Христианский век в Японии (1549-1650). Перевод книги Ч.Р. Боксера. Глава 4. Иезуиты и монахи

Глава IV

Иезуиты и монахи

Отец-визитатор Валиньяно в его часто цитируемом "Sumario" 1583 года нашел повод для морализаторских рассуждений о неисповедимых путях Бога к человеку, о чем свидетельствует краткий обзор распространения христианства в островной империи к этому времени. Ибо, сокрушался Валиньяно, вполне можно было ожидать, что на таком отдаленном, не затронутом внешними влияниями и совершенно чужом миссионерском поле "Господь Наш поможет нам, как Он помог ранней Церкви, наделив даром владения языками и совершения чудес, чтобы лучше побудить японцев принять нашу святую веру", но Бог в Своей божественной мудрости решил иначе. Более того, Он, по-видимому, "даже хотел разрушить то, над чем столь старательно трудились отцы", неоднократно делая так, что именно тогда, когда казалось, что все складывается удачно для миссии, на нее, как гром среди ясного неба, обрушивались бедствия и гонения и вызывали большое отступничество среди новообращенных. Валиньяно предположил, что Бог действовал таким образом, чтобы показать, что у Него есть не один метод спасения душ и для демонстрации того, что вера может не только процветать без чудес и сверхъестественных явлений, но и успешно существовать в условиях унижений и преследований. Напротив, когда отцы-иезуиты снова и снова видели, что все их усилия сводятся на нет, а миссия находится на грани краха без малейшей перспективы, с человеческой точки зрения, на успешный исход, затем, с равной внезапностью и без видимой причины, гонения прекращались, обращения вновь становились массовыми, а все прежние потери более чем восполнялись.

Великий итальянский иезуит продолжал доказывать свой аргумент на конкретных примерах. Он рассказывает об обращении Омуры Сумитады, который сразу же после своего крещения принялся со всем рвением неофита сжигать идолов и разрушать храмы, что вызвало бурную ответную реакцию у его вассалов, которые отстранили его от власти и вынудили вести жизнь преследуемого беглеца в течение трех лет. Затем, когда все казалось безвозвратно потерянным, и буддийские бонзы ликовали по поводу унижения иезуитов и их протеже как убедительной мести местных божеств, судьба снова повернулась лицом к иезуитам. "Бог дал такую силу падре, что они уничтожили и сожгли все монастыри и храмы бонз, и в течение нескольких месяцев обратили в христианство всех язычников этих земель, не оставив ни одного язычника или следа бонз, так что наш Закон и падре отныне приобрели бСльшую силу и престиж, чем были у них раньше".

Еще один поразительный пример представляли события в соседнем княжестве Арима, где старый даймё умер скоропостижной и мучительной смертью от рака (как считалось), договорившись о последнем визите к падре перед принятием крещения. Это неприятное событие привело к тому, что на протяжении следующих трех лет местные христиане и иезуиты подвергались гонениям, но когда Валиньяно прибыл в Японию, всё изменилось без видимой причины. Молодой даймё стал убеждённым новообращённым, и произошло массовое обращение его вассалов, сопровождавшееся разрушением буддийских святилищ. В другом месте, в Тоса, дружественный даймё отдал падре местные синтоистские и буддийские храмы, но вскоре после этого иезуиты были изгнаны оттуда народным восстанием. В Бунго, Отомо Сорин в зените своего могущества сжигал и разрушал храмы, после чего бонзы стали громко пророчествовать о мести богов, что произошло почти сразу в виде сокрушительного поражения Сорина от рук Симадзу Сацума. Нет необходимости продолжать рассказ Валиньяно о превратностях христианства на Кюсю, достаточно добавить, что его тезис был еще более поразительным образом подтвержден пять лет спустя резкой переменой взглядов со стороны Тоётоми Хидэёси (1).

Отношение Хидэёси к христианству часто становилось предметом обсуждений, но оно еще далеко не объяснено во многих частностях, и я не претендую на то, что у меня есть ключ к его загадочному поведению. Но, хотя есть серьезные сомнения относительно его мотивов, их не может быть в отношении последствий, к которым привели его явно своенравные действия. Искусный диктатор, который унаследовал положение и политику Нобунаги, вначале продолжал, как и его предшественник, благоприятно относиться к христианству. Некоторые из его самых доверенных сторонников, такие как Такаяма Юкон, Курода Ёсуи и Кониси Юкинага, были христианами, соблюдавшими все церковные обряды, тогда как другие, такие как Хосокава Тадаоки и Гамо Удзисато, были сочувствующими христианской вере. Обращение его придворного врача, Манасе Досана, которого многие считали одним из самых образованных людей своего времени, создало настоящую сенсацию и не вызвало недовольства у Хидэёси.

Если верить Валиньяно (а в его положении он явно знал о том, что писал), Хидэёси наказывал буддийских священников скорпионами, где его предшественник пускал в ход бичи (Аллюзия на фразу из Библии, приписываемую Ровоаму, сыну царя Соломона: "отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами" (3Цар 12:11). Скорпионом называлась плеть с металлическими крючками на концах. — Aspar). В 1592 году отец-визитатор заявил, что радикальные методы регента (кампаку) привели к такому упадку могущества буддийского духовенства, что во многих местах, где раньше было около ста монахов, тогда осталось всего четыре или пять. Хотя и не такой рьяный иконоборец с буддийскими образами, как Нобунага, Хидэёси время от времени не колеблясь уничтожал их. Когда буддийские священники из нового феода Такаямы в Акаси в Хариме обратились к кампаку за защитой своих храмов от ожидаемого иконоборчества этого христианского даймё, Хидэёси не только категорически отказался заступиться за них (несмотря на увещевания его супруги), но приказал сжечь вместо дров в Киото священные образа, которые они принесли с собой. Однажды, во время Страстной недели 1586 года, он нанес неформальный визит иезуитам в их церковь в Осаке, и, проведя сравнение между отцами-иезуитами и бонзами с их убеждениями в пользу первых, сказал председательствующему падре, что единственным, что мешало ему стать христианином здесь и сейчас, был запрет иметь много женщин: "и если вы не будете настаивать на этом, я также стану обращенным".

Учитывая все обстоятельства, вице-провинциал Гашпар Коэльо, который приехал засвидетельствовать почтение Хидэёси в замок Осака в мае 1586 года, не имел никаких оснований ожидать чего-либо иного, кроме благоприятного приема у фактического правителя Японии; хотя иезуиты выражали некоторые сомнения относительно того, окажется ли Хидэёси действительно приветливым, ввиду высокомерия, с которым он обычно обращался даже с могущественными даймё. Но прием Коэльо напомнил очень дружеские аудиенции, которые Нобунага дал иезуитам в Гифу и Адзути, как это видно из описания, приведенного в длинном и чрезвычайно интересном письме Фроиша от 17 октября 1586 года. Намеренная сдержанность некоторых отрывков в печатной версии этого послания (в издании "Картас" 1598 года) компенсирована неопубликованным письмом Валиньяно, хранящимся в иезуитском архиве в Риме.

Первая встреча Коэльо с Хидэёси состоялась 4 мая, в день Св. Моники, когда его сопровождали более тридцати человек, включая иезуитских падре, японских братьев и додзюку, а также несколько юных учеников из семинарии, основанной Валиньяно. Официальный прием проходил в комнате, украшенной росписью с изображением некоторых птиц и деревьев на фоне сусального золота — очевидно, фусума, нарисованной одним из мастеров школы Кано. После соблюдения всех формальностей Хидэёси сошел с помоста, на котором сидел, и сел (или, вернее, присел на пятки) возле Коэльо, с которым он говорил еще более откровенно и дружелюбно, чем когда-либо Нобунага с Валиньяно. Он смеялся и шутил о старых временах с Фроишем, который выполнял роль переводчика, и хвалил то бескорыстие, с которым иезуиты проделали столь долгий путь с единственной целью проповедовать Евангелие. Он рассказал им о своем намерении покорить Кюсю и привести непримиримого Симадзу из Сацумы к покорности. Он добавил, что его единственным честолюбивым желанием было оставить после себя великое имя, по этой причине он решил доверить управление Японией своему брату и пересечь море во главе огромного экспедиционного корпуса с целью завоевания Кореи и Китая. В связи с этим он хотел бы, чтобы падре от его имени зафрахтовал две большие португальские карраки, капитанов и экипажи которых он щедро вознаградит за службу под его знаменем. Он завершил эту удивительную беседу, сообщив иезуитам, что в случае успеха его кампании он построит церкви на всем протяжении Китая и прикажет населению массово обратиться в христианство.

И тут вице-провинциал совершил крайне непростительную ошибку — одну из тех ошибок в суждениях, которые Талейран охарактеризовал как худшие, чем преступление. Пренебрегая настоятельными приказами Валиньяно, запрещавшего какое-либо вмешательство миссионеров в местную политику, Коэльо не только согласился со всем, что сказал Хидэёси, но и пообещал, что он заручится поддержкой христианских даймё Кюсю против Сацума и Рюдзодзи Масаи. Более того, думая, что экспедиция в Китай никогда не осуществится, и что Хидэёси просто страдал манией величия, вице-провинциал пообещал кампаку, что он предоставит два португальских корабля, в дополнение к оказанию другой помощи из Португальской Индии, о которой Хидэёси никогда не просил. Последний заявил, что он восхищен готовностью Коэльо к сотрудничеству; но Валиньяно прокомментировал, что японский правитель, должно быть, подумал про себя, что "этот отец-провинциал — очень богат и влиятелен. Однажды он начнет войну против меня, как и настоятель Исияма Хонгвандзи против Нобунаги". Отомо и другие христианские даймё были ошеломлены, услышав о необдуманном поступке Коэльо, но он по-прежнему был убежден, что действовал правильно (2).

Затем Хидэёси показал Коэльо и его свите иезуитов и додзюку весь замок Осака, действуя в качестве чичероне так же, как Нобунага с Фроишем в Гифу восемнадцать лет назад. Действительно, годы должны были откатиться назад, насколько последний был обеспокоен, поскольку его письмо от октября 1586 года, рассказывающее о великолепии Осака-дзё, очень похоже на письмо июля 1569 года, в котором он так наивно и живо описывал чудеса Гифу. Так же, как это сделал Нобунага, Хидэёси провел группу своих гостей по крепости с этажа на этаж, собственноручно открывая все двери и окна, "как будто он был обычным хозяином дома", обращая внимание иезуитов на все, что он считал того заслуживающим: "Здесь вы видите эту комнату, полную золота, здесь — серебра, здесь — шелка и дамаска, здесь — одежд, здесь — мечей и богатого оружия". Неудивительно, что на иезуитов всё увиденное произвело большое впечатление, и они "взирали друг на друга в изумлении". Особо интимную подробность представляет наблюдение Фроиша, что "на всех этих этажах и лестницах перед Квамбаку-доно следовала богато одетая молодая девушка, которая несла на плече его меч и с которой он время от времени шутил".

С вершины донжона Хидэёси показал иезуитам великолепный вид на Осаку и окружающую местность, в то же время рассказав им о своем предполагаемом перераспределении феодальных владений на Кюсю между кланами Отомо, Сацума и Омура. Фроиш со всеми своими воспоминаниями о Гифу и Адзучи считал, что сады и внутренние покои замка Осака были самыми прекрасными из всех, которые он видел в Японии, и добавлял, что поведение Хидэёси было таким откровенным и дружелюбным на протяжении всей этой трехчасовой беседы, что "казалось несомненным, что он был совершенно откровенным с нами". Следуя примеру Хидэёси, его брат и вся феодальная знать, находившаяся тогда в Осаке, соперничали друг с другом в оказании льстивого внимания иезуитам, чей престиж достиг беспрецедентной высоты. Его супруга О-Яэ, хотя и ревностная буддистка и до сих пор склонная к враждебности по отношению к миссионерам, теперь показала себя крайне дружелюбной и милосердной.

Основная цель Коэльо при посещении кампаку заключалась в том, чтобы получить его официальное письменное согласие на три просьбы. Во-первых, разрешение проповедовать Евангелие во всех контролируемых им провинциях. Во-вторых, освободить иезуитов от преобладающих уличных и приходских обязанностей, автоматически налагавшихся на всех жителей в соответствии с японской муниципальной организацией, и от которых не было избавлено буддийское духовенство. Эти привилегии, по сути, были предоставлены Нобунагой и патентом сёгуна Асикага (сюиндзё) от апреля 1569 г., но либо утратили свою силу со смертью первого, либо они рассматривались как недействительные за пределами района Гокинай, которым они первоначально были ограничены. Во всяком случае, иезуиты стремились обеспечить себе сюиндзё Хидэёси, так как он контролировал большую часть Японии, чем когда-либо делал Нобунага, и они уговорили О-Яэ, которая в это время была в равной степени готова заступиться за буддистов или христиан, выступить в качестве посредника.

Хидэёси не только издал эти письма-патенты, что, естественно, поставило христианских миссионеров в более привилегированное положение, чем местное буддийское духовенство (в чем-то аналогичное положению английских протестантов в Португалии со времен Оливера Кромвеля до эпохи маркиза Помбала), но даже написал патент в более повелительных выражениях, чем его первоначально просили, и отправил копию вице-королю в Гоа в качестве доказательства его дружелюбного отношения к иностранцам. Коэльо завершил свою весьма успешную поездку в Осаку еще одним визитом с изъявлением признательности к кампаку, который проявил себя по этому случаю еще более милостивым и снисходительным, чем в первый раз (3).

В то время как обстоятельства в центральной Японии развивались в благоприятном направлении для христианства, то, что происходило на южном острове Кюсю, было столь же важно для иезуитов, поскольку само существование их миссии зависело от людей и денег, которые привозил "большой корабль" из Макао в Нагасаки. После сокрушительного разгрома Отомо Бунго кланом Симадзу из Сацумы в 1579 году борьба за гегемонию Кюсю переросла в противоборство между последним кланом и Рюдзодзи из Хизена. В течение некоторого времени его результат был неопределенным, но, наконец, был решен в пользу Сацума в результате решительной битвы при Симабаре (24 апреля 1584 г.), которая привела к поражению и смерти Рюдзодзи Таканобу. Победоносная армия после этого установила свое господство над владениями их мелких христианских союзников Аримы и Омуры, оккупировав Нагасаки, где они вызывали у иезуитов немалое беспокойство и раздражение. Оккупация Нагасаки войсками клана Симадзу, несомненно, была главной причиной, по которой "большой корабль", которым командовал Домингуш Монтейро, в 1586 году отправился в Хирадо, а не в Нагасаки, несмотря на просьбы иезуитов, которые тщетно пытались убедить капитан-майора посетить один из портов Омуры.

Тем временем Симадзу Ёсихиса решил завершить свое покорение Кюсю, захватив Бунго, который был быстро доведен до такого отчаянного положения, что старый Отомо Сорин отправился в Осаку, чтобы просить о вмешательстве Хидэёси, прибыв в штаб-квартиру кампаку примерно в то время, когда последний пировал с Коэльо. Излишне говорить, что регент уже решил вмешаться и приказал Мори и Сэнгоку немедленно оказать помощь подвергавшемуся жесткому давлению Отомо, а сам он выступил в поход на Кюсю с экспедиционным корпусом из 130 000 человек в начале 1587 года. Симадзу не счел постыдным отступить перед лицом таких превосходящих сил, и поэтому его самураи ушли из Нагасаки и других завоеванных округов в западной части Кюсю, отойдя к Кагосиме, где дали последний, но неудачный бой (4).