«Да в чем же дело, черт побери?!»
— Не надо, — тихо пробормотала Элиза. — Не надо, не извиняйся, прошу. Если б я знала, что ты… что вода тебя… тревожит, я бы не стала…
— Я и сам этого не знал! — раздраженно отозвался он, сделав шаг прочь от Элизы. Он обернулся и посмотрел на нее, тут же уловив на ее лице печаль. Устало потерев рукой переносицу, он вздохнул, опустился на траву и сел, согнув ноги в коленях. Элиза осторожно опустилась рядом.
— Но ты ведь раньше… бывал на реках? — аккуратно поинтересовалась она.
— Бывал, — вздохнул Вивьен. — Бывал и не раз. Но никогда ночью. Пусть я и не учился плавать, вода прежде не действовала на меня, — он поморщился, — так. Я не понимаю, чем это вызвано, я никогда не тонул.
Элиза мягко улыбнулась.
— Думаешь, чтобы чего-то бояться, обязательно нужно с этим столкнуться?
— У страха должны быть свои причины, — упрямо качнул головой Вивьен. — А я в жизни не сталкивался ни с чем страшным, что было бы связано с водой.
Элиза хмыкнула.
— Может быть, в этой жизни — не сталкивался, — туманно намекнула она. Вивьен взглянул на нее с усталым интересом.
— Думаешь, мог в прошлых?
— А почему нет?
Вивьен пожал плечами.
— А почему нет, — задумчиво повторил он, тут же покачав головой. — Не знаю, Элиза. В любом случае, сейчас я чувствую себя просто глупо. Я не боялся заходить в монастыри, монахи которых могли всей толпой обратиться в ересь после разгула чумы. Не боялся встретить там агрессивных убийц или гору мертвых тел. Не боялся втайне вырезать на западных колоннах шифрованные символы на случай, если нас с Ренаром все же убили бы там. Но при этом я не могу войти в темную реку. — Он презрительно фыркнул. — Это какая-то бессмыслица. Так глупо…
Элиза положила голову ему на плечо.
— Глупо судить себя за страхи, Вивьен, — тоном наставника возразила она. — Все чего-то боятся.
«Но это глупый страх!» — продолжал внутренне упорствовать он, хотя понимал, что снова пользоваться этим аргументом в споре будет еще глупее. Он опустил голову и невесело усмехнулся.
— Ты считаешь, что не имеешь права чего-то бояться? — хмыкнула Элиза, приподнимая бровь. Она перекинула мокрые волосы вперед и отжала их руками.
— Что-то вроде того, — криво ухмыльнулся Вивьен. Элиза ухватилась за его руку. Во взгляде ее снова загорелся игривый огонек.
— Знаешь… я не понимаю, почему, но в твоем исполнении это осуждение собственных страхов звучит так соблазнительно… — Она помедлила. — Мне кажется, оделся ты рановато.
* * *
Медленно и неспешно приблизилась холодная сырая зима.
К этому времени Вивьену удалось, чуть ограничив собственные траты, скопить немного денег, на которые он сумел приобрести два теплых плаща. Их он с первыми холодами принес Элизе, заявив, что один из них купил для нее, а второй — для Рени.
— Я подумал, — пожал плечами он, — что они вам даже понравятся на вид. Но все-таки покупал я их, в первую очередь потому, что они теплые. Не знаю, как у вас обстоят дела с теплыми вещами, но так мне спокойнее.
Элиза смотрела на него с изумлением и благодарностью, невольно вспоминая, как позволяла себе внутренне ворчать, реагируя на подарки Гийома де’Кантелё. Среди всех мужчин, кто когда-либо предлагал Элизе свою помощь и поддержку, только Вивьен сумел воплотить самые смелые ее мечты. Она вспоминала, как он поначалу приходил к ней с проверками — настороженно, напряженно, словно искренне думал, что ему придется иметь дело с колдовством. И ведь при этом, заметив некоторые сложности, которые Элиза испытывала с рубкой дров или починкой крыши, он помогал ей совершенно бескорыстно, ничего не требуя взамен.
— Передашь второе Рени? — смущенно улыбнулся Вивьен. — Этой дикарке тоже не стоит бегать зимой без теплой одежды.
Элиза крепко обняла его.
— Вивьен, для меня еще никто ничего подобного никогда не делал. Я даже не представляю, как тебя благодарить.
Он лишь покачал головой.
— Очень просто: носи плащ зимой и не заболевай из-за сырости. Я не знахарь, вылечить тебя не смогу.
Элиза снисходительно усмехнулась.
— Вылечить я себя и сама смогу, но твой подарок, — она покачала головой, — он и правда прекрасен. А еще спасибо тебе за то, что заботишься и о Рени. Не знаю, понимаешь ли ты, как много это для меня значит.
Вивьен улыбнулся.
— Думаю, что понимаю.
Некоторое время прошло в молчании, затем Элиза одарила Вивьена заговорщицкой улыбкой и склонила голову.
— Насколько я помню, скоро христиане празднуют Рождество, верно?
Вивьен испытующе приподнял бровь.
— Верно. Через несколько дней. — Он вернул ей заговорщицкую улыбку. — А к чему ты об этом?
Элиза игриво передернула плечами.
— Это ведь большой праздник, — с пониманием сказала она. — Рождение Господне, я помню. — В ее голосе зазвучали гордые нотки. — И я подумала, что, быть может, у вас с Ренаром на службе выдастся время заглянуть ко мне на Рождество? В честь праздника.
Вивьен не сумел сдержать умиленной улыбки.
— Мы будем рады, — искренне сказал он.
— Я буду ждать.
* * *
Приглашение Элизы несколько озадачило Вивьена, и дело было вовсе не в том, что он впервые был приглашен на один из главных христианских праздников в дом язычницы — нет, его заботил вопрос, что можно преподнести Элизе в качестве подарка. В конце концов, на недавние плащи для нее и Рени он потратил все, что откладывал, и теперь был довольно стеснен в средствах — жалование инквизитора никогда не отличалось внушительностью. Впрочем, таких молодых людей редко брали в инквизицию — папский указ предписывал лишь человеку, достигшему сорокалетнего возраста занимать этот пост — посему возмущаться своему скудному жалованию Вивьен полагал нецелесообразным. Он думал, что Лоран, разозлившись на алчность своего и без того вольного сотрудника, попросту укажет ему на дверь, и тогда Вивьену предстоит вернуться в обитель Сент-Уэн под присмотр Бернара Лебо. От одной мысли об этом становилось тоскливо, поэтому Вивьен давно отбросил мысль попросить Лорана платить ему немного больше.
Когда до Рождества оставалась всего пара дней, Вивьен проходил мимо раскинувшейся на площади ярмарки и замер у прилавка, на котором нашел кое-что дорогое, но действительно подходящее.
Выложив торговцу почти последние свои деньги, Вивьен почувствовал себя, как ни странно, намного лучше: теперь он был уверен, что сумеет произвести на Элизу должное впечатление, одновременно отдав дань ее прошлому и выказав свое уважение к оному. Отчего-то ему не надоедало удивлять ее.
В прежние времена, когда он частенько отлучался из монастыря и позволял себе повеселиться всласть, ему успешно удавалось завоевать женское внимание без особого труда — вполне хватало располагавшей к тому внешности, любви к чистоте и пары скромных подарков, чтобы молодая девушка начинала испытывать к нему романтическое влечение. Вивьен не гнушался нарушением заповеди о прелюбодеяниях ни в свою бытность послушника в Сент-Уэне, ни после, во время обучения у Лорана. Однако он предпочитал не поддерживать ни одну романтическую связь слишком долго. До Элизы.
Светловолосая лесная язычница оказалась первой женщиной, к которой Вивьен проникся сильным чувством. Не желая признаваться в этом даже себе, в глубине души Вивьен понимал, что страшился этой любви — той опасности и зависимости, что она несла в себе, — однако ни под каким предлогом не был готов ни на что променять ее.
Он совершенно бескорыстно хотел помогать Элизе, узнавать ее, радовать ее, не рассчитывая ничего за это получить. Однако дар, отданный взамен, он чтил во много крат сильнее всего того, что мог даровать ей сам — у Элизы ведь получалось принести в его душу успокоение, которого не могла принести ни одна молитва. Рядом с ней утихала его внутренняя, с трудом сдерживаемая злость, уходили прочь почти все вопросы. Не требуя внимания к своим стараниям, Элиза боролась за этот покой в его душе во время каждой встречи. Она не оставляла попыток избавить Вивьена от кошмарных сновидений и бессонницы. Она ведь спасла его, когда он был ранен, не восприняв при этом свой поступок как подвиг, не потребовав никакой награды! Она слушала его с упоением, с нею он мог поделиться почти любой своей мыслью, не боясь осуждения. А каждая ночь, которую они проводили вместе, была незабываемой. Вивьен проникался непритворным уважением к знаниям Элизы и к ее вере, поощрял ее ученические стремления, восхищался ее мужественностью и самостоятельностью, столь несвойственным большинству женщин. Он с одобрением и пониманием относился к ее заботе о сестре, сочувствовал потерям и страданиям, которые оставили на ней серьезный отпечаток. Он любил ее — он не лгал, когда выпалил это впервые, стоя напротив нее в своей комнате на постоялом дворе. Элиза стала первой женщиной, которую он привел в свое скромное жилище.
Она стала первой, с чьим обидчиком он расквитался жестоко и без сожаления, поэтому он понимал, что обещание убить за нее не станет ни для кого из них пустым и высокопарным бахвальством. Он сделал бы это снова, не колеблясь, если бы пришлось.
Вивьен не понял, когда перестал представлять себе жизнь без Элизы, ведь изначально он не предполагал, что их связь — коей грозила участь навсегда остаться под запретом — продлится так долго, но благодарил Бога за каждый день, проведенный с нею, и надеялся, что дни эти никогда не закончатся.
Осознавая все это, Вивьен с трудом удерживал приобретенный для Элизы подарок в руках без дрожи.
«Надеюсь лишь, что ей понравится, и она не найдет в этом никаких символов, которых я не хотел бы в это вкладывать», — подумал он.
И Элиза не нашла в его подарке ничего, кроме радости.
Когда Вивьен и Ренар явились после Рождественской мессы в домик лесной ведьмы, Элиза встретила их с сияющими глазами, указав на скромные, но довольно разнообразные угощения, которые она приготовила.
— Я не знаю, что обычно едят на Рождество, — смущенно произнесла она, — но я надеюсь, что вам понравится.
Обыкновенно не впечатлительный Ренар был поражен тем, с какой нежностью и с каким уважением Элиза отнеслась к празднику, которого нет в ее веровании. Он расплылся в широкой улыбке, крепко обнял Элизу и вручил им с Рени печенья из Сент-Уэна. К удивлению для самого себя, он решил отдать лесным ведьмам всю порцию монастырских сладостей, хотя обыкновенно предпочитал не делиться дарами аббата Лебо ни с кем.
Вивьен же улучил момент, подозвал к себе Элизу и поманил прочь из дома.
Накинув недавно подаренный им теплый плащ, она последовала за ним на улицу, в сырой зимний вечер. И тогда Вивьен достал из взятой с собой дорожной сумки завернутый в грубую ткань и перевязанный простой бечевкой подарок.
Элиза изумилась.
— Вивьен, что это? — округлив глаза, спросила она, принимая сверток. Тот оказался довольно тяжелым, и Элиза, чуть нахмурившись, взвесила его на руках.
— Открой, — заговорщицки улыбнулся Вивьен, с трепетом ожидая, как она отреагирует, когда развернет.
Несколько мгновений Элиза изучала подарок так, будто не верила своим глазам.
— Книга… — полушепотом произнесла она, и глаза ее слегка блеснули, словно она готова заплакать, — настоящая…
Элиза любовно провела пальцами по корешку, раскрыла книгу и пролистнула несколько страниц — бережно, будто боясь сломать такое сокровище — и, ничего не сумев разглядеть в темноте, закрыла ее и положила ладонь на обложку.
— Это история, — Вивьен чуть замялся, — Тристана и Изольды, написанная известным поэтом позапрошлого столетия Кретьеном де Труа.
Элиза подняла на него глаза и несколько раз изумленно моргнула.
— Это… мне?.. — полушепотом спросила она.
Вивьен одобрительно усмехнулся.
— Конечно, нет, — хмыкнул он, — как ты думаешь, Рени понравится книга? Думаю, это лучший подарок для девушки, которую я никогда не учил читать и которую совершенно не собирался как-либо впечатлять.
Элиза непонимающе уставилась на него, словно не была уверена, серьезно ли он говорил. Вивьен нервно хохотнул.
— Элиза, прошу, не смотри так. Конечно же, это тебе! Кому еще?
— Но я… никогда…
Вивьен покачал головой.
— Никогда не читала настоящих книг, знаю. Но я ведь учил тебя читать, и теперь ты вполне можешь это делать. Я уверен, у тебя не возникнет с этим никаких сложностей, ведь ты действительно преуспела. — Он улыбнулся, заглянув ей в глаза, — Элиза, не все монахи были так усердны в своем учении, как ты. Так что, надеюсь, что ты не только без труда прочтешь эту книгу, но и получишь удовольствие от текста.
Элиза прижала к себе книгу и прикрыла глаза.
— Спасибо тебе, — прошептала она. — Спасибо, Вивьен. Я не знаю, как тебя отблагодарить! Ты столько для меня делаешь! — Она невинно распахнула глаза. — А на Рождество принято дарить подарки? Я ведь ничего не…
Вивьен покачал головой.
— Ты сделала очень многое, Элиза. Твое приглашение для нас с Ренаром — уже большой подарок, поверь.
Элиза решительно кивнула.
— Я буду помнить об этом на следующий год! — заявила она, вновь с любовью опустив глаза на книгу в своих руках. Прошло несколько мгновений, после чего она вновь посмотрела на Вивьена и заинтересованно спросила: — Я почему-то думала, что вы не дарите подарков на Рождество. Разве так принято?
Вивьен улыбнулся.
— «Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока и говорят: Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему»[5]. «И, войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну»[6].
Элиза нахмурила брови, вникая в услышанное. Тексты христианского Писания казались ей немного путаными, но она прилагала усилия, чтобы понять, о чем говорит ей Вивьен.
— Это ведь текст Священного Писания, да?
— Евангелие от Матфея, вторая глава, — кивнул Вивьен. — Здесь рассказывается о том, как восточные мудрецы — волхвы — первыми принесли Рождественские дары. Они вручили их Иисусу Христу в день, когда он появился на свет.
Элиза смущенно улыбнулась.
— Эти дары… довольно странные для младенца, — осторожно произнесла она. Вивьен вздохнул с улыбкой.
