Христианский век в Японии (1549-1650). Перевод книги Ч.Р. Боксера. Глава 4. Иезуиты и монахи

С другой стороны, если Хидэёси был серьезно обеспокоен лояльностью христианских даймё, очень странно, что он ограничил свои действия высылкой Такаямы, и не только позволил остальным остаться не потревоженными, но даже перевел некоторых из самых пылких в новой вере (Куроду и Кониси) в округа на западе Кюсю, где они находились в более благоприятном положении для оказания помощи иезуитам, чем где-либо еще в Японии. При этом он не обратил никакого внимания на обращение в христианство жены Хосокавы Тадаоки, Грации, которое произошло в это время и не могло надолго оставаться в тайне. Из почти двухсот пятидесяти иезуитских церковных учреждений только шестьдесят были фактически разрушены. Большинство остальных вернулись в практическое, но ненавязчивое использование в течение следующего десятилетия (9).

Снисходительность или безразличие Хидэёси к этому систематическому нарушению его указа, изданного в день Св.Иакова, на этом не закончились. Когда он услышал, что его старый знакомый, достопочтенный японский брат Лореншу, не отплыл на Большом корабле, он просто пожал плечами и заметил, что не видит ничего дурного в том, чтобы ветеран провел остаток своих дней в Японии. Когда эмиссар капитан-майора в 1588 г. сообщил ему, что отец Алессандро Валиньяно в качестве посланника от вице-короля в Гоа ожидает его разрешения в Макао, прежде чем вернуться в Японию с четырьмя молодыми самураями с Кюсю, которые отправились в Рим в 1583 г., регент сразу же ответил, что более чем рад возвращению Валиньяно в его дипломатическом (в отличие от его церковного) качестве. Более того, позже он официально разрешил иезуитам оставить человек десять из их числа в Нагасаки в качестве посредников и переводчиков. В этом, возможно, и заключается суть дела; но способ, благодаря которому мамона оказала свою своевременную помощь, лучше всего изложить собственными словами Валиньяно в его Addiciones 1592 г.

Объяснив, что иезуиты часто выступали посредниками при покупке китайского золота и шелка из груза карраки японскими вельможами, Валиньяно добавляет: Из-за этого Большого корабля и того, что мы оказываем им эти скромные услуги, они впали в самообман, и почти все убеждены, что если бы падре не было здесь, японцы не смогли бы иметь дело с португальцами, — мнение, которое немаловажно для нас в данный момент. Поскольку этот вопрос иногда выносился на рассмотрение перед кампаку и буго или губернаторами, которых они послали в этот порт в прошлом году [1591], эти последние, хотя они были нашими врагами и доставляли нам немало хлопот, потому что они хотели добиться от португальцев невозможного, все же были убеждены, что в Японии невозможно вести никакую торговлю с португальцами, если бы падре не действовали в качестве посредников.

Получив охранную грамоту от Хидэёси, Валиньяно решил рискнуть и отправиться в Японию. Он высадился в Нагасаки в июле 1590 г. вместе с четырьмя возвратившимися посланниками от даймё Кюсю к папе и великолепным набором подарков из Рима, Лиссабона, Золотого Гоа и других частей Великолепного Востока, которые тогда находились во власти португальцев. После некоторых предварительных недоразумений и задержек Валиньяно отправился в столицу с великолепной свитой, и даже негры-рабы были одеты в бархатные ливреи и носили золотые цепи. Хидэёси устроил торжественную встречу посланнику во дворце Юраку в Киото (3 марта 1591 г.). Его любезность с различными членами посольства во время последующего званого обеда напомнила его дружеское отношение в замке в Осаке в 1586 г. В ходе конфиденциальной беседы он совершенно ясно дал понять, что готов закрыть глаза на неисполнение своих антихристианских указов, при условии, что иезуиты продолжат вести себя скромно и осмотрительно и не будут потворствовать никаким антибуддистским или иконоборческим деяниям. Благодаря образцовому такту Валиньяно, подкрепленному исключительными лингвистическими способностями португальского иезуита Жуана Родригеша по прозвищу Тгуззу или переводчик, чтобы отличить его от других одноименных коллег, все выглядело так же весело, как и общеизвестный звон свадебных колоколов.

Таким образом, философское колесо Валиньяно снова совершило полный оборот через четыре коротких года после официального указа о полном изгнании иезуитов в 1587 г., когда община из более чем 200 000 новообращенных увеличивалась с каждым днем, и Хидэёси нарушил свой собственный запрет, прогуливаясь по позолоченным залам дворца Юраку в португальской одежде и с четками в руках. Но колесо снова повернулось, и катастрофа вновь обрушился на миссию в тот самый момент, когда ее барометр показывал ясно. На этот раз удар был не таким непредвиденным, как удар молнии в день Св.Иакова 1587 г., поскольку он обрушился с той стороны, куда уже давно настороженно всматривался Валиньяно, но чтобы понять его происхождение, необходимо рассмотреть деятельность монахов с Филиппин (10).

II

Одной из прописных истин в истории является то, что нет более ожесточенных распрей, чем те порожденные odium theologicum, которая кажется неотделимой от всех доктринальных споров, и не в последнюю очередь в таких религиях, как христианство и буддизм, которые теоретически делают такой упор на мир и добрую волю. Репутация христианской Церкви в этом отношении даже мрачнее, чем у последователей Просветленного (т.е. Будды, как переводится его имя с санскрита. — Aspar), и взаимная клевета, до которой опустились соперничавшие католические ордена на Дальнем Востоке, была одной из главных причин относительного провала их китайской и японской миссий. Как заметил профессор Мёрдок: Суть дела заключается в том, что с 1594 по 1614 год между иезуитами и францисканцами в Японии шла острейшая вражда, не доходившая разве что до кровопролития, как в Парагвае несколько лет спустя. Никакой церковной историзации не хватит, чтобы скрыть эту правду от любого, кто удосужится потратить некоторое время на изучение соответствующих писем, отправленных конкурирующими Орденом и Обществом в их соответствующие штаб-квартиры.

Я не совсем уверен, кого имел в виду профессор Мердок, когда использовал термин церковная историзация, поскольку первоначальные участники этих неблаговидных споров делали не больше попыток скрыть то, что они считали истиной, чем иезуитские и доминиканские противники в столь же ожесточенной распре из-за китайских обрядов, которые сотрясали католическую Церковь на протяжении следующего столетия. Напротив, прямота и откровенные высказывания их соответствующих представителей не оставляют ни малейшего сомнения в их искренности, независимо от того, что думают о мотивах (часто достаточно ничтожных), которые вдохновляли эти вспышки зависти, ненависти, злобы и безжалостности. Frailes idiotas (безумные монахи) — таков был оскорбительный термин, который употребляли иезуиты задолго до того, как он стал боевым кличем антиклерикально настроенных испанцев в XIX веке. В какой степени этот презрительный эпитет был оправдан, читатель отчетов Валиньяно и Серкейры, кратко изложенных на следующих страницах, может решить сам, сравнив их с францисканскими версиями, приведенными в Приложении III (11).

Энергичный итальянский иезуит Валиньяно никогда не заботился о том, чтобы смягчать свои слова, и со времени своего первого приезда в Японию выражал недоверие к возможным осложнениям, связанным с присутствием испанских монахов на Филиппинах. Читателю, вероятно, не нужно напоминать о том, что в этот период Испания и Португалия только что (1580) были объединены в двойную монархию (по образцу Англии и Шотландии в 1603 г.) под скипетром короля Филиппа II. Одним из четко выраженных условий этой унии было то, что две колониальные империи должны и впредь управляться раздельно и полностью независимо друг от друга, как до сих пор. Более того, привилегия португальского падроадо или религиозного покровительства на Востоке, проистекавшая из ряда папских бреве и булл, торжественно подтверждающих право короны Португалии на исключительный надзор за миссионерской деятельностью в Азии, также была официально признана испанским монархом.

Однако его старшие подданные не проявляли такого же благодушного отношения к исключительным правам своих новых собратьев-вассалов; и церковные и светские власти в Маниле (за единственным исключением иезуитов) единодушно отказались признать обоснованность притязаний португальской короны на осуществление ее падроадо к востоку от Малакки. Вскоре после упрочения испанского завоевания Лусона после поражения Лимахона в 1575 г. (Лимахон (Лим Хонг или Лим Фенг) — китайский пират и военачальник, атаковавший в 1574 г. Манилу, а в 1575 г. — Пангасинан, но оба раза разгромленный испанцами. — Aspar) монашеские ордена, обосновавшиеся в Маниле, предприняли несколько попыток закрепиться в провинциях Фукиен и Гуандун на материковой части Китая, которые были однозначно признаны папством как находившиеся под духовной юрисдикцией португальского епископа Китая и Японии со штаб-квартирой в Макао. Все эти попытки закончились неудачей из-за непримиримости Китая, но они показали, что монахи не обращали никакого внимания на притязания португальского падроадо там, где они вступали в конфликт с притязаниями параллельного патроназго испанской короны на Филиппинах и в странах, граничащих с Китайским морем (12).

Поэтому у Валиньяно были веские основания ожидать, что в конечном итоге испанцы переключат свои усилия с Китая на Японию; тем более, что эта церковная рознь обострилась из-за политического и экономического лузо-испанского соперничества, вызванного естественной неприязнью кастильцев к португальцам из Макао, монополизировавшим баснословно прибыльную китайско-японской торговлей. Поскольку Бог и мамона, представленные соответственно иезуитами и Большим кораблем, работали рука об руку в Нагасаки, было очевидно, что монахам также придется действовать через торговцев в Маниле или вместе с ними, чтобы заполучить удовлетворительный плацдарм в Японии. Следовательно, торговцы и священники обеих стран стояли плечом к плечу: португальцы и иезуиты в своих усилиях по предотвращению вторжения испанцев и монахов, в то время как конкистадоры и монахи были не менее едины в своей решимости попасть туда. Таким образом, налицо были все предпосылки для лобового столкновения португальских и испанских интересов. Именно с целью предотвращения такого удара с его неизбежными неблагоприятными последствиями для миссии иезуитов в Японии Валиньяно посвятил целую главу в своей книге Sumario 1583 г. доказательству, Почему другие религиозные ордена не следует допускать в Японию (13).

Он начал свое обвинительное заключение с указания на то, что одной из главных причин успеха иезуитов было недовольство многих японцев многочисленными раскольническими сектами, на которые имел тенденцию распадаться буддизм, тогда как единообразие учения иезуитов само по себе производило на них впечатление как свидетельство его божественного происхождения. Это впечатление было бы уничтожено, если бы монахи приехали в Японию, так как разнообразие в одежде и привычках различных религиозных орденов привело бы японцев к убеждению, что христианство, как и буддизм, хотя номинально признавало верховного бога и один священный текст, в действительности состояло из множества разных подсект.

Во-вторых, японская христианская община была новым и хрупким саженцем, который нуждался в самом тщательном уходе и единообразном обучении, не только в религиозном, но и в светском наставлении, потому что у них нет и не может быть никаких книг, кроме тех, которые мы даем им. Это единообразие доктринального обучения исчезло бы, если бы в Японию были допущены монахи, так как они могли бы давать отпущение грехов в тех случаях, когда иезуиты откажут в нем, или наоборот — и если подобные противоречия возникали среди членов ранней Церкви, где царила такая святость и доктрина, столь близкой к верховному понтифику ... можно легко представить, что произойдет здесь, в Японии, стране столь отдаленной и изолированной.

Предыдущий опыт работы в Португальской Азии слишком ясно показал, что допуск монахов на миссионерское поприще в Японии неизбежно приведет к ожесточенным спорам между ними и иезуитами, так как все нищенствующие ордена, будь то из-за чистого рвения или по какой-то другой причине, обязательно объединяли свои силы против иезуитов в Индии. Ситуация была бы еще хуже в Японии, где не было ни вице-короля, ни архиепископа, который мог бы вмешаться в качестве сдерживающей власти, как в Гоа.

Визитатор-иезуит также отметил, что японские манеры и обычаи настолько противоречат европейским, что вновь прибывшие неизбежно совершат многие из ошибок, которых иезуиты научились избегать только благодаря горькому опыту, тем самым повредив или разрушив дело рук последних. Япония — не та страна, которой могут управлять иностранцы, поскольку японцы не настолько слабы и не настолько глупы, чтобы допустить это, а король Испании не имеет и не может иметь здесь никакой власти или юрисдикции. Поэтому нет другого выбора, кроме как полагаться на обучение местных жителей основам веры, чтобы впоследствии предоставить им самим управлять своими церквями. Для этого достаточно одного религиозного ордена ... и это неопровержимо подтверждается большими трудностями, с которыми мы столкнулись, объединяя сердца наших людей с сердцами японцев, а их сердца — с нашими из-за взаимного противоречия наших соответствующих национальных обычаев, и той причины, что они так решительно настроены ни в одном пункте не приспосабливаться к нашим обычаям, но, наоборот, мы должны приспособиться к их путям во всем. Это очень трудно для нас, но если бы мы этого не сделали, мы бы потеряли лицо и вообще ничего не добились. Валиньяно, очевидно, считал, что монахи из Филиппин и Мексики, которые привыкли использовать конкистадорские методы обращения в христианство со своими полудикими ацтекскими и филиппинскими неофитами, не пойдут на компромисс с японскими социальными обычаями так, как это сделали более гибкие и умные иезуиты.

Валиньяно также указал, что, если монахи прибудут в Японию, они сделают это либо в большом, либо в малом количестве. В последнем случае их будет слишком мало, чтобы принести какую-либо практическую пользу; в первом, откуда, уместно спрашивал он, они будут получать финансовую поддержку? Он опровергает представление о том, что нищенствующие ордена должны существовать за счет местной благотворительности, поскольку Япония была бедной страной; их попытки просить подаяние лишь добавят веса любимому обвинению бонз, что европейские миссионеры в действительности приезжали в Японию с целью паразитировать на ее жителях, под предлогом прозелитизма. Иезуиты и так едва сводили концы с концами, и ни от короля, ни от папы не приходилось ожидать, что они выделят огромные дополнительные суммы на содержание монахов.

Его последний довод является самым интересным из всех, и, учитывая последующее развитие событий, он, безусловно, имеет пророческое звучание. До сих пор многие японские сеньоры испытывали большой страх, что мы [иезуиты] замышляем какое-то зло в Японии, и что, если они позволят обращение в христианство в своих владениях, мы могли бы впоследствии использовать новообращенных, чтобы поднять восстание от имени [испанского] короля, который поддерживает нас, потому что они не могут понять, зачем эти монархи тратят такие огромные суммы на миссионерскую деятельность, если не с конечной целью захвата их земель. Несколько сеньоров говорили нам об этом открыто много раз, потому что это — одно из основных обвинений бонз против нас. И теперь, когда они знают, что королевства Испании и Португалии объединились, это существующее подозрение значительно усилится с появлением нового иностранного духовенства, и с легкостью может побудить их причинить некоторый вред местным христианам и нам самим.