Нефрит

Нефрит

Дядька сейчас умрет, это я понял сразу. Не может жить человек, у которого в животе застряли несколько пуль. Он смотрел на меня и не видел. О чем он сейчас думает? Наверное, уже ни о чем. Глаза дядьки еще две минуты назад, дикие и плачущие, превращались в мутные стеклышки. Душа прощается с телом, сказала бы бабушка, если бы увидела это. Но если душа все-таки есть и загробный мир существует, то дядьке я не завидую. Гореть ему на кострах и крутиться на шипящей сковородке, под радостное улюлюканье чертей. Потому что перед тем как самому словить в живот очередь из АК, он тоже многих спровадил на тот свет. Самое страшное, совсем не все они этого заслуживали.

К черту, за дядькой я потом вернусь, какой бы не был, не мне судить, но он заслужил, чтобы быть похороненным как положено. Он был настоящим главой Семьи. Сейчас надо самому выбираться, а то буду валяться рядом, пока наши кости не растащат звери.

Я, все еще лежа, осторожно приподнял голову и огляделся. Кусты на той стороне ручья больше не шевелились. Ушел, не ушел? Или сидит, выжидает, держа палец на спусковом крючке? И главное — заметил ли он меня? Если заметил, то мне хана. Китаезы они терпеливые — будет ждать до последнего.

Ничего нет — я так упорно разглядывал место, откуда прилетела очередь, оборвавшая жизнь самого опасного в этих краях человека, что глаза заслезились. Извиваясь, словно гусеница, я задом стал отползать от бугорка, за который упал, как только услышал треск очереди. Хоть я и не воевал, но жизнь за последние два года так меня натренировала, что действовал я, наверное, не хуже какого-нибудь зеленого берета. Я развернулся и, не обращая внимания на содранные ногти, пополз от берега к спасительному лесу. Лишь добравшись до первых деревьев, заполз за них, и, наконец, разрешил себе встать. "Куда ты? — Притормозил я себя, сгорая от непреодолимого желания немедленно рвануть в чащу. — Осмотрись". Затихшая после грохота выстрелов, тайга уже опять ожила. Где-то затрещал дятел, барабанной дробью показывая всем, что жизнь продолжается. Горный ручей продолжал весело бурлить, не обращая внимания на скрючившееся на берегу тело.

Природа лишь на миг замолкла, глянула на глупые игры людей и снова зажила своей жизнью. Чужого, не лесного звука я так и не уловил. "Значит, ушел. Не будет он столько времени сидеть и ждать. Но все равно, надо линять. Дядьку забирать вернусь с родней. Сейчас лучше не рисковать".

Через час я выбрался на тропу вдоль берега Витима и пошел быстрее. Еще несколько часов, и я доберусь до нашей базы в безымянном ключе. Оттуда свяжусь с братом и будем решать, что делать. Если хунхузы пошли на то, чтобы убить самого Росомаху, значит, началась война, а в таком случае, один я ничего не сделаю.

Шагая по мягкой влажной тропе, я время от времени останавливался и прислушивался — не прорежутся ли через мерный шум реки какие-нибудь посторонние звуки. Постепенно, по мере того, как все больше километров отделяли меня от трупа на берегу, я успокоился и невольно начал анализировать, как я во все это впутался.

Началось все, я думаю, не с меня и не с дядьки, и, вообще, не с людей в нашем поселке, и даже стране. Началось все с одного Генерального Секретаря меченого дьявольской меткой во всю голову. Это после его броских лозунгов о перестройке и о свободе, и началась вся та вакханалия в нашей стране, которая привела бывшего известного на весь район охотника-промысловика Афанасия Ивановича Гурулёва на эту скользкую, запутанную дорожку, приведшую его, в конце концов, сюда, на берег Мурикана, навстречу очереди Калашникова. Ну, а я оказался здесь, рядом с ним, уже по совсем другой мелкой, но зато извечной для человечества причины — мне срочно нужны были деньги. Да, теперь, во времена разгула капитализма, мой родной дядя Афанасий Гурулёв был человеком богатым, и даже очень богатым. Это, конечно, по меркам здешним, меркам далекого таежного района, а не по меркам Москвы или Петербурга.

Сразу после того, как разрешили все, Афанасий Гурулёв перестал сдавать государству пушнину. Теперь все добытые им соболя, белки, горностаи стали уходить прямо в город, неизвестно откуда вдруг появившимся скупщикам. Сначала они приезжали на жигулях, быстро, по-тихому скупали товар и исчезали, стараясь не привлекать к себе внимания. Но времена изменились, сейчас перекупщики приезжали уже не на Нивах, а на огромных черных джипах, громко, не обращая никакого внимания на местную власть, обделывали свои дела, а потом гуляли по нескольку дней в появившихся, как грибы ресторанах и кафе. Перекупщики шкурок теперь ничуть не уступали перекупщикам золота, извечного основного товара, идущего из недр тайги.

Со временем изменился и товар, который они брали охотнее. Конечно, никто не отказывался от соболей, но теперь также дорого ценилась струя — муксусная железа кабарги, маленького клыкастого оленя; медвежья желчь, и по заказу, медвежьи шкуры, для украшения загородных домов новых русских буржуинов. Гурулёв оперативно реагировал на изменение спроса и переходил на добычу зверей, которых раньше добывал только попутно.

А потом пришел его величество Нефрит, и сразу перебил по соотношению цена — вложенные средства и усилия, пушную охоту. Белый и зеленый камень во множестве валялся по берегам горных рек — бери и вывози тоннами — а платили за него не хуже, чем за золото. Китай был готов скупить все, что вывезли из тайги. Если за золото Гурулёв не брался, не лежала у него душа к тяжелому, грязному труду старателя, то нефрит, с его легкостью добычи и окупаемостью, сразу захватил предприимчивого охотника. Ну а то, что на его промысловом участке, как раз и находились места с богатыми залежами полудрагоценного камня, стало еще одним подспорьем в выстраиваемой им деловой пирамиде.

В свое дело охотник брал только своих — в основном родню, благо родственников у Гурулёвых в районе было достаточно. Но даже из своих, Афанасий Иванович брал не всех, и дело было не только в умении ходить по тайге и навыках охотника. В таежном поселке все были и охотниками, и рыболовами, дело было в том, что все его доходное дело было абсолютно незаконным, а значит, вокруг него вертелась куча людей с криминальными пристрастиями. Всем хотелось откусить кусок от этого жирного пирога. Поэтому отстаивать свое право хозяйничать в тайге, нередко приходилось с помощью оружия. И люди дядьке нужны были соответствующие, те, кто не побоится применить оружие против других людей.

Я, конечно, слышал про темные дела дядьки, но меня они не касались, и я, если честно, не очень верил в перестрелки в тайге, и подвешенных за ноги мертвецов на границах особо богатых участков. Как предупреждение о том, чьи это владения. Считал, что это сам дядька и братья рассказывают страшилки, чтобы отпугнуть других любителей наживы. Меня, уехавшего в Москву сразу после школы, больше интересовали клубы и прочие столичные развлечения. И лишь, когда сам оказался в этом семейном бизнесе, я понял, что не все рассказы были страшилками, многие истории оказались правдой.

Сейчас, шагая по лесу, и размышляя обо всем, что произошло со мной за последнее время, я так и не смог определить грань, после которой, я превратился из недоучившегося студента и завсегдатая московских клубов, в самого настоящего, по меркам обычных людей, бандита. Хотя по меркам дядьки мы были просто мужики, родственники, защищавшие семейное дело. Дело, которое, по правде сказать, давало благополучие большинству из нашей большой родни. Зато, я очень хорошо помнил, как получилось так, что я вместо тусовок Москвы, оказался в родной тайге, одетый вместо вещей от Армани, в энцефалитку и сапоги. А вместо яблочного мобильника, в кармане у меня похрипывала рация. И дополнял этот вид карабин Сайга, ремень которого натер уже мне мозоль на плече.

Москва в любое время была главным криминальным городом страны, чтобы там не говорили обыватели, и как бы не претендовали на это звание другие города, типа Ростова. Конечно, криминала крупного, серьезного, а не того — ...гоп, стоп мы подошли из-за угла... По этой категории, столица какой-нибудь отдаленной республики типа Улан-Уде, легко обходила первопрестольную. Ну и понятно, что Москва была скопищем аферистов, для которых провинциальный паренек с толстой пачкой денег в кармане, был самой аппетитной добычей. Такой шкворчащий на сковороде сочный стейк, мимо которого невозможно пройти.

Не прошло и пары месяцев моей веселой жизни в столице, как я попал в оборот. Хотя сам себя считал прекрасным психологом, которого невозможно развести — подобную уверенность мне давало то, что я, действительно, легко высчитывал мелких прохиндеев, пытавшихся впарить мне какой-нибудь ненужный товар — против настоящих мошенников я оказался тем, кем и был на самом деле — простодушным провинциальным мальчишкой.

Как это и положено человеку, щедро угощавшему окружающих выпивкой и травкой, а иногда и "коксом", я вскоре оказался окружен целой оравой "друзей", а просто знакомых у меня было уже пол-Москвы. Большинство из так называемых друзей, было такими же шалопаями, как и я, но уже промотавшими, выделенный далекими родителями, кусок. Им хватало только выпивки и развлечений. Но среди этих появилась и пара-тройка "серьезных" друзей, занятых каким-то настоящим бизнесом. Они постоянно говорили о больших деньгах, которыми они крутят, будоража мою душу желанием стать одним из этих воротил. Кстати, деньги у них действительно были, иногда они расплачивались за всех, светя перед моими глазами толстой пачкой баксов или красных пятерок. Теперь я понимаю, что так они просто обрабатывали меня, вряд ли серьезный делец стал бы таскать с собой пачки наличных, когда обычная карточка решала те же вопросы. Но, как говорится, все мы сильны задним умом.

Через какое-то время, один из этих друзей предложил мне войти в бизнес, его слова о том, что можно прогулять любые деньги, если не вкладывать их в дело, упали на благодатную почву. Хотя благодаря родительским деньгам, я стал студентом известного московского ВУЗа, но в душе я мечтал непременно стать бизнесменом, также, как, наверное, мои родители мечтали стать космонавтами. При этом Женя, так звали моего московского "друга", предложил не какое-нибудь экзотическое дело, которое в один миг озолотит меня, нет, он предложил войти в нормальный торговый бизнес по продаже "чистых" продуктов. То есть натуральных, произведенных без всякой химии. Это был тренд в настоящее время, зажравшаяся Москва объелась Макдональдсами и Бургерами и требовала теперь здоровой экологической пищи. Я как настоящий бизнесмен, согласился на это далеко не сразу; сначала полазил в интернете, изучил опыт известных уже в мире подобных фирм, а также фирм, появившихся у нас. Женя дал мне все документы по фирме, в которую он предлагал вложить деньги. Дело было действительно выгодным, и почти беспроигрышным. Я просчитал, как казалось, все риски, абсолютно не принимая во внимание главный риск — то, что меня банально разводят.

Каким-то образом я выклянчил у родителей миллион, но, как оказалось, этого было мало, для вхождения в дело, не хватало еще, как минимум полтора. Я обзвонил всю родню, и наскреб еще триста тысяч, это было все, на что я был способен. Тогда Женя, чисто по-дружески пообещал помочь, и обещание выполнил — он свел меня еще с одним своим другом, человеком по имени Николай, который мог ссудить мне недостающую сумму. При этом под минимальный процент. Уже одно это должно было насторожить меня — совершенно незнакомый человек, без всяких залогов дает мне деньги, в разы дешевле, чем в банке. Но молодость, и вовремя сказанное слово новых друзей затуманили мне мозги. Дальше же все пошло, как в плохой мелодраме второго канала — денег оказалось мало, надо срочно было еще. Женя занял уже сам, но под мои гарантии — и вот через месяц я попал уже на три лимона. Друг Женя срочно уехал, что-то случилось в семье дома, и перед кредиторами предстал я один. Времени мне дали неделю, как оказалось, никто не собирался ждать, когда мое дело заработает, и я смогу расплатиться.

Я уже начал смутно понимать, что дело оказалось не совсем чистым, но всю глубину пропасти, я тогда еще не осознал. За неделю я, конечно, денег не нашел, и решил, что на ближайшем рандеву, буду просить еще отсрочку, и на больший срок. И лишь на этой встрече, у меня открылись глаза — никакой это не бизнес, меня банально развели. В этот раз встреча состоялась не в кафе, как было до этого. Меня просто встретили на выходе из моей съемной квартиры и пригласили в черный Галендваген. То, что мой бизнес кончился, подсознательно я понял сразу, как только увидел тех, кто ожидал меня в машине, однако мой мозг никак не хотел признавать очевидное. Поэтому я сразу заговорил об отсрочке, и так же сразу получил исчерпывающий ответ:

— Заткнись и слушай!

На моих глазах Николай из преуспевающего бизнесмена превратился в обычного бандита. Изменилась не только его речь, мне показалось, что и выглядеть он стал совсем по-другому. Те же двое, что присутствовали в машине кроме него — короткостриженные накачанные молодцы со свиными гладкими рожами и складками на затылке — сразу напомнили мне фильмы о девяностых годах. Классические выбиватели долгов.

Мне быстро объяснили, как теперь обстоят дела — в связи с тем, что я не отдал долг вовремя, он вырос, и теперь я должен уже не три, а четыре миллиона. На мои робкие попытки сослаться на договоренности с Женей, последовал примечательный ответ:

— Кто такой Женя? — Николай жестко смотрел на меня: — Ты не приплетай сюда никого, занимал ты, значит, и отдавать тебе. Звони своим, в свою тмутаракань — пусть срочно переводят тебе деньги. Иначе, я переведу тебя к ним, но уже по частям. И напомни им, после трехдневного срока, с каждым просроченным днем долг будет расти.

Потом он повернулся к своим шестеркам и приказал:

— Выкиньте его отсюда!

Короткие толстые пальцы больно сжали мне шею, и через мгновение я оказался на асфальте. Николай выглянул в открытое окно, и предупредил:

— Через три дня мы к тебе подъедем. И не вздумай сбежать, сделаешь только хуже.

Потом стекло поползло вверх и машина, мягко шурша шинами, скрылась за поворотом.

Вот так моя легкая веселая жизнь закончилась, началась проза жизни, и надо было срочно искать выход, то есть искать деньги. Мысль о том, что может все-таки сбежать, я по здравом размышлении отбросил. Вряд ли, новые друзья оставили меня без наблюдения, не зря ведь Николай предупреждал. В конце концов, после долгих размышлений, я, наконец, решился и позвонил дядьке — только он мог сразу достать такие деньги, и я не сомневался, он мне их даст. Дядька всегда относился ко мне по-особому, считал самым умным из нашей семьи. Его собственные дети, мои двоюродные братья — Валерка и Борис — едва смогли закончить школу. Дядька всегда ругался, что его тупицам одна дорога — в тайгу, по его стопам. Так и получилось, сейчас Валерка больше времени проводил в тайге и в разъездах, чем дома, правда, тогда я еще не догадывался, чем он на самом деле там занимается. Борис же, вообще, выпал из жизни.

То, что я не обратился к родственнику сразу, было вызвано, как раз тем, что он считал меня лучшим из всех родных. Мне было стыдно. Выпив с отцом, дядька всегда напоминал, чтобы тот не выпускал меня в тайгу, а отправил учиться в город — должен же и в нашей родове кто-то выбиться в люди. Вот я и выбился. Показал себя полным идиотом, и, представлял себе, какое разочарование испытает дядя Афанасий, узнав о моих проблемах.

Однако, к моему удивлению, дядька ничего не сказал по поводу моей глупости, он лишь задал несколько вопросов, все по делу, предупредил, чтобы я ничего сам не предпринимал, и сказал, что в течение трех дней деньги у меня будут.

— Жди. Деньги привезет мой человек. Слушай его во всем и выполняй все, что он скажет.

Я горячо поблагодарил дядьку и с легким сердцем упал на кровать. Меня, наконец, отпустило — как в детстве, кто-то решит мои дела за меня. На радостях я чуть не подался в бар, но все-таки смог удержаться.

На третий день я с утра был сам не свой — два дня уже прошли, а никакого человека от дядьки не было, я знал, что он слов на ветер не бросает, но вдруг что-то пошло не так. Все-таки от моего дома до Москвы шесть тысяч километров. Хотя самолет из Улан-Уде летает каждый день, и плюс проходящие рейсы, но вдруг...

Под вечер, когда я уже хотел снова звонить дядьке, заиграл мой айфон. Я схватил его и уставился на экран, там светился незнакомый номер. После всего случившегося со мной за последнее время, я стал бояться незнакомых номеров. Я уже хотел отложить телефон, но тут до меня дошло, что номер был из моего домашнего региона. Может от дядьки! Я быстро нажал ответ и приложил девайс к уху.

— Лешка, какого хрена трубку не берешь?

Я узнал голос, шумно выдохнул и радостно заорал:

— Здорово, братишка! Ты от отца?

Звонил двоюродный брат, Валерка, старший сын дяди Афанасия.

— Заткнись и внимательно слушай!

Я осекся, в голосе брата не было никакой радости, это было неожиданно, мы всегда были по-братски дружны. Он был старше меня на несколько лет, но мы всегда были рады видеть друг друга.

— Слушаю.

— Сейчас одевайся и выходи. Пройдешься по улице до магазина, только не до ближайшего, а пройди примерно с квартал. Зайдешь, обязательно что-нибудь купи. Потом возвращайся.

— Что за хрень? Зачем?

— Не разговаривай, иди. Придешь, я с тобой свяжусь.

По голосу брата я понял, что лучше не спорить, все равно он ничего объяснять не станет. Знал я эту Гурулёвскую жилку.

Я выполнил все в точности — дошел до дальней "Пятерочки" на углу квартала, купил хлеб и молоко, и по-прежнему недоумевая такому странному приказанию, вернулся к своему дому. Когда я вышел из лифта и начал рыться в кармане, в поисках ключа, сверху с лестницы знакомый голос тихо приказал:

— Зайдешь, не закрывай дверь. И не оборачивайся, идиот.

Едва я вошел, дверь снова раскрылась, и в квартиру ввалился Валерка. Он быстро закрыл дверь на все замки, и лишь потом повернулся ко мне. В этот раз на его лице играла широченная улыбка, он опустил на пол, глухо стукнувшую большую сумку, раскинул руки и обхватил меня своими лапищами.

— Ну здорово, москвичара! Прожигаешь жизнь?

— Отпусти, кабан! Раздавишь на хрен, — взмолился я, чувствуя, как затрещали мои косточки. Валерка оттолкнул меня, но поймал за куртку и, придерживая, весело спросил:

— Ну, че, допрыгался? Взяли тебя москвичи в оборот?

Я был до жути рад видеть прежнего брата, всегда грубовато веселого, и непременно подкалывающего меня, но его шутливый вопрос сразу напомнил мне причину нашей встречи. Улыбка сползла с моего лица.

— Да, развели меня по полной, как ребенка.

Признать это мне было совсем не легко, я ведь всегда мнил себя знатоком человеческих душ, а как оказалось, на самом деле не хрена не понимал. Если бы на месте Валерки, был кто-то другой из нашей родни, не такой близкий, я ни за что бы так быстро не признался. Ну, а перед братом, с которым провели все детство, ломать комедию не стоило. Несмотря на свою показную грубую простоту — первое впечатление от него было, что он все вопросы решает с помощью силы — мозги у него были, и соображал он быстро. Хотя он специально всегда старался произвести впечатление именно деревенского увальня, и те, кто знал его не так долго, как я, почти всегда покупались на это.

— Не хрена, братишка, не ссы. Выкрутимся.

— Ты привез деньги? — обрадовался я.

— Ты че, чокнулся? Откуда у нас такие деньжищи? — он довольно захохотал. — Да если бы и были, не московским хлыщам же их отдавать. Не для того мы в тайге горбатимся, чтобы москвичары тут икру жрали.

— Валерка, что ты задумал?

Я не на шутку встревожился. Если он не привез деньги, тогда проблема совсем не решена и завтра...

— Братишка, ты не шути. Дело серьезное. Надо заплатить, я потом все отработаю. Отдам дядьке все до копейки.

Это высказывание опять вызвало у него взрыв хохота.

— Ты! Заработаешь, отдашь? Ну, насмешил! Ты хоть один день в своей жизни работал?

Я обиделся.

— А то ты не видел?

— Да не, не дома. За деньги хоть раз работал, знаешь, как они зарабатываются? Эх, Колька, Колька... А я ведь говорил дяде Тимофею, что не надо тебя в Москву отпускать. Сначала надо было с нами в тайге пообтереться, потом ехать. Тогда бы ты этих хорьков, на километр бы чуял. Это батя тоже не хотел, чтобы ты в наши дела влазил, мол, будет у нас в родне ученый. Дождались... Ладно, еще раз говорю, забей на все и делай, как я говорю. Выкрутимся и этим козлам нос прижмем.

Однако, моя тревога не унималась. Особенно это высказывание, что нос прижмем. Не хотят же они устраивать разборки с москвичами на их территории? Я страдальчески посмотрел на брата.

— Только не говори мне, что ты хочешь договариваться с моими кредиторами?

Этот вопрос опять развеселил Валерку.

— А почему бы и нет? Ты же знаешь, как я умею убеждать.

— Да, уж. Помню. Чуть что, сразу по морде.

Надо сказать, несмотря на присутствие мозгов, а может быть именно по этой причине, брат никогда не был пацифистом, и частенько пользовался своим преимуществом в силе. Этим его природа тоже не обидела — он всегда был самым здоровым и самым сильным в классе. Так что в восьмом, он уже без всякой опаски схватывался с парнями из одиннадцатого класса. Я помнил, как в девятом он хвастался, что впервые избил взрослого пьяного мужика возле магазина. Тому не хватало на бутылку, он приставал к женщине и пытался отобрать у нее кошелек. Правда, как потом оказалось, это была его жена.

— Валерка, я прошу тебя, не вздумай тут устаивать разборки в нашем духе. Тут Москва. У всех и всегда есть крыша. И никаким крутым ребятам из тайги, здесь разгуляться не дадут.

— Да, ладно. Не переживай ты так. Я здесь, значит, все решится нормально. Пойдем лучше чаю попьем, надо время потянуть немного.

Мы направились в кухню, но тут затренькал домофон. Я тревожно глянул на брата, ко мне никто не должен был прийти. После того, как меня поставили на счетчик, я прекратил все контакты и никому не отвечал. Не до развлечений.

— Ответь, — кивнул тот.

Как только из динамика раздался голос, брат, не дослушав, приказал:

— Открывай! Это к тебе.

При этом он загадочно ухмыльнулся и добавил:

— Денежки твои приехали.

Ну, наконец-то! Я быстро провернул замки и впустил нового гостя. К моему удивлению, парень, показавшийся в дверях, оказался москвичом. За те несколько месяцев, что я провел в первопрестольной, я уже почти безошибочно научился определять местных. Может и тоже "понаехавших", но явно не в первом поколении. Не знаю даже как, но явно не по одежке — обычно местные обращали внимания на то, как они одеты гораздо меньше, чем приезжие. Наверное, по всему сразу — внешний вид, поведение, уверенность.

Валерка в момент стал серьезным.

— Видел?

Гость кивнул.

— Да, старый Рено-Логан.

— Все верно. Они тебя заметили?

— Конечно. Я нарочно рюкзак светанул.

Я удивленно слушал этот непонятный разговор — о чем это они? Парень сбросил с плеча, наброшенный одной лямкой рюкзак и протянул брату. Тот толкнул меня — забирай. Я очнулся и подхватил рюкзак, он оказался ощутимо увесистым.

— Ладно, спасибо, браток! Сочтемся. Тебе пора. Пусть думают — курьер принес и свалил.

Гость согласно кивнул, пожал протянутую Валеркой руку, и через секунду исчез. На меня он так и не обратил никакого внимания.

— Что это было?

Я требовательно смотрел на брата.

— Деньги тебе принесли, — на его широком деревенском лице опять заиграла хитрая улыбка. — Иди, пересчитывай.

— Я не о том.

То, что в рюкзаке деньги, я понял давно.

— Я про то, о чем вы тут говорили. Кто, что видел? Кто там, в Логане?

— Не забивай голову, — махнул рукой Валерка. — Пошли на кухню, а то никак до чайника не дойдем.

Он по-хозяйски начал проверять шкафчики над стойкой, а мне показал на рюкзак и на стол. Я понял. Дернул молнию и высыпал содержимое прямо на кухонный стол. То, что я увидел, ввело меня в состояние ступора — вместо пачек с деньгами, на столе кучкой лежали пачки нарезанной бумаги. Куклы. Очнулся я от веселого хохота Валерки. Тот вытирал слезы, и, свозь смех бормотал:

— Ну и рожа у тебя, Шарапов... Посмотри на себя в зеркало, как будто игрушку в Новый Год отобрали.

Я действительно, был готов броситься на брата с кулаками — он с самого начала смеялся надо мной, и никаких денег отдавать не собирался. Сбывались мои самые худшие предположения, брат решил разобраться с московскими по-своему, так, как в тайге.

— Все! Я звоню дядьке. Ты сам не понимаешь, что ты задумал. Это Москва! Здесь так нельзя, сейчас не девяностые.

Я выдернул айфон, и демонстративно стал перебирать звонки, выбирая номер дядьки. Брат усмехнулся.

— Позвони, позвони... Посмотрим, что он тебе скажет.

— А что такое?

— Ты или дурак, или представляешься. Я что, по-твоему, отсебятину творю? Батя такого в жизнь не простит. Ты прекрасно знаешь. Ну, хочешь нарваться, звони. Хотя может на тебя он орать и не будет, ты же семейный любимчик. Ну, а мне точно выдаст.

— Значит, это план дядьки?

Я понял, что Валерка говорит правду, все действительно так. Конечно, дядька не отправил бы сына, дав ему просто карт-бланш на любые действия. Я присел на край табурета и уставился в пол, что теперь будет? Как Валерка намеревается впарить Николаю пачки резаной бумаги вместо денег? Это может быть и получится, но, а что потом? Валерка уедет, а мне здесь жить?

— Братишка, они ведь не простят. Мне же здесь жить нельзя будет.

— Ну, вот! Наконец, до тебя дошло! Поедем домой, некоторое время придется в тайге пожить.

— Нет!!!

Я вскочил.

— Не поеду!

Я, действительно, не представлял себе жизни там, в родной тайге. Этот суматошный город мгновенно заколдовал меня. Никакой другой жизни я не хотел.

— Все, Валерка, уезжай. Я сам разберусь. Договорюсь еще на отсрочку, а там придумаю что-нибудь. И бумагу свою забирай.

Я начал быстро сгребать пачки обратно в рюкзак. Брат резко вырвал его из моих рук и отбросил в сторону. Улыбка стерлась.

— Кончай психовать! Садись.

Он силой усадил меня на стул, сам присел рядом.

— Братишка, — он положил руку мне на плечо. — Ты пойми, что жизни теперь тебе здесь не будет. Отдашь ты деньги, или не отдашь. Просто они почуяли, что ты дойная корова, и найдут способ снова начать выкачивать из тебя бабки. Ты раскинь мозгами и сам все поймешь.

Он налил себе чаю, достал из пачки печенье и с аппетитом захрустел, брат явно не заморачивался о том, что будет завтра. Нервы у него, похоже, были из стали. Или он просто не понимал, что может произойти. Валерка поймал мой взгляд, улыбнулся — мол, все в порядке — прожевал очередное печенье и предложил:

— Ты давай позвони своим кредиторам. Назначь встречу на завтра. Предложи, чтобы пришли сюда в квартиру.

На мой испуганный взгляд он опять успокаивающе улыбнулся и продолжил:

— Они считают тебя лохом, пусть так и продолжают считать. Скажешь, что боишься тащить такую сумму по городу. Они клюнут, не сомневайся. А тут уже я с ними поговорю.

— Братишка, Николай если придет, то придет не один. С ним как минимум два мордоворота.

— Успокойся, я знаю. Но это мои дела. Твое дело позвонить и назначить встречу. Скажем, часов в двенадцать. Они знают, что ты любишь поспать.

Всю ночь я крутился с боку на бок, тревожные мысли не давали уснуть. Я то думал о том, что хочет сделать Валерка — свой план он мне так и не рассказал — то думал об отъезде из Москвы и скучной, серой жизни в таежной глуши. Нет, этого я не допущу — не хочу, чтобы моя молодость сгинула в серых буднях. Знал бы я тогда, насколько я далек от понимания происходящего. А про серые будни с высоты сегодняшнего дня, так вообще смешно.

Я остановился и, успокоив дыхание, опять вслушался в шум леса. Нет, человеческой нитки, в общем полотне звуков так и не появилось, только шум ветерка, раскачивающего деревья вверху, да голоса лесных обитателей. Ну и, конечно, гул от реки, но он уже шел фоном, и я его почти не замечал. Пора было перекусить, я спустился к воде, сбросил надоевший карабин и аккуратно прислонил его к дереву. Оружие надо беречь, уже были случаи, когда спасало только оно. Я усмехнулся, вспоминая меня тогдашнего — как я переживал, что меня задавят серые будни, и я с тоски сдохну. Так я представлял свою будущую жизнь после возвращения из Москвы. Да, сдохнуть здесь запросто, но совсем не от скуки. Как, например, сегодня. Интересно, почему стрелок не стал охотиться на меня? Неужели не заметил? Или может, все так и задумывалось — мишенью был только дядька? Удивляться не приходилось, Росомаха тут многим насолил до краев. Наоборот, удивительно, что он, оставался до сих пор жив.

Я достал из пятнистого рюкзачка завернутый в вощеную бумагу кусок сала и пару сухарей. НЗ, который я всегда носил с собой. Там же лежала шоколадка, Сникерс, но его я отставил, пусть еще полежит, до зимовья шагать и шагать. Присел на камень у самой воды, нарезал сало мелкими ломтиками и стал есть. Да, жизнь меня здорово изменила — тогда, в Москве, после того, что натворил Валерка, я три дня есть не мог, я сейчас, после совсем недавней смерти родного человека, жую, как ни в чем не бывало.

Я сделал все так, как велел Валерка. Позвонил и назначил встречу на половину первого. Сказал все так, как он просил, весело и непринужденно. Как сказал брат, пусть они думают, что ты радуешься избавлению от долгов. Хотя на самом деле, на душе у меня было муторно, я не представлял, что будет, когда Николай увидит то, что я ему подсовываю вместо денег. Вчера братишка выдал мне инструкцию, что говорить, и что делать, когда появятся москвичи. Что он сам будет делать, он мне рассказывать отказался. Сказал только, что присмотрит за всеми, чтобы все прошло гладко.

— Не вздумай сказать, про то, что я здесь, в квартире. Пусть они думают, что ты один. Они обо мне ничего не знают, пусть так и будет.

Они появились раньше назначенного срока, домофон затренькал в начале двенадцатого. Сказать, что я испугался, значит, ничего не сказать. Когда я услышал в динамике голос Николая, у меня просто скрутило живот, и вместо того, чтобы отвечать, я хотел рвануть в туалет. Однако, Валерка схватил меня за плечо, и сделав зверское лицо, тихо приказал:

— Отвечай! Пусть заходят. И говори нормальным голосом.

После того, как я все-таки сумел это сделать, он хлопнул меня по плечу и участливо сказал:

— Колька, кончай ссать. Вспомни, ведь ты же тоже Гурулёв. И не забудь, пока я здесь, ни один волос с тебя не упадет.

Потом, быстро прошел в комнату и затих.

За дверью хлопнул лифт, через полминуты — не знаю, что они тянули, зачем стояли на площадке — запел звонок, и я на подгибающихся ногах шагнул к двери. Первым, оттолкнув меня, в квартиру вошел тот самый мордоворот, что в прошлый раз выбросил меня из машины. Тут, представ во весь рост, он оказался совсем невысоким, значительно ниже меня, но зато шире почти наполовину. Настоящий квадратный шкаф. Я невольно усмехнулся, опять вспомнив сериалы про девяностые. Следом вошел Николай, третьего охранника не было, наверное, остался в машине или на площадке.

— Привет, тезка!

Николай был сама радость, как будто встретил давнего хорошего друга, словно не он всего лишь пару дней назад смотрел на меня, как на червя. Я хорошо запомнил его обещание отправить меня к родным по частям.

— Привет, Николай, — сглотнув, хрипло ответил я.

— Ты, что такой? — участливо спросил гость. — Пил что ли вчера?

Я усердно закивал головой.

— Да, малость загулял.

— Эх, молодость, молодость.... Не бережете вы свое здоровье.

Вошедший первым охранник уже прошел на кухню, осмотрел все там, и молча направился в спальню. Я замер. Однако, "шкаф" в комнате не задержался, а прошел дальше, к ванной. Заглянул туда и повернулся к Николаю.

— Чисто.

Блин, куда делся Валерка? Не кинул же он меня? — мелькнула у меня дикая мысль. Но я тут же отбросил её. Совсем чокнулся, такую ерунду про брата думаю, да и куда он может деться из квартиры на восьмом этаже. Мои мысли явно показывали мое состояние, хотя Валерка вроде и успокоил меня, что он все контролирует, но оставшись наедине с бандитами, я снова занервничал.

Сразу после доклада охранника, Николай перестал изображать радость от встречи со мной и сухо предложил:

— Давай, тезка, займемся делами. Где бабки?

Я так долго ждал этого вопроса, что когда услышал его, то не сразу понял.

— Эй, ты что? Очнись. Деньги где, я спрашиваю.

— Там, в рюкзаке, — махнул я в сторону кухни.

— Пошли, считать будем.

Николай первым прошел на кухню, на ходу подхватил лежавший на стуле рюкзак и опустил его на стол.

— Ого, — радостно заметил он. — Вес чувствуется. Сотнями что ли насобирал?

Он сам засмеялся своей шутке, потом развалился на диванчике у стола и показал на рюкзак:

— Вываливай!

Мордоворот тоже подтянулся к столу. На его лице впервые появилось какое-то чувство, что-то похожее на интерес. Вот и наступил момент истины, я взял рюкзак и обреченно дернул молнию. На стол посыпались пачки "денег". В комнате на секунду повисло тягостное молчание. Но уже через мгновение все взорвалось. Николай вскочил и, не отводя взгляда от кучи бумаги, грязно выругался. Я смотрел на него, и поэтому не видел, что произошло сзади. А там кто-то коротко мявкнул, словно подавился, и что-то глухо шлепнулось на пол. Мою ногу задело, я на нервах, отпрыгнул в сторону. На полу, вниз лицом, растянулся квадратный охранник, это его упавшая короткопалая рука ударила меня по ноге. За ним, в боксерской стойке — полубоком, правая рука у подбородка — стоял Валерка. На его огромном кулаке поблескивал широкий кастет. Похоже, этой штукой он и приложил мордоворота по затылку.

Что ж, момент был выбран что надо — и Николай, и "шкаф" уставились на сыпавшиеся из рюкзака пачки, и не заметили бесшумно шагнувшего из-за двери Валерку. Мне вдруг все стало безразлично, наверное, я, в конце концов, перегорел. Я безучастно смотрел, как брат в два прыжка догнал бросившегося из кухни Николая, и с маху врезал ему в ухо. Тот тоже свалился, такой удар — сто двадцать килограмм живого веса, плюс кастет — и дикого кабана свалил бы с копыт.

— Ну, что, очнулся?

Валерка бесцеремонно похлопал Николая по щекам.

— Давай, не придуривайся. Я же вижу, как веки дрожат.

Тот действительно открыл глаза и прошептал:

— Ты кто?

— Я его братишка, — почти ласково ответил Валера, показывая на меня пальцем. — А вы идиоты, наехали на него. Думали за парня встать некому? Да у него родни миллион.

— Это ты идиот! — голос Николая вдруг окреп. Похоже, он полностью пришел в себя. — Ты что, думаешь тут ваша сраная деревня? Ты теперь просто в жопе! Тебе родственнички здесь ничем не помогут. Молись, чтобы живым остаться.

— Эх, ты... — сожалеюще протянул Валерка. — Не было, похоже, у тебя братьев. Не понимаешь.

Потом, коротко, без замаха ткнул кулаком в губы москвича. Тот дернулся, рот окрасился кровью.

— Это тебе тоже зачтется, — наконец прохрипел он. Однако в голосе Николая уже не было той уверенности, что в начале.

— Неправильно сказал.

И Валерка повторил удар. Николай ойкнул, отвернул голову и начал сплевывать кровь. Теперь он молчал.

— Ну вот, быстро учишься.

Валерка поднялся и приказал:

— Давай, братан, собирайся. Нам пора.

— Я готов.

Я еще вчера понял, что уезжать все равно придется, однако, до того самого момента, когда Валерка свалил на пол охранника, я все еще надеялся на чудо. Что ситуация как-то рассосется, и я буду продолжать учиться и жить в Москве. Не рассосалось. Поэтому, пока Валерка связывал, а потом перетаскивал обоих гостей к стене, я быстро скидал вещи в рюкзачок. Взял по минимуму. Засунул ноутбук в сумку, документы во внутренний карман куртки. Я действительно был готов.

Брат тоже накинул куртку и принес свою сумку.

— Ну что, Колька, кончать их будем? — Как-то очень буднично спросил он.

У меня от этого вопроса мурашки поползли по спине. Тем более, когда я увидел, что Валерка достал из сумки нож. Я хорошо знал этот нож, финка со сточенным от долголетней правки лезвием; рукоятка из рога изюбря потемнела от времени. Это был любимый охотничий нож брата, когда-то еще в школе он выменял его у интернатского паренька-эвенка. На моих глазах этим ножом был освежеван не один зверь, разделана куча рыбы. Нож действительно был стоящий, и Валерка мастерски им владел.

— Ты, что совсем с ума сошел?! В тюрягу захотел?

Я бросился к брату, пытаясь остановить его. То, что он задумал плохое, я уже не сомневался, слишком хорошо я помню этот взгляд. Глаза у него так темнели и начинали блестеть перед дракой, что в школе, что потом где-нибудь в ресторане. Таким же взгляд становился, когда надо было добить подранка на охоте. Брат легко оттолкнул меня, и показал на стул — сиди, не дергайся.

Похоже, Николай тоже понял, что сейчас что-то произойдет. Он попытался отползти, но за ним была стена, и он только вжался в нее.

— Ты прекрати это, не сходи с ума. Забирай деньги, у меня в бумажнике тысяч сто, и уходи. Я обещаю, что я про все забуду. Долг списан.

Голос у него стал просящим и совсем не грозным.

— Парень, ты с огнем играешь.

Это прохрипел охранник, оказывается, он тоже очнулся. Его голос говорил о том, что крепыш еще не напуган, не то, что его шеф.

— Парень, вас ведь найдут обоих, хоть в России, хоть за границей, и тогда ты кровавыми слезами умоешься.

— Замолчи, дурак! — завизжал Николай. — Не слушайте его, забирайте все и уходите спокойно. Я уже все забыл.

В кармане у Валерки заиграл телефон, это на время разрядило обстановку. Он быстро выхватил трубку и ответил. Потом выслушал, что ему говорил собеседник и ответил еще раз.

— Хорошо. Постоим в подъезде. Мы спустимся минут через пять, будь готов.

Он убрал телефон и повернулся ко мне:

— Сейчас я закончу и уходим. Проверь еще раз, ничего стоящего не оставил?

Потом он достал из сумки скотч и ловко заклеил рот дергавшимся пленникам, сначала Николаю, потом охраннику.

— Ну, все, прощайте. Сейчас мы уйдем, но вы запоминайте, что я скажу. Особенно ты!

Он пнул Николая.

— Теперь вы наши должники. И Колька когда-то обязательно вернется за деньгами. Потому что это деньги семьи. Отдадите с процентами, сколько к тому времени накапает.

Я слушал и не понимал, серьезно брат говорит или нет. А тот продолжал:

— Но, чтобы вы не забывали про долг, я оставлю вам метку, да родные и просили меня, что-нибудь вам отрезать.

Среагировать я не успел. Валерка схватил Николая за ухо и одним движением отсек его. Нож, похоже, был заточен как бритва, все произошло за одно мгновение. Николай выпучил глаза и задергался всем телом, разбрызгивая кругом капли крови.

Валерка бросил кусок уха на пол, и повернулся к, смотревшему на него дикими глазами, охраннику. Теперь тот тоже попытался отползти, но только уперся в дергающегося Николая. Брат не стал повторять предыдущую операцию, он просто прижал руку мордоворота к полу, и воткнул лезвие в ладонь.

— На память.

Потом вскочил, вытер нож кухонным полотенцем, воткнул в старые ножны и бросил в сумку.

— Пошли!

Я, совершенно ошалевший, как сомнамбула двинулся за ним.

Последнее приключение ждало нас во дворе. Спустившись, мы несколько минут стояли в подъезде, и вышли лишь после очередного звонка на мобильник. На улице, метрах в двадцати от нашего подъезда что-то происходило: через детскую площадку бежал и, на всю улицу матерился мужик; перепрыгивая через скамейки и песочницы, от него удирал пацан лет десяти. Я обернулся и понял в чем дело — знакомый черный Гелендваген красовался выбоиной на переднем ветровом стекле. Оно не высыпалось, но трещины от выбоины расползлись по всему стеклу. На тупом капоте лежал булыжник, натворивший все это.

Валерка дернул меня за рукав.

— Не смотри туда. Надо свалить пока он гоняется за пацаном. Чтобы не заметил, что мы ушли.

Я понял, о чем были звонки перед выходом, значит, все это натворил какой-то Валеркин подельник, чтобы отвлечь внимание шофера-охранника, сидевшего в машине.

Быстрым шагом мы прошли за угол дома, Валерка уверенно направился к машине с надписью такси.

— Садись!

Он показал на заднюю дверь, сам же нырнул на переднее сиденье. Таксист, словно только и ждал, когда мы усядемся, рванул с места.

— Не гони. Езжай, как положено, — голос у Валерки был совершенно спокойным, словно это не он несколько минут назад отрезал ухо человеку. — Не хватало нам еще, чтобы менты остановили.

Таксист, действительно, ждал нас — я, с удивлением, узнал в нем того самого парня, что принес рюкзак с "деньгами". Он, как и в прошлый раз, не обратил никакого внимания на меня, Валерке же протянул и пожал руку.

— Перекусим по дороге в мотеле? Или купить чего-нибудь с собой?

Брат на секунду задумался.

— Нет. Уезжаем из Москвы. Пожрем где-нибудь по дороге. До Питера далеко.

Так я понял, что мы поехали в Санкт-Петербург. А еще через день, мы спустились по трапу самолета, но уже в Чите. А вечером того же дня мы вышли из Валеркиного Лендровера у дома дядьки, в забытом богом таежном поселке. Райцентре золотоносного, нефритового, пушного и прочее, прочее, района. Я понял, что моя жизнь кончилась, еще не успев начаться. Буду, как отец, дядька и прочая родня горбатиться здесь, пока не загнусь. Прощай яркая кипящая жизнь столицы, жизнь полная приключений и возможностей.

Так закончилась одна страница моей жизни, и началась другая. И, как оказалось, приключений здесь на мою долю выпадает столько, что даже Московское кипение блекнет перед местными обычными буднями. Обычными буднями обычного добытчика нефрита.

Я перекусил, остаток сала завернул обратно в бумагу и положил в рюкзак. Пора двигать дальше, время идет, а еще никто не знает, что Росомахи больше нет. Я шагал, а мысли о прошлом по-прежнему не оставляли меня. Правда, о дядьке я уже начал думать в прошедшем времени. Эх, дядька, дядька, странный ты был человек — для своих, особенно для родни, ты готов был отдать все, не пожалел бы, наверное, даже жизнь. Семья для тебя была священной коровой. Благополучием семьи ты оправдывал все, даже чужие смерти. Но, что хорошо для каждого члена этой семьи ты понимал по-своему. Ты тянул всю родню в сытое и богатое будущее, не считаясь с желаниями самих родственников. Вся моя жизнь до возвращения в тайгу, была определена пожеланиями дядьки, сначала он захотел, чтобы я выучился в столичном престижном вузе и там же поднялся наверх, когда же это, по моей глупости, не получилось, он опять все переиграл.

И я вернулся домой, чтобы стать его ближайшим помощником и учеником. А для того чтобы теперь отрезать мне путь назад, Валерка и натворил все это — отрезанное ухо, раненный охранник и прочее. Все это было лишним, он, явно смог бы меня увезти из Москвы просто так, без всей этой кровавой греческой трагедии. Лишь через годы я понял, что это был концерт для меня, чтобы я никогда уже не пробовал вернуться в столицу. Эти враги были сделаны врагами только из-за меня, и придумал все это наш главный кукловод Афанасий Иванович Гурулёв.

* * *

Я немного отошел от реки и поднялся на небольшой взлобок. Надо было оглядеться, осторожность никогда не помешает, а в свете последних событий, это теперь просто обязательно. Раз уж решились убить Росомаху, то скорей всего, будут и всю семью давить до конца.

Лагерь отсюда не видно, он спрятан в распадке метрах в ста от реки, выше по течению горного безымянного ручья. Чтобы не могли разглядеть с вертолета. Но отсюда можно было разглядеть отворот к базе от тропы, идущей вдоль Витима. Я застыл, вглядываясь в подлесок, и тут же понял, что и здесь дело плохо. Ветерок, временами начинавший дуть вдоль реки, принес запах беды. На меня пахнуло гарью. Это была именно гарь, вонючий спутник остывающего пожара, а не тот приятный запах дыма, которым наносит от костра. Я невольно присел, и тихо сполз с голой вершины. Конечно, запах пожарища ветерок мог принести и не от лагеря, тайга постоянно горит, но я даже не стал пытаться себя обмануть, в душе сразу возникла уверенность, что вместо базы я увижу только угли.

По-хорошему, надо было сразу уходить, ведь на базе могли оставить и засаду. Если все это творят китайцы, то засада даже обязательна, они все делают тщательно, не то, что наши бандюки. Но я не мог уйти, не убедившись, что лагерь разгромлен — сомнения потом просто изгрызли бы меня. Сделав хороший крюк, я обошел распадок и забрался на сопку, выше базы, там, наверху, была лысая проплешина, и оттуда, если знать, куда смотреть, что-то можно было разглядеть.