Нефрит

— Отвечай! Пусть заходят. И говори нормальным голосом.

После того, как я все-таки сумел это сделать, он хлопнул меня по плечу и участливо сказал:

— Колька, кончай ссать. Вспомни, ведь ты же тоже Гурулёв. И не забудь, пока я здесь, ни один волос с тебя не упадет.

Потом, быстро прошел в комнату и затих.

За дверью хлопнул лифт, через полминуты — не знаю, что они тянули, зачем стояли на площадке — запел звонок, и я на подгибающихся ногах шагнул к двери. Первым, оттолкнув меня, в квартиру вошел тот самый мордоворот, что в прошлый раз выбросил меня из машины. Тут, представ во весь рост, он оказался совсем невысоким, значительно ниже меня, но зато шире почти наполовину. Настоящий квадратный шкаф. Я невольно усмехнулся, опять вспомнив сериалы про девяностые. Следом вошел Николай, третьего охранника не было, наверное, остался в машине или на площадке.

— Привет, тезка!

Николай был сама радость, как будто встретил давнего хорошего друга, словно не он всего лишь пару дней назад смотрел на меня, как на червя. Я хорошо запомнил его обещание отправить меня к родным по частям.

— Привет, Николай, — сглотнув, хрипло ответил я.

— Ты, что такой? — участливо спросил гость. — Пил что ли вчера?

Я усердно закивал головой.

— Да, малость загулял.

— Эх, молодость, молодость.... Не бережете вы свое здоровье.

Вошедший первым охранник уже прошел на кухню, осмотрел все там, и молча направился в спальню. Я замер. Однако, "шкаф" в комнате не задержался, а прошел дальше, к ванной. Заглянул туда и повернулся к Николаю.

— Чисто.

Блин, куда делся Валерка? Не кинул же он меня? — мелькнула у меня дикая мысль. Но я тут же отбросил её. Совсем чокнулся, такую ерунду про брата думаю, да и куда он может деться из квартиры на восьмом этаже. Мои мысли явно показывали мое состояние, хотя Валерка вроде и успокоил меня, что он все контролирует, но оставшись наедине с бандитами, я снова занервничал.

Сразу после доклада охранника, Николай перестал изображать радость от встречи со мной и сухо предложил:

— Давай, тезка, займемся делами. Где бабки?

Я так долго ждал этого вопроса, что когда услышал его, то не сразу понял.

— Эй, ты что? Очнись. Деньги где, я спрашиваю.

— Там, в рюкзаке, — махнул я в сторону кухни.

— Пошли, считать будем.

Николай первым прошел на кухню, на ходу подхватил лежавший на стуле рюкзак и опустил его на стол.

— Ого, — радостно заметил он. — Вес чувствуется. Сотнями что ли насобирал?

Он сам засмеялся своей шутке, потом развалился на диванчике у стола и показал на рюкзак:

— Вываливай!

Мордоворот тоже подтянулся к столу. На его лице впервые появилось какое-то чувство, что-то похожее на интерес. Вот и наступил момент истины, я взял рюкзак и обреченно дернул молнию. На стол посыпались пачки "денег". В комнате на секунду повисло тягостное молчание. Но уже через мгновение все взорвалось. Николай вскочил и, не отводя взгляда от кучи бумаги, грязно выругался. Я смотрел на него, и поэтому не видел, что произошло сзади. А там кто-то коротко мявкнул, словно подавился, и что-то глухо шлепнулось на пол. Мою ногу задело, я на нервах, отпрыгнул в сторону. На полу, вниз лицом, растянулся квадратный охранник, это его упавшая короткопалая рука ударила меня по ноге. За ним, в боксерской стойке — полубоком, правая рука у подбородка — стоял Валерка. На его огромном кулаке поблескивал широкий кастет. Похоже, этой штукой он и приложил мордоворота по затылку.

Что ж, момент был выбран что надо — и Николай, и "шкаф" уставились на сыпавшиеся из рюкзака пачки, и не заметили бесшумно шагнувшего из-за двери Валерку. Мне вдруг все стало безразлично, наверное, я, в конце концов, перегорел. Я безучастно смотрел, как брат в два прыжка догнал бросившегося из кухни Николая, и с маху врезал ему в ухо. Тот тоже свалился, такой удар — сто двадцать килограмм живого веса, плюс кастет — и дикого кабана свалил бы с копыт.

— Ну, что, очнулся?

Валерка бесцеремонно похлопал Николая по щекам.

— Давай, не придуривайся. Я же вижу, как веки дрожат.

Тот действительно открыл глаза и прошептал:

— Ты кто?

— Я его братишка, — почти ласково ответил Валера, показывая на меня пальцем. — А вы идиоты, наехали на него. Думали за парня встать некому? Да у него родни миллион.

— Это ты идиот! — голос Николая вдруг окреп. Похоже, он полностью пришел в себя. — Ты что, думаешь тут ваша сраная деревня? Ты теперь просто в жопе! Тебе родственнички здесь ничем не помогут. Молись, чтобы живым остаться.

— Эх, ты... — сожалеюще протянул Валерка. — Не было, похоже, у тебя братьев. Не понимаешь.

Потом, коротко, без замаха ткнул кулаком в губы москвича. Тот дернулся, рот окрасился кровью.

— Это тебе тоже зачтется, — наконец прохрипел он. Однако в голосе Николая уже не было той уверенности, что в начале.

— Неправильно сказал.

И Валерка повторил удар. Николай ойкнул, отвернул голову и начал сплевывать кровь. Теперь он молчал.

— Ну вот, быстро учишься.

Валерка поднялся и приказал:

— Давай, братан, собирайся. Нам пора.

— Я готов.

Я еще вчера понял, что уезжать все равно придется, однако, до того самого момента, когда Валерка свалил на пол охранника, я все еще надеялся на чудо. Что ситуация как-то рассосется, и я буду продолжать учиться и жить в Москве. Не рассосалось. Поэтому, пока Валерка связывал, а потом перетаскивал обоих гостей к стене, я быстро скидал вещи в рюкзачок. Взял по минимуму. Засунул ноутбук в сумку, документы во внутренний карман куртки. Я действительно был готов.

Брат тоже накинул куртку и принес свою сумку.

— Ну что, Колька, кончать их будем? — Как-то очень буднично спросил он.

У меня от этого вопроса мурашки поползли по спине. Тем более, когда я увидел, что Валерка достал из сумки нож. Я хорошо знал этот нож, финка со сточенным от долголетней правки лезвием; рукоятка из рога изюбря потемнела от времени. Это был любимый охотничий нож брата, когда-то еще в школе он выменял его у интернатского паренька-эвенка. На моих глазах этим ножом был освежеван не один зверь, разделана куча рыбы. Нож действительно был стоящий, и Валерка мастерски им владел.

— Ты, что совсем с ума сошел?! В тюрягу захотел?

Я бросился к брату, пытаясь остановить его. То, что он задумал плохое, я уже не сомневался, слишком хорошо я помню этот взгляд. Глаза у него так темнели и начинали блестеть перед дракой, что в школе, что потом где-нибудь в ресторане. Таким же взгляд становился, когда надо было добить подранка на охоте. Брат легко оттолкнул меня, и показал на стул — сиди, не дергайся.

Похоже, Николай тоже понял, что сейчас что-то произойдет. Он попытался отползти, но за ним была стена, и он только вжался в нее.

— Ты прекрати это, не сходи с ума. Забирай деньги, у меня в бумажнике тысяч сто, и уходи. Я обещаю, что я про все забуду. Долг списан.

Голос у него стал просящим и совсем не грозным.

— Парень, ты с огнем играешь.

Это прохрипел охранник, оказывается, он тоже очнулся. Его голос говорил о том, что крепыш еще не напуган, не то, что его шеф.

— Парень, вас ведь найдут обоих, хоть в России, хоть за границей, и тогда ты кровавыми слезами умоешься.

— Замолчи, дурак! — завизжал Николай. — Не слушайте его, забирайте все и уходите спокойно. Я уже все забыл.

В кармане у Валерки заиграл телефон, это на время разрядило обстановку. Он быстро выхватил трубку и ответил. Потом выслушал, что ему говорил собеседник и ответил еще раз.

— Хорошо. Постоим в подъезде. Мы спустимся минут через пять, будь готов.

Он убрал телефон и повернулся ко мне:

— Сейчас я закончу и уходим. Проверь еще раз, ничего стоящего не оставил?

Потом он достал из сумки скотч и ловко заклеил рот дергавшимся пленникам, сначала Николаю, потом охраннику.

— Ну, все, прощайте. Сейчас мы уйдем, но вы запоминайте, что я скажу. Особенно ты!

Он пнул Николая.

— Теперь вы наши должники. И Колька когда-то обязательно вернется за деньгами. Потому что это деньги семьи. Отдадите с процентами, сколько к тому времени накапает.

Я слушал и не понимал, серьезно брат говорит или нет. А тот продолжал:

— Но, чтобы вы не забывали про долг, я оставлю вам метку, да родные и просили меня, что-нибудь вам отрезать.

Среагировать я не успел. Валерка схватил Николая за ухо и одним движением отсек его. Нож, похоже, был заточен как бритва, все произошло за одно мгновение. Николай выпучил глаза и задергался всем телом, разбрызгивая кругом капли крови.

Валерка бросил кусок уха на пол, и повернулся к, смотревшему на него дикими глазами, охраннику. Теперь тот тоже попытался отползти, но только уперся в дергающегося Николая. Брат не стал повторять предыдущую операцию, он просто прижал руку мордоворота к полу, и воткнул лезвие в ладонь.

— На память.

Потом вскочил, вытер нож кухонным полотенцем, воткнул в старые ножны и бросил в сумку.

— Пошли!

Я, совершенно ошалевший, как сомнамбула двинулся за ним.

Последнее приключение ждало нас во дворе. Спустившись, мы несколько минут стояли в подъезде, и вышли лишь после очередного звонка на мобильник. На улице, метрах в двадцати от нашего подъезда что-то происходило: через детскую площадку бежал и, на всю улицу матерился мужик; перепрыгивая через скамейки и песочницы, от него удирал пацан лет десяти. Я обернулся и понял в чем дело — знакомый черный Гелендваген красовался выбоиной на переднем ветровом стекле. Оно не высыпалось, но трещины от выбоины расползлись по всему стеклу. На тупом капоте лежал булыжник, натворивший все это.

Валерка дернул меня за рукав.

— Не смотри туда. Надо свалить пока он гоняется за пацаном. Чтобы не заметил, что мы ушли.

Я понял, о чем были звонки перед выходом, значит, все это натворил какой-то Валеркин подельник, чтобы отвлечь внимание шофера-охранника, сидевшего в машине.

Быстрым шагом мы прошли за угол дома, Валерка уверенно направился к машине с надписью такси.

— Садись!

Он показал на заднюю дверь, сам же нырнул на переднее сиденье. Таксист, словно только и ждал, когда мы усядемся, рванул с места.

— Не гони. Езжай, как положено, — голос у Валерки был совершенно спокойным, словно это не он несколько минут назад отрезал ухо человеку. — Не хватало нам еще, чтобы менты остановили.

Таксист, действительно, ждал нас — я, с удивлением, узнал в нем того самого парня, что принес рюкзак с "деньгами". Он, как и в прошлый раз, не обратил никакого внимания на меня, Валерке же протянул и пожал руку.

— Перекусим по дороге в мотеле? Или купить чего-нибудь с собой?

Брат на секунду задумался.

— Нет. Уезжаем из Москвы. Пожрем где-нибудь по дороге. До Питера далеко.

Так я понял, что мы поехали в Санкт-Петербург. А еще через день, мы спустились по трапу самолета, но уже в Чите. А вечером того же дня мы вышли из Валеркиного Лендровера у дома дядьки, в забытом богом таежном поселке. Райцентре золотоносного, нефритового, пушного и прочее, прочее, района. Я понял, что моя жизнь кончилась, еще не успев начаться. Буду, как отец, дядька и прочая родня горбатиться здесь, пока не загнусь. Прощай яркая кипящая жизнь столицы, жизнь полная приключений и возможностей.

Так закончилась одна страница моей жизни, и началась другая. И, как оказалось, приключений здесь на мою долю выпадает столько, что даже Московское кипение блекнет перед местными обычными буднями. Обычными буднями обычного добытчика нефрита.

Я перекусил, остаток сала завернул обратно в бумагу и положил в рюкзак. Пора двигать дальше, время идет, а еще никто не знает, что Росомахи больше нет. Я шагал, а мысли о прошлом по-прежнему не оставляли меня. Правда, о дядьке я уже начал думать в прошедшем времени. Эх, дядька, дядька, странный ты был человек — для своих, особенно для родни, ты готов был отдать все, не пожалел бы, наверное, даже жизнь. Семья для тебя была священной коровой. Благополучием семьи ты оправдывал все, даже чужие смерти. Но, что хорошо для каждого члена этой семьи ты понимал по-своему. Ты тянул всю родню в сытое и богатое будущее, не считаясь с желаниями самих родственников. Вся моя жизнь до возвращения в тайгу, была определена пожеланиями дядьки, сначала он захотел, чтобы я выучился в столичном престижном вузе и там же поднялся наверх, когда же это, по моей глупости, не получилось, он опять все переиграл.

И я вернулся домой, чтобы стать его ближайшим помощником и учеником. А для того чтобы теперь отрезать мне путь назад, Валерка и натворил все это — отрезанное ухо, раненный охранник и прочее. Все это было лишним, он, явно смог бы меня увезти из Москвы просто так, без всей этой кровавой греческой трагедии. Лишь через годы я понял, что это был концерт для меня, чтобы я никогда уже не пробовал вернуться в столицу. Эти враги были сделаны врагами только из-за меня, и придумал все это наш главный кукловод Афанасий Иванович Гурулёв.

* * *

Я немного отошел от реки и поднялся на небольшой взлобок. Надо было оглядеться, осторожность никогда не помешает, а в свете последних событий, это теперь просто обязательно. Раз уж решились убить Росомаху, то скорей всего, будут и всю семью давить до конца.

Лагерь отсюда не видно, он спрятан в распадке метрах в ста от реки, выше по течению горного безымянного ручья. Чтобы не могли разглядеть с вертолета. Но отсюда можно было разглядеть отворот к базе от тропы, идущей вдоль Витима. Я застыл, вглядываясь в подлесок, и тут же понял, что и здесь дело плохо. Ветерок, временами начинавший дуть вдоль реки, принес запах беды. На меня пахнуло гарью. Это была именно гарь, вонючий спутник остывающего пожара, а не тот приятный запах дыма, которым наносит от костра. Я невольно присел, и тихо сполз с голой вершины. Конечно, запах пожарища ветерок мог принести и не от лагеря, тайга постоянно горит, но я даже не стал пытаться себя обмануть, в душе сразу возникла уверенность, что вместо базы я увижу только угли.

По-хорошему, надо было сразу уходить, ведь на базе могли оставить и засаду. Если все это творят китайцы, то засада даже обязательна, они все делают тщательно, не то, что наши бандюки. Но я не мог уйти, не убедившись, что лагерь разгромлен — сомнения потом просто изгрызли бы меня. Сделав хороший крюк, я обошел распадок и забрался на сопку, выше базы, там, наверху, была лысая проплешина, и оттуда, если знать, куда смотреть, что-то можно было разглядеть.