана Латунского в "Мастере и Маргарите".
Должно быть, "достойный" был товарищ — раз "удостоился" внимания классика русской литературы!
Конечная дата его биографии — "1938", тоже о многом говорит: "Не всё скоту масленица", так сказать.
В том же году, что и "ОДВФ", с подачи нашего — уже достаточно хорошего знакомого Александра Краснощёкова, появилось "Российское акционерное общество Добровольного воздушного флота" (Добролёт) ...
Прошу не путать!
Эти два общества плотно друг с другом сотрудничали — но их предназначение и правовой статус, были совершенно различны. Первое послужило родоначальницей "ДОСААФа", второе — "Аэрофлота".
* * *
Мы в своём Ульяновске, тоже старались идти в ногу со временем, чтоб отвечать на все возникающие вызовы эпохи. По разработанному мной и утверждённому на собрании партийной ячейки "Первому пятилетнему плану развития", город должен был стать как минимум — всесоюзным центром развития планеризма и легкомоторной авиации СССР.
Поэтому у нас, ранее даже чем в губернском центре — была создана "инициативная группа", затем — региональное отделение "ОДВФ", в которое вошло всё — "региональное" же начальство. Затем и, волостной "Совет ОДВФ", Первым секретарём которого был избран наш бывший однорукий военком — Взнуздаев Иван Данилович. Я не избежал участи удостоиться чести быть его заместителем по технической части, а один из самых уважаемых горожан — всю жизнь проработавший в фискальных органах, казначеем.
Впрочем, последний — ещё до эпохи "диалектического материализма" вышел на пенсию и, тяготясь ответственностью — всю "черновую" работу свалил на меня. Мне же, ничего не оставалось делать, как так же — "свалить" контроль и учёт поступающих добровольных пожертвований на людей, которым я больше всего доверял... На планово-бухгалтерский отдел Ульяновской исправительно-трудовой колонии, то есть — зэков-экономистов в который, я подбирал с особой тщательностью.
"Инициативная группа ОДВФ" состояла из активных комсомольцев или просто — из гиперактивных школьников и, собирала добровольные пожертвования (не только в Ульяновске или волости — но и по всей губернии) для строительства в городе "имени Вождя мирового пролетариата" аэроклуба. В этом, им всецело помогали наши ребята-комсомольцы — со времён прошлогодней войны с хулиганством, окопавшиеся в Нижегородском губисполкоме РКСМ.
Но думаю, ещё больше в сборе средств помогала развязанная мной шумная пиар-компания в прессе и, реализация по рыночным ценам очень красивых значков "Общества друзей воздушного флота" — изготавливающихся одной из артелей кооператива "Красный рассвет".
На собранные средства, на комсомольско-молодёжных субботниках — ударными темпами расчищались сельскохозяйственные неудобья чуть севернее Ульяновска. Там, строилась взлётно— посадочная полоса, ангар, пункт управления полётами, диспетчерская вышка с "колбасой", здание для обслуживающего персонала, ангар для техники и так далее...
Конечно, несмотря на "солидные" названия — всё убого-примитивно как подмышечная щекотка!
Однако и вся тогдашняя советская авиация (а другой я пока не видел), ничего — кроме безудержного смеха до геморроидальной икоты, у меня не вызывала.
Кроме собственного аэроклуба и следовательно — подготовки лётных кадров, у меня предусмотрено развитие в Ульяновске серийного производства планеров и небольших самолётов — вроде небезызвестного "кукурузника".
А вот это уже серьёзно!
Подобная авиатехника в тогдашнем СССР, иной другой — как деревянной в прямом смысле этого слова, быть не могла по определению. Из-за нехватки в стране "крылатого металла", полностью или частично деревянные самолёты, даже в Великую отечественную войну — летали и воевали и, в целом небезуспешно.
И вот здесь — мы имеем громадное преимущество перед, положим — даже самой Москвой!
Как я уже рассказывал, в Ульяновской волости исстари находится так называемое "кустарное гнездо" — центр надомной промышленности. И эта промышленность — именно деревообрабатывающая, причём уже знакомая с таким технологическим приёмом — как разделение труда.
Согласен: примитивная "промышленность" конечно — донельзя и, с едва умеющими читать-писать "кадрами"...
А кто мешает вовлечь кустарей в производственные кооперативы наглядно-ощутимой выгодой, снабдить их более совершенным инструментом и научить работать по "плазово-шаблонный методу " — значительно нивелирующему недостаток их квалификации? Не так ли, мобилизованным из деревень женщинам и подросткам — удастся произвести в предстоящую войну бесчисленные летающие орды "Яков", "ЛаГГов" и "Илов" с деревянными крыльями и хвостами?!
Напротив, у наших ульяновских кустарей — имеется значительно преимущество перед будущими рабочими эвакуированной на Восток авиационной промышленности: они с самого раннего детства — собственными родителями приучены работать с деревом, они живут в собственных сравнительно благоустроенных домах — а не в возведённых на скорую руку промозглых бараках и, они — более-менее сыты, подкармливаясь с собственных огородов, а не пухнут с голоду на пайке из чёрного хлеба и селёдки.
С далеко идущими в области авиации целями, близ нашего с Ксавером "Домостроительного комбината" (ДСК) — производящего быстросборные деревянные домики, уже строится "Деревообрабатывающий комбинат" (ДОК) — так же входящий в АО "Жилстрой". Там же планируется на следующий год возвести фанерный цех, в самом Ульяновске — мебельную фабрику, развивающуюся из артели "Красный интерьер".
Но, одного дерева для производства летательных аппаратов, мало!
Через посредников, я активно вёл переговоры с руководством эвакуированного в 1915 году из Риги в Харьков велосипедного завода "Россия", не так давно возобновившим выпуск продукции на предприятии "Серп и молот". Это в будущем хорошо известный свой вело— мото— техникой — "Харьковский велосипедный завод" (ХВЗ). Точно такие же переговоры велись с бывшим московским заводом "Дукс", а ныне — "Государственным авиационным заводом Љ 1" (ГАЗ Љ 1), где по достоверным сведениям — ещё имелись специалисты, не забывшие как делать велосипеды и мотоциклетки "Мото-Рев".
Переговоры вселяли надежду, что если не полноценный велосипедный или мотоциклетный завод — то цех по выпуску отдельных видов комплектующих, мне удастся построить.
Все вышеперечисленные предприятия, довольно легко перепрофилировать для производства тогдашней авиатехники — кто б, спорил?!
С моей стороны, всё уже было практически готово... Даже подобраны несколько толковых парней и девчат в авиационное конструкторское бюро. Оставался главнейший элемент прогрессорства в области авиации: энергичный, упорный, настойчивый, что немаловажно — молодой и, самое главное — фанатично преданный авиации Главный конструктор.
С большой буквы, заметьте — Главный конструктор!
Где б, мне такого взять?
* * *
Моя, сперва оживлённая переписка с Яковлевым, как-то — очень "дипломатично" с его стороны, к весне постепенно сошла почти на нет. Точно также, естественно, не сбылась идея завлечь его в Ульяновск — посулив дать возможность построить собственный планер...
К той, совершенно случайной нашей встрече с ним в августе прошлого года на "Первой всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке" в Москве, я специально не готовился. Давая на мой взгляд — весьма заманчивые посулы будущему генеральному конструктору, я основательно подзабыл кое-какие факты из читаной когда-то книги Яковлева "Цель жизни" — касаемые его характера и личной биографии.
И главное, что я не учёл: какой москвич согласится добровольно уехать из столицы в глухую провинцию? Тем более, такой честолюбивый и амбициозный человек — как будущий Главный конструктор?!
Из его редких писем стало известно, что сведя знакомство с целью получить работу по проектированию аэропланов с Александром Пороховщиковым — организатором и владельцем частного авиационного конструкторского бюро, он получил от якобы изобретателя первого в мире танка — грандиозный отлуп. Не пав духом, Яковлев познакомился с не менее известной личностью — Константином Арцеуловым. Внук Айвазовского, лётчик-истребитель Первой мировой войны и уже(!) испытатель первого советского истребителя "Ил-400" конструкции Поликарпова, более участливо подошёл к настойчивому до неприличия юноше — устроив того помощником к некому летчику Николаю Анощенко, строившему в здании Военно-воздушной академии планер собственной конструкции. С последним же и, с уже готовым планером с прикольным названием "Макака" — он и отправился осенью 1923 года на всесоюзные планерные соревнования в Коктебель. Это курортное место близ крымской Феодосии, надолго станет традиционным местом соревнований советских планеристов.
"Как вы яхту назовёте — так она и поплывёт" — видимо, это правило верно не токмо для чего-либо водоплавающего!
Но хотя для самого Анищенко соревнования окончились плачевно — его "Макака" разбилась вдребезги при первой же попытке взлететь, для Яковлева они оказались знаковыми. Там он познакомился со множеством полезных людей, в частности — с Сергеем Ильюшиным (тем самым!), который чуть позже — помог ему рассчитать собственный планер.
Вернувшись в Москву, Яковлев и ещё дюжина его друзей, заразившихся от него энтузиазмом, организовали планерный кружок и взялись за постройку своими руками летательного аппарата в гимнастическом зале родной школы. Средства им, видимо выделило "Общество", необходимые материалы для планера они покупали на авиазаводе.
К маю число энтузиастов-конструкторов в школьном "КБ" сократилось втрое, но планер был готов к испытательным полётам...
Далее, если верить моему "послезнанию", события будут развиваться так.
На первых же испытаниях планер конструкции Яковлева "АВФ-10" показал превосходные пилотажные качества и, в августе — на всесоюзных соревнованиях в том же крымском Коктебеле, он будет признан лучшим. Сам Александр получит почётную грамоту и 200 рублей премии.
С этой поры, с выбранного пути его уже не свернуть!
Окрылённый первым успехом, начинающий авиационный конструктор устроится "по блату" в мастерские "Военно-воздушной академии имени Жуковского" — сперва разнорабочим, затем мотористом. В саму Академию, ему тогда и ещё очень долго не удавалось поступить — из-за его "неблагородного" происхождения.
Театр абсурда, мля!
Практически всё Политбюро ЦК ВКП(б) — дети дворян, купцов или на худой конец — попов. А внуку крестьянина и сыну "почётного гражданина" — пеняют на непролетарское происхождение.
В тех же учебных мастерских при "Академии воздушного флота", Александру Яковлеву и уже сложившегося вокруг него костяку будущего КБ — в 1927 году удалось спроектировать и построить свой первый лёгкий двухместный самолет "АИР-1". На нём, лётчик Юлиан Пионтковский — командир эскадрильи Воздушной Академии, те же летом совершит беспосадочный полёт из Севастополя в Москву.
Этот день и будет считаться датой основания "ОКБ им. Яковлева".
Ну, а пока...
Пока, ещё ничто не предрешено!
— Ну что ж, "коренной москвич"..., — как-то раз бреясь перед зеркалом, сказал я самому себе, — не хочешь, значит, по-хорошему? Тогда, будем по-плохому — ты сам этого хотел.
Не люблю москвичей!
* * *
— Тебе пожалуй не стоит больше "косить" под беспризорника, Барон. Уж больно ты выглядишь великовозрастным и откормленным!
Однако, надо отдать должное — его артистические способности всё перевешивают.
Вернувшийся с задания Миша, наворачивая за двоих, слушает да ест — лишь изредка:
— Угу.
— "Угу...", — передразниваю, — садись на диету или меняй имидж!
Искусство гримировки он уже освоил не хуже меня и, подобрать ему нужный новый "сценический образ", или даже несколько — не составит особенного труда.
Дождавшись, когда он за столиком в одной дешёвенькой московской забегаловке — где у нас с ним была назначена встреча, прикончит "добавку", спрашиваю:
— Что, юные авиаторы тебя не кормили за труды тяжкие?
Промокая рот и вытирая руки салфеткой:
— Сам голодные, как церковные мыши. А за "мои труды" Саша пообещал меня с собой в Крым взять.
Вид у него был слегка сладко-мечтательным, как бы говорящим: "А я бы не отказался".
— Какой он добрый, однако! Однако, я посылал тебя не в турфирму — за "горящей путёвкой" на юга... Что выяснил по делу?
— "Общаком" в этой компании заведует сам Яковлев. Правда, денег уже не осталось — всё потрачено на эту кучу сосновых реек и тряпок. Испытания планера назначены на середину мая — когда конкретно неизвестно. Знаю только, что пилотом будет Пионтковский... Или Сергеев.
Прикидываю в уме: у нас в запасе ещё около двух недель.
— Планер ещё в школе?
— Да. Но поговаривают — скоро его разберут и отправят в Академию для экспертной оценки.
Пожимает плечами:
— Так, вроде была уже комиссия... При мне была.
— Что за народ был в той комиссии?
— Серьёзные дядьки! А удостоверения мне они свои не показывали.
— А ты у них спрашивал?
— ...???
— Ха-ха-ха! Что говорили то "серьёзные дяденьки", хоть?
Мишка наморщив лоб, вспоминает:
— Один говорит, дескать: "Деталь узла крепления крыльев рассчитана, по моему мнению, неточно, неправильно и в полете она развалится". А другой ему вторит: "Думается, товарищ Яковлев не имел никаких оснований — чтоб строить этот планер. У него нет ни образования, ни опыта, а ведь ему отпустили большие деньги для постройки". Третий — самый важный: "Товарищи не забывайте, что в самолет должен будет сесть человек. Где у вас уверенность, что летчик не разобьется? Имейте в виду, эта затея может плохо кончиться и, на месте товарища Яковлева — я бы от неё отказался...".
Почему-то, мне стало очень обидно за будущего Генерального:
— Хм... На месте Яковлева — он никогда не окажется, ибо — разумом скорбен!
— Типичный перестраховщик, — согласился Миша, — я этот тип руководителей наиболее хорошо по твоим инструкциям изучил, Серафим: "Как бы что не вышло!". Ими легче всего манипулировать — если знаешь как, конечно.
— Молодец! А списочек — что я просил, составил?
— Да, вот он.
Изучив список фамилий и адресов юных конструкторов и взрослых "перестраховщиков", я после недолгих сомнений и размышлений, типа — "а стоит ли?", решительно заявил:
— Ну, тогда... Завтра начинаем, Миша!
* * *
Когда я окликнул Барона, тот слегка округлил глаза:
— Ух, ты! Вылитой городовой — что в возле нашего дома в Питере постоянно околачивался.
— Ты тоже хорош!
Критически осмотрев с ног до головы своего воспитанника, выглядевшего — уже лет на пять старше самого себя, но "вчерашнего":
— А ну-ка пройдитесь, товарищ милиционер...
Часто бывает, человека не по внешнему виду — по походке или голосу узнают, а тот перед друзьями и знакомыми Яковлева — уже достаточно засветился.
— Да, нормалёк всё, — прошепелявил Мишка, слегка прихрамывая сделав вокруг меня круг, — я в левый ботинок камешек положил, как ты учил.
Недовольно для порядка поморщившись:
— Сойдёт для сельской местности. Но всё же, рот свой поменьше открывай.
Первым, перепугав всех соседей по коммуналке и родителей, мы посетили Гушу — того паренька, что прошлым летом — постоянно падал в воду с поплавка "Юнкерса-13" во время "Всесоюзной выставки". Красиво светанув перед носом "корочкой", я ладонь к козырьку форменной фуражки:
— Оперуполномоченный отдела по борьбе с экономическими преступлениями "МУРа", комиссар Каталкин!
Отец Гущи будучи в изрядном подвыпитию по случаю субботы, отвесил любимому чаду звучный подзатыльник:
— Что он натворил? Неуж, наш тихоня украл что или с беспризорниками связался?!
Делаю предостерегающий жест:
— Спокойно, гражданин! У нас к вашему сыну несколько вопросов по поводу его знакомого Александра Яковлева...
Мать паренька будучи в предъистеричном шоке, с размаха шлёпнула того пониже спины скрученным мокрым полотенцем, которое видимо стирала перед нашим приходом:
— Я ж тебе сколько раз говорила — не связываться с этим малахольным!
— Спокойно, гражданочка! Мы всего лишь проверяем поступившие к нам сигналы...
Улыбаясь, развожу руками:
— ...Служба у нас такая, понимаете?
После чего, разговор пошёл более спокойным и конструктивным.
Опрашиваемый Гуща был одет...
Ну, мягко сказать — весьма непритязательно!
Очень мягко сказать.
На этом и, на неизбежно появившимся в таком возрасте эгоцентризме — можно хорошо сыграть. Прямо ни в чём не обвиняя Александра Яковлева, я грамотно подводил перепуганного паренька к мысли о нечистоплотности лидера их "планерного кружка" в целевом использовании финансовых средств — выделенных ему "ОДВФ":
— Не подскажите, откуда у вашего приятеля новенькая "пролетарка", "камчатка" и эти... Как, их там?
— "Берцы", — подсказывает Мишка, — между прочим, на рынке — больше "партминимума" стоят!
"Партминимум" — это максимальная месячная зарплата, которую до 1934 года мог получать истинный коммунист.
Для сравнения мужскую обувь Зеленкина "с клеймом на подошве" ("штиблеты" — как их тогда называли, с рантом и без) — казавшаяся тогда самым верхом шика, в магазине находящемся в доме 3 по Кузнецкому Мосту, стоила тогда от девяти до двадцати рублей.
Черные, серые, или песочного цвета фетровые женские боты стоили ещё дороже — 25-32 рубля.
— Вот, вот! — обрадованно, — так откуда "дровишки"?
Гуща, отчаянно защищая своего друга, краснеет и пищит:
— Ему, один наш хороший знакомый из...
Мефистофелем из Преисподней криво усмехаясь, я иронически хмыкнул:
— "Хороший знакомый" из Ульяновска выслал-подарил?
Кивает, но уже неуверенно.
Ребятки, запомните: "бесплатный сыр" — только в мышеловке бывает.
Конечно, было опасение, что Яковлев подарки продаст или обменяет на что-нибудь "авиационное". Но мой коварный расчёт оказался верен: ничто человеческое — будущему "Главному" не чуждо и, молодой человек — не отказался от возможности пофорсить-покрасоваться обновой перед сверстниками.
— ...Нам эта версия уже знакома и в данный момент — мы её тоже прорабатываем. Но тогда возникает вполне справедливый вопрос: а почему он Вам ничего не подарил? Или ещё кому-нибудь из ребят? А?
Гуща, бледнея кусает губы. Видимо и, до этой встречи — он неоднократно задавал себе этот вопрос:
"А почему не мне? Почему только ему? Чем это интересно, я хуже?".
Дальнейшими вопросами буквально за каждую мелочь, за каждую "статью" расходов" по изготовлению планера, я довёл и без того робкого и зашуганного паренька до полуобморочного состояния.
Наконец, давая подписать протокол опроса:
— На сегодня достаточно. Если, к Вам у следствия появятся какие-то дополнительные вопросы — вызовем повесткой на "Петровку 38". А потом на суд, по адресу... Что с Вами, молодой человек?
Клиент "поплыл" и передав его на попечение переполошённым родителям, я отправился на выход, строго обратился к обалдевшим соседям:
— Надеюсь, граждане, мне не надо напоминать об тайне следствия и ответственности за его разглашение?
Хотя, формально "опрос" свидетеля происходил с глазу на глаз на общей кухне, нас активно подслушивали не только родители Гущи — но и многочисленные соседи по коммуналке и, в последующей самой широкой огласке сомневаться не приходилось.
Мишка же, буквально одной фразой "на посошок" перед нашим уходом — поселил в сердце яковлевского друга и сотрудника (а так же его родителей и соседей) уверенность, что Александра Яковлева вот-вот арестуют за мошенничество и отправят в домзак:
— Помогайте сушить сухари вашему дружку, в общем.
Примерно по той же схеме, были опрошены ещё трое соратников Яковлева из его "КБ". Не в пример слегка лоховатому Гуще, Сергей Гришин держался молодцом, "лез в бутылку" и даже требовал — предъявить ему для более тщательного изучения, моё и Барона удостоверения сотрудников "МУРа".
Пожав плечами и как можно равнодушнее:
— Это ваше конституционное право, гражданин!
Умильно было наблюдать, как он напряжённо шевелил губами — пытаясь найти в них хоть какую-нибудь "зацепку". Однако взрослый, умудрённый жизнью человек — всегда без особых усилий психологически переиграет, буквально — ещё только вчера подростка.
Зевнув, я ничего хорошего не предвещающим тоном, предлагаю:
— Рука, на колчаковском фронте раненная — уже устала держать документ перед вашим носом... Может, к нам в управление на "Петровку" проедем, гражданин Гришин? Чтоб, "снять все подозрения" в нашей легитимности — так сказать?
Мишка, с готовностью прошепелявил от двери:
— Там и заночуете: после последней амнистии — сидячие места в подвале имеются.
Перепугавшись, тот сразу же
— Нет, не надо на Петровку! Опрашивайте здесь...
К немалой моей досаде выяснилось, что средств выделенных на строительство планера "Обществом друзей воздушного флота" не хватило и юные энтузиасты — зарабатывали недостающее лекциями.
Что ж, делать?
Приглядевшись замечаю, что гражданин Гришин, вид имеет какой-то "бледно-недокормленный". Хотя НЭП наполнил прилавки магазинов и лотки рынков всеми видами продовольствия, но они многим не по карману.
Поэтому быстро нашедшись, говорю:
— А вот имеется свидетельское показание соседей, что на буржуазное Рождество — семья Александра Яковлева кушала гуся, на Крещенье — поросёнка, а на Международный женский день — он подарил своей маме коробку конфет и духи... Как Вы считаете, Сергей: из какой тумбочки он взял деньги?
Тот, сперва сглотнув слюну от перечислений недоступных ему яств — "копытом" бия себя в грудь, возопил:
— Да, этого не может быть! Саша не такой!
Тяжело вздохнув, я печально глянув в его чистые, честные юношеские глаза:
— Увы, но в эпоху НЭПа — даже за некоторыми испытанными в борьбе с Самодержавием коммунистами, стал замечаться грешок стяжательства. Учитывая же непролетарское происхождение вашего лучшего друга — в том, что он утаил и потратил на себя часть собранных вами средств — не приходится удивляться...
Короче, к концу опроса и, у него — мне удалось посеять сомнение в лидере их "планерного конструкторского бюро".
Девушка же, отвечающая за обшивку деревянного каркаса планера материей-перкалью и, без сомнения — тайно в Яковлева влюблённая, сразу же после нашего появления впала в ступор. Поэтому вместо опроса свидетеля, получилось приведение в чувство барышни.
Этим в основном занимался Миша, уже изучившим тонкую женскую душу по взятым у меня методичкам:
— Успокойтесь, гражданочка! Наш народный суд — самый гуманный суд в мире: учтёт молодость, глупость, отсутствие прежних судимостей и много вашему любезному дружку не даст. Лет пять — если амнистии никакой не будет и, Вы снова сможете с ним миловаться... Так что не плакали бы, а собирали б "тормозок": запасная пара белья, полотенце, кружка, ложка и кусок мыла.
Бесполезно: даже — протокола опроса не удалось составить!
На выходе говорю:
— Миша! Ты их так действительно поженишь.
— С чего бы вдруг?
— "Комплекс жены декабриста", помнишь?
— Ах, да... Ну, тогда совет да любовь им!
Насколько мне известно, Александр Яковлев в "реальной" истории женится уже в тридцатых годах, на какой-то — то ли лётчице-спортсменке, то ли — парашютистке-рекордсменке.
Короче, не помню!
В течении последующей рабочей недели, были опрошены деятели "ОДВФ" — предоставивших Яковлеву средства на строительство планера, материально-ответственные лица авиационного завода — где он получал необходимые материалы и, наконец — помогавший ему с расчётами конструкции Сергей Ильюшин...
Тот самый!
Не избежали сей участи и, лётчики Пионтковский с Сергеевым.
Конечно со взрослыми и часто наделёнными властью людьми, мы с Мишей — уже никаких вольностей себе не позволяли. Особенно с Ильюшиным, перед которым — я буквально благовёл за его "Ил-2", на котором я "там" совершил многие сотни "боевых вылетов" на одноимённом авиа-симуляторе и, еле сдерживал себя — чтоб не дать какой-нибудь непрошенный совет по апгрейду этой славной "птички".
Представились, всегда вежливо излагаю суть возникшей проблемы:
— Поступил сигнал от законопослушных граждан, о нецелевом использовании Александром Яковлевым собранных и выделенных ему средств на строительство летательного аппарата. Что Вам известно на этот счёт?
— Ничего не известно...
— Хорошо, так и запишем: "Соучастнику...". Ой!
Комкаю лист бумаги и, достав новый, шевеля губами пишу "вслух":
— "Свидетелю, по существу заданного вопроса"... Не вспомнили часом чего, гражданин Ильюшин?
— Я же сказал — НЕТ!!!
— "...Ничего не известно".
После чего, я нудными и мелочными вопросами — так психологически изматывал собеседника, что уверен: только при виде "виновника" — у них должен был возникнуть стойкий рвотный позыв. На прощанье же, после росписи на официальном бланке опроса, всегда:
— Больше Вам сказать следствию нечего, Сергей Владимирович? "Без протокола", так сказать?
— Нечего.
Вздыхаю осуждающе:
— А жаль — другие более разговорчивыми были... И на суде сможете подтвердить Вами сказанное?
Опрашиваемые, всегда — крайне нервно отвечали-реагировали на этот вопрос:
— И на суде, тоже!
— Очень хорошо, — встаю и не торопясь собрав со стола "архив", — тогда ждите повестки из Басманного переулка.
У всех без исключения официальных и "полуофициальных" лиц по нашему уходу, на лице написано одно желание: никогда больше в жизни не видеть и не иметь дело с этим — не по возрасту настырным, упрямым и оказывается — вороватым пареньком.
* * *
Я уехал по срочно-неотложным делам в Ульяновск, оставив в Москве Мишку, а события шли своим чередом.
Начальству "Академии Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского", от имени "Отдела по борьбе с экономическими преступлениями и саботажем" Московского ОВД, было отправлено грозное письмо — с требование не допустить планер Яковлева к испытаниям, как важную улику и вещественное доказательство, могущую во время неудачного полёта быть испорченной. И принять меры к недопущению её уничтожения злоумышленниками — с целью сокрытия преступления.
В итоге, Александр Яковлев — из потенциального главного конструктора авиационной техники, вдруг оказался "космонавтом" — вышедшим в открытый космос. Вокруг него оказался "вакуум", а его планер — арестованным в одном из ангаров столярной мастерской "Академии".
Всё бы ничего!
Да, куда не кинь свой взор — дисциплина в Стране Советов хромала на обе ноги и, высшее учебное заведение "Красного военно-воздушного флота" — не была в этом ряду чем-то особенным.
Во время празднования 1 Мая — "Дня международной солидарности трудящихся", когда весь советский народ как один — дружно демонстрировал на демонстрациях эту самую "солидарность", кто-то пробрался в ангар и топором изрубил первый планер Яковлева в щепки. Сосновые рейки, стальная проволока, да покрытая лаком парусина — много ли надо, умеючи?!
Приехав вновь в Москву через две недели после этого события, чисто ради спортивного интереса, спрашиваю у Миши:
— Какая сволочь, мне интересно, это сделала?
Тот, пожав плечами:
— Мало ли сволочей среди этого быдла, что за пару бутылок сивухи — хоть мать родную зарубит?
Стало, до слёз "за державу обидно":
— Хм, гкхм... Ты уж, Барон, не утрируй и на людей напрасно не наговаривай! Самодельный планер — это всё же не родная мать.
Затем, наградив его за успешное выполнение задания словом "молодец!" и одобрительно-поощрительным лёгким похлопыванием по плечу, говорю с немалым патетическим пафосом:
— А теперь Миша, ты исчезаешь с исторической сцены и на ней появляюсь я... Весь в белом!
* * *
Стою незаметно у входа с полчаса примерно и, наблюдаю.
Как мне удалось только что убедиться собственными глазами (не без малой толики злорадства, каюсь): рабочие учебной столярной мастерской "Академии воздушного флота" — куда по протекции Ильюшина в марте 1924 года, удалось устроиться Александру Яковлеву — его откровенно гнобили. Юноша "из интеллигентов", со средним образованием — под насмешливые комментарии из курилки, с утра до вечера таскает на спине фанерный короб с опилками и сосновой стружкой — работа для самых неквалифицированных рабочих, вчера только приехавших из деревни.
— Александр, это ты? — столкнувшись буквально "лоб в лоб", делаю вид, что крайне изумлён, — вот, кого не ожидал здесь увидеть... Так это тебя угораздило, не подскажешь?
Когда он поставил пустой короб на пол, я с живейшим участием заглядываю ему в тоскливые глаза:
— А... Как же тот планер — про который писал?! Я уж думал, ты где-нибудь в кабинете, на самый худой конец — в чертёжном зале с пульманом...
— С "кульманом"...
Согласно киваю:
— Тем более. Что случилось?
Тот, вытирая уже достаточно влажным носовым платком пот со лба, вкратце рассказал мне уже известную "из первых рук" историю. Сочувственно качая головой, пнув ящик, спрашиваю:
— Неужели, всё так плохо, Саша?
Тот, надо отдать должное — не впадая в грех уныния, пытается передо мной хорохориться:
— Да, нет — все очень хорош...
Тут его весьма ехидно окликнули от циркулярной пилы:
— Молодой человек, хорош прохлаждаться! Вы ещё у меня не убрали.
Яковлев, пробурчав под нос:
— Вот так всегда: не "товарищ" и даже — не "гражданин"... Не "ты", а всегда — "Вы". Они не считают меня за своего!
Безапелляционно, резко и без малейшей тени какого-нибудь слюнявого сочувствия, бросаю как перчатку в лицо:
— И правильно делают!
Тот, крайне изумлён:
— Почему?!
— Да потому что, по их мнению — ты маешься дурью, как бесящийся от жира барчук. Делаешь не свою работу и занимаешь чужое место в разгар массовой безработицы.
Тут его ещё раз нетерпеливо окликнули и, схватив короб — будущий Главный конструктор бегом отравился собирать лопатой и метлой, здоровенную кучу опилок из-под станка.
Когда я в следующий раз выловил Александра во время краткого перерыва, тот попытался оправдаться. Скорее, перед самим собой, чем предо мной:
— Зато я очень хорошо узнаю производственный процесс, научусь так сказать — своими руками...
Грубо его перебиваю, обличительно тыча пальцем в грудь:
— Ничего ты здесь не узнаешь, не ври самому себе! Никого "производственного процесса" — так как авиация скоро перейдёт на сплавы алюминия. А "своими руками" учиться работать с деревом — тебе уже поздно, Саша. Это надо было начинать с самого раннего детства. Так что, даже гробовщик с тебя — получится весьма и весьма посредственный!
Понимает, что я прав и, с немалой ненавистью пнув вконец опостылевший фанерный ящик, тем не менее с браводой:
— Отработаю год или два и поступлю в "Академию".
Довольно насмешливо его обламываю:
— Не факт, Саша! Далеко не факт. У тебя неподходящее происхождение и после этой грустной истории с планером — репутация конченного неудачника.
У Яковлева сжимаются кулаки:
— Кто это сделал?!
С невозмутимо-безапелляционным видом:
— Кто-нибудь из конкурентов. Или, ты один-единственный в "Академии" — кто делал планер?!
Насколько мне известно, только планеров с индексом "АВФ" во II Всесоюзных планерных испытаниях 1924 года — участвовало аж целых семнадцать. А ведь в соревнованиях участвовала вся страна — от Питера до Владика!
Непонимающе:
— Так ведь "конкуренция" — это между капиталистами...
Здорово им здесь уже мозги успели прополоскать!
Откровенно насмешливо:
— "Конкуренциями" — между людьми, между личностями. Даже за девушку, очень часто бывает — парни бьют друг другу морды. А девушки конкурируя — стремятся перещеголять друг друга косметикой, нарядами и украшениями. Тебе это разве неизвестно?
— Известно, но ревность — это мещанство.
— Пусть будет так, пусть будет "мещанство", — перехожу на доверительный шёпот, — а как тогда назвать конкуренцию за власть в Кремле?
По советским газетам не разберёшь, конечно, что твориться во властных верхах — только пищеварение себе испортишь. Но в народе всё же ходили достаточно правдоподобные версии про всю эту подковёрную возню и, он не мог их не слышать.
Мальчик был умный и на эту тему спорить не стал, лишь вполголоса осторожно:
— Не знаю...
— Хорошо! А соревнования в Крыму — разве не конкуренция между конструкторами планеров, в поисках самого лучшего? А для чего тогда? Собраться, на народные денежки потусить, профукать их, да разъехаться?! Или устроить состязания — в которых обязательно будут победители и проигравшие?
Наконец-то соглашается со мной:
— Получается, что — конкуренция.
Хлопаю его по коленке и не по месту жизнерадостно:
— Ну, вот видишь! Так что — проиграл ты в этой конкурентной гонке, Саша.
Он вспыливает:
— Это была нечестная конкуренция!
Глядя на него несколько сверху вниз:
— А кому это интересно, Саша? Главное — ты её проиграл, а подробности — никого не интересуют, кроме тебя конечно.
С досады тот прикусывает губу и надолго замолкает. Молчу и я...
* * *
Пауза изрядно затянулась и, я стал обеспокоенно поглядывать на часы — делая вид что тороплюсь. Наконец Яковлев, понимая — что я вот-вот уйду и, быть может — навсегда, с затаённой надеждой спрашивает:
— Серафим! А ты как здесь оказался?
— Да, так... По делу.
— Извини, конечно... Если не секрет — что за дело у тебя в "Академии"?
Похлопываю по "совнаркомовскому" портфелю:
— Да, какой там "секрет"... Прям, как Диоген — хоть рисуй плакат "Ищу человека" и, ходи с ним по вашей Москве. Ха-ха-ха!
Смеюсь, а потом резко:
— "Кто ищет — то всегда найдёт"!
Заглядывает мне в глаза:
— Какого "человека"?
— Да если б, одного-единственного...
Не торопясь достаю из портфеля папочку с надписью "Акционерное предприятие "Красный полёт"" и, открыв её:
— ...Нижегородские комсомольцы на общем собрании выдвинули лозунг: "Комсомольцы — на самолёт!". Ты читаешь газеты? Если читаешь, то понимаешь: скоро этот лозунг — подхватит молодёжь всей страны. Поэтому, через пару лет для аэроклубов страны потребуется достаточно дешёвый массовый планер, а в дальней перспективе — лёгкий самолёт для первоначального обучения.
Внимательно слушает.
— Всё будет практически готово, уже к осени. В Ульяновске уже начинают строить аэроклуб, аэродром, учебные классы и производственные помещения. Заключены договора с поставщиками материалов и со смежниками. Дело осталось за малым...
Вздохнув:
— ...Нам нужен человек умеющий делать планеры, ещё один — могущий преподавать курсантам аэродинамику и, прочие — необходимые авиатору науки. И ещё третий: авиатор — умеющий управлять планером и аэропланом и, могущий научить этому других. В Нижегородской губернии таковых, увы — не оказалось.
В принципе, я и не искал.
В отличие от нашей первой с ним встречи — никакой отсебятины с моей стороны, никакого экспромта!
Разглагольствуя, я как бы ненароком показывал Александру Яковлеву рисунки, чертёжики, графики, таблицы... Даже несколько штук фотографий.
Компьютерная графика, ещё раз скажу и, повторю ещё не раз в дальнейшем — это убийственная сила для хроноаборигенов!
Как бы спохватившись, захлопываю папочку и засунув её обратно в портфель:
— Александр, ты бы не мог помочь мне найти таких людей?
В ответ пересохшими губами, он хрипло:
— Серафим! Извини, что не ответил тебе тогда... Я просто...
Лихорадочно озирается по сторонам, как будто ища причину — по которой он не ответил на мой последнее письмо, где я уже потеряв терпение — ставил вопрос "ребром".
Наконец, нашёл:
— ...Я просто потерял твой адрес.
По-детски несложная откорячка, одна не забываем: Главному конструктору — едва исполнилось (1 апреля!) восемнадцать лет. Поэтому я, не поведя бровью:
— Сам по запарке постоянно обо всём на свете забываю. Особенно досадно бывает, когда утром забываешь имя девушки — с которой спал... Хахаха!
Однако, вижу — моему собеседнику не до смеха.
Выжидающе смотрю на него:
— Так, что? Порекомендуешь кого, или мне сразу идти к товарищу Баранову?
С этим "товарищем" Александр был постоянно "на ножах" — особенно после посещения того двумя "муровцами" почти месяц назад и, его — буквально передёрнуло лишь при упоминании этой фамилии. Уволить просто так рабочего в то время было невероятно трудно, а вот выжить — науськав на того коллектив, это запросто. Являясь хоть и не непосредственным, но всё равно — начальником Яковлева, тот казалось — только этим и занимался, устраивая постоянно собрания — на которых все кому не лень, песочили будущего Главного конструктора, почём зря.
Человек, в своё время (в реальном будущем) смогший пропиарить себя перед самим Сталиным — особой скромностью не отличался. Поэтому, со всей решимостью, он:
— Лучшего человека, умеющего делать планеры — чем я, тебе не найти!
Помолчав, я со всей серьёзностью кивнул:
— Я знаю.
Горячечно, Яковлев:
— У меня сохранились чертежи и расчёты и, если у тебя всё уже готово — то я смогу успеть до соревнований...
Подняв руку, строго предупреждаю:
— Торопиться не надо: авиация не терпит суеты, а торопыг — наказывает увечьями и смертью. Если не успеем на соревнования этого года — то будем участвовать в следующем. В нашем с тобой положении, Александр, лучше потерять год или даже два, чем поторопившись — осрамиться ещё раз...
Заговорщически подмигнув:
— ...Хорошенько, не торопясь подготовимся, создадим действительно — самый лучший в СССР планер и, затем — порвём им всем жоп... Разом заткнём за пояс всех конкурентов!
* * *
Как поётся в одной комсомольской песне: "Сборы были недолги"!
Как в ледяную прорубь бросившись — решившись переехать в Ульяновск, Александр Яковлев развил прямо-таки бешенную деятельность. Нашёлся и один "теоретик" из буржуазных специалистов — знавший ещё Жуковского и, не шибко ладивший с новой властью. И, "практик" — лётчик Первой мировой войны, потерявший ступню и по этой причине — вынужденный прозябать в безвестности и полунищете.
С первым были постоянные проблемы по причине его излишне бойкого языка, со вторым не меньшие — по причине его запойного пьянства.
Но, ничего!
По мере роста наших успехов, "теоретик" увлёкся и почти перестал бухтеть на "красный цвет", а лётчику я — хорошенько порывшись в своём "послезнании", нашёл лекарство от алкоголизма.
Но об "лекарствах" в целом — как-нибудь в другой раз.
Вся "троица" переехала к нам в Ульяновск с семьями. Его отцу, Сергею Васильевичу — закончившему когда-то "Коммерческое училище" и, до Революции — работающему в "нефтянке" у самого Нобеля, я при первом же знакомстве сделал предложение стать коммерческим директором производственно-торгового кооператива "Стандарт-Ойл" — от которого он не смог отказаться. Мать Главного конструктора — Нина Владимировна, домохозяйка и, она тоже не возражала перебраться в более спокойное и хлебное место. Недвижимости у них не было, мебель в единственной комнатушке пожгли в буржуйке во время Военного коммунизма, носильные вещи были изношены и выброшены...
Короче, "собраться в путь — только подпоясаться"!
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|