Христианский век в Японии (1549-1650). Перевод книги Ч.Р. Боксера. Глава 3. Христианство и "курофунэ"

Следующие десять лет должны были показать ему кое-что еще. Нобунага был мертв, и Япония впервые за столетия фактически объединилась под железной рукой Тоётоми Хидэёси. Это политическое объединение империи в отношении иезуитов отразилось двояко. С одной стороны, страна стала более спокойной и мирной, но с другой стороны, прежняя бескорыстность даймё Гокинай осталась в прошлом. Политическая и финансовая политика, которую проводили сначала Нобунага, а затем Тайко, привела к значительному увеличению спроса на золото и иностранные товары среди различных даймё, будь то ради сбережения на черный день, или для удовлетворения их завистливого и жадного сюзерена дорогими подарками в натуральной форме и в слитках драгоценных металлов. Кроме того, в стране значительно улучшились пути сообщения, торговля шла гораздо более свободно, чем во время гражданских войн, а художественные стандарты периода Адзути-Момояма требовали изобилия богатства и его демонстрации. Даймё часто переезжали из одного феодального владения в другое, независимо от их территориального происхождения или семейных связей.

По всем этим причинам китайские шелка и другие товары, которые привозили курофунэ, пользовались спросом по всей стране и в районе Киото в такой же степени или больше, чем в других местах. Мотивы даймё Гокинай уже не были такими бескорыстными, в результате чего больше не было той же необходимости в концентрации миссионерской деятельности в этой области. И последнее по счету, но не по значению — антихристианский эдикт Хидэёси от 1587 г. (о котором более подробно будет сказано позже) не был приведен в исполнение в христианских княжествах Кюсю, где иезуитам было позволено открыто распространять свою веру — если они не будут ее навязывать. Ввиду всех этих причин Валиньяно в 1592 г. больше не испытывал такой же уверенности в относительном значении Киото и Кюсю, как это было за десять лет до того. Но независимо от того, где были сосредоточены миссионерские усилия иезуитов, из прочтения докладов Валиньяно и реакции на них в Риме становится ясен один факт, а именно, что христианство в Японии от начала и до конца зависело от большого корабля из Амакао. Именно на Большом корабле иезуиты прибыли в Японию. Именно благодаря своей доле от продажи его грузов они поддерживали свою перспективную миссию. Именно желание заполучить большой корабль побуждало враждебных или равнодушных даймё приветствовать их в своих владениях и разрешить обращение их вассалов; именно страх, что большой корабль больше не придет, если иезуиты будут изгнаны, неоднократно заставлял Хидэёси и Иэясу сдерживать себя, когда они собирались изгнать миссионеров. Короче говоря, именно большой корабль был светской опорой японской миссии, и типично для их тесной связи, что исчезновение одного практически совпадет с крахом другого (10).

II

Упоминание в последнем разделе об участии иезуитов в торговле между Макао и Японией приводит к необходимости более подробно объяснить это уникальное сочетание Бога и мамоны. Для того, чтобы сделать это, ее следует рассматривать в надлежащем контексте как составную часть португальской межпортовой торговли в Азии. После решительного поражения их мусульманских конкурентов в первой четверти XVI в. португальцы доминировали (там, где они не занимали монопольного положения) в морской торговле в Азии на протяжении большей части столетия. Военно-морскому превосходству португальцев в значительной мере способствовал тот факт, что их потенциальные индийские, китайские и японские соперники по различным причинам сосредоточили свое внимание на внутренних делах; а морские народы Индонезии еще не достигли достаточного прогресса в технике судостроения, чтобы представлять серьезную угрозу для ферингов. Таким образом, большие корабли могли курсировать по Индийскому океану и Китайскому морю, не сталкиваясь с вызовом со стороны арабских дау, малайских прау или китайско-японских джонок, и, следовательно, пользовались большим спросом в качестве безопасных перевозчиков ценного груза из Желтого моря в Персидский залив. Если в некоторых районах они сами занимались пиратством, то, по крайней мере, мешали другим разбойничать на море; и хотя у Pax Lusitanica была и обратная сторона, он, несомненно, способствовал развитию торговой техники и процветанию в этой части земного шара.

Из всех аспектов межпортовой торговли Португальской Азии XVI века лишь немногие более интересны, и ни один не был более процветающим, чем торговля между Индией, Китаем и Японией, которая была воплощена в ежегодном плавании большого корабля из Золотого Гоа (Goa Dourado) в Макао и Длинный мыс, как буквально переводится название Нагасаки. Классическим описанием этого плавания, когда оно находилось в своем зените в последней четверти века, является рассказ английского купца-авантюриста Ральфа Фитча, посетившего Ост-Индию в 1585-1591 гг., который можно прочитать на страницах Хаклюйта и Пёрчаса.

Когда португальцы отправляются из Макао в Китай в Японию, они берут с собой много белого шёлка, золота, мускуса и фарфора; а оттуда они не привозят ничего, кроме серебра. У них есть большая каррака, которая ходит туда каждый год, и она привозит оттуда каждый год свыше 600.000 крузаду [дукатов]; и все это — японское серебро, и еще 200.000 крузаду серебром, которое они привозят ежегодно из Индии, они используют к своей огромной выгоде в Китае; и они привозят оттуда золото, мускус, шелк, медь, фарфор и много других очень дорогих и позолоченных вещей.

Должность капитана этой ежегодно курсировавшей карраки вначале даровалась в качестве награды (а затем продавалась) короной достойному или богатому фидалгу. Помимо других очевидных преимуществ, этот капитан рейса в Китай и Японию, как его высокопарно титуловали, исполнял обязанности губернатора Макао во время пребывания его корабля в этом порту в течение десяти или одиннадцати месяцев. Как в Китае, так и в Японии он был высшим представителем португальской власти по отношению к местным чиновникам. В дополнение к своим собственным финансовым вложениям в плавание он, по-видимому, получал десять процентов от стоимости перевозки той части груза, которая состояла из шелка, и была как раз самой ценной и громоздкой. Он также был наделен обширными исполнительными и судебными полномочиями над всеми своими соотечественниками в Китайском море и на побережье Китая. Благодаря этим прерогативам, привилегиям и побочным доходам он находился в завидном положении, имея возможность сколотить состояние за одно плавание, как это сделали несколько капитанов из Компании Джона, торговавших в Кантоне два столетия спустя (Компания Джона — неформальное название Британской Ост-Индской торговой компании, существовавшей с 1600 по 1874 гг. и обладавшей монопольными правами на торговлю с Востоком. В 1711 г. компания основала торговое представительство в китайском городе Кантоне. — Aspar). Неудивительно, что Валиньяно язвительно писал о людях, которые ворчали из-за денег, потраченных иезуитами на служение Богу, когда фидалгу, который провел в Индии всего полдюжины лет, достаточно часто просто впустую проводя время и развлекаясь, получал в награду право на совершение плавания в Японию, которое приносило ему чистую прибыль в размере 50 000 дукатов! (11)

Краткий отчет правдивого Ральфа Фитча о торговле между Макао и Нагасаки в 1590 г., хотя и точный в общих чертах, требует более подробного разъяснения, чтобы понять, почему и для чего в нем участвовали иезуиты. В этой связи следует помнить, что на фактическую португальскую монополию этой самой богатой из всех межпортовых торговых операций оказали влияние два основных фактора. Во-первых, это политическая напряженность между Китаем эпохи династии Мин и Японией периода Адзути-Момояма, которая сделала невозможной прямую официальную торговлю между двумя империями; во-вторых, различное (и колеблющееся) соотношение стоимости золота и серебра, которое существовало в Китае, Японии и Иберийской колониальной империи. Более подробное освещение этого вопроса содержится в анонимном испанском докладе о межпортовой торговле португальцев в Азии. Его автор посетил Японию, Гоа и Макао и писал, основываясь на личных наблюдениях за товарами и ценами, в том виде, в каком он застал их на рубеже XVI в.

Когда большой корабль отплывал из Гоа в апреле или мае, направляясь в Макао и Нагасаки, главными составляющими его груза были: 200.000 или 300.000 серебряных монет; слоновая кость; шелковые ткани; сто пятьдесят или двести бочек вина; оливки и оливковое масло для португальцев из Макао, а также всякая всячина меньшей стоимости. Анонимный испанец был поражен дешевизной европейских продуктов в Макао, так как вино там стоило почти так же дешево, как и в Лиссабоне. Португальцы говорят, что они заинтересованы только в том, чтобы вложить свой капитал в Китае, потому что именно от инвестиций они получают свою прибыль. Один только португалец, добавляет он, вкладывал более миллиона крузадо ежегодно в покупку китайских товаров в Кантоне для продажи в Японии и Индии. Основная часть этого капитала происходила не из Гоа, как видно из скудного списка, а из японского серебра.

В этом же отчете перечислены восемнадцать основных товаров, которые португальцы покупали в Китае для продажи в Японии, с указанием их себестоимости и отпускных цен, и именно они показывают, куда уходили деньги. Автор объясняет, что все серебро из Японии, Индии и Европы поступало в Китай, но не выходило оттуда, так как китайцы никогда не расплачивались за свои покупки монетами, а только товарами. Цены, которые он приводит, следует понимать в этом смысле, так как используемый денежный стандарт выражался в таэлях, mace, condorins и наличных деньгах, только последние из которых существовали в виде монет, будучи мелкой монетой из недрагоценных металлов. Таэль (китайский лианг) представлял собой китайскую денежно-весовую и счетную единицу и теоретически подразделялся на 10 mace, или 100 condorins, или 1000 наличных монет. Для расчетных целей 1 таэль обычно приравнивали к 7 1/2 серебряным таньгам, индо-португальской серебряной монете, пять которых составляли 1 крузадо; но в Японии, согласно грамматике падре Жуана Родригеша от 1604 года, он считался эквивалентом крузадо. Остается надеяться, что читатель не слишком запутается, если ему напомнить, что таэль также был торговым названием китайской унции; 16 таэлей составляли 1 катти (или кин), а 100 катти — пикуль, который в настоящее время считается равным 133 1/2 полновесных фунтов (61,1999 кг). Имея это в виду, прошу читателя набрать в грудь побольше воздуха и проследовать за испанским гидом XVI в. в дебри таэлей, катти и пикулей, всех этих яванских или малайских терминов.

Основные товары, приобретаемые португальцами в Кантоне для погрузки на Большой корабль в Макао по пути в Нагасаки, были следующими. 500 или 600 пикулей белой шелковой нити, стоимостью 80 таэлей за пикуль в Кантоне для сбыта в Макао; они продавались в Японии за 140-150 таэлей. 400 или 500 пикулей цветных шелковых тканей, стоимостью от 40 до 140 таэлей, в зависимости от качества; они продавались в Японии по цене от 100 до 400 таэлей за пикуль соответственно. От 1700 до 2000 тюков окрашенных шелков, которые также продавались в Нагасаки по цене, в два-три раза превышающей их закупочную цену в Кантоне и Макао. 3000-4000 таэлей неочищенного золота, стоимостью чуть менее 5 таэлей каждый в Кантоне, который продавался за чуть более 7 таэлей каждый в Нагасаки. Очищенное золото приравнивалось по стоимости к 6 таэлям 6 mace за таэль (единицу веса) в Кантоне, и продавалось за 8 таэлей 3 mace за таэль в Нагасаки.

Нет необходимости злоупотреблять терпением читателя, приводя еще больше этих цифр. Достаточно знать, что практически все остальные перечисленные товары имеют лаконичное обозначение doblase el dinero после их цены; (те, которые продавались не вдвое дороже их закупочной цены, обычно стоили в три или четыре раза дороже). К этим другим товарам относились: хлопчатобумажная ткань и текстиль различных видов, ртуть, румяна (которые высоко ценили японские женщины), свинец, олово, ревень, самшит, сахар и, что довольно удивительно, около 2000 тюков фарфора. Большинство других товаров экспортировалось в довольно скромном масштабе, но даже ревень приносил двойную прибыль (12).

Обратный груз большого корабля из Нагасаки состоял, главным образом, из серебряных слитков. Основная часть этих слитков инвестировалась в Кантоне в покупку шелковой нити и других товаров, перечисленных выше, которые затем перепродавались с прибылью в Японии; и так далее по очереди. Однако часть этих китайских товаров реэкспортировалась в Индию, откуда некоторые товары, такие как камфара, лакированная мебель и некоторую часть шелков и фарфора доставляли из Гоа в Европу. По словам испанского информатора, только на золотых слитках прибыль в размере 80 или 90 % была не редкостью в Индии, не считая значительного их количества, которое ввозилось контрабандой.

Совокупность таможенных пошлин, налогов и сборов, которые большой корабль должен был уплачивать в ходе своего плавания в Японию и обратно, была обременительна только на португальской территории. В Гоа со всего импорта и экспорта взималась пошлина в 8,5 %, а в Малакке — еще 7,5 %, хотя (примерно после 1570 г.) китайская каракка редко останавливалась там или выгружала свой обратный груз. Если большой корабль был достаточно неблагоразумным, чтобы совершить заход в Коломбо, местный капитан требовал уплату 2000 или 3000 крузадо в качестве (очевидно) несанкционированной контрибуции на содержание цейлонского гарнизона. В Макао португальцы должны были платить пошлину с каждого судна таможенным чиновникам Кантона; но оценка груза корабля производилась теперь особым образом, и платеж, как правило, можно было сделать совсем пустячным путем разумного подкупа. В Японии налог на якорную стоянку в размере 1000 дукатов первоначально уплачивался в Нагасаки в пользу местных иезуитов по инициативе Омуры; но я не уверен, что представители Хидэёси получали эту сумму после захвата порта Тайко. В любом случае, местный даймё, а затем Хидэёси и Иэясу рассчитывали на получение ценных подарков. На самом деле эти налоги носили весьма незначительный характер; а прибыль, получаемая от карраки в Макао, конкурировала только с доходами ее более знаменитого современника, Манильского галеона.

Одной из основных статей торговли, привозимых большим кораблем в Нагасаки, было золото, хотя этот драгоценный металл когда-то экспортировался из Японии в Китай в период Асикага. В XVI в. в различных частях Японии были открыты и разрабатывались новые золотые и серебряные рудники, наиболее известными из них были рудники в провинциях Кай, Идзу, Ивами и на острове Садо. Однако главным образом Япония вызывала интерес как европейских, так и китайских торговцев в качестве потенциального Потоси (Потоси — город в совр.Боливии, где находились знаменитые серебряные рудники, являвшиеся одним из источников богатств испанской короны. — Aspar). Золото упоминается как один из самых желанных продуктов, привозимых таинственными горес в Малакку во времена Албукерки; но когда Япония была официально открыта тридцатью годами позже, то она прославилась именно как Ilhas Argentarias, или Ilhas Platerias (Серебряные острова). Франциск Ксаверий упоминает о них в этой связи уже в 1552 г., а Луис де Камоэнс пел в своих Лузиадах: Iapao, onde nage a prata fina (И серебром, блестящим столь чудесно, Нам издавна Япония известна (Лузиады, Х, 131) — Aspar). Эта тема сложная, поскольку местные даймё зачастую скрывали надежную информацию об объеме добычи на японских рудниках, несомненно, опасаясь привлекать нежелательное внимание Нобунаги и Хидэёси к этому источнику дохода. Оба этих властелина следовали сознательной политике накопления золота и были далеки от щепетильности в методах, которые они использовали для его сбора. Нобунага был первопроходцем в этом отношении и ввел в обращение плоскую овальную золотую монету, известную под названием обан. В любом случае, примерно к 1570 г. разное соотношение стоимости золота и серебра в Китае и Японии сделало выгодным отправку серебра из Японии в Китай и приобретение золота (13).